Читать книгу Черные сказки - Майк Гелприн, Александр Матюхин, Алексей Жарков - Страница 4

Оля

Ее называли Олей, и ей часто снилось море. Плотное, теплое, изумрудное.

Денис шутил:

– Ты у меня русалка, как в городской сказке, которая должна убивать мужчин, но влюбилась и передумала!

Он искренне думал, что влюблен. А ей давно перестали нравиться его объятия, сигаретный запах изо рта, сухие губы, выпирающий живот. Она ненавидела музыку, которую он слушал, фильмы, которые он смотрел, рваные джинсы и растянутые футболки. Оля мечтала вырваться из душной съемной квартиры и мчаться, мчаться, чтобы никто и никогда не догнал.

Например, к морю.

Но ничего не получалось, потому что сложно, знаете ли, сбежать, когда нижняя половина тела – это рыбий хвост.

С утра Денис набирал полную ванну и переносил Олю из постели в воду. Осторожно обтирал губкой. Заботился. Оля плескала хвостом, разминая затекшие мышцы. Пила кофе. Ела тосты с джемом. Слушала радио в наушниках, прикрыв глаза.

Когда Денис уходил, она долго лежала под водой, представляя, что спряталась от мира в глубокой темной расщелине где-то на дне моря. Она слышала шум смываемой воды, шарканье тапок, приглушенную музыку, бормотание чьего-то телевизора. Слышала, как люди разговаривают по телефонам, вызывают лифт. Кто-то ругался. Кто-то занимался сексом – иногда и не по одному разу.

Ближе к обеду Оля выбиралась из ванной и ползла в кухню. Хвост тяжелел, оставлял на полу влажные и склизкие следы. Оля не любила ползать, она хотела, чтобы ее носили на руках.

Мир за окном кухни казался чем-то фантастическим. Мир, где у людей есть ноги. Мир, где люди смеются, поют, мечтают, путешествуют. Мир без ограничений.

В обеденный перерыв звонил Денис. Смеялся, покашливал, спрашивал про «как дела». У него был маслянистый грубый голос, как у всякого работяги, сутками напролет курящего дешевые сигареты, ругающегося матом, вдыхающего соленый морской воздух. Раньше Оле нравился голос Дениса, теперь он ее раздражал. Она уже знала, что лучше всего ставить разговор на громкую связь и просто слушать.

– Люблю тебя! – говорил он в самом начале отношений.

А Оля думала, как ответить: «Я тебя тоже»; «Взаимно»; «Спасибо».

– Угу…

Она отключала связь и вновь смотрела в окно.

Серая зима, густо наполненная ветром, запахом морской соли, мишурой бесконечных снегопадов, отступила месяц назад, и сейчас на улице было ярко, солнечно, хорошо. По тротуару мчались на самокатах, ходили с колясками, останавливались, чтобы поболтать под свежими изумрудными листьями. Оле тоже хотелось на улицу, прогуляться, но это же смешно и нелепо, потому что русалки не гуляют, даже в мечтах.

И еще у нее была другая задача. Тайный зов. Инстинкт.

Она находила взглядом подходящего человека. Мужчину. Иногда красивого, иногда все равно какого. Чтобы он не торопился, а задержался внизу, под окнами. Она должна была уловить его запах, определить – дешевый одеколон, кофе в забегаловке, пиво, грязная рубашка и давно не стиранные трусы, а значит, одинок, значит, можно, – и тогда, открыв окно, позвать его.

Мужчины всегда откликались на зов. Этот тоже. Высокий, излишне худой, скуластый, чуть лысоватый, но чем-то неуловимо привлекательный. Оля, поймав его взгляд, улыбнулась, поманила тонким пальцем. Он, конечно, видел только верхнюю половину ее тела, влюблялся мгновенно (мужчины и влюблялись всегда) и шел к окнам, не отводя глаз.

– Зайдешь? Второй подъезд. Сорок шесть на домофоне. Тебе туда.

Она не церемонилась. За полгода вошло в привычку. Закрыла окно, поползла к входной двери, стала ждать звонка.

Все они поднимались на третий этаж стремительно. Она чувствовала биение их сердец даже через дверь. Открывала. Ловила секундный ужас в глазах, ухмылялась, небрежно шевелила плечом, приглашая войти. Никто никогда не упрямился. Мужчина переступал через порог и с этого момента оказывался полностью в ее власти.

Оля поползла в гостиную, по пути стягивая через голову футболку. Диван был разложен и застелен заранее. Худой незнакомец жадно шел следом, тоже раздеваясь – торопливо и небрежно, с хрустом вскрывая молнию на джинсах.

– Давай, милый. Не знаешь, как примоститься? Сейчас покажу. Да, дорогой, не очевидно. Двигайся неторопливо, мне нужно успеть почувствовать. Да, милый, нежнее. Я же говорю, не нужно торопиться. Вот так. Меняем позу. Давай еще раз. Не беспокойся, все будет хорошо. И еще раз. Знаешь, а ты неплох. Хочешь перекурить? Нам нужно вернуться к процедуре еще два раза, чтобы наверняка. Знаешь, как я устала верить в это «наверняка»? Милый, давай. Дорогой, ты хорош. Быстрее. Теперь можно быстрее. Ты сладко пахнешь. Ты прекрасен. Да, милый. Прекрасен.

Он ушел сразу же, как все закончилось: растерянный, ничего не понимающий. В его взгляде все еще не угасло желание, но память уже услужливо рассыпалась на песчинки, потому что ни один человеческий мозг не мог удержать в себе воспоминаний о произошедшем. Мужчина сошел бы с ума, если хотя бы на минуту позволил себе освежить в памяти подробности.

Оля лежала на диване, расслабленная и удовлетворенная, обтирала тело влажными салфетками с запахом лаванды и крапивы. Потом перемещалась в ванную комнату и погружалась в теплую воду с головой.

Сквозь приоткрытые губы сочилась вода, жабры фильтровали кислород. Где-то внизу живота, на границе человеческого и рыбьего, зарождалась приятная долгожданная боль.

Оля закрыла глаза, ей снова снилось море. Но сон наслаивался на другой – пыльная дорога, по которой русалка вышагивает на красивых женских ножках. Обязательно босая и стопроцентно счастливая.

Оксюморон.

Денис

Признаться, той ночью в начале осени он хотел выйти в море на лодке в одиночку, отплыть как можно дальше, привязать к ногам металлический кусок арматуры и спрыгнуть в воду. К утру течение отнесло бы лодку на восток, и его искали бы как минимум неделю. Возможно, никогда бы не нашли. Здорово, правда? Навечно остаться под толщей воды, разглядывая пустыми глазницами проплывающих рыбешек, выглядывая в темноте знакомый образ.

К этой мысли Денис шел долго, с момента, как по-настоящему осознал, что жена умерла. Проснулся от этой мысли в пустой квартире, на разложенном в гостиной диване, пялясь в потолок. В голове крутилось: это навсегда. Милой, доброй, любимой Оли больше не будет. Пустая спальня так и останется пустой. Не с кем лежать на кровати и смотреть телевизор. Не с кем ужинать, пить пиво, обсуждать многочисленных соседей, друзей и коллег по работе.

Она утонула (какая ирония!), потому что в этом небольшом промышленном городке шестьдесят процентов смертей связаны с водой. Статистика беспощадна.

Когда Оля умерла, Денис находился в море. Сложно было найти момент в серых буднях, когда Денис занимался чем-то другим, кроме промышленной рыбалки. Таскал сети и сортировал рыбешку, курил и шутил с товарищами, пил холодный кофе и омывал лицо соленой водой. Наслаждался жизнью, как любил, потому что его жизнь была всецело связана с морем.

Первое сообщение пробилось сквозь расстояние. До берега оставалось еще четыре километра. Короткое и эмоциональное, от сестры: «Срочно приезжай в больницу!» Потом телефон засыпали звонки и сообщения, голоса сочувствующих и тревожащихся.

Он не успел. Признаться, он опоздал еще до того, как вообще узнал об Олиной смерти.

Как сухо и невообразимо точно: смерть наступила в результате удушья, вызванного попаданием воды в легкие.

Оля упала, ударилась головой о камень, потеряла сознание и захлебнулась. Ее вытащили через семь минут. Говорят, у Оли были открыты глаза.

Денис долгое время крутил в голове эту мысль. Успела ли Оля сообразить, что умирает? Какие образы всплывали в ее голове? Могла ли она выжить?

Потом проснулся и понял: не могла. И ее больше нет.

Арматура с веревкой лежали на дне лодки. Денис оделся теплее – и потому что было по-сентябрьски холодно, и чтобы быть тяжелее там, под водой. Тельняшка, футболка, теплая рубашка, свитер, пальто с меховой подкладкой. Трико, штаны, брезентовые брюки. Резиновые сапоги до колена.

Никто не удивился. Здесь рыбачили круглосуточно, лодки-одиночки выходили в море каждые полчаса. В морозном вечернем тумане мир сужался до размеров крохотного суденышка, и рыбакам часто нравилось просто уплывать за несколько километров от земли, чтобы побыть наедине со своими мыслями.

Тишина стояла такая, будто Дениса замотали в ватное одеяло из пара и мороза. Он забросил удочку, хотя в этом не было необходимости. Скорее, по привычке. Закурил. Умирать было не страшно, а даже радостно. Под водой так же одиноко и пусто, как и в квартире. Последнюю сигарету хотелось докурить именно сейчас: неторопливо, задумчиво, вглядываясь в полумрак вокруг.

Наконец он щелчком отправил окурок в воду и стал обвязывать ноги веревкой.

Денис не сразу заметил, что лодка качнулась сильнее, чем должна была, – отвлекся на узлы. Потом расслышал тяжелый всплеск, лодка накренилась уже совсем сильно. Полуобернулся – и обомлел.

На носу сидела Оля. Его Оля, настоящая и живая. Влажные волосы прилипли ко лбу и обнаженным плечам. Капли воды рассыпались по красивому лицу и стекали с подбородка. Оля улыбалась. У Оли вместо нижней половины тела был толстый рыбий хвост, как у русалки.

Денис почему-то сразу поверил, что это нормально. То есть бывает же так, что утонувшие люди возвращаются в другом обличье. Ничего, блин, удивительного. В их городке и не такое происходило, если верить слухам.

– Иди ко мне, – попросил Денис и понял, что по щекам текут слезы. – Господи, я так соскучился.

Оля протянула к нему худые тонкие руки – пальцы с перепонками – и неловко подползла. Хвост тяжело ударял по бортам. Пахло рыбой, влагой, водорослями, глубиной.

Они обнялись, потом Денис поцеловал Олю так крепко, как только мог. Почувствовал, что вот она, родная и любимая, снова с ним.

– Поехали домой, – сказала Оля. – Здесь холодно и темно.

Он выбросил в воду арматуру, веревку. Стащил с себя часть одежды и замотал Олю, как мог, в пальто и брезентовые брюки. До берега плыли в тишине. Денис то и дело оглядывался, чтобы проверить, не морок ли это. Но Оля была здесь, рядом. Любимая.

Оля

Та, которую называли Олей, вдруг начала мечтать о ногах.

Сама не заметила, когда эта мечта пробралась в ее мысли и пустила корни. Будто заразилась, заболела неведомой русалкам болезнью. Бывает же такое? Мысли стали человеческими, и мечты тоже преобразились, изменили часть сущности.

Вот были сны о море, о толще воды над головой, а вот – сидит у окна каждый день и смотрит на улицу. С завистью и сожалением.

Дети бегают по площадке. Катаются с горок, кружатся на каруселях, играют в догонялки. Торопливо перебирают ножками.

Женщины выстукивают каблуками по асфальту. Красиво выглядят, красиво звучат.

Кто-то в кроссовках наматывает круги по стадиону.

Кто-то выжимает сцепление и газ.

Кто-то сидит на лавочке, закинув ногу на ногу.

В этом мире ноги – лучшее, что вообще может быть.

Денис шептал ночью:

– Мы тебя вернем, любимая. Научишься ходить, бегать, и мы с тобой вдвоем прокатимся на велосипедах. Как-нибудь.

Он был мечтателем, из тех, кто не замечает реальности. Приходил по вечерам, от него пахло морем, солью, рыбой. Любил забираться в ванну, рядом с Олей, гладить ее чешуйчатый хвост и рассказывать бесконечно долго, в подробностях, о своем скучном и однообразном дне.

Оле не хотелось слушать, но она терпела. Потому что была в какой-то степени зависима сейчас. Зависима от этой квартиры, ванны, раскладного дивана, от окна на улицу с удобным расположением и – главное! – зависима от времени и новых ощущений.

Первоначальный план был прост. Как любая самка ее вида, достигнув половой зрелости, Оля отправилась к берегу. Путь предстоял долгий, интуитивный. Обязательно в одиночестве, поскольку самка в период путешествия становится агрессивной и способна загрызть соперниц. Сквозь холод и темноту, с глубин моря к поверхности – и дальше, дальше от родного гнезда. Она изголодалась и разозлилась, но так и должно быть, так велят инстинкты. Голод и злость обостряют чувства, заставляют быстрее найти желаемое.

И она нашла, забралась в лодку, улыбнулась, погружая первого увиденного в жизни человека в состояние транса. Ей нужно было заняться с ним оплодотворением, заполучить семя, а затем вернуться обратно в глубины, чтобы произвести потомство.

Но человек вдруг заплакал и сказал:

– Иди ко мне!

И она не смогла отказать, потому что никто никогда не ломал наваждение с такой легкостью, как он. Человек назвал самку Олей, прижал к себе, и она замерла в нерешительности, ощущая, как трепетно забилось сердце. Это было невиданное и неожиданное ощущение. Оно задавило инстинкты, вытащив наружу что-то совершенно иное.

Та, которую назвали Олей, вдруг захотела остаться в мире людей на какое-то время. Продлить необычное чувство.

Она позволила отвезти себя в его квартиру. Улыбалась, когда он раздевал ее, омывал под душем, счищая водоросли, ракушки, налипший песок. Они занялись оплодотворением прямо в скользкой ванне. Денис быстро разобрался что к чему и в процессе возбужденно нашептывал ей на ухо: «Оля, Оля, радость моя, ты вернулась, да…» Оля не сопротивлялась и даже не оставила на его теле укусов.

Ей понравилось ложиться с ним в постель, прижиматься к теплому телу, обнимать, слушать, как он дышит и как бьется человеческое сердце под грудной клеткой. Оля могла бы с легкостью выломать ребра, достать сердце и съесть его (говорят, вкусное), но сейчас ей не нужно было ничего этого. Просто хотелось продлить странное и необычное чувство.

Да, Денис любил ее и считал своей женой. Оле нравилось, пусть это и было сумасшествие. Она задержалась в его квартире сначала на два дня, потом на неделю. Любовь не была взаимной, но проснулось любопытство. Каково это – жить человеческой жизнью? Как чувствовала себя та самая жена, которую Денис оставлял в квартире, когда уходил в море? Чем она занималась? Смотрела в окно? Переключала один за одним каналы телевизора? Беспечно пела? Приманивала других самцов, которые проходили мимо? Что-то еще?

Оля наслаждалась ощущением человеческой жизни. Вторую неделю, третью. Училась мыть посуду, чистить яблоки, смотреть ролики на Youtube, умываться, чистить зубы, надевать блузки и бюстгальтеры. Училась вести диалог с Денисом, регулировать воду в ванне, включать телевизор и не рыться в мусорной корзине. Человеческий быт окружил ее, но вместе с тем появилось и еще одно чувство – желание выбраться из квартиры и прогуляться по улице. На ногах.

А затем случилось кое-что еще. К концу первого месяца, в дни полной луны, когда внизу живота должна была зародиться ноющая тягучая боль; когда хвост должен был отяжелеть, а яйцеводы – выметывать в воду оплодотворенные икринки, ничего не произошло. Ольга лежала в ванной, напряженная и злая.

Ей следовало возвращаться в море, искать другое место. Но она не хотела уходить. Не сейчас.

В горле зародился зов. Инстинкт. Она поползла к окну на кухне, забралась на подоконник. Искала, ждала. В конце концов, самке не важно, кто ее оплодотворит, главное – размножение.

Прошло полгода: три десятка случайных человеков, пришедших на зов; два промаха – вместо мужчин появлялись ошалевшие женщины, сдирающие с себя одежду еще на лестничном пролете; шесть тихих вечеров неудовлетворенных ожиданий; сто дней мечтания о красивых женских ножках.

Затем она поняла, что оплодотворилась. Затихла, ожидая конца месяца. Сделалось уютно и радостно. Даже Денис не надоедал как раньше. Она бы давно загрызла его, но ей нравилось наблюдать за слепой наивной любовью, за тем, как он обманывается в своих мечтах и желаниях, принимая ее за другую.

Бедный, бедный Денис. Если задуматься, она действительно могла бы обратиться девицей-утопленницей, если бы мир был сказкой. Но, увы, русалки сами по себе, а люди – сами.

…Она жалела Дениса, поэтому хотела забрать икру и исчезнуть из его жизни. Не убивать, оставить.

В тот день, когда это должно было произойти (Ольга едва выбралась из ванны, чувствуя слабость и жгучий голод после долгого метания), Денис вернулся на два часа раньше и прямо из коридора закричал:

– Оля, милая моя! Мы едем немедленно! Возвращать тебе ноги!

Денис

Признаться, мысли об Олиных ногах стали его навязчивой идеей.

У той Оли, настоящей, не было хвоста, и осознание этого выбивало Дениса из обычного состояния.

Он уже не мог беззаботно собраться с утра на работу, отправиться на дежурном автобусе к причалу, выйти в море, провести рабочий день за ловлей рыбы и вернуться назад, к любимой, уставший физически, но отдохнувший духовно. Что-то в мире неуловимо сломалось, как крохотная деталь в огромном механизме.

На второй месяц после появления обновленной Оли Денис начал искать решение. Сначала слепо, наугад – листал вкладки в Интернете, подбирал правильные поисковые фразы, читал новости, газеты, собирал слухи. Потом услышал где-то невнятно оброненную фразу о целителе, который много лет подрабатывает в городе, вытаскивая людей из моря и возвращая их к прежней жизни. Денис ухватился за ниточку, стал распутывать.

О целителе, как оказалось, знали многие, но почти все предпочитали помалкивать. Денису повезло, у него была сестра Надя, которая, как оказалось, тоже была в курсе. Они встретились у больницы, где Надя работала хирургом. Поедая недорогой бизнес-ланч, сестра поведала несколько интересных историй.

Целитель этот вырезал жабры пойманным в морях недочеловекам и вшивал легкие. Заменял сердца, делал морских обитателей полноценными людьми. Но главное – он мог сделать из русалочьего хвоста ноги. Сестра лично ничего не видела, как это всегда и бывает, но рассказывала настолько уверенно и правдоподобно, что Денис поверил.

Вообще-то он готов был поверить сразу же и во что угодно, был бы повод. Людям свойственно отсекать ненужное и тянуться к тому, что кажется им единственно верным.

Спустя несколько месяцев странных знакомств, потраченных денег и нервов Денис заполучил телефон целителя и тут же набрал его, вслушиваясь в гудки с надеждой и страхом отчаявшегося человека.

Он любил Олю, но этот хвост… Неправильный и раздражающий…

– Вы удалите его? – спросил, едва обменялись с целителем банальными приветственными фразами.

– Разрежу надвое, очищу, сошью. Процедура слишком сложная, чтобы я вот так сразу вам все рассказал.

Голос у целителя был уставший.

Еще через неделю Денис получил адрес и время.

В назначенный день он высадился на берег раньше обычного и сразу же помчался домой.

– Оля, милая моя! Мы едем немедленно!

Денис застал ее в коридоре. По кафельному полу из ванной комнаты тянулся липкий влажный след. Подхватил любимую, завернул в полотенце. Оля непонимающе хлопала глазами:

– Какие ноги? Куда едем?

– Я обо всем договорился! Ты снова сможешь ходить!

– Но я не…

Она была слишком бледная, уставшая. Тяжело дышала. Приболела?

– Ничего не бойся, там опытный человек, с гарантиями!

Кусачей мыслью впилось в сознание: ничего он не знает о целителе, кроме разговоров и слухов. Никаких дипломов не видел, ни отзывов. Но вот ведь какая штука… Если чего-то очень хочется, то вокруг желания создается собственная вселенная, в которую веришь безоговорочно. Потому что без веры ни одна мечта никогда бы не осуществилась.

Денис поднял Олю на руки и впервые вынес из квартиры. Оля обхватила его шею. Не сопротивлялась и не возражала. Пытливо смотрела по сторонам. Кажется, Денис чувствовал, как бьется ее сердечко.

Спустились к машине, Денис уложил Олю на заднее сиденье. Она спросила осторожно:

– Скоро я смогу ходить, как ты?

– Обязательно! – заверил Денис. – И мы с тобой снова будем счастливы.

Машина мчалась сорок минут, разрезая старый портовый городок по единственной прямой трассе. Потом свернули на гравийную дорожку в лес, долго тряслись по ней и уперлись в шлагбаум.

Денис вышел, взял Ольгу на руки и отправился за шлагбаум пешком.

Вскоре сквозь лес проступили очертания небольшого деревянного домика. На крыльце сидел целитель в медицинском халате, шапочке и галошах. Курил, поглядывая сквозь прищур на Дениса, подходящего к нему с Олей на руках.

– Жирная, – сказал он. – Килограммов на пятьдесят пять тянет.

Денис хотел обидеться, но вовремя спохватился. Не в том он был положении.

– Куда нести?

Целитель шевельнул плечом:

– Через сени, потом налево, на диванчик клади. И возвращайся, тебе внутри делать нечего. На природе подождешь.

Оля вцепилась в шею Дениса ноготками. Когда заходили в тесные сени с низким потолком, прошептала:

– Это ведь не опасно?

– Надо рискнуть, иначе как еще вернуть счастье? Верь мне.

Он уложил Олю на старый диван с глубокими пролежнями, укрытый белой простыней, от которой остро пахло хлоркой. Поцеловал в холодные губы и выскользнул на улицу, в прохладу, будто вынырнул из густой соленой воды.

Целитель как раз докуривал.

– Долго ждать? – нагловато спросил Денис, как бы подразумевая, что чем быстрее, тем лучше.

– Сколько понадобится, – ответил целитель, втаптывая окурок в землю. – А что, дружище, не хочешь поменяться? Ты мне русалку и все ее свежее потомство, а я тебе, значит, вдвое выше рынка наличкой. Экземпляр хороший, редкий. Свалишь из этого городка куда подальше, будешь себе жить припеваючи до конца лет.

Денис оскорбился:

– Она не русалка, а моя жена! Имейте уважение.

Целитель несколько секунд смотрел на Дениса, будто хотел возразить. Потом тонко, ехидно улыбнулся:

– Как скажешь, дружище. Я мозги вправлять не умею. Но учти, что с ногами эта твоя жена сильно в цене упадет.

Целитель почти уже поднялся на крыльцо, когда Денис окликнул его. Спросил:

– А что за свежее потомство? Вы о чем?

– Она у тебя икру метала сегодня, – ответил целитель. – Ты не разбираешься? Грудь налилась, мешки под глазами, запах острый, морской. Считай, поздравляю, молодой папаша.

Он рассмеялся квакающим смехом и скрылся за дверьми.

Надя

Родители погибли, когда ей было двенадцать, а Денису – семнадцать. Он заканчивал школу и думал уехать из города в столицу, пытать счастья в бюджетных вузах. Но жизнь повернулась иначе, Денис отправился работать рыболовом на небольшом местном суденышке и следующие восемь лет растил сестру.

У них была та самая разница в возрасте, которая в юности мешала сильно сблизиться, стать друг другу по-настоящему нужными. Надя только-только училась влюбляться, а Денис уже встречался с одноклассницей, курил и напивался с друзьями. Наде нужно было, чтобы кто-то рассказал ей про месячные, а Денис вываливал в ванну свежую, еще трепыхающуюся рыбу и чистил ее до полуночи, резал, набивал морозилку.

Лет до семнадцати Надя чувствовала, что они посторонние люди. Денис будто стал ее опекуном, не вызывая и не требуя родственных чувств.

Все изменилось, когда Надя закончила школу и поступила в медвуз. Впервые она уехала из городка на три месяца, а когда вернулась – на платформе ее ждал Денис. Он заключил сестру в объятия, прижал к себе так крепко, что у нее перехватило дыхание, а потом взял за руку и повел к машине. Ничего такого не сказал, но Надя вдруг поняла, что Денис скучал, что в этом мире нет у него родственников, кроме нее. Да, Денис не умел проявлять чувства, но он любил сестру, и это было важно.

Еще через пять лет Денис встретил Ольгу. Надя и сама к тому времени пару раз влюблялась в коллег по работе (увы, безответно), поэтому всецело разделила счастье Дениса и впустила Ольгу в их крохотную, как икринка, семейную ячейку.

Смерть Ольги свела Дениса с ума.

Надя все это время была рядом, но понимала, что родственная любовь никогда не заменит любовь мужчины к женщине. Денис превратился в безмолвную тень. Он плыл по течению жизни – вставал на рассвете, молча завтракал, уходил на работу. Возвращался затемно, ужинал, ложился спать. Надя подгадывала под его расписание, мчалась в квартиру к брату с утра, жарила ему яичницу, разогревала кофе. Потом опять же мчалась вечером после работы, быстро прибирала, готовила нехитрый ужин, дожидалась появления Дениса и сидела с ним, пока он ел, глядя пустыми глазами в окно.

Она спрашивала: «Может, сходить к психологу?»

Он отвечал: «Психологи – шарлатаны, они не вернут человека к жизни».

Через несколько месяцев после Олиной смерти Надя уехала в столицу на практику. Писала и звонила Денису каждый день. Он не любил общаться, отвечал сухо, но хотя бы поддерживал связь. Затем – за день до ее приезда – не прочитал сообщение и не ответил на звонок. Всю ночь Надя тряслась в плацкартном вагоне без сна, перебирая в голове все возможные варианты. Она была уверена, что Денис ушел в море и не вернулся.

С вокзала Надя помчалась на такси к его дому, выскочила в сером предрассветном тумане и увидела, что в окнах квартиры Дениса горит свет. На кухне сквозь стекло был хорошо виден женский силуэт. Незнакомая девушка сидела на подоконнике, полуобернувшись. К ней подошел Денис, обнял, поцеловал – и Надя вдруг ощутила себя дурой.

Она вернулась домой и впервые за много месяцев не пошла к брату после пробуждения.

Денис позвонил сам ближе к обеду. Голос его звучал взволнованно и радостно.

Он сказал: «У меня кое-что случилось в жизни, но пока рано об этом говорить. Можно попросить тебя не приезжать по утрам? Я сам буду готовить завтраки, обещаю!»

Она ответила: «Хорошо, как скажешь. Если будет нужна помощь, обращайся».

Денис обратился позже, когда попросил найти целителя. Тогда-то Надя обо всем и догадалась.

Маленький портовый городок полнился слухами о русалках, которые время от времени выбирались на берег, спаривались с мужчинами и пожирали их. Надя впитывала эти слухи с детства и давно привыкла к ним. Не сильно удивилась даже тогда, когда впервые встретила на хирургическом столе жертву русалки.

Человек выжил, хоть и лишился трех пальцев на левой руке и правого соска. Рассказывал страшное о том, как морская тварь выплыла из глубины, схватила и потащила за собой. Он захлебывался, но тварь впилась ледяными губами в его губы и затолкала ему в легкие воздуха, не давая умереть. Там, на глубине, под давлением, от которого заложило уши, взвилась зубная боль, а перед глазами налились красные пятна, морская тварь содрала с него плавки и совершила что-то ужасное. Оргазм был болезненным и кровавым: возбужденная тварь вырвала ему сосок и впилась зубами в кисть, отрывая пальцы. Мужчина то ли потерял сознание, то ли провалился в безрассудство и пришел в себя уже в рыбацкой лодке. Говорили, что его сожрали бы целиком, как делают все русалки после спаривания, но помешала моторная лодка с сетью, которая зацепила Витальку и отвлекла морскую тварь.

В больнице никто не удивился. Мужчину выходили и выписали, а жизнь пошла своим чередом. Раз в год-два Надя сталкивалась с очередной жертвой русалок, правда, теперь только в морге, когда помогала местному патологоанатому на полставки.

Когда Денис приехал в больницу на обед и спросил, знает ли Надя о целителе, она сразу все поняла. Захотелось тут же расспросить брата: как поймал, как русалка не съела его до сих пор, как он вообще живет с ней в квартире. Хотелось взять его за воротник, встряхнуть, рассказать об опасности, потому что Надя не раз и не два вскрывала трупы тех, кого русалки сожрали после спаривания.

Но Денис опередил и сказал что-то совершенно сумасшедшее.

Он сказал: «Оля вернулась, представляешь? Я нашел ее в море. Она обратилась в русалку, и теперь у нее хвост. Мы любим друг друга, как прежде. Ты не поверишь, насколько я счастлив!»

Но ведь Надя видела в окне не Олю, а другую женщину. А перед ней сидел влюбленный, счастливый брат.

Она запнулась и ответила: «Я найду контакты, есть знакомые…»

Невозможно было поверить, что он говорит о русалке. Никто не выживал после общения с ними. Никто в них не влюблялся.

Оксюморон.

В больнице портового городка хранилось множество секретов.

Контакты действительно нашла, передала. В душе Дениса сидела глубокая влюбленность, свет исходил из его взгляда – безумный или очарованный, не разобрать.

Вечером того же дня, после быстрого, но яркого секса с патологоанатомом в его кабинете, Надя спросила, видел ли он когда-нибудь живую русалку. Тот ответил, что боится русалок, как смертоносную заразу. Он добавил:

– У русалок долгая и злобная память. Они охотятся за жертвой до тех пор, пока не получат желаемого. Если не сожрали сразу после оплодотворения – выследят и сожрут позже, через год или два. От них нет спасения, в этом-то и проблема. Если увидел русалку живьем, то рано или поздно умрешь.

И еще сказал, подумав, чуть тише, чем следовало:

– За последние полгода ко мне поступили девять мужчин разного возраста. У всех острый сепсис, вызванный неизвестной инфекцией нервной системы. Сгорали за несколько дней. У каждого были укусы. Такие, мелкие, будто грызуны поработали. У кого-то на шее, у кого-то под мышкой или на затылке. Разные, в общем. Я еще никому не говорил, но сдается мне, что это проделки русалок.

– У нас в городе поселилась русалка?

– Почему бы и нет? Подумай, зачем каждый год плыть к берегу и искать себе жертву для оплодотворения, если можно поселиться городе и выбирать любого проходящего мимо мужчину? Рано или поздно эти твари могли до такого додуматься.

Надя переваривала услышанное несколько дней и однажды вечером после работы отправилась к Денису.

Мысли сделались колкими, острыми. Вместе с волнением нарастал страх, от которого дрожали пальцы. Надя не знала, что собирается говорить и делать, но почему-то была уверена, что брат выслушает ее. Как минимум выслушает…

Она позвонила в дверь, потом постучала, прежде чем сообразила, что никто ей не откроет. Дениса не было, несмотря на поздний час. Хотела взять телефон и набрать номер брата, но почему-то одернула себя и полезла за ключами. Страх перерос в злость. К черту! Она сидела с Денисом после смерти Ольги, бегала к нему каждый день, приводила в себя, ухаживала, так почему он не хочет рассказать всю правду об этой своей русалке?

Надя распахнула дверь, шагнула в темноту коридора. Сразу почувствовала отталкивающий запах тухлой рыбы. Воздух шевельнулся, проникая миазмами в ноздри, облепляя веки и путаясь в волосах. Едва сдерживая позывы к рвоте, она включила свет.

На полу блестел жирный размазанный след. Из ванной доносились звуки. Кто-то копошился, попискивал.

Надя поняла, что́ там, но старательно отмела непрошеную мысль. Потому что если она права, то где-то в квартире почти наверняка лежит мертвый Денис. Русалки не оставляют в живых, помните?..

Она затряслась от страха и злости. Подошла к двери, щелкнула выключателем – и когда увидела то, что находилось в ванне, заорала так, что захлебнулась горячим едким воздухом.

В ванне копошились вылупившиеся из икринок твари. Русалки еще не обрели человеческих черт, на их треугольных мордах выделялись глазищи с вертикальными зрачками и мощные челюсти с частоколом зубов. Атрофированные руки елозили вдоль тела, хвосты извивались и хлестали из стороны в сторону. Бледная кожа русалок была густо покрыта слизью. И все вместе – сотни крошечных тварей – походили на слипшуюся чавкающую массу не то рыб, не то головастиков.

Надю таки стошнило, она вывалилась обратно в коридор и поспешила на кухню. Первое, что сделала, – открыла окно, высунулась наполовину и стала вдыхать свежий прохладный воздух. Звук копошащихся русалок не покидал ее. Казалось, что эти твари сейчас выберутся из ванны и набросятся, чтобы сожрать. Ведь им нужен корм, верно? Корм, который ходит, дышит, живет.

– Денис! – позвала хриплым голосом. Идти по коридору мимо ванной было очень страшно. – Денис!

Никто не отзывался. Пальцы впились в подоконник. Надя лихорадочно осматривала кухню, пока не уперлась взглядом в раковину. Решение пришло быстро: под раковиной у Дениса стояли две бутылки очистителя труб, бутылка «Доместоса», еще одна, начатая, – средство от накипи. Надя сгребла их и поволокла к ванной комнате.

Страх переливался через сознание, как морские волны через преграду. Она вспомнила трупы мужчин, которых вылавливали из моря со следами укусов. И рассказ патологоанатома тоже вспомнила.

Надя ворвалась в ванную, на ходу срывая колпачки с бутылок. Опрокинула «Доместос» в шевелящуюся склизкую массу. Жидкость выходила толчками, зашипела и запенилась при соприкосновении с русалочьими телами. Ванну наполнил тонкий пронзительный визг. Надя, зажмурившись, принялась выливать следующую бутылку. В ноздри проник совсем уж мерзкий запах, но вытошнить было нечего. Желудок дергался от болезненных спазмов. Когда закружилась голова, Надя вышла в коридор, отдышаться.

Из ванной комнаты кричали болезненно и дико. К этим крикам вдруг прибавился еще один – взрослый, женский. Надя повернулась и увидела в дверях Дениса, держащего на руках женщину.

Ноги ее были плотно перевязаны влажными бинтами, пропитанными кровью.

– Ты их убила! – закричала женщина, и звуки ее голоса впились в мозг, как рыболовные крючья.

Надя не обратила внимания на крик. Она увидела брата. Живого, господи, живого и здорового!

Улыбнувшись, она сделала шаг к Денису, а женщина на его руках вдруг рванулась к ней, вытягивая длинные тонкие руки с длинными же тонкими пальцами. Ногти впились в кожу, разодрали щеки. Денис отшатнулся, выпустил русалку, а сам шлепнулся на пол, упершись спиной о дверь.

Надя под весом нападавшей упала тоже. Ударила несколько раз кулаками в пустоту. Воздух вокруг заволокло запахом протухшей рыбы. Что-то звонко клацнуло около уха. Чужие пальцы лезли в рот, царапали и раздирали лицо.

– Ты их убила! Моих детей! Убила! Убила!

Наде нечего было ответить. Она не могла сопротивляться бешеному напору русалки. Пыталась прикрыть лицо руками, но увидела перед собой распахнутую пасть. Челюсти русалки сомкнулись на носу, с хрустом и чавканьем вырвали его. Боль заметалась по телу. Надя закричала, но в распахнутый рот снова полезли тонкие извивающиеся пальцы, нащупали язык – вырвали. Потом острый ноготь наотмашь черканул по левому глазу. Мир наполнился темнотой и криками.

Надя позвала:

– Денис! Спаси! Денис, пожалуйста!

Но брат не пришел на помощь. Не в этот раз.

* * *

В этот раз инстинкты победили.

Русалка развернулась на руках, рассматривая Дениса.

Он сидел в коридоре, упершись о входную дверь. Глаза распахнуты, рот приоткрыт, кадык ходит вверх-вниз, вверх-вниз.

Больше не было смысла скрываться, пусть смотрит на нее такую, какая есть: зеленые волосы, глаза с тонкими вертикальными зрачками, большие челюсти, рваные губы, чешуя на щеках и висках и еще – атрофированные жабры на шее.

Русалка медленно подползла, давая Денису время, чтобы он понял: Оли нет и никогда не было. Все морок и разочарование. Он был влюблен в образ, который создал сам себе, а она лишь немного помогла Денису… сделала его счастливым на короткое время. Ну а теперь пора заканчивать.

Он хотел что-то сказать, но русалка опередила: навалилась, вдавила пальцами кадык Дениса внутрь – ногти порвали кожу. Впилась зубами в его сухие обветренные губы, будто в вареные креветки. Откусила. Когда Денис закричал, русалка сломала ему руки в суставах, выбила плечи, вышибла коленные чашечки – и только после этого принялась неторопливо, как умела, душить и кусать.

Она не испытывала удовольствия, скорее, ей стало вдруг уютно от возвращения в привычное состояние. Русалки убивают мужчин – это инстинкт, зов, непреложное правило, как хотите называйте. Русалка, которая сопротивляется инстинктам, плохо кончит.

Как там говорил Денис: это похоже на городскую сказку. Верно.

Не нужно было очеловечиваться. Вот чем закончилось в итоге.

Русалка поползла в ванную. Уже по запаху поняла, что дело плохо. Перевалилась через борт ванны и увидела своих мертвых детей в пузырящейся серой пене. Дети слиплись между собой, их пасти были распахнуты в безмолвных криках, глаза вытекли, а хвосты посмертно вздрагивали.

Бедные, бедные дети.

Русалка беззвучно плакала рыбьими слезами, пока инстинкты не отступили и разум снова не стал светлым. Выхватила взглядом еще живых детей, тех, кого можно было спасти. Принялась соскребать их, очищать, умывать холодной проточной водой. Складывала в пластмассовый красный тазик. Плакала и плакала.

Живых насчитала двенадцать особей. Трое из них вряд ли выкарабкаются, но остальные… если не поздно…

Оля

Та, кого называли Олей, выбралась из квартиры на следующую ночь.

Плоть регенерировала быстро, стопы тридцать шестого размера с красивым педикюром прижились, а нити швов растворялись, оставляя тонкие полоски шрамов на бледной коже.

Весь день она пробовала ходить. Приятно было ощутить пятками холод линолеума и кафельного пола. Мышцы болели, а на плечи давила невидимая сила. Но Оля справилась – к вечеру она уже нелепо пританцовывала, стирая кляксы крови в коридоре влажной половой тряпкой.

Денис был еще жив. Она уложила его на диван и время от времени присаживалась, тихо шепча:

– Спасибо! Я почти уже чувствую себя человеком.

Он не реагировал, не было сил, но явно слышал.

Ночью она вышла из квартиры, легко спустилась по ступенькам, выпорхнула в прохладу города – как и мечтала! Нашла машину Дениса, погрузила на заднее сиденье таз с водой, где плескались выжившие дети. Рядом положила и самого Дениса, предварительно завернутого в одеяло с головой.

Ехать на машине оказалось несложно. Особенно, когда не заботишься о качестве вождения. Ей понравилось подставлять лицо ветру через открытое окно, понравились запах бензина и звук работающего двигателя.

Та, кого звали Олей, мчалась сквозь ночной городок к морю. Она не знала маршрута, но знала, что здесь в любом направлении – вода. Морем пахло повсюду.

Выкатила к пустому причалу, заглушила мотор, почувствовала умиротворяющую тишину. Вспомнила, каково это – находиться глубоко под водой, куда почти не проникает свет и не доходят звуки. Будто что-то могучее окутало ее со всех сторон, как махровое одеяло. Когда-то давно ей нравилось это чувство, но сейчас время изменилось.

Вытащила Дениса, раздела его и разделась сама. Взяла на руки обмякшее тело и прыгнула с ним в воду. Денис нашел в себе силы барахтаться, но вскоре затих. Оля увлекла его от берега в глубину, в темноту, в тишину. Плыть с новыми ногами оказалось не так удобно, как с хвостом, но она быстро привыкла.

Денис захлебнулся минуты через полторы. Оля надеялась, что он так и хотел – умереть в воде, зная, что его жена тоже где-то здесь, пусть в фантазиях и воспоминаниях, но рядом. Она бы прихватила арматуру, но не знала, где ее взять… И так сойдет, в общем. Отпустила тело Дениса в нескольких километрах от берега и поплыла обратно.

В машине ее ждали выжившие дети.

Оля знала, что будет делать дальше. Ей хотелось выехать на трассу и мчать, мчать подальше от этого городка, куда глаза глядят, в сердце страны, чтобы вокруг было много мужчин и мало русалок, чтобы не пахло морем, водорослями, солью и рыбой.

Пока так. Задавив инстинкты. Сухопутная русалка на ногах.

Оксюморон.