Читать книгу Гектары в тумане - Александр Николаевич Лекомцев - Страница 1

(типичная трагикомедия в двух действиях)

Действующие лица:

Адатмыра – зелёноволосая женщина неопределённого возраста, как бы, невеста Лёши

Лёша – единственный и любимый сын и внук, 22 года

Екатерина Семёновна – его мать, 45 лет

Вера Петровна – его бабушка, 67 лет

Ульяна – бывшая невеста Лёши, 20 лет

Действие первое

На авансцене, перед занавесом, появляется Лёша, в брезентовом костюме, резиновых сапогах, в шляпе, с маленьким рюкзачком за плечами. На длинном шнурке, на шее висит фотокамера,

Бёрёт её в руки, делает несколько снимков.

Он растерян и взволнован. Заблудился. Озирается по сторонам.

Лёша (разговаривает с сам с собою): – Как в сказке, блин! Пошёл в лес природу фотографировать и – заблудился! Да ещё в болото какое-то, стрёмное забрёл.

Ставит корзину на землю.

Перед ним появляется Адатмыра, в зелёном изодранном сарафане, босиком. Очень далеко не красавица. Можно только предположить, что её лет тридцать.

Лёша улыбается, увидев её. С её появлением у него появляется надежда выйти отсюда. Кроме того, зелёноволосая женщина, почему-то, очень ему понравилась.

Лёша: – Ну, вот сейчас уже точно выгребусь отсюда. Факт! Девушка, наверняка, подскажет, куда мне идти.

Адатмыра: – С кем ты тут разговоры разговариваешь, паренёк заблудший? С лягушарами, что ли?

Лёша: – Вы про лягушек говорите?

Адатмыра: – Нуда, я говорю про лягушар.

Лёша: – Нет, я сам с собою беседую. Не с лягушками. Вот соображаю, как мне из этого болота выбираться. Когда вы мне покажете дорогу в город, то я вас к себе домой приглашу и чаем угощу. Если вы не возражаете.

Адатмыра: – Чай я никогда в жизни не пила, а вот водку случалось. Мужики на болото за клюквой заходят, наливают… Нежадные. А водка у тебя дома имеется, парень-мужик?

Лёша: – Не проблема. По дороге купим, и где-нибудь в парке и выпьем, и закусим. Да лучше даже в кафе какое-нибудь забежим. Мы же не бичи, чтобы под деревом пить.

Адатмыра: – Ну, тогда я выведу тебя отсюда и сама вместе с тобой… выведусь. К водке я людьми пока не приученная. Десятки вёрст ради выпивки не стану шагать. Даже и закуской крутой не очень-то интересуюсь. У нас, правда, на болоте, ничего такого нет. Только когда гости сюда заходят. Угощают. Я просто так пешком пройду, сколько хочешь, пройду.

Лёша: – Зачем на своих двоих шагать? У меня бабки есть (стучит себя кулаком по наружному карману куртки)! На такси домой и приедем.

Адатмыра: – Слова мудрёные говоришь, но я уже в радости и согласная. Всё это интересно.

Лёша: – Как звать-то вас, то есть… тебя?

Адатмыра: – Меня-то? А поняла! Тебе моё имя надо? Зовут меня люди, звери и птицы – Адатмыра.

Лёша: – А я – Лёша! Алексей, значит. Можно просто – Лёха. У тебя имя красивое, но странное. Ты что, Адатмыра, с Чукотки или с Саха-Якутии? Имя загадочное.

Адатмыра: – Нет. Я с этого болота. Больше нигде не была. Я, Лёха, здешняя со всеми потрохами.

Лёша: – У меня с таким именем девушки никогда и нигде не было (мечтательно, прикрыв глаза). Адатмыра… Надо же! Нежное красивое имя. А что оно означает?

Адатмыра: – А я знаю? Мне начихать, что это такое. Адатмыра и Адатмыра, и всё!

Лёша: – Не обижайся, Адатмыра. Но, получается, что ты, как бы, кикимора.

Адатмыра: – Нет, не кикимора. Когда я здесь появилась, то все кикиморы и лешие разбежались в стороны. Я про тех говорю, которые уйти успели.

Лёша: – А те, которые не успели уйти… Что с ними сделалось?

Адатмыра: – Они целёхоньки. Но в болоте. Я им помогла утонуть. Я ведь их в пищу не употребляю, но по жизни не люблю всяких шумов и лишних разговоров. Меньше бы болтали. Может быть, я к ним бы и притерпелась. Я очень добрая, пока меня не разозлишь.

Лёша смеётся. Уважает чужое чувство юмора.

Лёша: – Ну, Адатмыра, ты меня насмешила! Всём помогла утонуть. Надо же!

Адатмыра: – Будешь гоготать, как гусь общипанный, и тебе помогу из этого мира исчезнуть. А там уж тебя другие существа на новую дорогу выведут. Запросто. Долго бы и думать не стала, но сегодня немного водки хочу.

Лёша: – Ты мне, Адатмыра, всё больше и больше нравишься. Но если ты не кикимора, то кто ты? Русалка или марсианка?

Адатмыра: – Не знаю и знать не хочу! Мне такое без надобности! Меня уже тут всякие бродяги спрашивали, сколько мне лет и какого цвета у меня кровь… после выпитой водки, конечно. Так вот слушай. Мне лет триста, волосы на голове я не крашу, они зелёные всегда. Кровь у меня голубая. Паспорта не имею и родственников тоже. Всё? Или ещё о чём-нибудь спросишь? Какой ты любознательный, Лёха!

Полушутя хватает его рукой за горло. Лёша обнимает её. Адатмыра отталкивает его.

Лёша: – Я ведь не просто так обниматься лезу. Мне кажется, что я тебя полюбил. Неважно, что у тебя потеря памяти. Документы можно любые сделать. Тем более, сейчас. Ты меня очаровала, потому я хочу узнать тебя, как… женщину.

Адатмыра: – Ты мне сначала водки налей, как следует, а там я буду решить, как с тобой быть. Ишь ты, гусь лупоглазый! Узнать он меня хочет. У тебя хоть имеется то, чем ты собираешься меня узнавать?

Лёша (смущённо, переминаясь с ноги на ногу): – Иногда нахожу. До тебя все девочки были довольны. Это правда, кикимора Адатмыра.

Адатмыра: – Я не кикимора! Сколько можно повторять? Ты понял или нет, бродячий болотный кулик?

Лёша: – А я не кулик и даже не орёл и не воробей, Адатмыра. Я по образованию инженер, мененджер по отопительному оборудованию. А по призванию – фотохудожник. Люди говорят, что очень талантливый, почти – гениальный (берёт в руки фотокамеру). Хочешь, Адатмыра, я твой образ запечатлею на фоне вот этих деревьев.

Пятится от него назад.

Адатмыра (угрожающе): – Я тебя, Лёха, сейчас так запечатлею, так вот в этот дуб вдолблю, что никто и никогда из его ствола тебя не выцарапает, дятел косоротый! Быстро убрал от меня свою колдовскую штуку! Повторять больше не буду.

Лёша: – Хорошо, Адатмыра! (оставляет в покое фотокамеру). Не хочешь – не надо. У нас для этого потом много времени будет. Я чувствую, мы уже соединены самой судьбой. Ты ведь согласно стать моей женой?

Адатмыра: – Это как? Что такое стать женой?

Лёша: – Ну, вместе будем жить. Дети потом у нас появятся.

Адатмыра: – Шишки еловые у тебя на лбу появятся. Нука, мигом свали отсюда!

Лёша: – Ты меня обижаешь (падает на землю, начинает стонать). Ты, Адатмыра, меня совсем не любишь!

Адатмыра: – Обалдел, что ли? Вставай на ноги моментом. Не встанешь – затопчу, как червяка дождевого!

Лёша быстро поднимается на ноги.

Лёша: – Видишь, я встал на ноги.

Адатмыра: – У тебя что, в голове болотная жижа? Ты мне, что тут по траве ползаешь. Концерты устраивать задумал?

Лёша: – Я обиделся, Адатмыра. Ты не хочешь стать моей женой.

Адатмыра: – Может, я ещё в вашем мире ни хрена не понимаю, но, по-моему, ты полный выродок. Идиот, одним словом. Тебе что-то захотелось и – точка! Вынь да положь!

Лёша: – Бабушка и мама мне ни в чём не отказывают.

Адатмыра: – Я разве похожа на твою бабушку?

Лёша: – Нет, не похожа.

Адатмыра: – Так в чём же дело? Странно, тут у вас всё. Ничего хорошего, кроме водки нет.

Лёша: – Но я ведь хочу… Так ты согласна или нет?

Адатмыра: – Всё зависит от количества выпитого спиртного и от моего желания. Для интереса можно попробовать, испытать, что это за хреновина такая «выйти замуж» и с чем такое едят.

Лёша: – Так чего же мы ждём? Пошли, Адатмыра, к нашему счастью!

Адатмыра: – Сначала к водке, а потом – уже и счастью.

Берутся за руки, как дети, и уходят.

Занавес открывается

Большая комната в обычной квартире. Сервант, стол, диван, пара кресел, стулья, телевизор с большим экраном. На стенках – несколько эстампов, на подоконнике – цветы.

Широкое окно, выходящее во двор.

За журнальным столиком, на диване сидит Екатерина Семёновна, читает глянцевый журнал. Она в атласном халате розового цвета.

В комнату входит Вера Петровна, в старом халате, в рваных тапочках, внимательно смотрит на дочь.

Екатерина Семёновна: – Ну, чего ты, мама, смотришь на меня, как чёрт из колодца?

Вера Петровна: – А что я, в конце концов, должна делать, Катя? И почему ты меня сравниваешь с чёртом? Если бес, то только ты, доченька.

Екатерина Семёновна: – Почему так? Почему это я бес?

Вера Петровна: – Потому, что нашего Лешеньки уже полдня нет дома, а тебе – всё равно. Ты даже не переживаешь. Не позвонила ни в больницу, ни в морг, ни в полицию. Можно было бы и подружкам его позвонить или приятелям-собутыльникам.

Екатерина Семёновна: – Я ему звонила по сотовому телефону, он не отвечает. Выключил мобильник, свой айфон. Больше никому не хочу звонить. Что я тебе звонарь?

Вера Петровна: – Не звонарь. Глупа ты, и наглости в тебе несколько тонн.

Екатерина Семёновна: – Ты уже у меня в печёнках сидишь, Достала так, мамаша, что дальше уже некуда.

Екатерина Семёновна встаёт, подходит к окну, смотрит.

Вера Петровна: – Ну и что там, Катя во дворе?

Екатерина Семёновна: – Ничего. По улице люди, конечно, бродят. В основном, всякие сволочи. Но нашего Лёши я не вижу.

Отходит от окна, опять садится.

Вера Петровна: – Терпения у тебя, Катя, не хватает. Почему ты всех ненавидишь? А только себя… обожаешь. Умная, как утка. Только овёс не клюёшь.

Екатерина Семёновна: – Представь себе! У меня два высших образования.

Вера Петровна: – Дорого мне обошлись твои университеты. Я только и успевала всех твоих преподавателей умасливать, подкармливать, чтобы тебя не отчислили.

Екатерина Семёновна: – Только не надо преувеличивать! Почему ты сама не звонила, Алёше?

Вера Петровна: – Я тоже звонила. Чувствует моё сердце. Он не выключал свой телефон.

Екатерина Семёновна: – Чего заранее переживать? У него в телефоне батарея села или испортилась. И всё! И больше ничего! Не отключал он телефон,

Вера Петровна: – Я уже уверена, что его выключили вместе с сотовым телефоном и уже зарыли… в землю. А может быть, просто так бросили, где-нибудь, в канаве. Бедный мальчик! Дурак и наглец по жизни!

Екатерина Семёновна (вскакивает на ноги): – Не смей, мама, так отзываться о моем сыне и своём внуке! Я не позволю! Мой Лёша – великий фотохудожник!

Вера Петровна (садится за журнальный столик): – Он великий шарлатан… с рождения. Но я, всё равно, его люблю. Мой внучек – самое родное и близкое, что у меня есть. Полный идиот, но я без него не могу. Впрочем, он весь в тебя, Катюша. Все соки из меня выжали… оба – и мама, и сынок. На старость лет мне нет отдыха и покоя. Всю пенсию ему отдаю. Да и дворником, и гардеробщицей подрабатываю. Всё туда идёт – в прорву. Да и ты, блин, психолог, ни на одной работе не держишься. Всё люди для тебя сволочи, а ты вот хорошая и… замечательная.

Екатерина Семёновна (садиться): – То, что ты квартиру ему купила двухкомнатную – не велика заслуга… и… Алёша достоин… Он обязательно найдёт работу и начнёт трудиться, если ему захочется. Но Лешенька фотохудожник. Ему в Интернете ставят… «лайки».

Вера Петровна: – В Интернете не только лайки, но и овчарки, и всякие пудели присутствуют. Он с меня деньги тянет, а вот они его обдирают. Но жалко мне Лёшеньку. Дурачок по жизни и ещё наглый. Я помню, что на какого-то менеджера учился… в институте, ему вся наша улица дипломную работу писала. Тоже немало денег ушло. А я в рванье хожу, но работаю за троих. В школе тоже… учился, как мог. Хорошо, что все педагоги – мои подруги. Впрочем, с тобой та же история. Но дорог он мне, мой Лёшенька. Жалею я его, убогого и хамовитого.

Екатерина Семёновна: – Но он, всё равно, как с фотосъёмок вернётся, то к себе не заедет сразу. Придёт сюда и перед нами отчитается.

Вера Петровна: – Не сомневаюсь. Если не окончательно убитый, то обязательно заедет… за деньгами. Чертовщина! Лишь бы живой был, там уж и ладно. У меня для него всегда припасено, да и для тебя тоже. Но поменьше.

Екатерина Семёновна: – Деньги – не главное. Сама понимаешь. Главное душа, психея.

Вера Петровна: – Если деньги – не главное, то почему вы с меня последнюю шкуру сдираете?

Екатерина Семёновна: – Ты всё преувеличиваешь, мама. Надо же Лёше, как-то, развиваться.

Вера Петровна: – Женился бы он на Ульяне, что ли. Славная девушка. Правда, пока тоже на папиных и маминых харчах. Но, вроде, где-то в киоске работу нашла и заочно в педагогический университет поступила. Что-то там по химии. Но может быть, женился бы на ней Лёша, то тогда бы и остепенился, и не пил бы, как собака.

Екатерина Семёновна: – Мама, ты не права. Собаки водку не пьют. Впрочем, бывают аномальные случаи. У собак тоже своя психология. Но, в основном, псы и сучки не пьют.

Вера Петровна стучит пальцами по крышке журнального столика.

Екатерина Семёновна: – Чего по столу стучишь? Сама глупая. От старости из разума выжила.

Вера Петровна: – Не волнуйся. На мой век мозгов хватит.

Слышится мелодичный звонок домофона.

Екатерина Семёновна бежит открывать входную дверь. Возвращается и снова садится за журнальный столик.

Вера Петровна: – Ну, слава богу!

Екатерина Семёновна: – А куда бы он делся. У него сейчас только любовь к фотоаппарату «Никон». Он – большой художник! Так что, видишь, всё нормально.

Вера Петровна: – У него фотоаппарат уже двадцатый, получается, а всяких мобильных штучек, самых последних… со счёту сбилась. То отберут, то потеряет, то подарит. Сейчас у него какой-то последний «Кайфон».

Екатерина Семёновна: – Не «Кайфон», а «Айфон». Но у него – «Смартфон», последней модели.

Вера Петровна: – Какая разница? Да я знаю. Молодёжь нынче сама такие штуковины «кайфонами» называет. Модно так.

Екатерина Семёновна: – Их дело. Пусть молодые изгаляются. Но тихо, мама! Сейчас Лёша войдёт. Я не хочу, чтобы он гадости от тебя слышал. У него очень ранимая душа. Он – впечатлительный малыш.

Вера Петровна: – Я молчу. Я понимаю. Живой внучек, и то уже славно. Я переживала. Сама знаешь, у меня ведь есть… душа.

Екатерина Семёновна: – У тебя, душа? Не смеши!

Входная дверь открывается. В комнату входит Ульяна. Она взволнована, приостанавливается и снимает туфли.

Ульяна: – Здравствуйте, Екатерина Семёновна! Здравствуйте, Вера Петровна!

Екатерина Семёновна: – Здравствуй, Ульяна! Я думала, что это появился Лёша.

Вера Петровна: – Здравствуй! (взволнованно). А где Алексей? Что с ним?

Ульяна: – Наверное, ничего не случилась. Просто, я его везде искала. А теперь вот к вам пришла. Подумала, что, может быть, он здесь.

Вера Петровна: – Ты, Уля, чувствует моё сердце, что-то от меня скрываешь? Скажи, где наш мальчик! В каком он морге?

Ульяна (растерянно): – Я не знаю, в каком, Вера Петровна. А разве мой Лешенька умер?

Вера Петровна: – Это тебя надо спросить, где мой внук и что с ним! Ты ведь его невеста, Ульяна, а ни кто попало.

Ульяна: – А я пришла у вас… поинтересоваться, где Лёша и как его здоровье.

Екатерина Семёновна: – Бросьте вы оба ерунду морозить! Что малый, что старый. Скоро Лёша сам придёт и скажет вам, живой он или мёртвый.

Ульяна: – Напрасно вы так. Он ведь уже взрослый. Может быть, друзей встретил. Да ведь ещё совсем не поздно, до вечера далеко.

Вера Петровна: – Конечно, до утра подождём, а там уже начнём всех поднимать на ноги.

В незапертую на ключ дверь вваливается Лёша и Адатмыра. Оба заметно пьяны. Его рюкзак наполнен бутылками с водкой, ставит его прямо на пол. Фотокамеры у него на груди нет.

Ульяна (подбегает к нему, пытается его обнять): – Лёшенька, мы тебя очень ждали.

Адатмыра: – А меня что, не ждали?

Вера Петровна (встаёт с места, достаёт из кармана халата кошелёк): – Я дам этой доброй нищей старушке с зелёным париком на голове пятьсот рублей. Она заслужила. Она привела Лёшу к нам. Пусть пьяного, но привела (Адатмыре). Уважаемая, вы в семидесятых годах на первом мельзаводе грузчицей не работали?

Адатмыра (садится в ближайшее кресло): – Нет, старуха, не работала я на мельзаводе. Я нигде и никогда не работала. Я не знаю, что такое мельзавод.

Обескураженная и обиженная Ульяна отодвигает стул в сторону, садится на него, смотрит в пол.

Лёша проходит к дивану, садится. Громко хлопает в ладоши.

Екатерина Семёновна: – Там, на мельничном заводе, пшеничные и прочие зёрна перемалывают, и получается мука.

Адатмыра: – Мне всё равно! Пусть там даже человеческие кости перемалывают.

Вера Петровна (Адатмыре): – Странно! Вы так похожи на Нону Масаковну, которая работала на мельзаводе, пила одеколон и спала со всеми мужиками подряд. Но, простите уж, Нона была гораздо симпатичней, чем вы… Так уж сложилось (достаёт из кошелька деньги и протягивает Адатмыре). Вот, берите пятьсот рублей и с миром отсюда валите, добрая женщина!

Лёша (как ошпаренный вскакивает с места): – Бабушка, ты кого гонишь из нашего дома? Если бы ты знала, на кого ты голос повышаешь!

Адатмыра: – Леха, друган, я могу их обоих выкинуть отсюда, и всё у нас будет спокойно.

Екатерина Семёновна: – Облезешь, страхолюдина! Замучаешься!

Ульяна: – Но это же обычная шутка. Как вы не понимаете. Никто никого не собирается никуда выкидывать.

Лёша: – А тебя, Ульяна, никто не спрашивает. Всё нормально.

Адатмыра: – Понятное дело, я пошутила. Имею же я право пошутить?

Екатерина Семёновна: – Шути быстрей и сваливай отсюда, красотка! (Лёше). Сынок, а где твой фотоаппарат?

Вера Петровна (со вздохом): – Чего неясного, Катя? Он пропил его вместе с этой… бродяжкой.

Лёша: – Да мы почти в кафе и не пили. По две рюмки коньяку и – и всё!

Екатерина Семёновна: – Ты, Лёша, не мог собутыльника получше найти. Привёл сюда какую-то бомжиху!

Адатмыра: – Но вы сейчас у меня договоритесь обе! Что за люди такие? Я к ним явилась на вечное поселение, а они тут какие-то мне новые имена придумывают (Лёше). В общем, налей мне водки, и я пошла, к себе, на болото. Там спокойней.

Лёша подбегает к Адатмыре, падает перед ней на колени, обнимает.

Ульяна (встаёт на ноги): – Не пойму, что твориться!

Адатмыра (отпихивает его в сторону): – Договорились! Я останусь. Только заткни им пасти и всё объясни, а потом будем пить водку (Ульяне). Я тебе всё объясню, девушка! Тебя, кажется, зовут Ульяной. Так вот твой Лёха, нескладный, но продуманный паренёк, решил жениться на мне. А мне всё равно. Пусть женится. И ты к нему приходи, когда тебе надо будет… Мы с Лёхой любим весь мир.

Лёша (встаёт на ноги и делает взмах рукой): – Да! Мы любим весь мир!

Ульяна: – Как же так, Лёшенька? Ты же говорил, что любишь только меня.

Лёша: – А теперь я люблю весь мир! Больше всех я обожаю мою новую и невесту из… болотных мест. «Там чудеса, там леший бродит…».

Ульяна: – Скажи, Лёша, что ты сошёл с ума, и завтра у тебя настанет просветление. Ты вылечишься. Сейчас медицина на высоком уровне.

Екатерина Семёновна: – Я бы не торопилась так утверждать. Медицина, конечно, у нас имеется, но только в наличии и не больше.

Вера Петровна: – Ты, внучек, фотоаппарат свой хоть дорого продал? За нормальные деньги?

Лёша: – Дорого не продашь. Я его загнал за четыре бутылки водки. Они вон лежат, у меня в рюкзаке. Правда, он был крутой и стоил намного дороже.

Ульяна: – Я верю и знаю, что завтра у Лёши наступит просветление…

Адатмыра: – Не будет у Лёхи никакого просветления. По той причине, что я умная и очень красивая, и тоже, как и он, иногда с удовольствием пью водку. Просто мне интересно понять, что же это такое. Я её вкуса не понимаю и не тупею от неё. Она, как вода, но с другим вкусом.

Екатерина Семёновна: – Только не надо скромничать, зеленоволосая дама! Ты за свою долгую жизнь выпила сотни цистерн спиртосодержащих жидкостей. Или я не права?

Адатмыра: – Ты не права, моя будущая родственница. Ты совсем не в курсе того, что происходит. А вот у тебя физиономия пропитая. Это факт.

Вера Петровна хватается за сердце, наваливается спиной на диван. Почти теряет сознание.

Екатерина Семёновна поднимается с места, бежит в соседнюю комнату. Быстро возвращается со стаканом воды в руке и таблеткой. Засовывает таблётку матери в рот и поит её из рук.

Вера Петровна (приходит в себя, твёрдым голосом): – Ты женишься на этом чудовище только через мой труп.

Адатмыра: – Хорошо. Я согласная. Пусть будет труп. Всё какое-то разнообразие.

Лёша падает на пол, на спину, начинает дёргать ногами.

Лёша (в истерике): – Хочу Адатмыру! Хочу Адатмыру!

Вера Петровна: – Что такое Адатмыра?

Екатерина Семёновна: – Наверное, какой-нибудь новый американский фасфуд, слепленный из полного ГМО.

Вера Петровна: – Что ещё за ГМО?

Ульяна: – Это, Вера Петровна, генный модифицированный продукт, очень опасный для здоровья. Но его обожают кушать американцы. Люди говорят, что его даже в руках держать нельзя, а вот Лёша всякие Биг-Маки и Хот-доги с удовольствием ест. Но ведь такое даже нормальные кошки и собаки в пищу не употребляют.

Лёша (продолжает лежать на полу): – Не болтайте ерунду, Ульяна! Это самая лучшая жрачка в мире! Хочу Адатмыру! Хочу Адатмыру!

Адатмыра: – Адатмыра – это я. Имя у меня такое вот. А ты, старушка сердобольная – Вера Петровна. А вон та рябая курица с дебильной улыбкой – твоя дочь, Екатерина Семёновна. Когда мы в кафе сидели, Лёха мне всё о вас рассказывал. Говорил, что вы сволочи. Но я не думала, что до такого… края.

Екатерина Семёновна: – Да как ты смеешь, какая-то Адатмыра, с болотной кликухой, меня оскорблять!

Леша (встаёт на ноги и улыбается): – Адатмыра – нежное имя. Это моя невеста! Если вы будете тут её ругать, то я… отравлюсь. Мне без моей прекрасной Адатмыры не жить!

Ульяна: – Гэмэошными гамбургерами или водкой?

Лёша: – Замолчи, Ульяна! А я хочу Адатмыру!

Вера Петровна: – Да чёрт с тобой, полудурок! За что я тебя только люблю? Мне всё равно, что Адатмыра, что иностранная тыква.

Адатмыра: – Кто такая Тыква?

Екатерина Семёновна (саркастично): – Тыква – это соседка наша. Лучше бы он на ней женился.

Адатмыра: – Дак, я не жадная. Пусть Ульяна приходит, когда надо, и ваша соседка Тыква.

Ульяна (со слезами): – Сумасшедший дом!

Убегает в прихожую, быстро надевает на ноги туфли, хлопает дверью.

Уходит.

Вера Петровна: – Такую ты славную девушку потерял, Лёша.

Адатмыра: – Ничего он её не потерял. Если она водки захочет, то прибежит.

Екатерина Семёновна: – Ульяна – порядочная и скромная девушка, она не пьёт водку, и ничего подобного не употребляет.

Адатмыра: – Странно. Дикость какая-то! А что тут ещё в вашем мире делать? Только водку и пить.

Вера Петровна: – Ты что, Адатмыра, не местная?

Адатмыра: – Я, вообще, не знаю, кто я и откуда. Живу пока на болоте. Теперь вот придётся обитать у вас. Пока водка не кончится.

Екатерина Петровна: – Ясно. Амнезия. Полная потеря памяти. Я, как психолог, знаю.

Вера Петровна: – Из тебя, Екатерина, психолог, как из меня водолаз.

Екатерина Петровна: – Брось ты, мама, гадости говорить!

Лёша (садится на диван, обнимает Веру Петровну): – У моей Адатмыры не только памяти нет, мои дорогие, но и документов. А у тебя, бабуля, в нашем городе связи везде имеются. Ты ведь всю жизнь в торговле работала во времена совдепии… кассиром. Тебя все помнят и уважают.

Вера Петровна: – Хорошо. Паспорт и прочее и помогу ей сделать, и валите к себе! У тебя, Лёшенька, есть двухкомнатная квартира. Там и живите, что бы глаза мои вас не видели!

Лёша: – Мы решили жить с тобой, бабулей, и… мамулей. У вас же трёхкомнатная квартира. Места всем хватит.

Екатерина Семёновна: – А что вам на двоих мало будет двухкомнатной?

Адатмыра: – Ну, что вы такие тупые! Даже я знаю, что для того, чтобы всегда было много водки, надо много денег. Лёха-молоток! Он решил квартиру продать. Сообразительный у вас малыш.

Вера Петровна: – Мне что, опять терять сознание?

Лёша: – Не надо, бабушка. Оставайся в сознании, как я.

Вера Петровна: – Ты родился без сознания, Алёшенька, таким и остался. Наверное, поэтому я тебя и жалею.

Екатерина Семёновн (плачет): – Ну, как же так, Лёша? Что же такое происходит?

Адатмыра: – Я добрая. Если не будет водки, то я уйду к себе, на болото.

Лёша падает перед ней на колени.

Лёша: – Не уходи, зелёноволосая русалка!

Адатмыра: – Встань на ноги и не паясничай! Ты же видишь, твои мама и бабушка на всё согласные. По жизни… идиоты, и такой расклад мне нравится.

Вера Петровна (Екатерине Семёновне): – Чёрт с ними! Неси, Катя, на журнальный столик стаканы и закуску! А водка у них есть. Полный рюкзак. Я не сомневаюсь. Отпразднуем помолвку.

Адатмыра: – Что такое помолвка?

Екатерина Семёновна (встаёт с места): – Это значит, что мы почти обо всём договорились. Только ради… нашего Лёшеньки.

Уходит на кухню, начинает носить посуду и закуску: колбасу, сало, нарезанные помидоры и прочее.

Счастливый Лёша подносит от комнатной двери рюкзак с водкой, вынимает оттуда сразу две бутылки с водкой. Разливает по стаканам. Адатмыре наливает полстакана, себе чуть поменьше, и понемногу матери и бабушке.

Садится за стол и Екатерина Семёновна. Всё поднимают стаканы, слегка ударяют их друг об друга.

Вера Петровна: – Совет вам да любовь! (смотрит на Адатмыру). Неважно, что морда овечья, лишь бы женская… штуковина была человечья.

Адатмыра: – Я покладистая.

Екатерина Семёновна: – Покладистая. Куда покладут, там и лежишь.

Адатмыра: – Злиться не собираюсь, потому что у меня стакан с водкой в руке. Но он, вполне, может полететь в определённое место. Причём, прицельно. Одним словом, я не промахнусь.

Лёша: – Да моя Адатмыра самая красивая девушка на свете! У неё нежное имя.

Вера Петровна: – Пугающая такая… красота. Если три первых ночи она мне не приснится, то ещё поживу немного.

Екатерина Семёновна: – Давайте же не будем говорить о плохом и выпьем за здоровье… молодых!

Адатмыра: – Ну, достали, тошнотики!

Выпивает залпом. Все поступают так же. Закусывают.

Слышится стук двери. На пороге появляется Ульяна. Настроена решительно.

Проходит к столику, пододвигает стул. Садится. Наливает себе в стакан немного водки. Выпивает и тут же чем-то закусывает.

Срывается с места и бежит в туалет, её мутит. Слышится шум воды.

Все переглядываются.

Екатерина Семёновна: – Зачем ей надо было пить, если она ни разу в жизни этого не делала?

Вера Петровна: – Ничего! Ульяна успела спиртовую гадость выплюнуть. Водки в ней не осталось, будет только один мерзкий запах.

Ульяна возвращается, немного хмельная. Садится за столик.

Ульяна: – Пить водку больше никогда не буду. Но я пришла сюда бороться за своё счастье, за свою любовь! И буду бороться!

Лёша: – Ульяна, но ты же должна понять. У меня такое чувство возникло первый раз в жизни, к Адатмыре. Она – или марсианка, или русалка, или…

Адатмыра: – Шла бы отсюда, красавица, к чёртовой матери из этого дома, от непонятных людей!

Ульяна: – И не подумаю. Ты-то здесь чего торчишь?

Адатмыра: – Я торчу здесь из-за любопытства. Мне ведь всё равно. Я ведь не знаю, кто я и откуда. А тебе – не всё равно. Тебе жить в земном мире. Но только не здесь, не с ними.

Екатерина Семёновна: – Ты, Адатмыра, брось бред нести! Если бы не Лёшенька…

Адатмыра: – Заткнись!

Вера Петровна: – Может быть, не будем тут ссоры устраивать! Кто есть кто, время покажет. Я смотрю, что многие дураки умными себя считают.

Ульяна: – Вера Павловна, вы же знаете, что я очень хорошо отношусь к Лешеньке.

Лёша: – Чего там говорить! Давайте выпьем, кто может и кто хочет!

Берёт бутылку, с нежностью смотрит на Адатмыру и собирается разливать водку, начиная с неё.

Адатмыра закрывает свой стакан ладонью.

Адатмыра: – Всё! На сегодня хватит, Лёха. Я ведь не алкашка, а всего лишь – бытовая пьяница. Скорей, даже дегустатор. Мне ваш напиток бодрости уже перестаёт нравиться. Одним словом, пейте, кто хочет и может. Я думаю, если захочется, мне на завтра останется… что-нибудь. А если нет, то переживать не буду.

Екатерина Семёновна: – У вас что, Адатмыра, на болоте, на самом деле, все непьющие?

Адатмыра: – Только цапли пьют, тётя Катя, и одну лишь болотную воду. А у тебя рожа опухшая. Ты, видать, часто прикладываешься.

Екатерина Семёновна (угрожающе): – Да я тебя сейчас, болотное чудовище, замочу!

Адатмыра: – Пробуй! Может, получится, хотя, конкретно и категорически, сомневаюсь.

Лёша осуждающе глядит на мать. Екатерина Семёновна успокаивается.

Ульяна: – Не будет у вас счастья в доме.

Вера Петровна: – Какое там счастье, Уля? Его, можно сказать, и не было. С одними долгами разделаешься, так опять в другие влезаешь.

Лёша наливает немного водки себе, матери и бабушке.

Все трое сразу же выпивают. Возникает пауза.

Вера Петровна: – Ну, чего все притихли? Адатмыра права. Хватит дрянь вонючую глушить! Выпили немного – и довольно (Ульяне). Ты там, на кухне, всё знаешь. Спрячь водку в холодильник. Поставь пару чайников. Неси чашки под кофе. Там есть конфеты, половина торта да ещё печенье какое-то. А дочь моя, Екатерина Семёновна, пусть сидит и всех пожирает от злости глазами. Она уже бухая.

Екатерина Семёновна: – Сама ты бухая, мамаша! Как ты мне надоела!

Ульяна идёт на кухню за подносом. Возвращается и собирает бутылки, стаканы со стола, часть закуски. Носит на кухню.

Слышно, как она гремит посудой. Собирается кипятить воду и заваривать чай.

Лёша встаёт и направляется на кухню.

Вера Петровна (Адатмыре): – Вот так я и живу с ними… с мамой и её сыночком.

Адатмыра: – Плохо живёшь, старушка. Очень плохо.

Екатерина Семёновна (Адатмыре): – А ты свой нос в чужие дела не суй, кикимора болотная!

Адатмыра: – Ещё слово – и ряд зубов, психолог!

Лёша встаёт из-за стола.

Лёша (Екатерине Семёновне): – Поёдём, маман, на кухне по рюмке водки накатим! Осталось чувство чего-то… недопитого.

Екатерина Семёновна (встаёт из-за столика): – Пойдём, Лешенька! А то здесь всякие пришлые свои правила устанавливают. Да и бабка наша ей подпевает.

Лёша: – Адатмыра – не пришлая. Она моя любимая девушка. У неё самое нежное имя на Земле.

Адатмыра: – Если, Лёха, без меня, в одну харю выпьешь, то пеняй на себя. Твоя мама пусть квасит. Но ты-то человек. Я надеюсь, что…

Лёша: – Моя Адатмыра, но ты ведь и сама водку пьёшь. А я совсем немного, раза два-три пропущу. Что же тут страшного?

Екатерина Семёновна решительным шагом уходит на кухню.

Адатмыра: – Ты ничего не понял, Лёха. Мне ваша водка, как вода. Просто познаю ваш… гнусный мир. Не земной, а конкретно – ваш. Ты совсем не знаешь меня, юноша

Лёша: – Ну, я же хочу! Выпить я хочу – и баста!

Адатмыра: – Как желаешь, голубок, господин Хотелкин! Я тебе своё слово сказала, а ты уж сам думай или маму слушай…

Лёша: – Всё ерунда! Мы теперь с тобой неразлучны, моя русалка с нежным именем! Навеки и до гроба!

Отправляется на кухню.

Появляется Ульяна с подносом, на котором заварной чайник, кофейник, чашками, вазочки с сахаром, конфетами, печеньем, ложечки и прочее.

Выставляет всё на столик, на поднос ставит часть посуды.

Уходит.

Адатмыра: – Я представляю, как они издеваются над тобой, Вера Петровна. В принципе, я всё знаю. Мне дано многое. Так уж получилось.

Вера Петровна (со вздохом): – Видать, ты не такое уж и плохое существо, если сразу всё заметила. Понятно, что к человеческому роду не принадлежишь. Потому мне и жалко Лёшу. Ты совсем ему не пара.

Адатмыра: – Плохое я или хорошее существо – не мне судить. А за своего Лёшу не беспокойся.

Вновь появляется Ульяна с большим чайником в руках и с вареньем вазочке.

Вера Петровна: – Садись, Уля! Чай будем пить. Маме с сыном сейчас не до чая и не до кофе. У них там водки море!

Ульяна (садится): – Да, им не до чая. Накурятся, напьются, наговорятся… А потом пойдут спать. Всё известно. Пусть отдыхают. Им ведь так хочется.

Наполняет кипятком чашки из большого чайника, ставит его под столик.

Каждый заваривает чай по вкусу, кладёт в чашки сахар. Размешивают его ложечками. Не торопясь, пьют.

Ульяна (Адатмыре): – Извините, конечно. Ну, зачем вам нужен мой Лёшенька.

Адатмыра: – Он совсем не твой. Он принадлежит самому Дьяволу. Таким родился и так… воспитан.

Вера Петровна: – Я во многом виновата. Жалела его, многое позволяла. Да и дочь моя Катерина тоже… избалованная.

Ульяна: – Да что вы такое обе говорите? Алёша – очень хороший, да и Екатерина Семёновна – умная и, может быть, добрая.

Адатмыра: – А может быть, и нет. Скорей всего, ни то и ни другое.

Перед ними появляются под изрядным подпитем Лёша и Екатерина Семёновна. Покачиваются, держась за руки. Улыбаются.

Екатерина Семёновна: – Скоро мы чай к вам подойдём пить!

Лёша: – Или даже кофе!

Лёша берёт рюкзак с водкой и вместе с Екатериной Семёновной возвращается на кухню.

Адатмыра: – Яблоко от яблони недалеко падает.

Вера Петровна: – Так и есть, к несчастью. Я вместе с ними бы пила водку и вино, но мой организм много её не принимает. Противится всякой дряни. Чаще всего, вообще, на эту гадость смотреть не могу (Ульяне). Моя дорогая, Улечка! Лешеньке в жёны нужна пожилая и богатая женщина. Иначе он не проживёт. А я совсем не вечная. Мне жалко их обоих (плачет). Тебе нужно строить нормальное счастье… с серьёзным, умным и работящим парнем.

Ульяна: – Мне страшно потому, что иногда начинаю думать об этом. Но ведь я люблю Лёшу!

Адатмыра: – Нет, не любишь. Ты просто его жалеешь. За что? За то, что он такой непутёвый и ленивый, живущий, как вирус, за чужой счёт. При этом отпетый негодяй. Таких субъектов тоже ведь жалеют.

Вера Петровна: – Не болтай вздора, Адатмыра! Не такой уж он и плохой. Мне на дни рожденья всегда цветы дарит.

Адатмыра: – Немного выкраивает из тех денег, которые ты ему выделяешь в день по два раза, Петровна. Или я не права?

Ульяна: – Да, правда. Вера Петровна всегда даёт деньги Лёше. Но ничего же в этом плохого нет. Если есть возможность, то можно и помочь.

Адатмыра: – Можно и нужно помочь голодному и раздетому, а не тунеядцу, который забирает у тебя всё, с наглой ухмылкой на роже. Тебе-то ведь, Вера Петровна, и на улицу не выйти. Нечего одеть. Одни лохмотья. Правда, на продукты питания денег пока хватает. Там, где они поедят, и ты прокормишься.

Вера Петровна: – В чём-то ты права, странная женщина Адатмыра. Но не во всём.

Ульяна: – Может быть, мне не слушать то, о чём вы говорите. Я, наверное, домой пойду.

Адатмыра: – Сиди, отдыхай и слушай, Ульяна! Думай, Ульяна! Тебе полезно знать о том, что бывает на белом свете. Во всём я права. Правда, сейчас в каждом четвёртом доме такое происходит. На разных уровнях, но такой вот страшный процесс идёт.

Вера Петровна: – Очень трудно мне стало жить! Очень. Но разве я виновата в том, что случилось?

Адатмыра: – Конечно, Петровна. Ты виновата и во многом. Тебе с молодых лет казалось, что ты всем повелеваешь, всем руководишь. Но они верёвки крутили, именно, из тебя. Не только я о твоей дочери говорю и о внуке, о других, так сказать, людях тоже.

Появляются, пьяные вдрызг, Лёша и Екатерина Семёновна. Смеются, весёлые и счастливые.

Екатерина Семёновна: – Мы чай к вам не придём пить! Я с сыночком, Лёшей, беседую. Мы славно разговариваем о его будущем… счастье. А вы все… сволочи!

Лёша: – А тут, мама, всё нормально. Обе мои невесты с бабулей сидят. Куда они от меня денутся!

Екатерина Семёновна: – Никуда не денутся! Никуда, Лёшенька.

Уходят на кухню.

Вера Петровна: – И вот так очень часто. Да ещё компании какие-то приходят частенько. Как я устала!

Ульяна: – А вы, Вера Петровна, разменяйте вашу трёхкомнатную квартиру на две однокомнатные. Пусть Екатерина Семёновна живёт отдельно.

Вера Петровна: – Какой смысл? Они не оставят меня в покое. Им деньги всегда нужны. Да и над кем-то им же надо издеваться. Но мне обоих, непутёвых, внука и дочь, жалко. Многие добрые люди их давно уже послали… подальше. А проходимцы всегда рядом с ними. Ведь им на дармовщинку можно выпить, закусить и денег немного отгрести (Адатмыре). Ты не договорила. Так в чём моя-то вина?

Ульяна: – Как только твоя Катя вышла замуж, и появился на свет ваш… Лёшенька, ты совершенно, Петровна, забыла о том, что у тебя есть муж. Ты начала заботится о семье своей дочери, а он… остался сначала с… рыбной ловлей на озере, а потом завёл себе приятелей-алкашей. Зарабатывали вы оба по тем временам хорошо. Потому их молодая семья ни в чём не нуждалась.

Вера Петровна (обиженно): – А как же иначе-то, Адатмыра? Мы ведь люди, а не какие-нибудь болотные существа.

Адатмыра: – Лучше уж быть болотными существами, Петровна, чем такими людьми.

Ты ведь по всяким курортам и домам отдыха ездила со своей дочкой, зятем и внуком, который с малолетства понял, что он центр всей вселенной. Ты так ему внушила. А муж твой был представлен сам себе. Плохо закончил. Водка сгубила. Добрый, но слабовольный человек. Тоже ведь поил и кормил всех своих многочисленных друзей и незнакомых субъектов.

Ульяна молчит, опустив голову вниз. Помешивает ложечкой чай.

Вера Петровна: – Ты много знаешь, Адамытра. Ты, видно, американский шпион.

Адатмыра: – Ах. Петровна, ну зачем шпионам ваши жизненные проблемы? Их интересует совсем другое. Да и похожих семей на вашу очень много во всех странах мира.

Вера Петровна: – Всё верно. Есть ведь случаи и похлеще моего.

Адатмыра: – Потом твоя дочь, Екатерина Семёновна, начала вести, самый настоящий, развратный образ жизни, как говориться, при живом муже. Тот, человек трусоватый, не очень положительный, просто сбежал… в другой город. Быстро обзавёлся новой семьёй. А муж твой, Петровна, трагически погиб… по пьяной лавочке. Кто его убил и как, никто даже не стал интересоваться. А надо было и ему просто тоже оставить этот ад. Он тоже понял, что здесь самый главный Лёшенька и, понятно, его мамочка.

Вера Петровна: – Тебе легко судить со стороны, Адамытра. А вот проживи ты мою жизнь и не соверши ошибки.

Адатмыра (обнимает за плечи Веру Петровну): – Поверь мне, я никого из вас не сужу. Не моё дело судить и давать оценки. На то есть Господь. Но я прожила не одну жизнь… Не скажу, что свято, но старалась не причинять никому вреда.

Ульяна: – Так что же происходит? Как же быть?

Адатмыра: – Жить пока на этой Земле. Пока ты кому-то нужна и смысл есть в твоём существовании, то и жизнь будет продолжаться.

Ульяна: – А вы-то кто, Адатмыра? Неужели вы ничего не помните о себе?

Адатмыра: – Всё помню, Ульяна. Но информация обо мне – не для детских ушей. Хотя ты уже и не ребёнок, но и пока… не женщина.

Вера Петровна: – Ты говоришь загадками, Адатмыра. Но ведь я пока нужна и Лёше, и Кате, значит, ещё поживу…

Адатмыра: – Давай, Вера Петровна, оставим наш самый главный разговор на завтра.

Вера Петровна: – Завтра так завтра. Впрочем, мы успеем ещё наговориться. Я начинаю понимать, что моему Лешёньке нужна, именно, такая жена, как ты. Сделаем тебе документы, устроишься на мельзавод… грузчицей. Лёшу сообща заставим работать. Насчёт моей дочери великого психолога не могу ничего сказать. С тех пор, как от неё сбежал последний любовник, она, вообще, озверела и обнаглела. Порой такое мне говорит, что…

Адатмыра: – Что говорит?

Вера Петровна: – Говорит: «Когда ты подохнешь?». Но я понимаю, тут нервный срыв. Она меня любит… по-своему.

Ульяна: – А мне кажется, что Екатерина Семёновна, любит только себя. Алёша ей тоже до фонаря (Адатмыре). Я понимаю, что ему нужна серьёзная жена и уже в возрасте. Вы уж, Адатмытра, постарайтесь понять и простить все его проступки, гулянки, увлечения…

Адатмыра: – Вы обе наивны, значит, ещё не потеряны для Бога.

Вера Петровна (удивлённо): – Ты что, Адатмыра, передумала выходить замуж за моего Лешёнку? Но почему? Не такой уж он и плохой.

Адатмыра: – Святых людей, да и других безгрешных существ, не бывает. Он не плохой, он просто… мерзкий. Но не моё это дело.

Вера Петровна: – Больно уж строга ты, тётенька!

Ульяна (и радостно, и удивлённо): – Так вы, Адатмыра, не будете женой Лёши? Но ведь он впечатлительный, ранимый… Он такого не переживёт.

Адатмыра: – Всё он переживёт. Он человечек продуманный. Ищет выходы там, где можно, где они имеются. А если что-то не получается, ваш Лёша быстро переключается на другое, возможное, полезное для него. Найдёт он молодую и распутную дуру, такую же, как сам, и станут они, сообща, сгребать денежки со своих бабушек, дедушек, родителей. Мне известно, как всё будет.

Ульяна: – А как же я? Ведь мы с Лёшей давно знакомы.

Адатмыра: – Ульяна, не хитри! Он тебе давно уже не нужен. Тебе с ним интересно общаться, как с Чудо Юдой, не больше. Ты его не любишь, и давно уже собираешься забыть дорогу до этого и его дома.

Вера Петровна: – Неужели, Ульяна, это правда?

Ульяна (опускает глаза вниз): – Правда. Мы с Алёшей только друзья. У нас ничего не было… У него с другими девушками всякое случается, но не со мной…

Вера Петровна: – Чего же ты почти год нам всем голову морочишь? Мы-то, в крайнем случае, надеялись на тебя.

Ульяна: – Я тоже надеялась… на себя. Но теперь окончательно поняла, что я не достойна внимания Лёшеньки. Он такой… замечательный, а я – самая обычная.

Адатмыра: – Благородный ответ. Ты, Ульяна, тоже не так проста. С хитринкой.

Перед ними внезапно появляются Лёша и Екатерина Семёновна. Держат друг друга за руки. Торжественно и с хитринкой глядят на сидящих за столиком.

Екатерина Семёновна: – Перед вами выступает самый лучший в мире дуэт: Лёшенька и его мама. Песня про танкистов! Аплодисменты, пожалуйста!

Сидящие за столиком сдержано, но, ради приличия, им хлопают.

Лёша: – Жидкие аплодисменты. Но мы, всё равно, споём!

Лёша и Екатерина Семёновна держат друг друга за руки, поют:

– Дело было на полянке,

На войне, среди равнин.

Завели мы свои танки

И помчались на Берлин.

Материли нас фашисты

По-немецки, в душу мать,

Потому что мы – танкисты

И не любим унывать.

Их пьяные голоса дрожат, но они стараются. Слушатели чувствуют себя неуютно.

Но у поющих даже слёзы блестят в глазах.

Продолжают петь:

– В бункере ногами топал

Гитлер, чокнутый балбес.

Он блицкригом всю Европу

Насмешил, потом исчез.

Пусть снаряд летит со свистом

Прямо Гебельсу в кровать,

Потому что мы – танкисты

И не любим унывать.

Лёша: – Стоп, мама! (Вере Петровне). Ты же знаешь, бабуля, как я уважаю танкистов. Броневой ударный батальон! Броня крепка, и танки наши быстры! Но это уже из других, замечательных песен. Я люблю танкистов, бабуля!

Вера Петровна: – Знаю, Лёша, что ты их очень любишь! Я тебя, здорового быка, от армии отмазала! Теперь жалею, что так неразумно поступила.

Лёша: – Причём здесь это, бабушка? Танкистов я, всё равно, уважаю и глубоко… понимаю, как фотохудожник.

Екатерина Семёновна: – Мама, ребёнок, поёт, для тебя старается, а ты всякие гадости говоришь.

Вера Петровна: – Молчу. Пойте! Это про армию просто к слову пришлось.

Екатерина Семёновна: – Назло вам мы с Лёшей допоём! Вы нам рты не заткнёте!

Ульяна: – Мы слушаем, и с большим удовольствием.

Лёша: – А куда вы денетесь?

Адамыра: – Божественное пение!

Екатерина Семёновна и Лёша продолжают петь:

– Никаких врагам отмазок!

Не страшит нас их шантаж.

От тупых заморских сказок

Дикари впадают в раж.

Как всегда, они речисты,

Но раздавим вражью рать,

Потому что мы – танкисты

И не любим унывать.

Заканчивают петь. Кланяются. Но чуть не падают, едва держатся на ногах.

Им хлопают, как могут, как желают.

Адатмыра: – А вы, оказывается, оба, и мама, и сынок, патриоты своей родины!

Лёша: – А как же! Только так! Как ты ещё хотела, Адатмыра?

Екатерина Семёновна: – А ты что, в сомневалась в нашем патриотизме, зелёная квакушка?

Адатмыра: – Сомневалась и сомневаюсь. Не того поля ягодки.

Екатерина Семёновна: – А вы все знаете, кто?

Ульяна: – Кто мы?

Екатерина Семёновна: – Вы – япониские самураи!

Вера Петровна: – Почему, Катя, мы самураи?

Екатерина Семёновна: – Потому, что мы так решили с Лёшей.

Лёша: – А мы танкисты, которые… на полянке.

Екатерина Семёновна: – Пойдём, сыночек! Выпьем ещё за наших… танкистов!

Лёша: – Пойдём! Танкистов я уважаю.

Уходят, довольные и радостные.

Вера Петровна: – Вот так я и живу, Адатмыра. Концерты почти каждый день. После всего этого, как же я оставлю моих Лёшу и Катю. Надо мне терпеть их скверные характеры и жить, помогать им. Я отдам им всё. А тут ещё и Ульяна начинает капризничать, обман какой-то затевать.

Ульяна: – Я никого не обманывала. Просто недавно разобралась в себе. Да и некогда мне замуж выходить. Сейчас работа. Пока в киоске работаю и учусь заочно в педагогическом университете. Года через три… Тогда уж можно и семьёй обзавестись.

Вера Петровна: – Я считала, что у Лёшеньки есть всё. А вот, получается, что у него ничего нет. Поэтому я отдам ему последнее.

Адатмыра: – Всё ты уже отдала, что могла, бабушка. Больше ничего не осталось. Главное, что душу на них свою положила, а вот они этого не поняли, не оценили. Такой вот… генотип у мамы и сыночка. Но повторяю, я их не сужу. Если Господь создал их такими, значит, так надо. Это испытание тебе, Петровна. Кто не изведал страдания, тот не оценит радости и счастья. Не поймёт их и даже, может быть, оттолкнёт от себя.

Появляется абсолютно пьяный Лёша. Садиться за столик, едва не опрокидывает его.

Лёша: – Там уже не интересно. Мама кому-то по мобильному телефону названивает. Ха-ха! Называет всех сволочами. Но кое-кого, правда, «мой дружочек». Её дела… психологические.

Адатмыра: – Может быть, твоя мама, Лёша, всё-таки, не профессиональный психолог, а неизлечимый психопат.

Лёша: – Вообще-то, в таком предположении что-то есть. Она, честно говоря, очень нервная, а бывает и злая.

Вера Петровна: – Ты, внучек, опять нажрался, как свинья. Когда на работу будешь устраиваться, Лёша?

Лёша: – Опять ты, бабуля, мою свободу ущемляешь! Не очень хорошо. Про работу потом! А я сейчас – фотохудожник.

Ульяна: – Без фотоаппарата.

Лёша: – Так вот, я и хочу… У меня чуть-чуть осталось. Бабуля, надо мне, всего-то, девять тысяч рублей на фотокамеру. Ту ведь, которая была, мы по случаю радостного дня, пропили. Я уже говорил. Продал по-дешёвке. Пили за мою зелёноволосую русалку!

Адатмыра: – Не стоило пить, Лёха, за всяких зеленоволосых. А если завтра встретишь даму с голубой задницей, что тогда? Сопьёшься и падёшь… смертью храбрых.

Ульяна: – А что разве такие женщины бывают?

Вера Петровна: – Ах, Уля, чего только не бывает на белом свете!

Адатмыра: – Иди, Лёха спать! Не мазоль нормальным людям глаза.

Лёша: – Я нормальный и не… пьяный. У меня просто высокая электромагнитная чувствительность.

Вера Петровна: – Дорого же мне обходится, твоя… электрическая чувствительность. Почти каждый день наэлектролизованный. Всё без толку. Машину тебе купила, так она в гараже стоит, а ведь должна ездить.

Лёша: – Я потом другую куплю, эта мне не нравится.

Ульяна: – Лешенька, тебе обязательно надо отдохнуть!

Лёша: – Замолчи ты, Уля! Надоела, блин! Я сам знаю, что мне делать (Адатмыре). А ты не возражай мне, Ада… Ада… одним словом, Мымра! Я сейчас пойду спать, чтобы через пятнадцать минут ко мне прилегла! Возражений не терплю! (Вере Петровне). Ну, как насчёт бабок, бабуля?

Вера Петровна: – Конечно, дам, Алёша. Завтра проснёшься и получишь свои девять тысяч. Да ещё немного выделю, чтобы тебе здоровье поправить. Куда же от тебя денешься?

Лёша: – Всё правильно. Я поплыл спать.

С трудом встаёт на ноги. Покачиваясь, уходит.

Адатмыра: – Представьте себе, и мне жалко вашего непутёвого и зарвавшегося человечка. Но как есть, так и есть. Какой-то балбес внушил ему, что он особенный и все ему должны и обязаны… особенно, родная бабушка.

Вера Петровна: – Вот именно. Как мне не пожалеть его и Катерину? А этот самый балбес, конечно же, я. Разбаловала их и трудолюбию не научила.

Появляется Екатерина Семёновна. Падает перед столиком с трудом встаёт. Садится в стороне от журнального столика.

Екатерина Семёновна: – Ну, что, невесты, дружочки мои, разобрались, кому из вас становиться Лёшиной супругой? Решайте, а то ведь у Лёшеньки желающих много. За ним столько тёлок гоняется.

Вера Петровна: – Иди-ка спать, психолог, язви твою мать! Безобразно выглядишь.

Екатерина Семёновна: – Чего ты тут мне указываешь, мамаша? Задолбала уже всех своим старческим маразмом.

Адатмыра: – Иди, пьянь, спать, пока в глаз не получила!

Екатерина Семёновна: – Поговори мне ещё, болотная ящерица! (встаёт на ноги и тут же падает, с трудом поднимается). Завтра я с тобой разберусь! Впрочем, ладно, живи, сволочь. Я Лёшу огорчать не хочу. Он – мой сын! Самый лучший в мире!

Вера Петровна: – После моей смерти, он тебя выпотрошит, а потом, куда-нибуль, на свалку отвезёт. С тобой он церемониться не станет. Ведь Лёша знает, что он тебе – по барабану.

Екатерина Семёновна: – Да? Ну и пусть! Завтра разберёмся. А ты, маманя, всё равно, скоро подохнешь!

Вера Петровна (с грустью): – Иди уж! Конечно, подохну. Успокойся.

Екатерина Семёновна уходит, едва волоча ноги.

Ульяна: – Я такого от Екатерины Семёновны не ожидала.

Вера Петровна: – Хватит врать, Ульяна! А то ты никогда таких пакостных слов от неё не слышала. Хоть бы один раз ты за меня заступилась.

Ульяна: – Как же я могу это сделать, Вера Петровна. Я ведь даже не знаю, как себя здесь вести.

Адатмыра: – Ульяна права. Сегодня она за тебя, Петровна, заступится, а завтра ты же её и обвинишь. Ты ведь в рабстве полном у своей дочери и внука.

Вера Петровна: – Наверное, так и есть. А что я могу поделать?

Ульяна (поднимается с места): – Уже поздно. Пойду домой.

Адатмыра (тоже встаёт на ноги): – Подожди, Ульяна! Пойдём вместе.

Вера Петровна: – Вы обе меня оставляете. Одну. Если не считать их, моих дорогих родственников, то я совсем одна.

Ульяна: – Я утром забегу, узнать, что и как.

Адатмыра: – Я тоже приду, Петровна. Так что, спи, и не думай ни о чём плохом.

Вера Петровна: – А ты-то где ночевать будешь, Адатмыра? Опять на болоте? Оставайся со мной. Я себе на раскладушке постелю. Есть тут у меня два одеяла в шкафу. Правда, рваненькие. Но какая разница? Мы с тобой люди привычные.

Адатмыра: – Не переживай, Вера Петровна. У меня – всюду дом. Нигде не пропаду.

Вера Петровна: – Наверное, у тебя там, на болоте, хорошо, спокойно.

Адатмыра: – Да. Но иногда ночные птицы кричат и другие голоса слышатся. Но они никому не мешают.

Ульяна: – Я, наверное, с ума бы сошла, если бы оказалась ночью на болоте. Вы, Адатмыра, можете переночевать у меня. Мои мама и папа ничего не скажут. Я всё им объясню.

Адатмыра: – Ты ничего им не сможешь объяснить, Ульяна. Происходящего понять невозможно. Мне не нужно крыши над головой и лежанки под боком. Я ведь не человек.

Ульяна: – Странно и страшно. Но интересно.

Вера Петровна: – Лучше ничего не знать, не видеть, не слышать.

Адатмыра: – Это невозможно. Никому не дано отгородится от всего, что вокруг. Во всех мирах и обителях так.

Вера Петровна: – Хорошо бы сойти с ума. Тогда с тебя все взятки гладки. Ходишь себе улыбаешься, и никому, и ничего не должен. Рада бы я лишиться рассудка, да никак не получается.

Ульяна (обнимает её): – Всё будет хорошо. Настанет утро – и жизнь пойдёт совсем по-другому.

Адатмыра: – Да, завтра будет совершенно иным. А мы, наверное, пойдём с Ульяной. А ты, Вера Петровна, отдыхай и не о чём не думай.

Вера Петровна: – Всё уже передумано на сто рядов. Если уж вы торопитесь, так вы идите, а я ещё чаю попью. Холодного. Немного успокоюсь.

Ульяна и Адатмыра уходят.

Вера Петровна встаёт с дивана, запирает за ними дверь. Возвращается, подходит к окну. Задумчиво смотрит на двор сквозь стёкла.

Садится за столик, наливает себе из чайника воды, добавляет заварки, сахара, пьёт.

С тоской смотрит в зрительный зал.

Конец первого действия

Действие второе

Та же комната и обстановка. На журнальном столике чисто, нет никакой посуды.

Вера Петровна лежит в одежде на диване. Ни подушки, ни одеяла.

Встаёт. Идёт на кухню, возвращается. Подходит к серванту, достаёт из него большой старый кошель, кладёт его на журнальный столик. Садится на диван.

Появляется Екатерина Семёновна, в халате, с растрёпанными волосами. Приостанавливается. Потом машет рукой, пробегает в ванную комнату.

Вера Петровна: – Начинается новый день, а с ним – и новые кошмары. Боже мой, как я устала! Никто не интересуется, здорова я или нет, как я живу. Никому до меня нет дела.

Впрочем, мне уже и не надо от них внимания. Никакого! Я очень устала.

Из ванны выходит Екатерина Семёновна. Садится на стул, недалеко от журнального столика.

Екатерина Семёновна: – Интересно, с кем ты разговаривать.

Вера Петровна: – С кем надо, с тем и разговариваю. Не с тобой же.

Екатерина Семёновна: – Да чего ты обижаешься, мама? Всё нормально, дружочек мой.

Вера Петровна: – Нормально, и – слава богу!

Екатерина Семёновна: – А вот я заболела. Голова болит. Наверное, простыла. Возможно, или грипп, или острое респираторное заболевание.

Вера Петровна: – У нас таблеток пять килограммов. Лечись!

Екатерина Семёновна: – Я лечусь, но всё равно, голова болит. Может, гипертония.

Вера Петровна: – Всё может быть. Пойди на кухню, кофе себе сделай!

Екатерина Семёновна: – Кофе? Причём здесь кофе? Кстати, а где эта бичиха с зелёными волосами, болотная тварь? Она что, с Лёшей спит? Да?

Вера Петровна: – Какого бы она чёрта с ним спала? Пошла по своим делам.

Екатерина Семёновна (встаёт с места): – Но это же трагедия! Сейчас Алёша проснётся, и нам с тобой мало не покажется. Он же устроит такой скандал, что весь дом будет стоять вверх дном.

Вера Петровна: – Ты в разуме, дочка, или как? Причём, здесь я? Адатмыра ушла к себе, скажем так, на болото. Но бог знает, куда ушла и кто она, вообще, такая?

Екатерина Семёновна: – Но почему ты её не удержала? Почему не закрыла дверь на замок и не спрятала ключи?

Вера Петровна: – А почему этого не сделела ты?

Екатерина Семёновна: – Я? Да я с большим удовольствием задушила бы эту гадину!

Вера Петровна: – И всех тех ты бы задушила, кто не желает слушать твой бред и у кого ты не пользуешься уважением. Ты полный ноль, Екатерина! Люди не любят, когда к ним обращаются, как к скотам, дружочек мой.

Появляется Лёша, лицо заспанное. Он в трусах и майке. Возмущён, взволнован и удивлён.

Лёша: – Не понял! А где моя… эта… вспомнил. Магарыма? Красивое нежное имя.

Вера Петровна: – Велика же твоя любовь к ней, если ты даже имя её не запомнил, Лёшенька. Она – Адатмыра. То ли русалка, то ли инопланетянка, а может быть, и ни то и ни другое. Тебе просто нужна была интересная и не совсем обычная игрушка. Но ведь это же не любовь.

Екатерина Семёновна: – Любовь – не любовь! Какая разница! Мама, не мучай ребёнка! Скажи, где она и когда вернётся!

Лёша подбегает к окну. Смотрит на улицу.

Лёша: – Я понял, она пошла за пивасиком или даже за водкой. В утреннем кафе можно всё купить и в любое время. Да и в магазине, если чуть переплатить.

Вера Петровна: – Она ушла к себе, на болото. Так она сказала.

Лёша (падает на колени, заламывает руки): – Где же мне её теперь искать? Как я хочу Адатмыру!

Вера Петровна: – Она обещала вернуться. Но я не знаю, Лешенька, вернётся ли. Да и зачем она тебе нужна? Немолодая, с зелёными волосами, одета в рваньё, так же, как и я.

Екатерина Семёновна: – Мама, но ты дай нам денег, и мы тебе чего-нибудь купим из одежды.

Вера Петровна: – На деньги, которые я получаю на двух работах, да с моей неплохой пенсией, друзья мои, я бы была одета и обута, как принцесса. В квартире стояла бы хорошая мебель, а не обломки.

Лёша (встаёт на ноги): – Ну, у меня в хате… всё неплохо. Евроремонт. Всё нештяк! Но тебе-то зачем всё такое, бабуля? Ты же старая.

Екатерина Семёновна: – Алешеньке ведь надо… Он же развивается.

Вера Петровна: – Тебе тоже надо, ты тоже развиваешься. Я и смолоду всё вам отдавала. Такие деньги вбухивала. Хорошо бы – на дело. Тогда понятно. Но, чёрт с вами! Жаль, что всё уплывает в какие-то странные компании, на какие-то постоянные пикники… Когда меня не будет на Земле, я посмотрю на вас с небес, и мне горько станет и обидно за то, что ничего из вас доброго не получилось.

Екатерина Семёновна: – Не думаю, что ты посмотришь на нас с небес. Скорей всего, тебе гореть в аду, мамаша.

Вера Петровна: – Это почему же мне придётся находиться там? Нечестно. Здесь жила, как в аду, и после смерти тоже… ад. Полная несправедливость.

Екатерина Семёновна: – Не спорь, мама. Ты этого заслужила. Ты укоряешь меня и Алёшу постоянно за то, что иногда помогаешь нам… материально. Что же тут такого особенного? Да не оскудеет рука дающего.

Вера Петровна: – Да не отвалится рука берущего. Здесь не помощь, дорогая Катя. Здесь… Проще говоря, вы методично вгоняете меня в гроб. Единствеено, что осталось – эта трёхкомнатная квартира. Вот вы и ждёте…

Лёша: – Ничего мы такого не ждём. Бабуля, к чему такие пустые разбирательства? Всё идёт нормально, но… не совсем. Я ведь не смогу теперь жить без Адатмыры.

Вера Петровна: – Сможешь, Лёша. Ещё как сможешь! Ты не из тех, кто под танки бросается. Вы живёте только ради себя. Я говорю про тебя и твою маму.

Лёша (садится в кресло): – Чего на тебя сегодня нашло, бабуля? Какая муха тебя укусила? Ты всегда меня поддерживала… Сейчас, например, у меня так болит голова. Просто, невозможно терпеть.

Екатерина Семёновна: – Я тоже граммов сто водки бы выпила. Хочу, чтобы у меня давление нормализовалось. Очень помогло бы. Немного полезно для… здоровья. Некоторые академики так и советуют.

Вера Петровна: – Вам вчера эти же самые академики посоветовали вдвоём шарахнуть, по сути-то, смертельную дозу водки. Там ведь оставалось три бутылки со спиртным. И ещё немного.

Екатерина Семёновна: – Я знаю точно, что ничего больше нет. Водка так легко пошла вовнутрь. Правда, ведь, Алёша?

Лёша: – Правда. Но сейчас я умираю. Если я не выпью граммов двести водки, то сердце моё остановится. Оно и так останавливается. Я переживаю.

Екатерина Семёновна: – А чего ты переживаешь, Лёша?

Лёша: – Вдруг моя Адатмыра утонула в болоте или её волки съели.

Екатерина Семёновна: – Так это же хорошо, мальчик мой. Туда ей и дорога! Ульяна намного лучше. Красивая, молодая, умная…

Лёша: – Что ты говоришь, мама? Как ты можешь такое говорить? Мне без моей Адатмыры нет жизни.

Екатерина Семёновна (Вере Петровне): – Дай мне хоть тысячи полторы на пиво. Может быть, я по-тихому схожу. Уже ведь десять часов утра, пивом вовсю торгуют. А то ведь моему ребёнку совсем плохо.

Лёша: – И водку уже продают. Факт.

Екатерина Семёновна встаёт с места, подходит к матери и протягивает ладонь.

Екатерина Семёновна: – Ну-ка, позолоти ручку!

Вера Петровна встаёт, подходит к серванту, открывает нижнюю дверцу, копается в тряпье и достаёт оттуда бутылку с водкой. Протягивает её Лёше.

Вера Петровна: – Лечитесь, простуженные. Там, на кухне и пейте. Без меня. А я здесь посижу. Про жизнь подумаю. Закуску в холодильнике найдёте. Жалко мне вас.

Лёша обнимает Веру Петровну.

Лёша: – Как я тебя люблю, бабуля!

Он и Екатерина Семёновна уходят на кухню.

Вера Петровна достаёт из кошелька деньги. Пересчитывает. Делит их на две неравные кучки. Кладёт их вниз, на полку журнального столика.

Откуда-то, со стороны появляется Адатмыра. Вера Петровна от удивления и страха вскакивает с места.

Вера Петровна: – Ты меня просто напугала, Адатмыра! Как ты проникла в квартиру. Ведь дверь на замке.

Адатмыра: – Для меня нет преград, Петровна, и быть не может. Я ведь не человек. А кто я, очень долго объяснять. Да и надо ли?

Вера Петровна: – Получается, что я вначале правильно подумала.

Адатмыра: – Что ты подумала, Петровна?

Вера Петровна: – Что ты – нечистая сила.

Адатмыра: – Как хочешь, так и считай. Но нет никакой нечистой и чистой силы. Нелепые сказки изобретены для людей продуманными господами. Всё гораздо проще и сложней.

Вера Петровна: – Спасибо, что пришла меня навестить. Сдержала слово. Я уже грешным делом решила, что ты совсем не придёшь. Лёша малость по тебе терзается.

Адатмыра: – Ни по кому он не терзается. Это ненасытный желудок на ногах. Жалкий потребитель. Ну, бог с ним. Может быть, лет через пять мужиком станет. Но человеком – никогда.

Вера Петровна: – Уж больно ты через край хватила. Что же мой Алёшенька совсем не человек? Мне такие слова про него не нравятся. Остановись!

Адатмыра: – Ты споришь со мной потому, что хочешь, чтобы было по-другому. Но никак не получается. Уже не получится.

Вера Петровна: – Значит, я жизнь свою зря прожила? Напрасно прожила, без пользы.

Адатмыра: – Ничего не происходит зря. Ничего. Что-то ведь и доброе было. Да ведь, всё-таки, двоих, своих детей поставила на ноги. Дочку и внука. Не просто поставила, а жизнь им безбедную устроила. Немного, правда, перестаралась. Но ничего. Но ты получала удовольствие от того, что делала окружающим добро.

Вера Петровна: – Но превратилось оно во зло. Это я поняла, но поздно. Тогда стало всё ясно, когда родные и близкие приперли меня к стенке.

Появляются улыбающиеся Лёша и Екатерина Семёновна. Они видят Адатмыру.

Лёша (с восторгом): – Я знал, что ты придёшь (пытается обнять Адатмыру, но та отстраняет его). Я понимаю. Всё потом. После свадьбы. Но ты какая-то совсем не современная. Сейчас всё делается гораздо проще и быстрей.

Адатмыра: – Несовременная? Что ж, я, вполне, согласна с таким определением. Но какая есть, Лёха.

Екатерина Семёновна: – А я уже думала, что ты, Адатмыра, не придёшь, дружочек мой. Мне надо будет с тобой помириться. А там – видно будет. На будущее скажу. Не смей обижать мою маму, меня и, главное, моего Лешёньку! Он самый замечательный мальчик на свете.

Вера Петровна: – Скажи им, Адатмыра, в конце концов, что ты ко мне пришла, а не к ним.

Адатмыра: – Здесь всё и так ясно. Это наша с тобой, Лёха, первая и последняя встреча. Такая невеста, как я, тебе не нужна. У тебя всё будет, но проще. Ты хитро и вежливо идёшь к своей цели. Она примитивна. Желаешь жить в богатстве, в радости и никогда и нигде не работать.

Екатерина Семёновна: – Ну, ты посмотри, какая сложная и недоступная женщина! Всё и про всех знает.

Вера Петровна: – Ты бы, Катя, помолчала. Не совала свой нос туда, куда кобель свой… отросток не совал.

Лёша (садится в кресло): – Ты разбила мне сердце, Адатмыра (кричит). Но почему мы не можем быть вместе?! Я ведь так хочу! Сейчас моё сердце остановится!

Вера Петровна: – Лешенька! Прими немедленно валидол и сердечные капли! Тебе не надо волноваться.

Адатмыра: – Он уже принял. От него разит водкой, как в самом центре спиртзавода. Чёрти что, а не человечек.

Екатерина Семёновна: – Иди вон отсюда, болотная бичиха!

Вера Петровна: – Адатмыра ко мне пришла, Катя. Имею же я право общаться с тем, с кем я хочу (Лёше). Если ты не хочешь принимать лекарство, то постарайся больше не пить водку.

Лёша: – Как же не пить, бабуля! Ведь моё сердце разбито.

Адатмыра: – А есть ли у тебя сердце-то, паренёк? Там, внутри твоего холёного тела, просто… мотор. Ты здоров, как бык, и крепок, как космический мусор.

Екатерина Семёновна: – Сама ты, мусор! (садится на одно из кресел). Тебя сюда кто звал? Бабушка? Так мы этот вопрос быстро решим. Моя мама сделает так, как я захочу, как пожелает Лёша.

Вера Петровна: – Не надейся, Катерина. На сей раз, ты пролетела, как фанера над Парижем.

Лёша: – Я тоже не хочу, чтобы Адатмыра уходила (Адатмыре). Ты обиделась, что мы не оставили тебе сегодня водки? Но нам самим было мало. Всего одна бутылка.

Адатмыра: – Логика у тебя железная. Тут и не поспоришь. Разве можно неразумному существу объяснить, что оно не мыслит, а только… действует?

Екатерина Семёновна: – Ты ещё и мудрая, оказывается. Надо же!

Вера Петровна: – Как тяжело слушать грызню и участвовать в дурацких ссорах! К чему они? Всё ведь и так ясно.

Адатмыра: – Нет сомнения, что ты никогда не поделишься ни с кем последним куском хлеба. Если, конечно, он будет последним. Если хлеба вдоволь, то будешь раздавать его налево и направо.

Лёша: – Почему?

Адатмыра: – Потому, что таков по натуре своей и ещё потому, что ничего доброго не сеял, а чужих стараний тебе не жаль. Ты бываешь очень добр, но за… чужой счёт.

Екатерина Семёновна: – Я этого не вынесу! Кто из нас психолог, Адатмыра, я или ты?

Адатмыра: – Ты, конечно, непутёвая женщина. Ты – психолог. Ты – полный продукт распада последних земных ценностей. Отрыжка смрадного постмодернизма.

Екатерина Семёновна: – Что я слышу? Речь болотной бичихи… с манией величия! Да ещё и термины специальные применяет! Чудеса какие-то!

Лёша опять падает на пол, начинает шевелить руками и ногами

Лёша: – Хочу Адатмыру! Очень хочу Адатмыру!

Адатмыра: – Встань на ноги, паренёк и чётко, и честно скажи, чего ты хочешь.

Екатерина Семёновна: – Конечно, Лёша, встань и не унижайся перед кем попало.

Лёша встаёт, хитро подмигивает матери.

Вера Петровна: – Вот и славно!

Лёша: – Я хочу водки! Надо же залить душевные раны. Но сначала, бабуля, ты обещала мне девять тысяч на новую фотокамеру и ещё немного.

Екатерина Семёновна: – И мне надо срочно пять тысяч на одно очень важное дело.

Она и Лёша подсаживаются к Вере Петровне. Адатмыра встаёт и выходит из-за столика. Стоит в стороне и наблюдает за происходящим.

Вера Петровна (вытаскивает две стопки денежных ассигнаций, кладёт их перед собой): – Что ж поделаешь, надо так надо. Жаль мне вас, горемычных. Что вы будете делать без меня. Как жить станете?

Лёша: – Нормально будем жить, бабуля.

Екатерина Семёновна: – Никто нам не будет мозги конопатить. А сейчас вот – терпим. Никуда не денешься.

Вера Петровна: – Потерпите уж немного (подаёт деньги Лёше), дети мои. Тут одиннадцать тысяч. Наскребла. Купи фотоаппарат и больше не продавай и не теряй (подаёт вторую стопку копюр дочери). Ровно пять тысяч. Больше пока нет, Катя.

Екатерина Семёновна: – Ты всегда Лёше больше денег даёшь. Мне ведь тоже надо.

Вера Петровна: – Но ведь он – Лёша! Как ты не понимаешь, Катя?

Лёша крепко сжимает деньги в своей руке, собирается идти в свою комнату.

Лёша: – Надо одеться. В нормальный джинсовый костюм. А то ведь я в трусах и майке. У меня много одежды здесь.

Екатерина Семёновна: – Правильно. Тебе же за водкой бежать, Лёша.

Лёша: – Сама сбегаешь. У меня сейчас настроение гадкое.

Екатерина Семёновна: – Я разбитая и больная. Не пойду, сынок (Вере Петровне). Может быть, ты, мама сходишь? Прямо так, в тапочках и халате. По-быстрому. Нам, всего-то, две бутылки и надо. А мы тебе чай приготовим.

Вера Петровна (вздыхает): – Сейчас пойду. Но у меня денег совсем не осталось. Впрочем, ладно. Есть у меня ещё немного, в другом кошельке. За квартиру ещё не платила. Подождут.

Адатмыра: – Неужели ты. Вера Петровна, ещё и за водкой для них пойдёшь?

Вера Петровна: – Так что же делать, Адатмыра? Они ведь не могут. Больные, в расстроенных чувствах.

Екатерина Семёновна: – Если ты, болотная бродяжка, такая жалостливая, то сама и сбегай. Впрочем, что я говорю. Ты с деньгами слиняешь в неизвестном направлении. Тебе опасно в руки деньги давать.

Лёша: – Мама, что ты такое говоришь! Адатмыра ничего у нас не украдёт… мне кажется. Но бабуля за водкой сходит. Она пусть немного слепая и хромая, но ещё бодрая.

Уходит в свою комнату.

Адатмыра: – Не ходи, Петровна. Ты же еле передвигаешься, да и тебе в таких лохмотьях на людях лишний раз появляться – стыд и позор.

Екатерина Семёновна: – Ты чего не в свои дела лезешь, бродяжка? Ты что бабушку против внука настраиваешь?

Вера Петровна: – Ничего она и никого не настраивает. Чуть позже схожу. Сейчас плохо себя чувствую (Адатмыре). Пойдём в Катину комнату, Адатмыра! Я тебе свои старые фотографии покажу. Я ведь когда-то была молодая, говорят, что и красивая.

Екатерина Семёновна: – Прямо королева Марго! Своим умом не живёшь! Слушаешь всяких болотных бродяжек. Чего вам в мою комнату ходить? Там у меня не прибрано.

Вера Петровна: – Там у тебя никогда не прибрано.

Вера Петровна и Адатмыра уходят.

Екатерина Семёновна (встаёт из-за столика): – Ушли твари! Фотокарточки будут смотреть! Подлянка какая-то! Нарисовалась эта болотная бичиха и начала тут… баламутить. Лёша постоянно какую-нибудь дрянь в дом приводит. Доверчивый. Не пацан, а суслик какой-то.

Возвращается Лёша, в синем джинсовом костюме, в белой рубахе.

Лёша: – Ну, что? Бабуля уже за водкой побежала?

Екатерина Семёновна: – Прямо разогналась.

Лёша: – Чего не пошла, что ли?

Екатерина Семёновна: – Сказала, что пойдёт, но попозже. Они там с твоей… Страшилкой в мою комнату впёрлись. Решили бабушка ей старые фотографии показать. Чёрт с ними! Лишь бы в мой компьютер не лезли.

Лёша: – Так что будем делать, мамуля? Башка-то трещит. Придется тебе за водкой шлёпать.

Екатерина Семёновна: – И не подумаю. Тебе тут пять минут… сбегать.

Лёша: – Так я могу на улице друзей встретить и только… завтра вернусь.

Подходит к окошку, задумался. Возвращается.

Екатерина Семёновна: – Если встретишь во дворе дружков, то не будет у тебя ни фотоаппарата, ни денег. Чёрт с тобой, сынок! Пойду сама. Сейчас. Через минуту.

Тоже подходит к окну, тоскливо смотрит на улицу.

Раздаётся мелодичный звонок домофона. Леша, идёт открывать дверь.

В комнате вместе с ним появляется Ульяна.

Екатерина Семёновна: – Привет, Уля! Дружочек мой, ты пока не проходи в комнату

Ульяна: – А что случилось?

Лёша: – Да ничего такого не произошло. Просто нам с маманей надо купить две бутылки водки. Сама знаешь, необходимо здоровье поправить.

Ульяна: – Ты хочешь, чтобы я сходила за водкой?

Лёша: – Но ты же, Ульяна, уже бегала по нашей просьбе и не один раз.

Екатерина Семёновна идёт на кухню и возвращается оттуда с цветистым пакетом. Вручает его Ульяне.

Екатерина Семёновна: – Не надо спорить, моя девочка, Магазин рядом, дружочек мой. Тебе три минуты ходьбы. Кроме того, всё складывается очень хорошо. Придёшь – мы тебе всё расскажем. Ты, Ульяна, будешь довольна и счастлива (Лёше). Сынок, выдай девочке деньги!

Лёша, нехотя, подаёт Ульяне пятьсот рублей.

Лёша: – Возьми, Уля, ключи запасные! В коридоре на гвоздике висят. Мы дверь запирать не будем. Там от домофона ключ тебе понадобится.

Ульяна уходит.

Екатерина Семёновна: – Пойду на кухню. Колбасы нам с тобой нарежу. Да и, может быть, посуду помою. Если настроение появится.

Уходит.

Лёша садиться в кресло.

Возвращаются Вера Петровна и Адатмыра. Садятся на диван.

Лёша внимательно смотрит на бабушку.

Вера Петровна: – Ты что на меня так смотришь, Лёша? Сейчас через пять минут схожу в магазин.

Лёша: – Уже не надо, бабуля. Ульяна пошла. Она быстро вернётся.

Вера Петровна: – Вот и хорошо. Вы и Ульяну припахали. Она тоже у вас на службе, получается.

Лёша: – Ей полезно побегать. Она ведь спортсменка. А я вот, что смотрю. Я ей дал пятьсот рублей. Но, сама, понимаешь, бабуля, мне не хотелось бы свои деньги тратить. Ты обещала

компенсировать. Вот потому я и смотрю на тебя.

Вера Петровна (достаёт из кармана халата купюру, протягивает её внуку): – Тысячу рублей хватит?

Лёша (берёт деньги): – Пока хватит. Может, фотокамеру куплю, если ничего срочного… не случится. Но потом.

Адатмыра: – Вера Петровна, мне очень понравились ваши фото. Целую жизнь просмотрела. Как, всё-таки, коротко человеческое пребывание на Земле.

Вера Петровна: – Коротка жизнь, Адатмыра, и загажена, как детская распашонка. Не говори. А у вас как, в вашем мире? Я же всё поняла. Ты ведь не от мира сего.

Адатмыра: – У нас она намного длиннее. Но смерти, вообще, нет. Ты же чувствуешь это и понимаешь. Тот, кто грешен, в такие вещи и явления не верит. А я всё тебе потом расскажу, Петровна. Время ещё есть.

Лёша: – А мне не расскажешь, Адатмыра? Нет, конечно. Но мне кажется, ты одумаешься и поймёшь, что ты теряешь. Ты теряешь меня! Тебе понятно?

Адатмыра: – Разве я могу потерять то, чего не приобретала. Я встретила тебя на болоте, по сути-то, почти в городе и помогла тебе найти дорогу назад. Потому ты, в знак признательности, угостил меня коньяком и водкой. Я не разобрала, что это такое, да мне и не надо. Но почему ты решил, что уже купил меня и приказал мне… быть счастливой с тобой, паренёк? Ты в разуме или как? Или ты уже оборзел основательно? Может быть, ты подумал, что я твоя добрая бабушка? Но почему?

Вера Петровна: – Жестоко сказано, но верно. Вопросы, котрые не требуют ответа.

Лёша: – Я как-нибудь всё это переживу, но ты… женщина в возрасте, не очень симпатичная, одетая в лохмотья, без крыши над головой никак не оценила то, что я тебе предложил.

Адатмыра: – Ты, видно, мужичок, начитался совсем не российских сказок. Ты попутал кислое с пресным.

Входит с пакетом Ульяна, подает его Лёше.

Лёша (целует её в лоб): – Спасибо, родная! Ну, я к маме. А вы тут… сплетничайте! Я уже согласен на всё. Баба с возу – кобыле легче.

Уходит.

Ульяна садится на стул

Адатмыра: – Твой Лёша, Вера Петровна, слушает и понимает только себя. Верх наглости и, прости уж, тупости. Впрочем, мама Катя у него ещё похлеще…

Вера Петровна: – Ты слишком часто об этом говоришь, Адатмыра. Хочешь меня убедить в том, что я уже сама поняла. Не так давно, но поняла. Дошла своими куриными мозгами.

Ульяна: – Я вот немного побуду у вас и уйду. А потом, может быть, когда-нибудь и забегу. Сейчас у меня дел появится много – и работа, и учёба.

Адатмыра: – Понятно, Ульяна. Ты решила сменить тему разговора. Но она никак не меняется. Не моя в том вина. Ведь Лёха выдаёт такие перлы, что все чертям тошно.

Ульяна: – Но ведь можно же поговорить о чём-нибудь хорошем, а мы всё об Алёше… То есть я не совсем правильно выразилась. Просто во всём надо искать что-то замечательное.

Вера Петровна: – Я всю жизнь искала, Ульяна. Но так и не нашла.

Адатмыра: – Что-то, всё равно, есть и хорошее в том, что у вас происходило и происходит. Трудно понять, но что-то есть. Нет худа без добра.

Ульяна: – А как же! Помните, Вера Петровна, как мы ездили на рыбалку и на шашлыки. И на природу выезжали все вместе. Здорово было.

Вера Петровна: – Да, было. Помню, Ульяна (Адатмыре). Я забыла тебе показать ещё два фотоальбома. Если тебе интересно, Адатмыра, то пойдём и ещё посмотрим. Ульяна уже тысячу раз их видела.

Ульяна: – Я посижу здесь.

Адатмыра кивает головой и встаёт с места. Вера Павловна тоже.

Уходят.

Появляется Екатерина Семеновна, подсаживается к столику.

Екатерина Семёновна: – Дружочек мой, Ульяна, всё складывается в твою пользу.

Ульяна: – Что складывается в мою пользу, Екатерина Семёновна?

Екатерина Семёновна: – Как ты не понимаешь, Уля? Эта болотная бичиха с грязными зелёными волосами на голове резко разонравилась Лёше. Да и она, что-то, начала ему морали читать. Но не Лёшу же ей учить жить! Смешно. Одним словом, ты, как и запланировано, остаёшься невестой моего Лешеньки. Если бы ты пила водку, то я, по такому случаю, налила бы и тебе. Но не пьёшь – это хорошо.

Ульяна: – Будем считать, Екатерина Семёновна, что я не достойна внимания Алёши. Он ведь такой хороший.

Екатерина Семёновна: – Да. Он очень хороший. Но и ты ведь, Уля, тоже ничего. Но будешь развиваться, подтягиваться до его уровня. Во всех отношениях. Вы ведь с детства знаете друг друга. Всё у вас… получится. Но Лешёньке надо уделять много внимания. Он так привык. Вы ведь с детства везде вместе бегали.

Ульяна: – Детство – одно, а взрослость – совсем другое. Я решила, что теперь очень редко к вам буду заходить. Веру Петровну навещать надо. В последнее время она очень грустная.

Екатерина Семёновна: – Моя мама, Вера Петровна, заполошная и вредная старуха. Может быть, старость. Она, в общем-то, всегда такой была. Но я не поняла… Ты что решила порвать все отношения с моим Лёшенькой? Почему? У тебя кто-то появился? Признавайся!

Ульяна: – Никто у меня не появился, и долго не появится. Страшно. Ведь если Лёша очень хороший, то я представляю того парня, который… плохой.

Екатерина Семёновна: – Смотри сама! Но ты пожалеешь. У Лёши квартира двухкомнатная. Потом эту продадим. Она большая, трёхкомнатная. Куплю себе однокомнатную. Малосемейку. Вот. У Лёши и появятся деньги.

Ульяна: – А Веру Петровну куда?

Екатерина Семёновна: – Мне грустно об этом говорить, но маму мою туда… на кладбище. Совсем ослабела старушка. Да и толку от неё скоро не будет никакого. Подрабатывать гардеробщицей и дворником она скоро уже не сможет. Надо смотреть правде в глаза.

Ульяна: – Страшный вы человек, Екатерина Семёновна. Страшный и жестокий. Лёше пока ещё далеко до вас. Хотя… вы очень с ним похожи.

Екатерина Семёновна: – Да как ты смеешь?!

Лёша: – Смею! Я пришла сюда не к вам, а к Вере Петровне. Пойду к ней. Ещё раз фотографии посмотрю.

Встаёт, уходит.

Екатерина Семёновна: – Наглая тварь! А что я такого страшного сказала? Все ведь умирают.

Появляется, Лёша. С вилкой в руках, что-то жуёт.

Лёша: – Ну, что, мама, тебя долго ждать? Я ведь разлил… по чуть-чуть. А водки ещё море!

Вера Петровна: – Подожди! Послушай меня и не перебивай! А то потом забуду.

Лёша: – Пойдём! На кухне всё и расскажешь.

Екатерина Семёновна: – Нет. Сейчас.

Лёша: – Ну, говори! По-быстрому.

Екатерина Семёновна: – Твоя Ульяна взбунтовалась. Она не хочет быть твоей невестой. Да ты и сам виноват. Привёл какую-то бомжиху в дом. На кой чёрт?

Лёша: – Всё! Не нужна мне старая марсианка или там замызганная русалка! Мне уже наплевать! А что касается Ульки, то никуда она от меня не денется. Понервничает и успокоится.

Екатерина Семёновна: – Всё гораздо сложней, чем ты думаешь. Есть какой-то парень у неё. Но Ульяна это тщательно скрывает. Она мне… железно сказала, что ты ей не нужен.

Лёша: – Как, не нужен? Не понял. Но ведь это же я! Да такого не может быть! (падает на живот, начинает дёргать руками и ногами, стучать вилкой об пол). Хочу Ульяну! Хочу Ульяну!

Екатерина Семёновна подходит к нему, поднимает его на ноги.

Екатерина Семёновна: – Чего ты позоришься, Лёша? Пойдём на кухню. Выпьем – и всё пройдёт, мальчик мой. Никому мы с тобой не нужны, птенчик

Уходят.

В комнату возвращается Ульяна. Садится.

Появляется Лёша. Возбуждён, почти в гневе.

Ульяна: – Ты чего такой взъерошенный, Лёша?

Лёша: – Я взъерошенный? Мне мама сейчас рассказала… Что, я тебе, правда, совсем не нужен?

Ульяна: – Правда, Лёша. Не хочу ломать жизнь ни тебе, ни себе. Да ведь я тебя и не любила, а просто… жалела. Ты на меня внимания не обращал. Думал, что всё потом… Никуда я не денусь.

Лёша (топает ногой): – Да как ты смеешь?! Я тебя ещё спрашивать буду. Мы давно решили…

Ульяна: – Не валяй дурака, Алексей! Мне не так давно твоя мама задавала этот же вопрос. Как я смею? Вы, что с головой не дружите или считаете себя графьями или князьями? Что это? Мне такое снится, что ли?

Лёша: – Если ты обиделась на то, что я привёл сюда Адатмыру, так она мне помогла из болота выйти. Вот и всё! Так что, не ерунди!

Ульяна: – Адатмыра здесь не причём. Дело во мне и… в тебе.

Лёша: – Пусть так! Хрен с тобой! Но ты ещё пожалеешь. Прибежишь ко мне, но поздно будет. Как кошка будешь в дверь царапаться, но я тебе не открою.

Ульяна: – Успокойся, Лёшенька! Ни о чём я не пожалею. Пусть в дверь твоей квартиры царапается кто-нибудь другой. Мне жить надо, но только не так, как хочешь ты. У меня своя голова на плечах. Позволь мне строить свою судьбу и жизнь, как надо, как положено. По-человечески.

Из кухни выходит Екатерина Семёновна, берёт сына за рукав.

Екатерина Семёновна: – Лёшенька, дорогой! Не унижайся перед кем попало! Пойдём! Ещё немного накатим – и всё забудется. Пошла она к чёртовой матери! Их всех на планете – миллиарды, а ты у меня один!

Лёша в негодовании плюёт на пол, и демонстративно ногой растирает плевок.

Уходит вслед за Екатериной Семёновной.

Появляются Адатмыра и Вера Петровна. В её руках чёрно-белая фотография.

Садятся за столик.

Вера Петровна (показывает фото Ульяне): – Это я, Уля. Здесь мне ровно двадцать лет. Молодая, беззаботная, недурна собой.

Ульяна (рассматривает фото, кладёт на столик): – Я видела эту фотографию, Вера Петровна. А зачем вы её сюда принесли?

Вера Петровна: – Чувствую, Ульяна, что скоро умру.

Ульяна: – Бросьте вы такое говорить, Вера Петровна. Вам, всего-то, шестьдесят семь лет. В таком возрасте не надо умирать.

Адатмыра: – Земные годы ничего не определяют. В этом мире человек живёт до тех пор, пока он кому-то необходим. Бывает, что и молодые уходят. Но тех Господь забирает в самые лучшие миры. Так надо. Но почему, не знаю.

Ульяна: – Слышала я об этом. По телевизору даже говорят. Но человеку одна жизнь и дана. Другой не будет. О вечной жизни говорят только мечтатели и романтики. Им так хочется. Сами ошибаются и людей вводят в заблуждение. Но вы, Вера Петровна, ещё крепкая… На двух работах трудитесь.

Вера Петровна: – Чувствую, что всё уже позади, Ульяна. А эту фотографию дочери своей Катерине прямо сейчас и отдам. Хочу, чтобы на моём памятнике был молодой образ. Не желаю выглядеть старухой даже на погосте. Я всегда была молода, и силы, энергии у меня на всё и всегда хватало.

Ульяна: – Это состояние грусти у вас такое… временное. Настроение обязательно поднимется.

Адатмыра: – Настроение – всего лишь, волны. Они разные.

Появляется Екатерина Семёновна. Саркастически смотрит на них.

Екатерина Семёновна: – Спелись, голубки! Компания бастующих. Пятая колонна! Но домашнего пошиба.

Вера Петровна: – Подойди-ка сюда, Катя!

Екатерина Семёновна (подходит): – Ну, что ещё?

Вера Петровна (протягивает ей фотографию): – Хочу, чтобы на моём памятнике была вот эта фотография. Чувствую, что она очень скоро понадобится. Не надо ни какой другого снимка, только он мне нравится.

Екатерина Семёновна берёт фотографию, кладёт на сервант.

Екатерина Семёновна: – Как скажешь, мама. Но тебя, моя старушка, и кувалдой не убьёшь! Размечталась!

Уходит на кухню.

Вера Петровна: – Такие вот добрые слова от родной дочери слышу. Так всегда. Порой волком хочется выть. Разве я заслужила такого отношения к себе?

Адатмыра: – Ты права. Очень жестоко и несправедливо. Не по-людски получается. Но не печалься, Петровна. Всё будет нормально.

Ульяна: – Неужели я когда-нибудь стану точно такой же, как Екатерина Семёновна. Не хотелось бы.

Адатмыра: – Ты не станешь такой, Ульяна. Тебе не дано. Ты почти прямолинейна, но справедлива, и к людям относишься с пониманием и сочувствием.

Ульяна: – Вы не обижайтесь, Адатмыра. Но мне совсем не нравится ваше имя. Оно совсем не красивое, и ничего в нём нежного нет.

Адатмыра: – Имя себе выбирают не дети, а родители. Мне, Ульяна, всё равно, как меня зовут и что означает моё имя. Всё совсем не в наших руках.

Вера Петровна: – Да. Всё в руках Господа.

Ульяна: – Но ведь говорят же, что на бога надейся, но сам не плошай. Есть такая русская пословица.

Вера Петровна: – Пословиц и поговорок много, но они часто противоречат друг другу. Да и не во всех из них мудрость заключена.

Адатмыра: – Может быть, и так.

Ульяна: – Мне пора идти. А то мне кажется, что я уже начинаю раздражать своим присутствием и Екатерину Семёновну, и Лёшу.

Появляются Екатерина Семёновна и Лёша. Держатся за руки.

Екатерина Семёновна: – Хоть вы и не достойны, но мы с Лёшей споём для вас песню о Чёрном море.

Вера Петровна: – А почему о Чёрном море, а не о Белом или, к примеру, Красном?

Лёша: – Ну, ты же понимаешь, бабуля, как только тебя не станет, то мы с мамой и моей запасной невестой… Валей уедем на Краснодарский край, к морю. Там самый настоящий земной рай.

Екатерина Семёновна: – Только не с Валей, туда надо ехать, Лёшенька. Она же прошла сквозь огни и воды.

Лёша: – Только с Валей! Я так решил. А что и где она прошла, мне всё равно. У её родителей денежки есть. Помогут нам устроиться на берегу Чёрного моря.

Вера Петровна: – Пусть едет с Валей, в конце концов! Хоть с бароном Мюнхгаузеном!

Екатерина Семёновна: – Разве я могу спорить с Лёшей. Как ему хочется, так и пусть поступает. Итак, песня! Про Чёрное море. Аплодисменты!

В ладоши хлопает только Вера Петровна.

Покачиваясь и держась за руки, Екатерина Семёновна и Лёша сын поют:

– Даже слону и борову,

Пингвину и моржу

На Чёрном море здорово

И весело, скажу.

Летят в блаженстве месяцы,

Идёт за годом год.

Над морем чайки бесятся,

Швыряя в нас помёт.

Лёша: – Прекрасно! Чёрное море, чайки песок, пляж, солнце! Скоро мы будем там!

Екатерина Семёновна: – Обязательно будем. Куда ты, Лёшенька, туда и я (целует его). А сейчас всем… зрителям назло мы допоём.

Вера Петровна: – От себя не убежишь!

Лёша и Екатерина Семёновна продолжают петь:

– На побережье ласковом

Песочек наяву.

Пожалуйста, вот сказка вам,

В которой я живу.

А всюду – околесица.

Но нам волна поёт,

Над морем чайки бесятся,

Швыряя в нас помёт.

Лёша: – Прикинь, мама! Самое синее в мире Чёрное море моё! Но это уже совсем из другой замечательной песни.

Екатерина Семёновна: – По-другому никак, Лёша. Мы скоро будем там.

Вера Петровна: – Но я пока ещё живая, малыши-крепыши! Что-то вы спешите уж больно.

Лёша: – Мы же не говорим, бабуля, что это будет завтра. Но, всё равно же, произойдёт. Никуда не денешься.

Вера Петровна: – Всё очень скоро случится! Доставлю я вам радость.

Екатерина Петровна: – Итак, не слушаем полоумных реплик из зала и достойно завершаем песню!

Снова поют:

– На пляже много радости,

И солнце – через край.

Забудь же ты про гадости,

Кайфуй и загорай!

Завистник пусть повесится!

Мне жить здесь без забот.

Над морем чайки бесятся,

Швыряя в нас помёт

Завершают пение.

Екатерина Семёновна: – Никогда не поздно, дружочки мои, учиться красиво и правильно петь.

Лёша: – У мамы поставленный голос. Да и у меня тоже. Талант не зароешь и не спрячешь.

Уходят на кухню.

Сидящие за столиком переглядываются.

Ульяна (встаёт): – У меня так разболелась голова. Я пойду домой. К вам, Вера Петровна, я буду забегать. Ведь можно? Правда?

Вера Петровна: – Конечно, можно, Уля. Только здесь меня уже не будет. Приходи на мою могилу.

Адатмыра: – Пути господни не исповедимы.

Ульяна: – У вас, у обеих, какое-то мрачное настроение. Завтра всё будет гораздо лучше, чем сейчас. Вот увидите. А настроение поднимется.

Обнимает обеих. Уходит.

Вера Петровна: – Я окончательно поняла, что ни дочь моя, ни внук не станут приходить на мою могилу.

Адатмыра: – Не станут. Они ведь в мыслях уже на море… дурака валяют. Если они не придут, так другие тебя не забудут.

Вера Петровна: – Другие – совсем не то, Адатмыра. Совсем не то.

Адатмыра: – Да и тебя, Петровна, в могиле не будет. Ты отправишься в другой мир, ни далеко – ни близко.

Вера Петровна: – Что-то я не пойму твоих разговоров, Адатмыра. Ты, как будто, даже и не против того, если я умру.

Адатмыра: – Нет же никакой смерти, Петровна. Существуют только переходы из одной обители в другую. Кто не рождался, а был и есть всегда, тот не умирает. Всё мы – часть Мироздания и Господа. Он никогда не позволит хоронить даже мельчайшие свои частицы. Впрочем, всё бесконечно – и великое, и малое.

Вера Петровна: – Больно мудрёно говоришь. Не по моим мозгам.

Адатмыра: – Ничего такого мудрого я не говорю. Но я пришла за тобой.

Вера Петровна: – Надо же! Так ты, Адатмыра, получается, смерть моя. Так, что ли?

Адатмыра: – Я – твоя новая жизнь! Но если по земным, вашим представлениям, то я, Петровна, твоя смерть!

Вера Петровна: – Уморила ты меня, Адатмыра. Разве смерть бывает такой потешной… бродяжкой с зелёными волосами на голове?

Адатмыра: – А какой она бывает?

Вера Петровна: – Как обычно. Старуха в чёрной одежде, с острой косой в руках-костяшках. Перед смертью мой дед рассказывал, что, именно, такая к нему и ходит. А потом и умер. Во сне махал руками, сопротивлялся. Но она его победила.

Адатмыра: – Такие, как я, просто проводники из разных обителей. Не всем дано, но мне доверено. Смерть к человеку может явиться в виде ребёнка, собаки, птицы, растения, ветра, дождя… Миров много. Так что, пойдём, Петровна.

Вера Петровна: – А если я не хочу никуда с тобой идти, тогда что? Силой меня заберёшь?

Адатмыра встаёт, собирается уходить.

Адатмыра: – Смотри сама. Зайду к тебе года через два-три. Но пойми, что ты никому здесь не нужна, по большому счёту. А внук твой и дочь только и ждут, когда ты умрёшь. Они этого и не скрывают.

Вера Петровна: – Как они без меня-то будут жить?

Адатмыра: – Как всегда Лёша будет вытягивать из своей мамы последние крохи. Бороться начнут друг с другом. Им по жизни такое выпало.

Вера Петровна: – Я не всесильна. Я ничего не смогу изменить. А что, обитель твоя – рай сплошной?

Адатмыра: – Ни рай и ни ад. Она чем-то похожа на ваш мир. Но, правда, отличия имеются. Но ты сначала станешь там младенцем, а потом привыкнешь к моему миру. Вот и всё. Так везде и всюду. До следующего рождения, то есть, как вы говорите, до смерти.

Вера Петровна: – А куда же я дену своё старое и немощное тело, то, в котором находится моя душа?

Адатмыра: – Всё просто. Мы сбросим твою оболочку, изношенную рубашку им, твоей дочери и внуку. Путь плачут, пусть хоронят. Им же надо пострадать… на людях, а потом забыть о том, что ты была и очень много доброго для них совершила.

Вера Петровна: – Жестоки твои слова, Адатмыра. Но ты права. Я пойду с тобой.

Уходят.

Появляются пьяные Леша и Екатерина Семёновна.

Он, прямо в одежде, ложится на диван.

Она подходит к окну, пристально внимательно смотрит в него.

Екатерина Семёновна (отбегает от окна, кричит): – Боже мой! Леша! Там твоя бабушка, моя мама лежит на улице. Пойдём и приведём её в дом. Я сама не смогу (подбегает к нему, трясёт за плечи) Вставай!

Лёша: – Я не могу встать. Я очень пьян. Я не способен даже пошевелиться.

Екатерина Семёновна подбегает к окну, смотрит во двор.

Екатерина Семёновна: – Её голову люди накрыли какой-то тканью. Значит, она умерла. Лёша, ты слышишь, твоя бабушка умерла!

Лёша: – Я слышу, но я не могу встать (всхлипывает). Жалко бабулю. Но я не могу подняться. Иди сама!

Екатерина Семёновна: – Я пойду, Лёша. Я обязательно пойду (из угла в угол мечется по комнате). Сейчас я пойду! (снова смотрит в окно). Скорая помощь подъезжает. Я сейчас! Я иду! Как же так? Взяла вот и… умерла.

Занавес