Читать книгу 365 рассказов на 2007 год - Александр Образцов - Страница 32

Гладиатор

Тебе сразу не понравился этот защитник. Сколько ты встречал таких за двенадцать лет. И всегда старался уйти на другой край, к центру поля, даже замениться с полузащитой, только бы не видеть пустых, радостных глаз. Такая пустота появляется от тренерской установки: «Ты его не пустишь, понял? Ты его выключишь. Ты ему не дашь». И он не даёт. Он думает, что ему разрешено убить, но не дать. Он бьёт по ногам, а потом стоит над тобой, прижав руки к груди, и плачет от сострадания. Но глаза у него при этом го-ордые.

Ты всегда боялся таких вот игр, которые ничего не решают. В такой игре твоя душа, скажем так, вдруг покидает твоё тело и начинает следить за всем сверху, как бы в скрещении сотен прожекторов. «Сегодня обойдёшься без меня», – бросает свысока твоя душа твоему телу. Тело послушно совершает рывки, прыгает, бьёт по воротам, но существует разрозненность в движениях: чуть-чуть не дотягиваешься, немного рвёшь траву при ударе, не попадаешь, не успеваешь. И не дай Бог в такой игре встретить шалые глаза.

Он в первый раз в высшей лиге, этот защитник. Если же тебя не выключит, то и в последний. Его даже в весеннем списке команды нет, только в заявочном листе на этот матч. Кого-то он исключительно удачно выключал в первой лиге. Теперь его выпустили на тебя. Для него это единственный шанс в жизни.

А вот он, тот, кто выпустил. Он сидит среди запасных, среди тренеров, ссутулившись, за кромкой поля, за красной беговой дорожкой, под навесом. Глаза его цепко, неотрывно следят за тобой: «Только не пропустить сегодня, здесь! Только выстоять! А там ещё четыре очка на своём поле, и мы остаёмся! Уж зимой-то – клянусь! – я с них не слезу! Только бы не пропустить!» Ему плевать, что твои ноги бесценны. У него молоденькая жена и тридцать три процента алиментов.

Ох, как не нравится тебе этот защитник! Он не совсем робот, он из тех, кто любит, когда их боятся. Он старательно повторяет твои рывки, и сам не бережётся в подкате. Это совсем плохо. Если он не бережёт себя, тебя и подавно…

Раза два ты от него убежал, теперь он держит тебя за футболку, готовый рвануть её с мясом, если что. Он уже сердит. Уже нет почтительности в его хмурых глазах. Он и в парикмахерской побывал сегодня днём и теперь распространяет запах мужского одеколона «Шипр». Где-то сидят сейчас у телевизора его родители, простые люди. Отец нервно курит одну за другой, а мать, вздыхая, постоит в двери и снова идёт на кухню. Кто мог подумать, что из него выйдет толк? Его боялись во дворе, в школе учителя считали дни до окончания обязательного восьмилетнего. А он – вот он! Ему только закрепиться в составе, а там он пойдёт сам. Он разменяет хоть самого Рональдиньо.

Нет, тебе твои ноги дороже. Так ты говоришь тренеру в перерыве. И тренер согласно кивает в ответ и разрабатывает подключение защитника по краю. Тренеру тоже дороги твои ноги.

Поэтому во втором тайме ты всё чаще отходишь в глубину поля. И защитник ходит за тобой как привязанный. Он понимает, что запугал тебя, и в глазах его появляется дружелюбие. Он пробует шутить с тобой насчёт качества твоей футболки. Он с громадной радостью стал бы твоим другом, оруженосцем, лакеем. Но он понимает, что этого никогда не будет. И он счастлив, что ты боишься его. Это ему поможет в дальнейшем, с менее известными нападающими. Он уверен, что сегодня будет всё в порядке. Его похвалил тренер в раздевалке. Следующая игра дома…

Ты мчался по левому краю, на ходу сыграл в стенку, срезал угол штрафной и мимо вратаря низом вонзил мяч в сетку. Даже в такой игре, которая ничего не решает, твоя душа, созерцавшая всё это с высоты, вдруг снова впрыгнула в твоё тело. И в восхищении ты мчишься по левому краю, ожидая ответной передачи, чтобы поймать скользящий от тебя мяч и подъёмом мощно пробить в дальний угол стелющимся на высоте сантиметров в тридцать ударом!..

Он стоит, упёршись кулаками в бока, зло плюёт в траву. Это – объявление войны. Теперь он не будет тебя щадить. Теперь ему нечего терять. Теперь он будет бить тебя не только в интересах команды, а и для собственного удовольствия.

Ты летишь через голову и остаёшься лежать. Может быть, ему дадут предупреждение, и он струсит? Нет, судья не понимает, что война объявлена.

И снова ты летишь на неправдоподобно изумрудную в свете прожекторов траву. Тебя показывают крупным планом вот этой ближней камерой, показывают, как ты закусил губу, лёжа на локтях, как врач замораживает бедро. Ты почти кинозвезда, тебя узнают по причёске, по вскинутым шалашиком бровям, по скупой усмешке с поднятым левым углом плотно сжатого рта. И тебя на виду у всей страны бьёт этот… этот!

Ты, хромая, возвращаешься в игру. Ты отказался от замены. Тебе кажется, что на поле остались двое – ты и защитник, а все остальные – зрители, в подыгрыше.

Когда ты забиваешь головой с углового, он сносит тебя, не дав опуститься на землю. Ты уползаешь за лицевую линию, и тебе замораживают то же бедро.

Ты знаешь, что одинаково люто тебя ненавидят сейчас два человека на свете – защитник и выпустивший его тренер. И ты, может быть немного преувеличивающий ценность своих ног, ты, окончивший гуманитарный факультет и создавший в рукописи своей книги целую философию футбола, ты, мечтающий игрой, в игре помирить целые народы, и глубоко убеждённый в решающей роли личности в истории, – сейчас ты не думаешь ни о своих ногах, ни о бесценной своей личности.

Ты снова выходишь на поле и знаешь, что тот разминающийся игрок, в синей футболке и белых трусах, готов заменить защитника, – и он это сделает.