Читать книгу Рассказы геолога. Археологические бредни. Рассказы и эссе. Воспоминания автора о работе в геологии и археологии - Алексей Аркадьевич Каздым - Страница 9

Под убийственным солнцем

Проплывут миражи, проплывут миражи

К горизонту…

Было ещё раннее утро, но солнце уже нагрело палатку. Луч света, пробравшийся через дырку в крыше, играл с пылинками.

Лагерь живописно расползся в долинке между гранитными, кажущимися розовыми в лучах восходящего солнца, поросшими темно-зеленой арчой сопками, и глубоким сухим руслом, пробитым потоками воды.

Вдалеке, у крохотной, серебрившейся на ветру ольховой рощице, возле почти пересохшего ручейка, был чистейший родник и бочажок, откуда можно было брать пресную воду… Больше воды в округе, километров на 200, не было, за исключением полупересохших, мутных бочагов реки Сары-Су и немногочисленных грязных и солоноватых колодцев для скота, окруженных кольцом вытоптанной копытами овец и уплотненной до прочности бетона почвой.

Несколько выгоревших на безжалостном казахстанском солнце, почти белых палаток, трепыхались на утреннем ветерке…

Ветер здесь был всегда, он не преследовал, не надоедал, он просто был. Он был здесь и сотни, и тысячи лет назад, и это он, ветер, вылизал до гладкости эти красноватые гранитные скалы, перекрутил, перекорежил, высушил арчу. К нему можно было только привыкнуть, его можно было только бессильно ругать, когда неожиданный порыв легко смахивал палатки, выдирая полуметровые железные колья, вколоченные в трещины скал, и как нитки, лопались толстые веревки, трещал, разрываясь, толстый брезент. Ветер просто был, он был здесь всегда, он затихал на два-три часа ночью, и потом начинал задувать снова и снова. То жаркий и знойный южный и юго-западный, то прохладный, северный…

А дождя не было, тучи проносились над сопками и степью, гремел гром, сверкали молнии, ветер дул всё с новой и новой силой, но на сухую землю, гранит сопок и скособоченную арчу падали лишь жалкие капли – дождь испарялся над раскаленным, прокаленным солнцем Казахским мелкосопочником.

Потрепанная жизнью, судьбой и тысячекилометровыми пробегами, машина, ГАЗ-66, названная шофером «Клавочка», сиротливо трепыхала выцветшим и рваным брезентом фанерной будки.

Сам шофер, чья грязная лохматая голова виднелась из-за поднятой кабины, ковырялся в моторе, по привычке разговаривая и с машиной, и с самим собой, периодически срываясь на истерический крик и матерщину, когда что-то не получалось…

Как он с такой издерганной психикой попал в шофёры – вообще загадка, и был он, вероятно, одним из самых невезучих водителей с автобазы. В поле он поехал в первый раз, машину ему дали старую, и по дороге от Москвы до «бескрайних степей Казахстана», его постоянно преследовали неудачи. То чуть не отваливался бензобак, то порвались приводные ремни и он чудом не «улетел» в кювет из-за заклинившего гидроусилителя руля, то грелся и постоянно глох двигатель, то отрывалась на ходу тяга привода газа, то спускало колесо… Поэтому ежеутренние и ежедневные «упражнения» с «Клавочкой» были так же обычны как ветер и длительное питье утреннего чая, под еще нежарким солнцем, под неспешные разговоры и обсуждения дел и поездок на сегодня.

Чай, горячий крепкий чай, печенье, разговоры… Торопиться вообщем-то было некуда, погода здесь была всегда, пешком взбирались только на сопки, а поездка в 30—50 километров по долине, много времени не занимала.

Чай уже был выпит, и надо было бы уже и ехать в маршрут, когда шофер, вытирая грязной тряпкой перемазанные машинным маслом руки, наконец-то «соизволил» подойти к столу. Он в некотором роде был «элитой», вторым, а то «первым» после начальника отряда, так как без него, без машины, не было бы маршрутов, остановилась бы вся работа, да и выбраться из этой глухомани, когда до ближайшего поселка, где был телефон, добрая сотня километров по ухабистым степным дорогам, было бы без машины крайне тяжело.

Где-то кочевали отары овец, где-то ютилась крохотная метеостанция, где-то были пустые, брошенные, полуразрушенные сараи – «отделения» неведомых колхозов со сторожем и обязательной небольшой отарой овец. Но что было делать, чем бы там могли помочь, если шесть человек, вместе с двумя тоннами груза застряли бы здесь, в лощинке, у неведомого ручейка, у подножия неназванных сопок? Сообщить, да ждать машину в помощь с базы из Щучинска, почти за тысячу километров – а это не менее чем две недели…

Так что лохматому, явно пренебрегающему правилами гигиены шоферу многое прощалось – и его хамство, и матерщину, и грязные руки за столом. Он понимал, что его не любят, но и прекрасно видел, что все от него зависят, что без него не обойтись, что его надо просить и упрашивать, и поэтому старался держаться независимо-хамовато, что при его тщедушном телосложении выглядело часто забавно и комично.

Шофёр был постоянным объектом для насмешек и шуток рабочего-лаборанта отряда, здоровенного высокого парня, по прозвищу «Слоник», бродяги и туриста, бывшего студента, выгнанного за «систематическую неуспеваемость и прогулы». Он был в поле уже почти 5 месяцев и объездил половину Казахстана, «собираясь объездить и вторую».

«Слоник» славился тем, что в одиночку мог выкатить или вкатить в кузов машины 200 литровую бочку с бензином, двумя-тремя ударами пудовой кувалды откалывал от монолитных гранитных скал образцы весом в 15—20 килограмм и съедал за ужином тройную порцию первого и второго.

– Ты бы, Серёжа, руки хоть бы помыл, – неодобрительно и строго сказала повариха, – грязные же!

– Это техническая грязь, – важно заявил шофер.

– Ничего, ему с солидолом слаще, да глистов не будет, – встрял в разговор «Слоник», закуривая уже третью сигарету. – Всегда сидим и ждем «бортмеханика», пешком было бы дойти быстрее, через сопки! Всего-то напрямик, 10 километров…

– Вот и иди, – взвизгнул шофер, – я тебя не повезу! Пешком ходить будешь! Я машину ремонтировал!!!

– Ломать не надо, не будешь и ремонтировать. Когда руки из…

– Так, тихо, ребята без ссор и криков, – прервал начальник отряда. – Планы на сегодня… Едем далеко, по долине, километров сто, отбираем по профилю пробы, и едем на весь день! Воду и «сухпаёк» с собой! Инструменты и мешки готовы?

– Готовы, готовы, товарищ начальник, лишь бы «Клавочка» не чихала, а то простудилась видать на ветру… А «доктора» у нас сами знаете какие… «Айболиты»! Им бы клизмы ишакам ставить…

Шофер вскочил и, махая руками, хотел сказать что-нибудь обидное, но поперхнулся чаем, и закашлялся…

«Слоник» молча поднялся, треснул его ладонью по спине так, что шофер аж присел, и не спеша пошел к своей палатке за инструментом. Фальшиво напевая «На пыльных тропинках далеких планет…» он с лязгом выволок связку полуметровых зубил, несколько кувалд, ломы, кирку, мешки для проб…

– Ох, и поработаю я сегодня, – и закрутил пудовой кувалдой на длинной ручке над головой, да так, что пошёл свист…

Был он «вечный студент», категорически не желавший учиться и бродяга по жизни… Как только наступала весна, у него, как он выражался, начинался «полевой зуд» и он спешил куда-нибудь уехать. Ранней весной, в начале марта, уезжал то с зоологами в Туркмению, «считать джейранов», то с орнитологами, кольцевать птиц, ездил с географами, с почвоведами, с геологами и геофизиками, ходил в маршруты, часами смотрел в бинокль за всякой живностью, рыл шурфы и почвенные разрезы, отбирал пробы, даже кашеварил. Впервые в «поле» он поехал ещё старшеклассником, с археологами, потом поступил, как он выражался, «сдуру в какой-то институт, в какой не помню», откуда его периодически выгоняли, объездил за несколько лет с экспедициями полстраны, набрался полевого опыта, нахватался кое-каких знаний и разных научных терминов, которыми очень любил щеголять.

Жил он один, в большой, «армейской» палатке, где был ещё и склад, устроился разумно, с комфортом, как всегда устраивался в «полях», со столиком из «вьючника», огарком свечки в фигурно обрезанной консервной банке, обязательной пачкой сигарет, спичками и кружкой с чаем. На раскладушку он подложил ещё пару запасных спальных мешков, и, вбив в несущий двухметровый кол массу гвоздей, развесил одежду, фляжки, полевую сумку и разную мелочь.

Ходил «Слоник» исключительно в стоптанных кирзовых сапогах, защищавших по его словам «от острых камней, скорпионов, колючек и змей», выцветшей потрёпанной «энцефалитке» и таких же штанах, подпоясываясь ремнем, на котором болтался устрашающих размеров нож, армейская фляжка и армейский же подсумок с разной мелочью, типа спичек и сигарет.

Но, несмотря на столь «грозный» полувоенный вид и выбеленную солнцем военную шляпу, в армии он «не служил и не собирался», и его любимой фразой были слова: «Я и Советская Армия – понятия несовместимые!». Вообщем-то призывами, весенним и осенним, частично и объяснялся его «полевой зуд», он просто удирал от военкомов, а когда являлся домой уже поздней осенью, а то и вообще в декабре – не открывал дверь и не подходил к телефону. Так он «тянул» уже несколько лет, и с нетерпением ждал, когда же ему наступит 27 лет и «можно будет начать новую жизнь». Таких «полевых бродяг» в 70—80-х годах в Москве было достаточно, и их охотно брали рабочими, лаборантами или техниками на сезон, опыт полевой работы у них был, за «длинным рублем» они особо не гнались, а что хватало гонору и хвастовства, что мол «…и там я бывал, и помню, был случай…», так это «по молодости» и всегда прощалось.

Геологи позавтракав, разошлись по палаткам, собираться в дорогу, только водитель долго пил чай, хотя и видел, что ждут только его…

После томительного ожидания, все, наконец, расселись в машину… Стартер заскрежетал до зубной боли, мотор «чихнул» пару раз и заглох… Шофер стал истерически матерится…

– Лучше б нам ишаков дали… Или ещё лучше – верблюдов, – как бы ни к кому не обращаясь, громко сказал «Слоник». – С них хоть какой толк есть, работают хорошо, матом не вопят, да и шерсти можно настричь! А с этого «водителя кобылы» – никакой пользы, кроме вреда…

Шофер начал что-то орать в ответ, но в это момент, машина, «чихнув» ещё пару раз и выпустив шлейф черного дыма, завелась. Заскрежетала коробка передач, и «Клавочка», переваливая на камнях и гремя инструментами в кузове, выехала из долинки на дорогу… Точнее это была не дорога, а обычная колея, накатка, проложенная неизвестно когда, может и в годы войны, когда здесь добывали то ли вольфрамовую руду, то ли еще что-то. От тех времен остались развалины какого-то здания, сложенные из гранитных обломков, узкая глубокая канава и небольшая штольня.

В штольню «Слоник», вспоминая своё «спелеологическое прошлое», лазил раза три, ничего интересного не нашел, и потерял к ней всякий интерес, но с общего молчаливого одобрения отряда, и даже спокойного, быстро улаживающего любые конфликты начальника, Бориса Александровича, уверил шофёра, что там, в штольне, водятся летучие мыши-вампиры… Шофер поверил, и теперь спал исключительно в машине, плотно закрывая дверь и даже залатал брезент будки.