Читать книгу Дом без ключа - Алексей Азаров - Страница 7

Часть первая
6. Август. 1942. Брюссель, Леопольдказерн

Оглавление

– Национальность?

– Француз.

– Ложь! Где родился?

– В Ницце.

– Еще одна ложь! Вы были в испанских интербригадах?

– Не приходилось.

– Снова ложь, Гро! И как вам не надоест?

Модель, прищурившись, смотрит на радиста. После недельного пребывания в ведомстве комиссара Гаузнера Гро, как ни странно, выглядит сравнительно бодро. Правда, нос у него расплющен и левая рука в бинтах, но глаза полны жизни, и он не отказался от рюмки коньяку. Выпил быстро, словно бросая Моделю вызов: смотри, я сохранил себя и даже не потерял вкуса к хорошей выпивке.

Гаузнер вызвал Моделя телефонным звонком. Это было удивительно некстати – в кабинете сидел Шустер, прибывший из Берлина с полномочиями, подписанными Канарисом и бригаденфюрером[8] Шелленбергом из управления заграничной разведки РСХА. Моделю совсем не улыбалось начинать совместную работу с обер-лейтенантом с показа своих неудач, но Шустер был клеек, как липучка для мух, и пришлось везти его с собой в гестапо.

У Гаузнера, державшегося в Леопольдказерн, словно божок, их ждал приятный сюрприз. Из Виши, Марселя и от испанской секретной службы пришли ответы на запросы, и Модель на этот раз без внутреннего сопротивления согласился с Гаузнером, что, да, гестапо работает быстро и четко. Гаузнер чувствовал себя триумфатором и предложил Моделю самому вести допрос, оставив за собой обязанности протоколиста.

Он и сейчас сидит за машинкой, делая вид, что все происходящее его нисколько не касается. Отсутствующий взгляд его бродит по потолку, по стенам, надолго задерживается на портрете Гиммлера в полевой форме рейхсфюрера СС.

Модель фаберовским карандашиком постукивает по пустой рюмке.

– Еще коньяку, Гро?

– Не откажусь.

– Смотрите, не опьянейте.

Гро с трудом улыбается одной половиной лица. Другая половина неподвижна и выглядит парализованной.

– Мне нечего терять, господа!

– Хорошо… Начнем сначала еще раз. Итак, вы француз?

– Я уже ответил – да.

– Уроженец Ниццы, сын Луи Сердака-Гро и Софи-Луизы Шуккерт?

– Это записано в документах.

– Только в тех, что нашли при вас, – любезно уточняет Гаузнер и вновь упирается взглядом в мундир рейхсфюрера.

– А как вас звали в Марселе? – спрашивает Модель. – Жорж Фланден?.. Ну а в Испании?

– Я не был в Испании.

– Были, Гро!

– Это важно?

– Скажем – существенно. Если окажется, что лейтенант Люк из Мадрида, Жорж Фланден из Марселя и житель Брюсселя Гро одно лицо, это значительно приблизит нас к истине. Тогда я, может быть, назову четвертое имя, и оно окажется тоже вашим.

– Какое же?

– Михаил Родин из советской военной разведки. Или это еще один псевдоним?

– Не знаю такого!

– И Профессора? И в Москве, на Знаменке, девятнадцать, вы, само собой, никогда не бывали?.. Не упрямьтесь, Гро!

– Опять третья степень?

– А разве к вам ее применяли? Разве комиссар…

– Ерунда! – лениво произносит Гаузнер и останавливает на Моделе сонный взгляд. – Считайте, что мы еще и не начинали!

Модель коротко кивает.

– Вот видите, Гро, как вы ошиблись… Но если абвер отступится от вас, и вы лишитесь его покровительства, то ничто не убережет вас от дороги на голгофу.

– Христос терпел…

– Позвольте мне? – скрипуче вмешивается Шустер. – Какое звание в РККА вы носили – капитан, майор, полковник?

– Я француз.

– В Испании вас считали англичанином, в Марселе – бельгийцем, в Бельгии – французом. Это, конечно, удобно. Но вы были и есть русский – и это единственно верно. Я не жду ни подтверждения, ни отрицания. В конечном счете мы обойдемся и без ваших показаний, хотя – не скрою! – они нам очень пригодились бы сейчас. В системе ПТХ вы были не простым радистом, и ваше руководство направило Михаила Родина в Брюссель не для того, чтобы он сидел у рации в своей норе. Организация группы – вот ваши функции. И вы бы ее создали, не поспеши мой коллега с арестом. В Марселе вам это удалось, удалось бы и здесь…

– Ну и?..

– Не торопитесь, господин Родин. Всему свое время!.. В отличие от своих коллег я не очень огорчен вашим запирательством. Большевистский фанатизм знаком мне по Восточному фронту, и я, хотя и нахожу его непривлекательным, научился извлекать из него пользу…

Скрипучий голос Шустера напоминает Моделю о годах, проведенных в школе. Учитель истории, старый Жираф, точно так же усыплял весь класс, когда излагал урок. Даже об открытии экзотической Тасмании он ухитрялся говорить с такой интонацией, что казалось, будто в Тасмании с тех пор прекратилась всякая жизнь. Арестованный вертит в пальцах рюмку, грани ее вспыхивают голубыми искрами. «Хотел бы я знать, – думает фон Модель, – какую еще пользу из этого можно извлечь?»

Очевидно, и арестованный подумал о том же; он отставляет рюмку и в первый раз за все время спрашивает с нескрываемым интересом:

– Вот как?

Шустер холодно улыбается.

– В Москве, на Знаменке, вы заучили легенду. Там же вы усвоили и другое, параграф вашего устава: «Сам погибай, но товарища выручай». Но в том-то и дело, что вы никого не выручили, Родин. На вашем месте я поступил бы умнее. Согласился бы на сотрудничество – для вида, разумеется, – и постарался бы тянуть время, путать нас, мешать нам. Вначале вы так и собирались действовать, когда вступали в «лисью игру». Вы передали радиограмму и сделали первый шаг, если и не к доверию, то, по крайней мере, к некоторому взаимопониманию. Но дальше – дальше вы испортили все. Радиограмма ушла, и вы сочли себя предателем. Решили выйти из игры и молчать. И в результате сократили до минимума время, отпущенное вам на тактический маневр. Вы скверный тактик, милейший господин Родин!.. Не согласны? Извольте, я поясню свою мысль. Предположим, вы «честно» продолжаете передачу наших радиограмм. С каждым разом наше взаимопонимание растет и укрепляется. Мы даже верим вам, когда вы лжете, что связной придет на вокзал в ближайшую пятницу или субботу. Связной, конечно, не является, и вы скорбите вместе с нами. Вы так искренни, что мы соглашаемся с вашим утверждением: произошла обычная заминка, связной придет через неделю… А время идет! Москва, где тоже сидят специалисты, вполне возможно, догадывается, что ее кормят дезинформацией, и, в свою очередь, начинает «лисью игру» с нами. Дни бегут, мы ждем и надеемся, а ваши друзья за этот срок успевают перестроить всю систему, и в результате эти глупые боши – то есть мы! – остаются в накладе. Вы умираете как герой, а капитан Модель и я попадаем в гестапо. В раю или в аду мы догоняем вас и, сняв шляпы, поздравляем с успехом.

Нет, Шустер, конечно, не Жираф! Перспектива, нарисованная им, выглядит настолько реальной, что у Моделя холодеет спина. Ведь так все могло и произойти!

Шустер уже не улыбается.

– Поэтому я и говорю: спасибо вам, мой дорогой господин Родин! Вы избавили всех нас от кучи неприятностей. Неделя, потерянная нами, вполне окупится за счет опыта, приобретенного при общении с вами, и вдвойне окупится при анализе урока. На прощание я даже посвящу вас в некоторые специальные соображения. Все три точки – в Марселе, Лилле и ваша – работали примерно по одной схеме: изолированный радист, связник, некто «Икс» и – от него – связник и источник. Все передатчики имеют единый позывной и отличаются друг от друга только расписанием сеансов. Неглупо, ибо путает нас и заставляет думать о блуждающих рациях, но и не так умно, как предполагаете вы.

Шустер делает паузу и доверительно, почти дружески кладет руку на колено арестованного:

– Утверждают, что мы, немцы, мыслим по шаблону. Но и вы в своей системе неоригинальны. За что говорит наличие многих ПТХ? За существование лица с функциями координатора. А если так, то провалы отдельных радистов практически не оказывают влияния на работу всей сети. Связной, если он не арестован, бесследно исчезает, радист знает только то, что входит в его сферу, и до координатора добраться не удается. Но даже когда связной у нас, то – так было в Лилле и Марселе! – выясняется, что он получает материалы от посредника, а тот после ареста связного словно проваливается сквозь землю.

Модель внимательно наблюдает за арестованным и готов поручиться следующим чином, что в глазах Родина мелькает торжество. Неужели все обстоит так безнадежно, как излагает Шустер? Ведь это значит, что им никогда не добраться до того, кто стоит во главе дела. Гаузнер кошачьими шагами подходит к Моделю и шепчет в самое ухо: «Что он болтает?!»

Шустер всем корпусом торжественно разворачивается к Гаузнеру и Моделю. Узкие плечи его распрямляются в линию, тяжелый подбородок выставлен вперед, как таран.

– Господа! Позвольте мне от вашего имени поблагодарить милейшего Родина за отличный совет. Он дал его нам не совсем по своей воле, но ценность его тем не менее от этого нисколько не проигрывает.

– Какой совет? – раздельно спрашивает Гаузнер.

– Радистов не трогать! Связников не трогать! Посредников – тоже. Пеленговать и брать под наблюдение. Каждого человека и каждый шаг. Идти от периферии к центральной фигуре. И уже тогда – всех до единого одним разом!

Вздох Моделя сотрясает тишину, как хорал. Шустер устало присаживается на подоконник и, привалившись плечом к решетке, ловко забрасывает в рот леденец из маленькой плоской коробочки. Этими леденцами он угощал Моделя сегодня утром, пояснив, что по совету отца бросил курить.

– А этого? – говорит Гаузнер.

– Нам он не нужен, – нехотя отвечает Шустер, даже взглядом не испросив мнения Моделя.

– Особое обращение?

– Если он не заговорит… Впрочем, это ваша компетенция, комиссар.

Модель торопится вмешаться:

– Внутренние дела гестапо не касаются абвера.

Полупарализованное лицо Родина неподвижно. Осторожным движением он ставит рюмку на самый краешек стола и встает навстречу конвою. Шустер, оттопырив щеку леденцом, окликает его.

– Минутку… Когда останетесь одни, поразмыслите над тем – стоило ли молчать? Вы уже погибли, но никого не спасли… Страшный конец, не так ли, мой милый?

Назад они едут уже в сумерках. Серые тени лежат на соборе, и чистенькие брюссельские улицы вздрагивают от воя сирены. Шофер сигналит без всякого повода – просто так, чтобы лишний раз досадить укрывшимся за стенами домов обывателям. Красный имперский флажок бьется над черным крылом «хорьха».

В отеле Модель достает из чемодана бутылку настоящего «Камю».

– Поздравляю!

Они пьют за удачу, за общих друзей, фюрера, Берлин и берлинцев, адмирала Канариса, старого фельдмаршала фон Моделя – одного из лучших полководцев империи…

В ушах Моделя шумит от жары и коньяка, и телефонное сообщение Гаузнера, позвонившего после полуночи, доходит до него не сразу. Гаузнеру дважды приходится повторить, что Гро повесился в своей камере. Пока Модель выясняет, как это случилось, Шустер в одиночестве приканчивает бутылку.

– Повесился на бинте? – переспрашивает Модель.

За окном, в бездонно черном небе вспыхивает и гаснет звезда. На патефонном диске крутится пластинка с «Маршем богов», и музыка так величественна, что Модель ощущает себя гигантом, которому подвластно все – люди и смерть, земля и небо.

8

В СС были следующие офицерские звания: унтерштурмфюрер, штурмфюрер, оберштурмфюрер, гауптштурмфюрер (соответствовали армейским – лейтенант, обер-лейтенант и капитан); штурмбаннфюрер, оберштурмбаннфюрер, штандартенфюрер или оберфюрер (соответственно – майор, подполковник и полковник), бригаденфюрер, группенфюрер и обергруппенфюрер (соответственно – генерал-майор, генерал-лейтенант, генерал пехоты).

Дом без ключа

Подняться наверх