Читать книгу Божественная интермедия - Алексей Борисович Черных - Страница 1

Оглавление

                         Маме


                         Заранее вычислив участь звезды,

                         Что с неба падёт послезавтра,

                         Я из дому вышел проверить цветы,

                         Нектар заготовить на завтрак.

                         С утра, завертевшись в пустой суете,

                         Я жёг свое тело прохладой

                         И думал о той несчастливой звезде,

                         Жалея, шептал ей: «Не падай…»

                                   Автор, «Восьмистрочия»

1

День легко сползал к закату;

Тучи мчались суетливо,

Озаряясь розоватым

Солнца отблеском игривым.

Я стоял, застыв нелепо,

Наслаждаясь сочным видом

Восхитительного неба,

Цвета яркою сюитой.


Если вырасту поэтом,

Стихотворные мотивы

Посвящать я буду этим

Предзакатным переливам.

Что ещё на целом свете

Может быть таким красивым?

2

По дороге, что, петляя,

К нам сбегала с горных гребней,

Семеня и ковыляя,

Шёл старик, сухой и древний.

Борода его седая

Вилась в лёгких струях ветра.

За спиной – сума пустая,

На груди – в чехле из фетра –

Гусли старые виднелись.

Несмотря на то, что бедно

Был одет старик, смотрелись

Гусли ярко и приметно.


Я вбежал в деревню с криком:

«К нам идёт гусляр бродячий!..» –

После скуки нашей дикой

Был старик для нас удачей.


Вмиг заполнились народом

Все окрестные проулки,

Позаброшены работа,

И занятья, и прогулки.

Мне не часто удавалось

Видеть, чтобы так в охотку

Столько б жителей сбежалось

На общественную сходку.

Ну а тут – без принужденья,

Без пинков и без приказов

Всё живое населенье

Собралось почти что сразу.

3

На площадке в центре самом

Нашей небольшой деревни

Сотни лет лежал упрямо

Камень несказанно древний.

Сколько раз его пытались

Хоть на локоть передвинуть,

Лишь напрасно напрягались

И свои ломали спины:

То ли камень этот корни

В глубь земли пустил глубоко,

То ли чары некий ёрник

Наложил шутливым оком.


И когда община дружно

Плюнула на бунт валунный,

Порешили: будет нужный

Как сиденье и трибуна.

Средоточием вселенной

Стал для нас упрямый камень,

Атрибутом непременным

Сходок, проводимых нами.


Да к тому же оказалось,

Что на камне пресловутом

Только правдой получалось

Выражаться почему-то.

Если ж кто-то собирался

С камня высказаться ложно,

Неожиданно сбивался,

К правде тут же возвращался

И конфузился безбожно.


Камень этот оказался

Правдолюбцем невозможным.

4

Гусляра, хоть был он скромен,

Мы с почтеньем окружили

Да присесть на наш феномен

Деревенский пригласили.

Старец чинно и неспешно

На валун сухой уселся,

На колени гусли нежно

Опустил и огляделся.

Сняв чехол, провёл по струнам

Тонкой сморщенной рукою,

Тенором, нежданно юным,

Впился в душу, как иглою.


Шум толпы перекрывая,

Пел он поначалу громко.

Голос, плавно нарастая,

Страстно ширился и ёмко.

Площадь, что вовсю клубилась

Сонмом бряцаний и стуков,

Постепенно подчинилась

Магии волшебных звуков.


К нам старик, вполне возможно,

Прибыл из безвестной дали,

Но язык его несложный

Мы легко воспринимали.

Не совсем, конечно, были

Ясны некие понятья,

Что так нашему претили

Жизненному восприятью.

Но о них, понятьях этих,

Мы могли судить по смыслу

Звонких песенных куплетов,

То мажорно разогретых,

То совсем минорно кислых,

То трагичных, словно соло

Обжигающей метели,

То вдруг нежных, словно голос

Матери у колыбели.


Пел, играл старик чудесно,

Сразу было видно – мастер,

Музыкой своей прелестной

Пробуждал благие страсти.

Мир, обыденный и сонный,

Надоедливый и бренный,

Отступал беспрекословно

Перед песней постепенно.

Так приятно было слушать,

Так волшебно было слышать,

Песня радовала душу,

Песня делала нас выше.


Всё – до мелких эпизодов –

Словно писано с натуры:

Эпос множества народов,

Связанных одной культурой.


Вязь ажурная сюжета,

Все эпитеты-сравненья,

Обороты-словоцветы

Поэтического пенья –

Были склеены искусно,

Органично, ясно, точно,

Завораживали вкусным

Словом, трепетным и сочным.

5

Сам сюжет таков был: как-то

Некий царь решил жениться

На богине – этим актом

С олимпийцами сродниться.


Свадьба, как и ожидалось, –

А позвали очень многих, –

На весь мир предполагалась,

Были люди, были боги.

Представителей известных

Стран и близких и далёких

Царь-жених, его невеста

Пригласили точно к сроку.


Но по глупости богиню,

Что заведует раздором,

Не позвали по причине

Опасенья лишних споров.

Так она им отомстила

За такое невниманье –

Злой интригою сгубила

Беззаботное гулянье.

То, чего и опасались

Да по-всякому старались

Избежать, таки случилось.

Месть богов – не божья милость…


Чем же удалось богине

Закрутить на свадьбе ссору?

Яблоком. Его отныне

Знают яблоком раздора.


В зал со свадебным гуляньем

Вместе с этим плодом сладким

Передали указанье

С текстом и простым и кратким:

«Красивейшей!» И хватило

Одного всего лишь слова,

Чтобы спор огромной силы

Развернулся бестолково.

6

Разумеется, любая

Женщина легко покажет,

Что от края и до края

Нет её на свете краше.

И мужчины (чтоб в дальнейшем

Не грузить себя заботой

И истерикой глупейшей)

Вторят женщинам с охотой.


А богини уж, – вестимо,

Как напел гусляр бродячий, –

Видели неотразимость

В красоте своей тем паче.


Так что каждая особа

Пола женского желала,

Чтоб её зачли к особым

Звёздам свадебного бала.

И когда повис сомненьем

Вдруг вопрос о красивейшей,

Зло осыпать оскорбленьем

Из всех зол осталось меньшим.


Вмиг с соседкою соседка

Закрутили ссору лихо.

Что блондинка, что брюнетка, –

Полная неразбериха.


Кто из них, девиц, красивей?

Та, кто прочих кучерявей?

Та, чья кожа на отливе

Побелее-посмуглявей?

Та, чей голос уподоблен

Нежному журчанью речки?

Та, чей стан легко способен

Враз лишить мужчину речи?


Или Та, Кто на Олимпе

Всех виднее по рожденью

И на Чьём лучистом нимбе

Теплится венец творенья?


Спорят, брызгают слюною,

Никого никто не слышит,

Трусят формою литою,

Нервно бюстами колышут.

7

Драка явно назревала –

Вот какая вышла свадьба!


Встал жених да вышел с залы

Он во двор своей усадьбы.

Выдохнул остатки хмеля

С тяжким и печальным охом

И подумал: «От борделя

Этого мне будет плохо.


Если сам рядить я буду,

Кто из них, крикливых, краше,

Да по глупости забуду

На пиру на горьком нашем,

Титул самой распрекрасной

Дать божественной супруге,

Можно брак считать напрасной

И ненужною потугой.

Уж тогда вовек не знать мне

Ни родства с Олимпом славным,

Ни престижа среди знати,

Коль не стану богоравным…»


Вдруг возник пред ним парнишка,

Молодой и сухощавый,

Сын какого-то вождишки

Из занюханной державы.

По нужде, видать, он малой

Выбегал. Всё как обычно…

Божественная интермедия

Подняться наверх