Читать книгу Дежавю. День второй - Алексей Олексюк - Страница 14

Войдя в родной подъезд, мальчик, прежде всего, сбил с шапки и воротника налипший снег. Привычный кисловатый запах ударил ему в ноздри. Огромный чёрный кот, неподвижно возлежавший доморощенным сфинксом у дверей лифта, пристально следил своими зелёными очами за каждым движением мальчика. Тусклая люминесцентная лампа над электрощитом угрожающе гудела, то и дело смаргивая от напряжения. И такая несусветная тоска подкатывала к сердцу от её монотонного гудения и жиденького «жидомасонского» свечения, что мальчик поспешил взбежать на третий этаж и постучать в знакомую дверь.

Открыл ему старший брат, одетый в мятые брюки, стоптанные тапки на босу ногу и белую футболку с эмблемой чемпионата мира по футболу. Под мышкой он держал учебник английского языка.

– Вот из ит? – произнёс брат, отступив от порога вглубь прихожей.

– Да вот, – ответил не владевший языком Шекспира мальчик, устало опустившись на старинный сундук, стоявший под вешалкой. Медный свет лился сквозь дымчатый плафон люстры, душистым липовым мёдом обволакивая отсыревший мозг. Голова у мальчика отяжелела. От верхней одежды исходил едва ощутимый запах талого снега. Хотелось завалиться на бок – прямо здесь, на жёстком, окованном железом сундуке, и подремать, пока родители в зале смотрят телевизор, а старший брат на кухне безжалостно щиплет струны отцовской гитары, завывая акыноподобным речитативом:

Тепло растекалось в теле мальчика, плескалось в голове, убаюкивая усталое сознание.

– Суп на плите! – крикнула мама из зала. – По-моему, ещё тёплый.

– Хорошо, – отозвался мальчик, с трудом отгоняя отягощающую его дрёму.

Он заставил себя подняться с сундука, снять перешитую из маминой шубы куртку, вязаную шапку с надписью «Puma», валенки-самокатки, пройти в ванную и подставить ладони под струю горячей воды. Наполнив горсть, мальчик плеснул себе в лицо: это вернуло ему способность осмысленно двигаться в заданном направлении. Он двинулся на свет.

Недавно купленная отцом люстра, похожая на сомкнутые краями суповые тарелки, ярко горела над восседавшим посреди кухни братом, который пел уже не из учебника английского:

На громыхавшего посудой мальчика он не обращал внимания. Мальчик достал из буфета чистую тарелку, налил в неё густого «бабушкиного супа», нарезал хлеба и сел за стол. Суп оказался едва тёплым, хлебать его приходилось, превозмогая отвращение к налипавшему на язык и нёбо жиру, но встать и разогреть было лень.

Рукопись (вернее, блеклая машинопись на тонкой и хрусткой бумаге), данная рыжеусым незнакомцем в цигейковом пальто, так и торчала из кармана брюк, куда мальчик сунул её.

– Что это у тебя? – спросил брат, отложив гитару.

– Рассказ.

– Рассказ? О чём?

– Не знаю. Я ещё не читал.

– Дай позырить…

– Ты же английский учишь.

– Уже нет. Я вообще не понимаю, зачем простому электрику знать английский язык. Вряд ли мне придётся чинить проводку в посольстве Великобритании. Так что я лучше рассказ твой почитаю.

– Он не мой. Мне самому интересно, что там написано.

– О'кей, я буду читать вслух.

Мальчик протянул брату свёрнутую в трубку машинопись. Тот развернул и принялся читать: сначала небрежно, слегка торопливо, но, чем дальше, тем с большим интересом. Мальчик взглянул в окно: за лёгкой тюлевой занавесью плыла в разрывах туч желтоватая луна. Сорвавшийся с цепи северный ветер метался меж домов, завывая и терзая клыками тонкую жесть подоконников. Тучи неслись всё быстрее и быстрее, подгоняемые страхом, луна мелькала в разрывах уже с какой-то кинематографической скоростью. Казалось, весь мир за окном скользит куда-то под откос…