Читать книгу Жизнь не так коротка (сборник) - Алексей Серов - Страница 6

Жена Андрея Петровича Караваева снова покрасила волосы. На этот раз в совсем уж странный ярко-морковный цвет, какого на самом деле и не бывает.

Волосы у нее были короткие, словно приклеенные к голове и проглаженные для верности утюгом. Теперь, перекрашенные в очередной раз, они стали похожи на красный войлочный парик. Но жена Андрея Петровича ходила очень довольная и думала, наверное, что теперь при взгляде на нее мужчины будут падать от восторга. Андрей Петрович только в кулак покашливал. Что ему делать с этой напастью, он не знал.

– Ты бы, Лидочка, нашла какой-нибудь другой оттенок…

Но деликатность мужа Лидию Сергеевну только раздражала.

– Мне нравится, дорогуша. Отстань. Ты в этом ничего не понимаешь.

Андрей Петрович тяжело вздыхал. Когда женщине за сорок, она, случается, выделывает странные штуки со своей внешностью.

Лидия Сергеевна готовилась к корпоративной вечеринке, которая должна была состояться уже через три дня. Надо спешить. Надо выглядеть. Они с Андреем Петровичем работали на одном предприятии с самой своей юности. Здесь встретились, полюбили друг друга, расписались. Получили от завода квартиру, потом, когда родились дети, – другую, большей площади. Андрей Петрович трудился начальником бюро пропусков, Лидия Сергеевна была делопроизводителем. Они всю жизнь получали скромную зарплату и жили по средствам. На предприятии ни разу не слышали, чтобы Андрей Петрович повысил на кого-то голос. Это был очень спокойный, сдержанный человек. Жена, которую он нежно любил и слегка побаивался, была его полной противоположностью. Резкая, крикливая, обожающая скандалы… Очевидно, сказывалось тут детство в огромной коммуналке. Вздорный характер, однако, не мешал ей быть прекрасным специалистом. Правда, коллеги от нее стонали и закатывали глаза: о, наша Лидочка – это крепкий орешек… Год за годом чета Караваевых спокойно работала на предприятии. Оба они – и муж, и жена – уверены были, что так и просидят в своих кабинетах до старости и с этих своих неизменных должностей уйдут на пенсию. И вдруг на заводе произошла череда кадровых перетрясок, многократная смена руководства, и в результате спокойного, исполнительного и надежного Андрея Петровича неожиданным вихрем забросило на должность гораздо более высокую, чем он занимал раньше. На хорошо оплачиваемую должность. Денежный вопрос в семье Караваевых прежде был не сказать чтоб очень острым, но довольно-таки болезненным. Получали они, как уже говорилось, зарплату скромную, лишних трат на дорогие шубы или автомобиль не предусматривающую. Тянули от получки до получки, иногда приходилось даже занимать. Ни о каких больших накоплениях им и думать не приходилось. И тут это новое назначение. Андрей Петрович был уверен, что с новой работой не справится. Ночами он плакал Лидии Сергеевне в нагое белое плечо и жаловался: подчиненные не слушаются, творят, что хотят, и, наверное, начальство, видя все это, скоро выставит его за ворота.

– Будешь меня тогда кормить? – спрашивал он жену полушутя.

– Нет, сиди голодным, – холодно отвечала Лидия Сергеевна. – Мне нахлебник не нужен. Изволь-ка справляться со своими обязанностями. Единственный раз в жизни повезло вырваться из нищеты, и вот он уже начинает нюнить. Не слушаются его, видите ли. А ты заставь! Будь мужиком! И чтобы я у тебя этих соплей больше не видала.

Вот так. Делай что хочешь. То ли слова Лидии Сергеевны подействовали должным образом, то ли финансовые соображения сыграли свою роль, но вдруг, на удивление всем, спокойный Андрей Петрович из доброго и мягкого человечка начал превращаться в свирепого начальственного монстра. А может быть, сказалась тут скрытая тяга всякого полуинтеллигента к деспотизму. Он ведь втайне мечтает о крепостном праве, хочет быть добрым барином, который по субботам для порядку сечет своих крестьян розгами. Да только кто ж ему даст.

А тут вот дали.

И он стал внедрять на предприятии жесткую дисциплину со свирепой системой штрафов. Наставил всюду видеокамер. В каждом цеху появились надсмотрщики, единственным занятием которых было ходить и смотреть, чтобы все непрерывно работали. Караваев сделал так, что перерывы и обед были теперь минута в минуту, по распорядку. Запретил курение. И если уж кто попадался на чем-то незаконном, у человека был один путь – за ворота. Наймем других, говорил в таких случаях Андрей Петрович. Вон их сколько по улице ходит, голодных.

Сам Караваев забыл, как это бывает, когда в кармане у тебя нет денег. Теперь деньги всегда были, и он начал приобретать вкус к хорошей одежде, модным аксессуарам, поездкам на такси, обедам в ресторане и прочим удовольствиям, которые может себе позволить обеспеченный человек.

Андрей Петрович отрастил брюшко, стал ходить вразвалку, говорить медленно и веско, научился давить подчиненных взглядом. Должность обязывала, положение. Не будешь выглядеть серьезно – пропадешь, сожрут.

Только одно он всегда обходил стороной: других женщин. Тут принципы у него были твердые. Лидочка – его законная жена, у них крепкая семья, изменять нельзя. Пусть знакомые руководящие работники развлекаются с продажными бабами, а он этого делать не будет. Просто не будет, и всё. Андрей Петрович относился к адюльтеру презрительно и не понимал тех, кто рассказывал о своих многочисленных победах. Морщился недовольно: к чему это? Что вам, семнадцать лет, что ли? Лучше бы о работе думали…

Но случилось так, что к ним в отдел кадров пришла работать совсем молоденькая двадцатилетняя девочка: худенькая, с северными веснушками на полупрозрачной коже и серыми, вполлица глазами. Длинные пепельные волосы собраны сзади резинкой в простой хвост. Явно не заботится о своей внешности, о впечатлении, которое производит на мужчин. Вроде бы как даже забитая. Во всяком случае, при взгляде на эту тихую девушку Андрею Петровичу захотелось встать рядом с ней и защитить ее.

– Как ваша фамилия? – спросил ее Караваев при первой встрече. Спросил немного резковато – девушка, сидевшая за компьютером, раскладывала пасьянс. Он вошел в кабинет тихо и с полминуты стоял за ее спиной, наблюдая, как своими удивительно длинными пальцами она передвигает по столу мышь и нажимает на кнопки.

Девушка мгновенно сжалась и пролепетала:

– Брусникина Анна…

– Что же вы, Анна, в рабочее время играете?

– У меня сейчас обед…

– Все равно, нельзя использовать компьютерную технику не по назначению, – наставительно сказал Андрей Петрович. И счел необходимым слегка сбавить тон: – А почему вы не в столовой, раз у вас обеденный перерыв?

– Мне не хочется.

– Напрасно. Вон вы какая… худенькая. Вам надо… питаться. Идите-ка в столовую.

И Анна, вздохнув, покорно отправилась обедать.

С тех пор Караваев стал чаще бывать в отделе кадров. Он старался никак не выделять Анну, не показывать свое истинное отношение к ней. Да и сам еще не понимал, какое, собственно, у него к ней отношение.

Но отношение-то было. Караваев стал думать о ней, чем дальше, тем больше, и вскоре мог думать уже только о ней.

Тут, как нарочно, привезли на завод новое итальянское оборудование – фрезерный станок с числовым программным управлением, который способен был обрабатывать металл аж в пяти плоскостях, и что-то там еще умел очень хорошее и современное. Пришлось заводу влезать в большие долги, но технический прогресс того требует. Зато, говорил директор в узком кругу приближенных, теперь выйдем на мировой уровень качества! Дело хорошее, кивали приближенные. А работать-то на нем сможем? Сможем, русский мужик во всем разберется, уверенно бросал директор. У нас ведь такие орлы, что им эта Италия?

Ну и действительно, не в таком еще разбирались.

Через неделю приехали итальянцы, чтобы руководить процессом установки новой машины. В контракте было записано, что без этого фирма ничего не гарантирует. Вот, мол, установим, как положено, а там уж эксплуатируйте.

Не хотелось платить лишних денег, но контракт… Да и итальянцев было всего двое. Сдюжим и эти расходы, зато потом…

Ох ты, а ведь никто из наших не владеет итальянским. Как общаться-то? Опять придется все самим, а деньги зря только потеряем.

Но итальянцы свободно говорили по-английски, ага, это уже лучше, английский мы как-нибудь осилим, хоть со словарем. И все-таки нужен был человек, который мог понимать быструю и экспансивную английскую речь итальянцев.

Кинули клич по заводоуправлению – выяснилось, что оценки в дипломах у всех были хорошие, но отсутствие практики себя показало. Конфуз, однако. Итальянцев отправили ночевать в гостиницу, решив, что утро вечера мудренее. Завтра кого-нибудь найдем по родственникам и знакомым. Не хватало еще на переводчика разоряться.

На следующий день в обед Андрей Петрович заметил, что Анна Брусникина спокойно щебечет с иностранцами в цеху, возле пока мертвой громады станка, и все трое смеются.

– Аня, вы что же, английским владеете?

– Да, Андрей Петрович. У меня мама преподаватель…

– И вы все понимаете, что они говорят? – Начальственный маразм уже успел оставить отпечатки пальцев на мозговых извилинах Караваева, и теперь соображал он туго. Иногда своим было труднее понять его, чем иностранцев.

– Ну конечно! Ничего сложного здесь нет…

– Тогда будете переводчицей. А то не сладить нам с ними.

– Андрей Петрович, а вдруг я что-нибудь напутаю?..

– Не напутаете. Вместе разберемся, – сказал Караваев и по-отечески положил руку на ее плечо.

С того момента, как он к ней прикоснулся, как почувствовал под тканью кофточки тонкую, хрупкую кость ее ключицы, он понял, что обречен. Он пропал, обратного хода нет. С ним начало происходить что-то такое, над чем он был абсолютно не властен. Он словно в космос воспарил, в высокое безвоздушное пространство над землей, и висел там неподвижно в темноте, среди звезд, а в груди его был только расширяющийся шар восторга. И долго его не сдержать. «Пропал, пропал!.. Ну, вот и хорошо…»

Анна Брусникина оказалась очень толковым помощником. С ней работы по установке и наладке станка пошли быстро. Итальянцы, конечно, заигрывали, флиртовали с ней, особенно Паоло, тот, который моложе и кудрявее. Это было понятно всем вокруг даже и без перевода. Наши мужики посмеивались и подкалывали Анну, она смущалась. Итальянцы не понимали, но догадывались, над чем похохатывают слесаря. В общем, атмосфера вокруг установки нового станка сложилась добродушная, работалось легко, без напряга, а в таком случае всегда все получается, как надо.

Только Андрей Петрович неожиданно помрачнел. А ну как этот Паоло сманит, увезет Аннушку от него в Италию?! Что ему тогда делать?

А что тебе, собственно, делать, спрашивал внутри него кто-то отвратительно трезвый, еще не перевернутый безумной любовной волной. При чем тут ты? Она молодая девчонка, и пусть устраивает свою личную жизнь как угодно. В Италию, значит, в Италию. Может, оно и к лучшему, тебе же спокойнее будет – там все-таки цивилизация… Не на тебя ли, козла пожилого, должна она променять свое счастье? Нет, конечно, не должна…

Мрачное состояние Андрея Петровича не прошло мимо внимания коллектива. Давно уже не была секретом и влюбленность Караваева. Лишь он один не знал, что об этом знают все. Даже его жена знала. Но почему-то не спешила устроить Андрею Петровичу шикарный праздничный скандал – возможно, с истерикой и битьем посуды.

И как-то раз старый слесарь Панкратов сказал ему:

– Что грустишь, Петрович? Боишься, уведут девку итальянцы? Да, такого кадра заводу терять нельзя…

И подмигнул.

Андрей Петрович уставился на него остолопьим взглядом, вдруг страшно покраснел и убежал к себе в кабинет.

Следующим утром на доске приказов и распоряжений появился выговор со строгим предупреждением Брусникиной Анне за нарушение трудовой дисциплины. Пару раз она опаздывала на смену и раза три отпрашивалась пораньше, статистические данные с электронных пропусков были постоянно под рукой Караваева. Он мог наказать кого угодно и по любой причине. Вот и воспользовался. А что ему было делать? Он защищал ее как мог, как умел.

Брусникина стояла возле итальянцев некрасивая, прибитая. Спецовка сегодня выглядела на ней, словно застиранный больничный халат на пациентке, которая уже несколько месяцев лежит в больнице и редко выходит гулять. А ведь еще вчера казалось, что спецовка ей идет и даже выгодно подчеркивает фигуру.

– За что, Андрей Петрович? – спросила Анна, когда они остались вдвоем. – Ведь я тогда отпрашивалась… а опаздывала, так транспорт у нас ходит плохо. Мне далеко ездить. Вы же знаете…

– Транспорт – не оправдание, – по привычке отрубил Караваев и тут же спохватился: – Вы, Аня, не обращайте на все это внимания. Я на вас не сержусь. Даже наоборот…

Если раньше кто-то на заводе еще мог сомневаться, что Караваев влюблен в Аню Брусникину, то теперь все стало совершенно ясно. Андрей Петрович словно подписал публичное чистосердечное признание. Хотел одного – получилось другое. Ну да что уж, бывает. Простительно. Тем более, он даже и в мыслях не смел вступить с ней в настоящие, близкие отношения. Все это с его стороны было чисто платонически, эфемерно.

Любовь делает мужчину немного идиотом.

Караваев взял больничный. Он чувствовал, что впервые в жизни впадает в депрессию. Утром жена молча, не глядя на него, уходила на работу, а он слонялся по квартире, не зная, чем себя занять.

Доброхоты просветили Анну насчет этой нелепой ситуации. Она сначала не могла поверить, но ее живо убедили. Все доказательства были налицо. Так что, когда Андрей Петрович позвонил ей и предложил вечером встретиться в кафе, она согласилась быстро, с пониманием. Ей было любопытно, страшно и смешно. Ничего такого позволять она Андрею Петровичу не собиралась, но ей просто интересно было, как это все в жизни бывает по-настоящему.

Караваев протянул ей меню.

– Выбирайте, Аня. Я буду только кофе.

Брусникина заказала сладости. Они сидели друг напротив друга, Андрей Петрович несколько раз хотел сказать что-то значительное и грустное… но только отмалчивался. Ему и в самом деле было грустно, о чем тут говорить.

Ни к селу ни к городу вспомнилось, как его недавно почивший дядя за несколько месяцев до смерти слезливо просил завести на будущих похоронах песню Надежды Кадышевой «Течет ручей, бежит ручей». Не завели, забыли все об этом, да и похороны теперь тихие, без музыки, тем более такой. Жалко дядю. Что ему этот «Ручей»?.. Надо бы сходить на кладбище хоть с телефоном, включить песню, исполнить долг…

Анна с удовольствием лакомилась пирожными.

– Ешьте, ешьте, милая. И простите меня за эту глупость. Я не хотел…

– Андрей Петрович, но я в самом деле из-за транспорта опоздала…

– Да бог с ним, с этим транспортом. Ну, что вы намерены делать дальше? Этот Паоло – он кто, что? Серьезный человек, как вы думаете?

– Да он такой смешной, веселый, Андрей Петрович…

– Высококлассный наладчик, зарабатывает очень хорошо. Надо вам к нему присмотреться повнимательнее.

– Да ну его, он глупый, все шутки – ниже пояса…

– Итальянцы по-другому и не умеют. Зато религиозны, ценят семью.

– Да ну вас, Андрей Петрович!..

Дверь кафешки распахнулась, показалась спина Лидии Караваевой. Жена Андрея Петровича силой тащила за руку какого-то молодого человека. Караваев вскочил, чтобы помочь ей, защитить… но этого не требовалось.

– Что ты какой робкий, с женщинами надо быть смелее!.. – говорила Лидия Сергеевна в дверь.

Почувствовав что-то спиной, она повернулась и увидела Андрея Петровича. Мгновенно оценив ситуацию, отпустила руку паренька и обшарила взглядом зал. Опознала Анну Брусникину, и все ей стало ясно.

– Ах ты!.. – задохнулась она.

– Я, – сказал Караваев. – Я. Не шуми, дома поговорим.

– Поговорим!! – с предвкушением согласилась Лидия Сергеевна.

В тот вечер у их соседей случился настоящий праздник. Давненько они такого не видели и не слышали. Сначала десять минут женщина беспрерывно орала и била посуду. Потом упал шкаф. Тогда возвысил голос мужчина. По квартире несколько раз пробежали в разных направлениях. Женщина завизжала предсмертным визгом, мужчина что-то прорычал. Тут приехала милиция, их разняли.

Караваевы неделю не показывались на работе, а когда показались, то это были абсолютно те же самые Караваевы, что и прежде, без всяких изменений, разве только Лидия Сергеевна покрасила волосы в странный морковный цвет, какого на самом деле не бывает. Скоро корпоратив…

На сцене в Красном уголке стоял длинный стол, за которым уместилось руководство завода в полном составе, некоторые с жёнами, в том числе и Андрей Петрович. Отмечали завершение установки итальянского оборудования. Говорили положенные речи. Действительно важное для завода дело, успешное. Лишь бы заработало оно теперь…

Народ с удовольствием выискивал на лицах Андрея Петровича и Лидии Сергеевны следы недавнего скандала, но следов не было. И ладно. Всё равно все знают. Завод – большая семья, здесь ничего не утаишь. И никто не будет их осуждать, мало ли как в жизни бывает.

Тем более, Аня Брусникина уволилась по собственному желанию и, прошел слух, вместе с кучерявым Паоло уехала в Неаполь. Так что дело прошлое.

– А теперь слово имеет Андрей Петрович Караваев!

Караваев встал и огляделся. Зал был наполнен родными лицами, глядевшими на него с ожиданием. Ну, давай, Петрович, не робей!

– Друзья! – сказал он. И трудно сглотнул. – Друзья!..

Он посмотрел на сидевших рядом с ним, увидел победно горящий транспарант морковных волос жены. Внезапно ему стало дурно от этого вида.

– Товарищи! – сказал он.

В зале прошел тихий шелест.

– Простите меня, грешного, – сказал Караваев и опустился на колени. – Простите меня, люди добрые! – он поклонился, ударив лбом в пол. – Я виноват! Простите, если можете. Простите, люди добрые! Я виноват…

После того случая ему пришлось уволиться с завода. А Лидия Сергеевна осталась, с ней ничего не сделалось, тем более что она прекрасно знала: стыд глаза не выест, через полгода об этом нелепом случае забудут, а хорошие работники нужны во все времена. Так оно и вышло.

Теперь Лидия Сергеевна была кормильцем, приходила с работы слегка недовольная, и Андрей Петрович предпочитал проводить все больше времени на даче, вдали от нее. Но иногда им удавалось и поговорить.

– Что-то с нами не так, Лида.

– Что? По-моему, все прекрасно.

– Что-то не так. Одного не пойму, когда же все пошло под откос.

– Не выдумывай, дорогуша.

– Нет, Лидочка. Как-то мы странно и неправильно живем с тобой.

– Перестань, Андрей, у меня от твоих выкрутасов давление поднимается! Лучше бы работу себе нашел какую-нибудь! А то сидит на моей шее, ножки свесив!..

– Ладно, ладно… ничего…

Вскоре он окончательно сгинул в дачную жизнь.

На заводе действительно забылся этот нелепый случай. Все пошло по-прежнему. Назначили другого зама по кадрам, и он еще сильнее завернул гайки. Коллектив обновился. До Караваевых никому не было дела, и только удивительная прическа Лидии Сергеевны сохранилась на несколько предпенсионных лет, как знамя победы неизвестно над кем или чем…