Читать книгу Новая жизнь - Алексей Слаповский - Страница 3

1.

Владимир Песцов, инспектор Государственного архитектурного надзора, приехал в небольшой приволжский город.

Его повели осматривать только что построенный дом.

Он знал, что дом будет сдан и принят независимо от его мнения, поэтому смотрел и слушал без интереса.

Спросил мимоходом:

– А сколько тут квартиры будут стоить?

Ему сказали. Недорого – если сравнивать с Москвой.

– У половины квартир вид на Волгу, – добавил Михайличев, управляющий строительной компанией. – Некоторые даже москвичи покупают в качестве как бы дачи и в смысле свежего воздуха.

– А когда заселять будете?

– Да через неделю практически, вы же видите: и газ уже подключен, и вода идет. Чего не жить?

Песцов вернулся домой.

– Как съездил? – спросила жена, утирая слезы от лука.

– Нормально.

На другой день он позвонил Михайличеву и сказал, что хочет купить квартиру.

Тот одобрил и сказал, что подыщет наилучший вариант.

– С семьей будете проживать?

– Нет. Мне нужна обычная однокомнатная. Или двух, если ненамного дороже. Кстати, просто интересно, если бы я к вам переехал, работу нашел бы?

– С вашей квалификацией?! Да я первый вас возьму!

Все эти дни Песцов жил необычайно тихо и спокойно, оберегая свою тайну. Был добродушен с женой Таней, ласков с малышкой дочерью, терпим с тещей, проживавшей с ними.

Навестил и первую семью, где двум сыновьям-близнецам, подросткам, подарил новые планшеты, каждому свой, чтобы не ссорились, а первой жене – ее тоже, между прочим, звали Таней – преподнес энную сумму не в зачет алиментов.

– С чего это вдруг? – спросила она.

– С премии.

После этого Песцов частью перевел на карточки, частью снял наличными те деньги, что он копил и сберегал не один год на всякий случай, оформил увольнение, огорчившее начальство, организовал для коллег прощальный фуршет. Они удивлялись, задавали вопросы. Он улыбался и говорил:

– По семейным обстоятельствам.

Потом сказал жене, что его посылают в длительную командировку: надзирать за важным объектом.

– Надо так надо, – пожала она плечами.

То же самое по телефону он сообщил и Тане-первой. Деньги сыновьям обещал присылать, как и раньше, регулярно.

И вот Песцов среди голых стен, с потертым, видавшим виды чемоданом на колесиках.

Сопровождавший его Михайличев удивился:

– Это все ваши вещи?

– Да. Хочу с чистого листа. Ничего старого, всё новое.

– Хорошая мысль! – позавидовал Михайличев. – Я вот тоже возьму да и уйду наконец.

– Проблемы?

– Жена! Ни ума, ни секса! – с обидой сказал Михайличев. – Чего ради, спрашивается? А где спать-то будете, тут вообще ничего же нет!

– Поживу в гостинице, пока делают ремонт.

– Могу порекомендовать хорошую бригаду. Все наши, местные, никаких нелегалов.

– Спасибо.

Песцов жил в гостинице и каждый день с утра спешил к своей квартире. Ездил на машине, только что здесь купленной. Очень недорогой, зато абсолютно новой.

Он сам с расторопным бригадиром Борисычем выбирал отделочные материалы и обсуждал, как и что сделать, чтобы недорого и качественно. Покупал сантехнику, мебель для кухни и двух комнат. Всё достаточно простое и стильное. Никаких излишеств. На окнах деревянные жалюзи теплого орехового оттенка. Комната поменьше – спальня, побольше – гостиная и одновременно кабинет с письменным столом у окна.

Через месяц квартира была готова.

Песцов собрал в чемодан свои вещи, по пути заехал на свалку и выкинул чемодан подальше в мусорные кучи. Отправился в супермаркет и купил необходимые мелочи: зубную щетку, бритву, другие туалетные принадлежности. Там же приобрел белье, джинсы для повседневности, пару хороших брюк, кроссовки, туфли, домашние тапочки, несколько рубашек и футболок. Приехав в квартиру, принял душ, оделся во всё новое, а то, в чем был до этого, завернул в кусок обоев и вынес в мусоропровод.

Он казался себе новорожденным или персонажем фантастического фильма, который исчез из одной жизни, чтобы появиться в другой – голым, как Адам. Ничего из предыдущего существования, кроме документов.

Михайличев поставил его руководить небольшим подразделением, которое проектировало и утверждало квартирные перепланировки.

– И творческое удовольствие будете получать, – сказал он, – и моральное удовлетворение.

Под моральным удовлетворением, как позже понял Песцов, Михайличев подразумевал небольшие бонусы от клиентов и руководства, разумно делившегося прибылью – понемногу, но регулярно.

Михайличев вообще зауважал Песцова – не за бывшую его должность, а за смелость: не каждый способен так вот резко изменить судьбу. Он оказался единственным гостем на новоселье Песцова. Тот купил бутылку шампанского, фруктов, приготовил себе ужин, собирался отметить, а тут и Михайличев. Не прогонять же его. Михайличев поздравил Песцова, выпил, пожаловался на жену и взрослых, не очень толковых детей, сына и дочь, на брата-пьяницу, вымогающего деньги, на здоровье, на невнятную отечественную экономическую политику, правда, при этом похвалил политику внешнюю, которую, как патриот, поддерживал, потом похвастался, что у него есть замечательная женщина для души и удовольствия, и посоветовал Песцову тоже завести кого-нибудь.

– Я бы в твоем статусе их вообще каждую неделю менял, – сказал Михайличев без хамства и панибратства – они были уже на «ты», – а если какая начнет что-нибудь, как они это обычно делают, тут же пинком под зад, извини за реализм, и пусть ищет другого дурака. Мне жены хватает мотать мне нервы и затирать мозги! – сердито выговаривал он воображаемой подруге Песцова, но как бы от своего имени.

Песцов не собирался никого заводить.

Он спокойно работал и спокойно жил, возвращаясь каждый вечер в любимую свою квартиру, где были такая чистота, порядок и уют, каких никогда не водилось ни в первой, ни во второй семье.

После ужина выходил на лоджию, садился в кресло за плетеный столик, пил чай, смотрел на Волгу и почитывал Чехова, двенадцатитомное собрание сочинений которого купил в букинистическом магазине. Что интересно – выпущено это собрание больше чем полвека назад, но абсолютно нетронутое, нечитаное, некоторые страницы приходилось аккуратно отклеивать по краям. Кроме Чехова в книжном шкафу Песцов ровными рядами поставил собрания Гоголя, Толстого, Достоевского, Тургенева и прочую классику, современностью пренебрегая. Песцов читал этих великих писателей в школе, во взрослой жизни предпочитал фантастику или детективы, а последние лет десять вообще не брал книг в руки, только смотрел кино, скачивая его в интернете. Любил ужасы, триллеры и приключения. Теперь решил наверстать. Сначала показалось скучновато, тяжеловесно, но Песцов вспомнил, что ранние рассказы Чехова смешные, взялся читать их с первого тома – и втянулся и часто, возвращаясь домой, с уважительным удивлением чувствовал, как ему не терпится, отужинав, взяться за очередной чеховский том. Рассказы становились всё серьезнее, и это ему нравилось; Песцов понял, что увлечение легким чтивом и легкими фильмами его обеднило, обузило, а тут вникаешь в текст и чувствуешь, как шевелит просыпающимися мускулами твой потребовавший работы мозг, как приятно ему чувствовать свою силу, гибкость и восприимчивость.

Песцов даже внешность изменил: отрастил небольшие усы и аккуратную бородку.

– Ты прямо культурный интеллигент какой-то стал, – одобрил Михайличев. – Я тоже пробовал усы отпустить – не растут, заразы. Три волосинки вылезут, как у чукчи какого-нибудь, и всё!

Песцов регулярно звонил своим двум семьям, а через три месяца явился сам.

– Предлагают остаться насовсем, – сказал он Тане. – Меньше денег, но намного спокойней.

– Ты серьезно? Я не поеду, – ответила жена. – У меня работа тут, детский сад под боком. Да и вообще, Москва это Москва.

– Тогда я пока один.

– Что значит – один? Где ты будешь жить?

– Мне дали квартиру от фирмы, – слукавил Песцов.

– Постой. Что случилось, Володя? – Таня наконец забеспокоилась. – Ты, может, там нашел кого-нибудь?

– Никого, клянусь памятью мамы, – очень серьезно сказал Песцов.

Жена его не поняла. Стала уговаривать вернуться домой. Говорила без слез, но довольно нервно. Песцов спокойно и твердо отказывался.

А бывшая жена Таня его решение приняла взволнованно: ей показалось, что уход Песцова из второй семьи означает будущее возвращение в прежнюю.

– Я тебя предупреждала! – сказала она с невольным злорадством.

Песцов не помнил, чтобы она его предупреждала. То есть он как раз точно помнил, что ни о чем таком она не предупреждала, напротив, напутствовала: «Счастливого плавания, я свое отбыла, пусть теперь другая помучается!» Раньше он попенял бы ей на склонность переиначивать прошлое. Он раздражился бы. Возникла бы ссора. Он ушел бы, хлопнув дверью, с криком: «Господи, как я счастлив, что вовремя от тебя ушел!» Сейчас – ничего подобного. Выслушал с мягкой, соболезнующей улыбкой, сказал:

– Ну, пока. Буду навещать, когда получится, не так уж и далеко.

И поехал.

Он ехал в поезде и улыбался, чувствуя приятное нетерпение; так возвращаются на родину. Бережно, как шкатулку с драгоценностями, открыл дверь квартиры. Вошел осторожно, словно боялся спугнуть тишину. Нетерпеливо разделся, умылся, попил на ночь чаю и улегся в белую, чистую, мягкую постель – будто к любимой женщине, обнял подушку – будто голову этой женщины, и даже чуть не всхлипнул, растрогавшись.

Работал он умело, быстро, сохраняя равновесие духа в конфликтных ситуациях. Михайличев говорил ему:

– Я прямо завидую на тебя смотреть, ты весь какой-то счастливый живешь!

Однажды пришел вечером со своей замечательной женщиной. Наверное, чтобы показать, что и он бывает счастлив. Женщина громко говорила и смеялась. Михайличев обнимал ее за плечи, гордясь ею и собой. Она курила, Песцов настоятельно попросил ее удаляться для курения на балкон.

– У нее подруга есть одинокая, – сообщил Михайличев. – Не такая эффектная, как моя, но с высшим образованием. Познакомить?

– Спасибо, нет.

– А как же ты обходишься?

– Я в поиске, – отговорился Песцов.

На самом деле он никого не искал. Он впервые жил один и купался в своем одиночестве, в свободе жить как хочется, при этом хотелось ему только нормального и аккуратного: с чистой совестью поработать, а потом с чистой совестью почитать полюбившегося Чехова, изредка посмотреть телевизор. При этом чем интереснее для него становился Чехов, тем умнее казался сам себе Песцов, тем глупее был телевизор. Настал даже момент, когда Песцов осознал, что пять-десять минут, проведенные перед экраном, словно отравляют его чем-то, он всё яснее чувствовал в смотрении телевизора что-то унижающее. И вовсе перестал его смотреть. Может, и продал бы, но очень уж удачно вписалось в интерьер черное прямоугольное пятно, элегантным контрастом подчеркивая пастельный колорит светло-зеленых стен и перекликаясь с ковриком такого же размера, лежащим перед креслом.

Приятно было представить в этом кресле гостя – интеллигентного и неторопливо разумного человека, ведущего непустую беседу. Однако дружб и приятельских связей Песцов пока не завел. Михайличев не в счет.

Как-то вечером пришла соседка, женщина лет тридцати пяти.

– Здравствуйте, извините, я с вами рядом живу, – сказала она, без разрешения переступив порог и войдя в прихожую. – У вас дрели нету?

– Есть, – сказал Песцов.

У него была не только дрель, в шкафчике на лоджии в идеальном порядке лежали все необходимые для хозяйственных дел инструменты.

– Ой, хорошо! – обрадовалась женщина. – А не поможете мне пару дырок просверлить?

– Нет.

– Заняты? Не обязательно сейчас, я в принципе.

– Я просто не хочу, – сказал Песцов, получая удовольствие от обретенного умения говорить правду, которого ему так не хватало раньше.

– Почему? – растерялась женщина.

– Что почему?

– Почему не хотите? Не умеете?

– Умею. Но не хочу.

– Какой-то вы странный. – Женщина заглянула в квартиру, словно ища причину этой странности. Жену, например. Но никого не увидела.

– Вызовите мастера, он вам всё сделает, – посоветовал Песцов.

– Эти мастера еще те! Кучу денег слупят, а сами накосячат чего-нибудь!

– Не исключено, – согласился Песцов.

Женщину его согласие обнадежило.

– Так как? – спросила она.

– Что?

– Поможете?

– Я же сказал: нет.

– Ладно, извините.

– Ничего. Дрель дать?

– Обойдусь!

Через пару дней он встретил ее в лифте. Она даже не поздоровалась. Ехали до своего этажа молча, глядя перед собой.

Позвонила Таня. Которая вторая.

– Я все-таки не пойму, это у нас развод или как?

– Как тебе удобней.

– То есть ты ушел? В смысле – уехал? Насовсем, что ли?

– Скорее всего.

– Нет, а причины-то в чем? Кто так делает? Что вообще случилось, ты можешь сказать?

– Ничего.

– Володя, знаешь, если насчет претензий ко мне, то у меня к тебе их тоже много накопилось! Но я терпела, между прочим!

– И зря.

– Но у тебя-то какие претензии?

– Никаких.

– Тогда в чем дело?

– Ну, допустим, в том, что разлюбил.

– А если без «допустим»?

Этот разговор продолжался часа полтора. Песцов всегда поражался умению женщин бесконечно долго обсуждать одно и то же. Наверное, причина в нежелании понять то, чего им не хочется понимать. Впрочем, поражался – слово из прошлого, сейчас его уже ничто в женских приемах не поражало и не удивляло.

Кончилось тем, что Таня-вторая сказала: ладно, пусть развод, но тогда, будь добр, отдай свою долю квартиры, если тебе хоть немного дорога дочь и ее будущее.

Песцов утешил ее как мог:

– Перестань. Всё будет хорошо. Ты еще найдешь человека в сто раз лучше меня.

– Не сомневаюсь! – последовал гордый ответ.

Потом позвонила Таня-первая:

– Как ты там?

– Нормально.

– Не женился опять?

– Нет.

– А я с пацанами собираюсь в выходные твой город посмотреть. Вокруг вообще такое Подмосковье красивое, храмы, музеи, а мы нигде не бываем, даже стыдно!

– Ну, здесь не совсем Подмосковье.

– Тем более! Зато Волга, я по карте смотрела.

И они приехали.

– Круто! – сказали братья-близнецы, зайдя в квартиру.

– Не скучно тебе одному? – спросила Таня-первая.

– Нет.

Песцов сводил сыновей в местный музей прикладного искусства, на набережную Волги и, конечно, в «Макдоналдс». Таня осталась в квартире, сославшись на недомогание после дороги: она водила машину редко и быстро от этого утомлялась.

Песцову было неприятно думать о том, что она сейчас там одна и неизвестно, что делает.

Помечает территорию, подумалось вдруг, и от этой мысли стало смешно, но как-то и страшновато. Он заторопился домой.

– Рано вы, – удивилась Таня.

– Тут делать нечего, – сказали братья. – Даже к Волге искупаться не подойти.

– Пляж за городом, очень хороший, – оправдался Песцов.

– Мы завтра туда съездим, – пообещала Таня сыновьям. – И я позагораю немного, с начала лета на солнце не была.

– На ночь хотите остаться? – спросил Песцов.

– А в чем проблемы?

– У меня одна кровать.

– Но двуспальная же.

– Всем на ней улечься?

– Зачем? У меня в машине матрац дорожный. На поролоне. Я взяла на пляже полежать, вот и пригодится. Пацаны на нем вполне помещаются.

– А мы будем спать с тобой?

– Да не бойся, не трону я тебя! – рассмеялась Таня.

Ночью они оба долго не могли заснуть. Таня ворочалась с боку на бок, не выдержала, повернулась к Песцову и спросила:

– Все-таки до сих пор не понимаю, почему ты тогда к ней ушел? Ну, моложе, это да. А что еще?

– Когда мужчина уходит от одной женщины к другой, – разъяснил Песцов, – надо всегда смотреть, уходит он именно «к» – на звук пришлось надавить, чтобы ясен был смысл, – или «от». Я ушел – «от».

– Да? Интересные новости! – усмехнулась Таня, словно забыв, что Песцов не раз ей это говорил. – И сейчас тоже – «от»?

– Да. И никаких «к».

– Ясно. Мучаешь ты себя, – пожалела Таня, погладив Песцова ладонью по щеке.

Песцов рассмеялся.

– Что? – насторожилась Таня.

– Да одинаковые вы все. Одна и та же манера – внушить мужчине те мысли и чувства, каких у него нет, но должны быть. И мы ловимся на это – знаешь почему?

– Я ничего не внушаю. Почему?

– Потому что на самом деле у большинства людей ни чувств, ни мыслей. Они жизнь пережевывают, как траву. Тупо. Но вот кто-то намекает: нет, у тебя есть и мысли, и чувства, ты страдаешь, мучаешься – и так далее. И человек соглашается: да, страдаю, да, я такой вообще глубокий, дна не видно. И всё, он пропал, его тут же начинают со дна вытаскивать. За волосы.

– Ну ты и придумываешь! – огорчилась Таня. – Жаль, что ты так плохо думаешь о людях. Ты знаешь, что негативные эмоции влияют на здоровье?

– Хорошая попытка, – оценил Песцов и отвернулся.

При этом он чувствовал весьма сильное мужское влечение, но в сопротивлении влечению ощущалась новая прелесть, оно было ценнее того, что сейчас могло произойти и всё разрушить.

Наутро Таня раздраженно объявила сыновьям, что никаких пляжей, она после этого будет вся разбитая, а надо еще дома прийти в себя и отдохнуть перед рабочей неделей.