Читать книгу Поговори со мной! - Алена Николаевна Ковалева - Страница 1

1.

начало сентября

– За Супер дизайн! Реконструируй им этот санаторий так, чтобы они ошалели от креатива! – задорно провозгласила Даша и потянулась бокалом с коньяком к Авроре.

– Вот-вот, долой консервативные покои, да здравствует Дизайн! – поддержала тост та и звонко тренькнула своим фужером Дашин. – Чин-чин!

– Слушай, Кострова, зачем плодить типовые решения? Займись-ка ты авангардом! – и Дарья нетрезво мотнула головой, отбрасывая чёлку со лба. – Скажи им всем новое слово!

Аврора Кострова залпом осушила коньяк, зажмурилась, и когда тепло растеклось внутри, хрипло переспросила:

– Какое слово?

– Новое. В дизайне. Сделай им что-то такое… – Даша запнулась, подбирая определение, пальцы нетерпеливо защелкали в воздухе, помогая с выбором точной формулировки. – Такое оригинальное, свежее, чего ещё не было!

Аврора с интересом уставилась на подругу, и глаза её начали разгораться от идей, вспыхивающих яркими искрами:

– А, правда, на фига им ещё один европейский уровень санузлов и спален? И вся эта трафаретная планировка! Я им сделаю комнаты другие, не просто больше, а вообще другие! Стены и полы с потолками не параллельно перпендикулярные друг другу, а как-нибудь… как у Пикассо! Кубизм! Или даже… овализм, шаризм!..

– Да, точно! – Дашка аж подскочила, охваченная общим вдохновением и принялась сочинять будущие нестандартные решения. – Пусть это будут совершенно другие плоскости, фактуры, пропорции!

– И назвать все номера не цифрами, а по содержанию: «Фламинго», «Пикассо», «Мексиканский тушкан»!

Даша Королёва снова плеснула коньяка и подняла бокал:

– Молодец, Аврошка, ты – гений! За – тебя!

Аврора улыбнулась, вытянув губы уточкой плавно пропела:

– Ииу, я генья! – потом поправила. – Нет, дорогая, это ты – генья! За – тебя! – И опрокинула в себя новую порцию. – Я им там все стены снесу и вместо сорока номеров, сделаю всего лишь 30 или двадцать пять, но зато каких! На последнем этаже можно будет вообще разворотить часть крыши и объединить несколько комнат в одну, создать из неё огромную сферу.

– Сферу? Это как?

– Ну, стены круглые, никаких внутри вертикалей! И крыша сверху – из стекла, чтобы прямо над головой звездное небо плескалось!

– Здорово… – мечтательно протянула Дарья, тут же представив это помещение с выгнутыми стенами и куполом. – А кровать тогда какая? Тоже круглая?

– Конечно! Только с балдахином. Весь номер – шар, а внутри еще один точно такой же, но поменьше – конгруэнтный. Вокруг ортопедического матраса, приподнятого над полом – обволакивающий пузырь из тонкой непрозрачной ткани. Его можно поднять или опустить – по желанию. Чтобы солнце в глаза не било на рассвете. Пусть тряпками занавешиваются, если поспать хотят. А вместо штор – большой парус – затемнение от лишнего света. Да и просто для красоты. На фоне воздуха сверху и вокруг будет развеваться самый настоящий парус, как на яхте.

– Тогда надо и переднюю стенку снести, вместо окна одно сплошное стекло поставить от пола до купола наверху!

– Ну, да, это же – сфера – там бо́льшая часть – стекло. Такой мыльный пузырь прилепился к «сталинке», – засмеялась Аврора, живо рисуя в воображении, как это должно выглядеть снаружи.

– Круто! Прямо эпатаж!

– А ещё как в Воронцовских или Новоафонских пещерах какой-нибудь интерьерчик забабахать! Со сталактитами, сталагмитами и скрытой мерцающей подсветкой! И обязательно грузинское многоголосое пение в сопровождение! Чтобы посетители достоверно погрузились на глубину и ощутили себя в сказочном подземелье!

– Точно, Аврош! Только тогда это пусть будет не номер, а кафе, например. Там музыка постоянно может звучать, как компонент основной концепции интерьера.

И они ещё долго пили, обсуждая в деталях будущие интерьеры.

Незаметно спустилась ночь – время, когда внутренняя сущность открывает свои истинные черты, когда можно мечтать и думать обо всём, не отягощаясь суетой дня. Под коньячными парами и воздействием магии ночи

мозг раскрепостился, вдохновение подняло голову и накрыло их воздушными крыльями.

Дашка даже приволокла пачку бумаги, карандаши и они стали набрасывать чертежи и схемы, поясняя друг другу вспыхивающие мимолетные мысли. Только когда вторая бутылка опустела, девушки угомонились и отправились спать.

Аврора, осталась ночевать у подруги. Тащиться к себе глубокой ночью в таком состоянии не было ни сил, ни желания. Она еле добралась до дивана в кабинете и рухнула, не раздеваясь, моментально уснув.

2.

Срочные дела вынудили Владислава Шуманского покинуть на несколько дней южный город и вернуться в Москву. И почти сразу по приезду в столицу, он выкроил время и наведался в архитектурное бюро. Встретившись с директором – Антоном Сергеевичем Гришковым, он начал с обиняков:

– Антон Сергеевич, что за недотёпу вы мне прислали?

Гришков даже опешил от такого резкого высказывания.

– Владислав Андреевич, ведь вы же её совсем не знаете! Аврора Кострова – настоящий профессионал своего дела! И потом она так тонко чувствует цвет!

Шуманский только поморщился и скептически заметил:

– Не знаю, не знаю. Но на меня она произвела совсем другое впечатление. Пока единственное, что я сумел от неё добиться – это овечье блеяние на счёт того, что «всё нужно разбирать и строить заново». Но на вопросы что именно разбирать и как именно заново строить – ваша барышня ответить не в состоянии. Она явилась на объект не подготовленная и ко мне пришла с пустыми руками, без идей или хоть каких-нибудь намёток в голове!

– Ну, вы поймите, Владислав Андреевич, сам процесс дизайна требует осмысления, поиска действительно красивых и функциональных решений. Таких, чтобы потом всё было просто, грамотно и логично, но ещё и радовало, доставляло владельцу и его гостям эстетическое наслаждение. Ведь дизайн – это не просто расставить в требуемом количестве необходимую мебель и возвести строго по чертежу стены и перегородки. Это всё намного сложнее, глубже и серьёзней, чем банальное распределение функционала по площадям и расчет материалов…

Но Шуманский нетерпеливо перебил директора, который, похоже, сел на своего конька – соловьём запел дифирамбы его высочеству – Дизайну.

– Скажите, Антон Сергеевич, у вас на фирме, что мужчин не нашлось? Или у вас они в дефиците?

– Ну, почему же… У нас работают мужчины. Но я считаю, что Аврора Кострова грамотный и перспективный дизайнер, и она прекрасно справится с возложенной на неё задачей.

Шуманский только с недоверием блеснул глазами:

– Разве эта малахольная девица способна выполнить в полном объёме весь проект?

Вместо ответа Гришков поднялся с кресла и отошел к большому офисному шкафу, внушительным параллелепипедом обосновавшемуся в правом углу стены. Размеренным неторопливым движением открыл стеклянные дверцы и принялся перебирать на полках какие-то папки, читая на корешках подписи. Некоторые толстые фолианты он вытаскивал и складывал на стол, другие переставлял и выуживал новые. Через несколько минут на столе выросла увесистая кипа толстых картонных папок с вложенными в них альбомами формата А3 и чертежами. Гришков плавным движением прикрыл створку шкафа и обернулся к заказчику, показав на кипу:

– Вот, посмотрите, пожалуйста, Владислав Андреевич на эти проекты. Это всё создала именно Кострова. Стили разные и заказы тоже различные – от жилых квартир и домов до объектов социального назначения. Ресторан есть, ночной клуб и магазин.

Владислав Шуманский подошел к столу. Всё ещё не веря в хвалёный профессионализм Костровой, он наугад выдернул один из альбомов и раскрыл его на середине. Это был проект какого-то дома.

На картинке, судя по всему, запечатлена будущая гостиная. Большое просторное помещение, выполненное в светлых тонах, с современной мебелью, похожей на ту, что мелькает в голливудских фильмах, когда показывают богатые особняки. Стильно, строго и очень дорого. Но при этом сразу понимаешь, что и сидеть на этом удобно и на ощупь фактуры приятные.

Он перелистнул несколько листов, рассматривая другие картинки. Все очень светло, по цвету красиво – какие-то сложные тона, от светло-кремовых и ванильных, до темно-шоколадных и пыльно-серебристых и кое-где разбавлено всё чистой бирюзой.

Он отложил этот проект и вытащил самый нижний. Какой-то клуб. Насыщенный синий, с декоративными неоновыми вставками, со светящейся и почти невесомой барной стойкой и мебелью из прозрачного пластика на хромированных хайтечных ножках. Позади танцпола в технике граффити почти однотонная роспись, что-то из современного искусства или просто пляшущие человечки, но очень сильно стилизованные, упрощённые и как-то красиво выполненные. Этот проект ему почему-то очень понравился. То ли из-за этой графики на стене, то ли сама мебель с барной стойкой – невесомая, лёгкая и лаконичная. Но во всём и правда, ошутился вкус.

Отложив эту папку, Шуманский даже немного успокоился и расстался с мыслью, что ему прислали самого плохого сотрудника.

– Ну, хорошо, допустим. Только что же она у вас такая зашуганная? Смотрит на меня, как будто я её съем, или покусаю.

Гришков удивленно пожал плечами:

– Вообще-то странно. У неё обычно не бывает проблем с заказчиками… Может, она просто с дороги не отошла? Хотите, я ей сейчас перезвоню?

Он схватил телефон и принялся листать в нём записную книжку. Шуманский даже возразить не успел, только открыл рот, чтобы сказать, что это лишнее, как Гришков уже затарахтел в трубку. При первых же словах абонента, Антон Сергеевич переключил на громкую связь и Владислав Андреевич получил возможность слышать абсолютно всё, что говорила том конце провода Кострова.

*

Звонкая трель телефона ворвалась в колышущиеся густые волны сна. Аврора на автопилоте отреагировала на звонок, схватила трубку, и хрипло прорычала:

– Алло, Смольный на проводе!

– Кострова? Ты чего? – раздался обескураженный таким началом голос шефа, Антона Сергеевича Гришкова. Он немного прокашлялся, заговорил серьёзно и строго. – Здравствуй, Аврора. Как ты разместилась там?

– Нормально. Всё хорошо, – сипло сообщила Аврора и развернулась поудобнее, чтобы качающаяся почему-то постель не выронила её нечаянно в воду.

– Ты объект уже видела?

– Угу, – ответила Кострова, пытаясь понять, почему её штормит, разве она в море?

– И как тебе? Есть уже какие-нибудь идеи?

– Идей – вагон! – тут же встрепенулась Аврора, услыхав ставшее вчера ключевым слово «идеи». – Только бы заказчик не запорол с самого начала свежие идеи на корню! Не обрубил бы крылья, расправленные навстречу раздувающейся фантазии, – вдруг прогундела она, резко сменив тон, перейдя на бас.

– Кострова!!! Что у тебя с голосом? Ты в порядке? – перепугался Антон Сергеевич, озадаченный неожиданными трелями подчиненной.

– Мой голос не переклиматезировался! Настраивается на курортную волну, ищет море.

Послышался смешок и другой голос сказал:

– Заказчик не запорет, если идеи понравятся. А что у вас конкретно есть? Какие предложения?

– Надо всё снести внутри и заново перестроить, в другой планировке и функционально по-другому всё, – она даже махнула рукой, как дирижер, отсчитывая вальсирующие такты: раз – снести, два – перестроить, три – по-другому…

– Конкретизируйте, пожалуйста.

– Вместо двадцати номеров 10 или меньше сделать, но такими, чтобы народ туда, как на экскурсию валил! – выпалила Аврора, заводясь вчерашним вдохновением. – И назвать все эти комнаты романтично, а не просто цифрами, как обычно.

– Это как? – настаивал чей-то голос в трубке.

– Ну… «Мексиканский тушкан», например, или «Сфера», «Летающая тарелка», «Пикассо», «Готика», «Зазеркалье»… и т.д. А рецепшен сделать в духе Пелевина – «Из жизни насекомых».

– Что за «тушкан», Кострова? О чём ты? – снова прорезался в трубке тенор Гришкова, и Аврора сморщилась, от слишком звонкого голоса, вызвавшем сильный всплеск в её голове.

– Весь номер изнутри оббить шкурами и меховыми покрытиями. Всё, всё – и стены и потолок и пол. Такой бурый колорит, разбавленный пегими и кофейными пятнами, и где-то точечно дать акценты – медно-рыжие или палевые оттенки. Можно часть искусственным мехом заменить, – она задумчиво принялась рассуждать, тут же представляя себе эту будущую пушистую отделку, мысленно раскрашивая её в нужные цвета. – Но кровать – только натуральным мехом убрать, нежным и красивым. Чтобы приятно было касаться обнаженным телом. Полосатым каким-нибудь, или с непривычным рисунком. И под ноги обязательно настоящую шкуру бросить. Пусть босыми пятками касаются спросонья не синтетики, а податливого, шелковистого живого ворса. Можно козла под ноги подстелить, – мечтательно закончила свою тираду Аврора. – По нему так ходить приятно!

– Какого ещё козла? Ты в своем уме, Кострова? – возмутился шеф

Но Аврора тут же надулась и буркнула:

– Не козла, а шкуру козлиную. Она красится лучше, на ней можно какой угодно рисунок сделать – хоть цветные полосы, хоть кружочки или квадраты, если надо.

– А при чем тут мексиканский тушкан? – фыркнул незнакомый голос.

– А так просто, для красоты. Звучит хорошо. Из классики. Как дедушка Бендер придумал. Но если не хотите тушкана, можете назвать козла козлом. Только «мексиканский козёл» – как-то не звучит совсем. Мне не нравится, – разоткровенничалась вдруг Кострова.

Шеф даже хрюкнул от удивления, выслушивая такие рассуждения. Второй присутствующий на том конце провода, давясь от смеха, поинтересовался:

– А для летающей тарелки вы предлагаете найти инопланетян и их чучелами украсить комнату?

– Зачем же чучела? – обиделась Аврора. – Пусть сами постояльцы чувствуют себя инопланетянами, заселившись вместо номера в тарелку!

Голос сразу заинтересовался и стал серьёзнее:

– А какой формы должна быть эта тарелка?

– Обычной, как все обычные тарелки – выпукло-впуклой… – тут она запнулась, споткнувшись о слово. В её, не протрезвевший мозг, закралось слабое сомнение, что она что-то не то говорит. Аврора задумалась, сразу упустив нить разговора.

– Какой-какой? – прорезался в эфире всё тот же чужой голос, и ей даже почудилось, что он улыбается. – Нельзя ли поточнее?

– Отчего же нельзя? Можно, – тут же согласилась Аврора. – На чём мы там остановились?

– На форме летающей тарелки, – произнес её незримый оппонент.

– А… – снова задумалась Аврора. – Она должна быть круглая, но эллипсом, таким тором – как бублик, только без дырки. Сплошным. И сверху – стеклянный купол, крышка для лучшей видимости звезд. Им же надо как-то ориентироваться в пространстве, – решила пояснить свою мысль Аврора. – Не всё же одним металлом и хромом обшивать! Надо и для космоса место оставить!

На том конце провода замолчали, переваривая озвученные идеи, но Аврора, не давая им опомниться, решила добить:

– А ещё пусть пара номеров будет в стиле экшен или триллеров для любителей экстрима. И вообще номера должны быть рассчитаны не просто на разные вкусы, а на разные интеллекты. Кто тяготеет к консервативным решениям – тому одно, для демократов – другое, а молодым и пресыщенным – третье. И пусть сами потом разбираются, что конкретно предпочесть. Да они в другие годы стремиться будут в новые номера попасть! Ради иллюзии стать другими в нестандартной обстановке!

Выдав последний тезис, Аврора почувствовала себя выдохнувшейся и примолкла. Слушатели тоже притихли, находясь под сильным впечатлением. Пауза затянулась. Наконец, шеф подал голос:

– У тебя всё?

– Нууу… мало, конечно, так ещё время не пошло…

Другой собеседник снова включился в разговор:

– Сколько времени вам нужно, чтобы отрисовать всё то, что вы сейчас рассказали?

– Не знаю, как пойдет…

– Аврора, не кокетничай! – строго перебил Антон Сергеевич. – За неделю постарайся хоть что-то сделать для наглядности.

– Ладно.

– Хорошо, тогда я жду от вас через неделю эскизы ваших идей, – отчеканил ставший мгновенно сухим и жёстким незнакомый голос.

– Были бы деньги! А то, как только дойдет до дела, так начнётся урезание бюджета. И вместо того, чтобы делать красиво, будем отвечать на вечные вопросы «сколько стоит»! – заворчала Аврора, обидевшись на приказной тон.

– Деньги будут, были бы идеи достойны того, чтобы их оплачивали.

– Сказать легко, пока заранее нет представлений о реальной стоимости креатива, – продолжала ворчать Кострова, не желая уступать самоуверенному голосу.

– Я готов оплатить самые сумасшедшие идеи, только сделайте это здорово, так, чтобы дух захватывало от неожиданности! Полёт фантазии, запредельную мысль! А я уж за ценой не постою – профинансирую любой материал или что вам там понадобится.

– Ладно, попробую, – промычала Аврора неожиданно покладисто, вдруг вспомнив, о корпоративной этике дизайнера.

И они попрощались. Кострова опустила телефон на пол и снова повернулась на бок, удобно устраиваясь и засыпая. Весь разговор тут же вылетел из головы, кровать опять закачалась на волнах и поплыла куда-то в сторону, увлекая за собой уставшую от фонтанирующего креатива Аврору.

*

Дарья включила громкую музыку и принялась тормошить сонную подругу.

– Аврошка, подъём!

Кострова улыбнулась своему школьному прозвищу и сладко потянулась, не открывая глаза, растягивая миг прощания со снами. В голове мелькали какие-то обрывки странных картинок фантастических помещений, ярких, мерцающих и текучих. Не фокусируясь, они наоборот выцветали и таяли от неминуемого пробуждения и осмысления реальности.

Аврора приоткрыла веки и глянула на Дашу. Та сидела на краю дивана и периодически подёргивала бывшую одноклассницу за ногу, добиваясь от неё вменяемости. Вечерняя боевая раскраска с ресниц сползла под слегка припухшие нижние веки, несимметрично размазанная, сделав сразу Дашку смешной и нелепой. Ещё вчера такая стильная и элегантная стрижка превратилась в торчащие клочьями в разные стороны перепутанные перья волос, словно Дашка всю ночь напропалую своей головой что-то ковыряла и рыла.

Королёва снова дёрнула подругу за ногу и прогудела:

– Ну, вставай, мне без тебя скучно!

– Эх, жизнь! С самого утра не дают покоя! За ногу из койки тащат! – заныла Аврора и попыталась натянуть на подбородок одеяло. Дашка тут же потащила его к себе, вынуждая Кострову сеть и окончательно проснуться.

– Чего ты подскочила в такую рань? – недовольно спросила Аврора, одёргивая майку и спуская ноги на пол.

– Ничего себе «рань»! Шестой час уже! Вечер почти!

– Сколько? – нахмурилась Аврора. – Что, серьёзно?

– Пять двадцать, – отрапортовала Дарья, взглянув на большие настенные часы.

Аврора тоже обернулась к часам и убедилась, что Дашка не пошутила.

– Вот блин… Мне же на работу надо было, – расстроено запричитала она, вставая с дивана и нашаривая тапки.

– Проспали мы с тобой свою работу сегодня, – вяло констатировала Королёва и отправилась на кухню варить кофе. – Пошли завтракать.

– Завтракать, – передразнила Аврора. – В полшестого нормальные люди уже ужинать садятся!

– Можешь сразу и поужинать, если тебе так больше нравится, – согласилась подруга, гремя посудой и включая воду.

Аврора долго принимала душ, стараясь справиться с похмельем, поливая себя то ледяной водой, то нестерпимо горячими струями. Но эта экзекуция мало помогла. Со свинцовой головой она выползла из ванной и обречённо опустилась на стул, приготовившись терпеть своё разбитое состояние весь оставшийся день.

Даша достала из холодильника большую банку с рассолом и налила две кружки. Одну поставила перед Авророй, а ко второй тут же жадно приложилась сама, и выпила почти залпом. Затем выудила из банки огурец и смачно его откусила. Аврора послушно придвинула кружку, глянула в мутноватую легкую зелень спасительной жидкости и маленькими глотками стала пить. Почти сразу почувствовала себя лучше. Дашка молча протянула ей закуску, и она с удовольствием захрустела пупырчатым огурчиком.

Жизнь стала налаживаться. После кофе прорезалось чувство голода. А после сытной еды похмельный синдром отступил, не в силах конкурировать с общепринятыми контрмерами в извечной борьбе с перепитием накануне. И нечаянный прогул больше не казался катастрофой в начале трудовой деятельности. Теперь это выглядело, как лёгкое недоразумение, акклиматизация.

И тут, в самый разгар налаживания жизни, в глубине квартиры завопил мобильник. Аврора нехотя выползла из-за стола и потрусила на звук нетерпеливо орущего телефона. Выудив его из-под дивана, она глянула на дисплей и, прочитав «шеф», удивилась, чего это ему надо.

– Алло. Здравствуйте, Антон Сергеевич.

– Привет, ещё раз, Аврора. Заказчик вчера вернулся на несколько дней в Москву, и был сегодня как раз у меня, когда я тебе позвонил. Поздравляю, ему очень понравились твои идеи! – радостно отрапортовал начальник, чем сильно озадачил свою подчиненную.

– Какие идеи?

– Ты чего, Кострова? – не понял шеф. – Твоё замечательное предложение сделать из санатория эпатажный отель. Шуманский даже похвалил тебя за креатив. Правда, он спросил, не сумасшедшая ли ты, – доверительно вдруг признался Гришков. – Но я его заверил, что ты очень здравая, благоразумная девушка, просто немного не формальная, но очень талантливая. Так что, Давай, Кострова, ваяй! Оправдай наши надежды. Поздравляю с красивым началом! Ты уж теперь смотри, не подкачай!

Аврора ошеломлённо слушала директора, боясь даже спросить, откуда он узнал про их с Дашкой ночные бредни.

– Антон Сергеевич, а можно в деталях, что именно ему понравилось? – она осторожно задала наводящий вопрос, пытаясь понять, как в Москву просочилась эта информация.

– Да всё! И твоя фишка с летающей тарелкой, и с насекомыми, и со сферой…

– Мыльным пузырём, – механически поправила Аврора.

– Что? – не понял Гришков. – Какой еще пузырь?

– Сфера со стороны будет выглядеть как мыльный пузырь, прилепившийся к солидной сталинке. Особенно, если сделать стёкла не просто обычными, а покрыть их плёнкой с радужной голограммой, чтобы он и правда переливался на солнце. И отдыхающие внутри были не видны тем, кто на улице.

– Очень хорошо, пусть будет мыльный пузырь!

– А что еще?

– Еще твоя задумка про тушкана, – он хмыкнул. – Или козла, как ты уточнила, пусть будет и такой номер. В общем, давай, рисуй всё, что придет в твою светлую голову! Признаться, я и не подозревал, что ты так неординарно мыслишь!

– И что мне теперь с этим делать? – ужаснулась вдруг Аврора, осознавая масштабы предстоящего бедствия. – Вы что, серьёзно хотите, чтобы мы это всё затевали?

– Ну конечно! Заказчик готов оплатить любые расходы, была бы сама мысль доведена до конца! Даже самую абсурдную и бредовую, если она будет выполнена в совершенстве!

– Антон Сергеевич, а может не надо… – робко попыталась сдать на попятную протрезвевшая окончательно от испуга Аврора. – Может как-нибудь привычненько, стильненько, уютненько, по-европейски… – жалобно заскулила она, пытаясь уговорить начальника.

Но шеф был неприступен:

– Нет, что ты?! Даже не думай! Боже упаси тебя теперь, после расписанных в красках гениальных идей сползти до посредственности!

– А вдруг я не справлюсь?

– Справишься! Я в тебя верю! – отрезал Гришков, как припечатал.

– Это просто сумасшествие какое-то… – пробурчала Кострова, обиженная нечуткостью руководства. – Полная безответственность поручать рядовому дизайнеру выполнять такие крутые повороты, да ещё сразу в таком количестве и таком масштабе!

– Ты сама это всё предложила! И заказчик принял на «ура» твои идеи. Чего теперь боишься? Одобрили – рисуй! Продумывай конструкцию и согласовывай с прорабами и инженерами. Делай, Кострова, делай! Не так это страшно, как кажется. Лиха беда начала.

И он попрощался с расстроившейся в конец Авророй, напомнив, что уже через неделю, к 15 сентябрю от неё ждут первые эскизы.

3.

И пришлось простому дизайнеру на самом деле сочинять интерьеры, выболтанные клиенту с пьяной головы. Пять дней она сидела безвылазно в квартире, предоставленной ей во временное пользование, и тщательно прорабатывала идеи, придуманные с Дашей. Из окна доносились манящие отголоски летнего города. Лицо овевали тёплые струи южного воздуха, наполненные солнечным светом и запахами цветов. Ухо ласкали весёлый шелест шин, скользящих по прогретому полотну дороги и звонкие, беззаботные реплики отдыхающих, праздно шатающихся по уютным улочкам курорта. И только командированная сюда дизайнер Кострова добросовестно корпела над своими рисунками. Тщетно пытаясь на бумаге запечатлеть то, что так красиво и логично выстроилось в её голове в ту злополучную ночь.

Много раз, мучаясь над той или иной конструкцией и зайдя в тупик, не зная, как исполнить очередной наворот, она в сердцах возмущалась: «Надо меньше пить! Всё зло от вина и коньяка! Стоило один раз напиться и на тебе – угораздило же вляпаться!»

Тем не менее, к концу недели она действительно основательно продумала несколько необычных интерьеров и даже сделала их перспективы в цвете.

Для первого этапа она решила отрисовать рецепшен, чтобы сразу же задать неожиданный тон всему зданию. Как лицом театра служит вешалка, так в ее корпусе знакомство начнется с приемного покоя, входной группы.

Она решила задействовать диджитал технологии. Нужна ударная доза полного погружения в ирреальность. А это лучше всего создаст цифровое искусство и сложная инсталляция на потолке. Благо, в корпусе высота первого этажа почти 4 метра!

Задумав перевернуть всё с ног на голову с самого начала, она всю площадь просторного верха густо покрыла очень крупными резиновыми сужающимися цилиндрами ярко-салатового цвета. Получились интересные формы неравномерной длины, хаотично переплетающиеся, кое-где слегка спутанные. Между ними спрятались светильники в виде незаметных проводов с крошечными диодами вместо привычных люстр.

Множество нитей со светящимися диодами разместились и вдоль окон и расчертили противоположную стену.

Пол наоборот должен быть гладким, тёмным, полированным, чтобы в нём отражался потолок, создавая иллюзию замкнутого одинакового пространства. Вечерами можно будет добавлять цифровое ночное небо со звёздами, мерцающими под ногами. Пусть посетители окунутся в космос и в буквальном смысле увидят «небо под ногами».

Правда, тут сразу возник вопрос, а что делать женщинам, которые окажутся на этом полу в платьях? Предательское черное отражение сразу выдаст все интимные подробности их нарядов! Но Аврора решила сейчас не терять на это время, а подумать об этой проблеме потом, когда до него дойдет очередь.

Спрятанные под потолком проекторы на стенах рисовали яркую картину гипертрофированных травинок, листиков и ползающих по ним какозябр, давая иллюзию реальности происходящего.

Получалась яркая живая картина – сочетание свисающих объемных цилиндров – травы, движущегося цифрового изображения на стенах и полу, и сияющие нити росинок-диодов, произвольно болтающихся вдоль всего периметра. Таинственное мерцающее пространство, дарящее ощущение предвкушения и обещание чуда.

Стены отделала грубой фактурой землистого цвета, словно это вырытые тоннели в массиве почве или пещеры. Цифровое изображение на шершавой поверхности выглядело интересней и правдоподобней.

Для поддержания концепции вся мебель должна быть индивидуальной. Стойка рецепшен приобрела форму увеличенного до абсурда насекомого. В качестве модели для этой роли она выбрала кузнечика и создала его стилизованный образ, с шестью топорщащимися угловатыми лапками. Материал – тёмный кованый металл с зелёной патиной, а крылья – из толстого бутылочного стекла. За спиной у администраторов вычертила фрагменты гипертрофированных сот под ключи. К ним добавила пару полосатых пчёл. Крылышки и брюшки имели потайные створки – доступ к внутренностям шкафчиков.

Кресла и диваны для ожидания – в виде мясистых макро цветов, журнальный столик – гигантская бабочка с распахнутыми витражными крыльями. По углам и у окон кое-где разложила прозрачные немного сплюснутые шары разных размеров – светильники в виде капелек росы.

Другие рисунки были не менее смелыми и красноречивыми. Номер «Фламинго» от пола до потолка – сплошь обшила розовыми перьями, того непередаваемого сочного оттенка, присущего этим птицам. От самых светлых тонов, замешанных на капельке краплака и толики оранжевого, влитых в белила, до активных, ярких акцентов, звучащих в полную силу цветов чистого закатного неба.

Пол – снова цифровые технологии. Огромный экран – живое, движущееся море, с прозрачной водой у края-берега, с пенистым кружевом и золотистым песком у входа в помещение. Чуть ближе к центру вода становится ярче, сквозь дрожащую прозрачную волну просвечивается дно с галькой и камушками. У окна пол обретает лазурный цвет открытого морского пространства с солнечными бликами и аквамариновыми тенями в складках волн.

Для усиления эффекта, щедро сдобрила интерьер конкретными деталями в виде свисающего с потолка светильника – яркой стеклянной птицы. Дизайнерский стол – с основанием, как клюв фламинго и прилепившийся к нему прозрачный кружок калёного стекла – столешницы. И странная кровать с пышным балдахином, ассоциирующимся с расправляемыми крыльями. Тонкий стиль на грани кича.

Номер под звучным названием «Зазеркалье» был полностью обшит амальгамой. Все стены, потолок и даже пол. От этого истинные размеры помещения искажались, тиражировались и множились, во всех направлениях, полностью сбивая с толку каждого, кто окажется внутри. Мебель и та предполагалась из хрома, с текстилем из глубокого тёмно-графитового бархата и серебристого эластана.

Только один эскиз, который назывался «Англия» напоминал нормальные, привычные интерьеры. Там вместо кровати стояла часть двухэтажного лондонского автобуса с матрасами на первом и втором ярусе. На стенах – огромные фотообои с визитками Лондона, и потолок в виде британского флага. Вход в санузел обыгрывался характерной красной телефонной будкой. Предполагалось войти внутрь, а затем уже толкнуть от себя дверь с висящим на ней телефонным аппаратом, чтобы проследовать в ванную и туалет.

И последними отрисованными перспективами был номер «Мыльный пузырь» в форме шара. С ним пришлось больше всего повозиться, продумывая конструкцию и вычисляя масштаб. Для него понадобилось три угловых комнаты объединить в одну. Зато получилось очень воздушно и легко. Больше 65 процентов стен составляли изогнутые в правильный шар стёкла, через которые открывался прекрасный вид на парк внизу, близкое море, перетекающее в безбрежное небо над головой. В любую погоду, в солнце, дождь, снег или град там будет ощущение свежести, простора и полёта. Акцентируясь на этой атмосфере, вместо штор она водрузила фрагмент мачты с реей и белый шелковый парус, свёртывающийся, как на настоящих яхтах, перетягиваясь тонкими канатами.

Покончив с первой порцией эскизов, Аврора ещё пару дней не решалась отправлять их на электронный ящик заказчика.

Гришков передал распоряжение Шуманского пока вместо визита в офис отправлять все идеи ему на почту, так как дела ещё удерживали его в Москве.

Она то и дело доставала свои рисунки и критически их рассматривала. И чем дальше, тем абсурднее и несуразнее они ей казались. В какой-то момент она даже хотела их порвать в мелкие клочки и выкинуть в мусор. Но вовремя остановилась, подумав, сколько времени она потратила на тщательную проработку деталей и обдумывание конструкций и сопряжений. Точно в назначенный срок она всё-таки скинула по интернету готовую часть реконструкции.

И очень удивилась, когда Гришков перезвонил уже на следующий день и стал рассказывать, что заказчик абсолютно всё одобрил и попросил продолжать в том же духе. Антон Сергеевич даже сообщил, что заказчик выдал лично для Авроры премию в размере её месячной зарплаты и распорядился, чтобы ей на месте передали эти деньги. Так что теперь Костровой нужно съездить в офис, в бухгалтерию и получить свой бонус.

Обрадовавшись неожиданному финансовому подкреплению, она сразу поехала в контору Шуманского. Получив свой первый гонорар за этот проект, Аврора вечером снова отправилась к Дарье, чтобы рассказать о неожиданных последствиях их предыдущей пьянки.

Дашка внимательно выслушала причитания Костровой, жалующейся на свою нелёгкую долю первопроходца и вопреки её ожиданиям, вдруг одёрнула подругу:

– Да ты чего, Аврошка? Другие дизайнеры мечтают о таком клиенте! Он требует не типовое решение, а наоборот, ни в чём не ограничивает, позволяет выразить себя, хоть вывернись вся наизнанку! Любой кураж и прихоть, сумасбродные фантазии, бред полночный – что хочешь, делай, ни в чём тебе нет ограничений! Только бы не серость, не набившая оскомину классика или «современный» обезличенный стиль. Да это как подарок судьбы воспринимать надо! А ты – ноешь!

Кострова вдруг уставилась на неё, впервые увидев свой новый заказ по-другому.

– Дашуль, а ты, наверное, права…

– Ну, конечно, права! Такой шанс подвернулся воплотить в материале что-то по-настоящему яркое, новое! Надо же его использовать и попытаться максимально сломать стереотипы и придумать что-то своё, небанальное.

– Готовься, я тебя тоже, как архитектора привлеку. Так что и тебе хватит простора для самовыражения, – пригрозила Аврора, разом успокоившаяся и переставшая бояться этого заказа.

Дарья снова открыла бутылку вина, не обращая внимания на протест подруги, заявив, что надо срочно обмыть начало её новой творческой ступени, чтобы всё удачно сложилось. И Авроре пришлось подчиниться.

Только на этот раз они не увлекались. Просто поужинали, скрасив вкусную еду хорошим вином и разговорами.

4.

июль

Давно уже Владислав Андреевич Шуманский не позволял себе нормального человеческого отдыха. Всё дела, дела, дела… Причём, вполне успешные. Он имел экономическое образование и ещё чутьё, что в сумме с высокой работоспособностью, смелостью и отличной памятью помогло ему не просто начать «своё дело», а хорошо его развить, окрепнуть и выйти на Большой рынок. К тридцати пяти годам он уже был достаточно крупным бизнесменом и грамотным стратегом, совладельцем и главой большого холдинга, занимающегося вопросами строительства, транспортными перевозками, немного торговлей и сопутствующими направлениями.

И эта работа ему была очень интересна. Особенно после развода, когда у него появилось слишком много ненужного теперь свободного времени и неприятных, тяжёлых мыслей в голове. Теперь Шуманский переориентировался на трудовую деятельность и всего себя посвятил освоению новых направлений и нестандартных подходов в бизнесе.

Владислав Шуманский сочинял и выстраивал гибкие схемы взаимодействия разных структур, по винтикам собирая и налаживая пилотный сложный механизм. Потом вдыхал в него жизнь, и каким-то чудом вся эта огромная замысловатая машина холдинга начинала работать чётко, ровно и словно сама собой. А он только следил за ней, регулировал и подкидывал всё новые и новые задачи, с которыми резво справлялись его подчинённые. Шуманский же азартно брался за следующие проекты, и на них у него тоже хватало времени, желания и сил. Вот только на отдых времени совсем не оставалось. И он бы не задумывался об этом ещё долго, если бы сам бизнес не привёл его на юг. Летом.

На лазурном побережье Чёрного моря, в уютном курортном городе – томном оазисе между горными вершинами и узкой полоской пологой суши – возникли сложности с растаможкой груза. И Шуманскому лично пришлось отправиться туда для урегулирования всех формальностей. С грузом всё выяснилось очень быстро, и можно было даже возвращаться. Но Владислав вдруг поддался на уговоры местного начальника порта Нодара Сванидзе и решил задержаться в городе на пару-тройку дней. Тем более что море оказалось таким теплым!

Даже просто стоя на бетонном причале в порту, и решая текущие вопросы, Шуманский не мог оторвать взгляда от причудливо расцвеченных волн. Нежно-синее небо с чистыми белыми клочьями облаков, словно опрокинулось в воду. У подножия здания морского вокзала море переливалось пятнами желтовато-карамельного цвета, отражая фасад. И за ними – криволинейные полосы высоток в островах разноцветной зелени и ультрамариновая синусоида гор на заднем плане.

Разве можно так просто оставить всё это и вернуться обратно в душный офис Москвы? С её чадящими пробками, летними короткими дождями, прибивающими пыль и пахнущими мокрым асфальтом, парами бензина и выхлопом из подземки.

Ему всегда казалось, что Москва имеет стойкий навязчивый запах терпкого букета. Словно композиция из дурманящего аромата шальных денег и пьянящих аккордов стремительной карьеры с нотками риска. Правда, в этот букет безжалостно вплели диссонирующие включения – плесень рухнувших амбиций с едким духом неоправданных надежд. И в отдельных районах столицы соотношения в этом букете менялись. На Рублёвке, или в элитных кварталах – приторный мажорный ряд, из раздутых по максиму первых компонентов. Возле рудиментарных хрущёвок или в спальных районах столицы – аромат сбивался до резко бьющего в нос отчаянно минорного горьковатого тона, скрипящего на зубах.

И вот теперь, разомлевший под жарким полуденным солнцем, розовый и пластилиновый Шуманский лежал на гальке у кромки воды. Оплавленные зноем, обманчиво тихие и неповоротливые волны мягко качались. Лишь иногда с лёгким плеском вздымались из глубины истинные проблески цвета – то синего, то мутно-зелёного, или почти жёлтого, грязного оттенка. Но строго следящий за ними диск светила, устало проводил парогенератором над дыбящейся пучиной и утюжил морскую плоть, устраняя морщины и складки.

В голове Влада медленно накатывала и отступала в такт с дыханием волны одна единственная мысль: сейчас встать и пойти поплавать или ещё полежать? Так приятно кожу ветерок щекочет, что двигаться лень, думать лень и даже вставать и плавать – лень.

Была суббота, они с утра небольшой компанией уехали куда-то далеко от города на дикий пляж. Место выбрали отличное. Небольшой чистый берег с ровными охристыми галунами и песком у воды. И природным камерным амфитеатром: с партером на пляже, галеркой и ложами в зарослях высоченного сочного папоротника. А вокруг – лесная тишина и прохлада, да столетние сосны с дубами, вперемежку с изумрудными зарослями ежевики.

И теперь, уже давно опалённые солнцем, бронзовые коллеги и друзья Нодара готовили обед. Андрей Самойлов, заместитель начальника таможни по экономической деятельности, выпятив волосатую грудь, и прикрывшись ярко-алой бейсболкой, стоя загорал, поглядывая за костром. Игорь Петров, моложавый, в соломенном сомбреро и синих купальных шортах, занимался сервировкой импровизированного стола. Сам Нодар подготавливал мясо для шашлыков.

– Владислав, хватит тебе жариться, сгоришь! – раздался над головой хрипловатый бас Игоря Петрова, начальника линейного отделения полиции в морском порту.

Шуманский нехотя перекатился на бок и посмотрел на Игоря, блаженно улыбаясь и потягиваясь.

– Эх, хорошо-то как!

– Ну, да, особенно вечером, когда кожа жечь начнёт – совсем хорошо станет! – хмыкнул Игорь и протянул Шуманскому синее полотенце с розовыми и золотыми рыбками. – На плечи хоть накинь.

Владислав сел и послушно укутал плечи в мягкое большое полотенце. Кожа и правда как-то сразу неприятно отозвалась шершавым покалыванием. Чтобы избавиться от этого ощущения, Шуманский поднялся и отправился в воду. В море сразу стало легко, про кожу моментально забылось, тело окутала живительная влага, тёплая, ласковая, шелковистая. Вода с готовностью приняла его, любовно укрыла от знойных лучей, проникая во все поры его распаренного ошалевшего от безделья тела. Он глубоко вдохнул соленый запах моря и медленно поплыл. Сначала просто попадая в ритм еле заметного движения волны, потом увлекаясь, всё больше и больше набирая силу и скорость, перешёл в хороший спортивный брасс.

Потом они ели потрясающе вкусный шашлык из парной свинины и запивали его настоящим домашним грузинским вином, изготовленным по старинному семейному рецепту дедом Нодара. Солнечные лучи просеивались через густую ажурную листву над их головами и давали только свет, не выжигая прохладу.

Они много разговаривали, разгоряченные отдыхом, морем и винным букетом, спорили о главном в жизни и второстепенном для мужчины. Философствовали и просто наслаждались приятной компанией и природой. Шуманский расслабленно кивал, соглашаясь с каждым тостом все больше и больше с ораторами и всё больше и больше любя своих новых друзей – Нодара, Игоря и Андрея.

Владислав чувствовал себя каким-то обновлённым, омытым стихией бескрайнего моря, цепляющегося за призрачный горизонт и ускользающего за него. И мысли Шуманского также точно наплывали на тонкую размытую линию горизонта и утекали за неё плавно, спокойно, мягко.

– Влад, а ты не хочешь у нас закрепиться? – выдернул Шуманского из лёгкой прострации голос свежеприобретённого друга Нодара.

– А что, есть интересные предложения? – машинально задал вопрос Шуманский, скорее автоматически, чем реально интересуясь ответом.

– Да есть. Например, бывший мощный санаторий, в прошлом очень популярная всесоюзная здравница. Теперь он полностью пришёл в упадок, зарос, брошен и никому не нужен. У государства денег на него нет, а у частников – желания возиться нет. Сломать его полностью не дадут – сталинский ампир, понимаешь-ли, историческая ценность архитектуры, вписанной в окружающий ландшафт, да и сам парк там… грандиозный. Так что у тех, у кого есть деньги это выкупить – нет ни желания, ни понимания, что и как с ним можно сделать дальше. А те, кто понимает и мог бы… У тех просто нет денег.

В Шуманском вдруг включился бизнесмен:

– А что, так много он стоит?

Нодар пожал плечами:

– В цифрах я не знаю, но земли там много, место хорошее и архитектура правда когда-то была очень красивой, особенно в окружении пальм и магнолий.

– Да там только земли одной не меньше гектара будет! А это земли, которые вообще не продаются, здесь же начало Кавказского заповедника – можно только в аренду брать на 50 лет максимум, – уточнил Андрей.

– То есть, по факту, аренда – это уже дешевле? – тут же начал подсчитывать экономист в Шуманском.

– Ну, да, – уверенно заговорил Андрей. – Если всё правильно оформить и вообще начать действовать через администрацию города или даже края… То, возможно, получится всё перевести в такие рамки, что сам факт покупки старого разрушенного санатория в целях его реконструкции и возвращения былой славы, престижа… обойдется в итоге во вполне вменяемую сумму…

К концу августа Владислав Шуманский оформил право собственности на этот заброшенный оздоровительный комплекс с красивым названием «Чайка».

Владислав Андреевич купил этот отечественный пережиток, служивший статусным манящим символом состоятельности и социального успеха, руководствуясь смешанными чувствами. Ностальгией по канувшим в лету идейным советским временам и желанием прибрать к рукам лакомый кусок огромного бесхозного хозяйства.

5.

конец августа-начало сентября

После оформления всех документов и получения права собственности, Шуманский обратился в известную московскую архитектурную фирму и заказал проект реконструкции своего нового приобретения. Директор компании «Строй-Дизайн», Гришков, недолго думая, отправил в командировку на юг Аврору Кострову, которая сама была родом как раз из этого города. Справедливо полагая, что ей будет проще ориентироваться в местном климате, и понимать нюансы строительства в южных широтах, где пять месяцев в году – лето, а остальное – осень или весна – кому, как больше нравится.

И вот теперь для рядовой сотрудницы большого архитектурного бюро, Авроры Костровой, началось неожиданное путешествие к морю.

Лето уже пролетело, наступил сентябрь, но на Чёрном море в это время вступает в свои права бархатный сезон и сюда съезжаются истинные гурманы летнего отдыха. Воздух уже не так раскаляется, как в июле или августе, но море успело прогреться за три летних месяца, и вода окутывает теплым шелковистым пледом. И сам город в это время утопает в кружевах цветов – плетущиеся розы и шиповник, как расцвеченные живые изгороди, обвивают улочки и кутают частные дома, отгораживая их от посторонних взглядов. Созревает виноград, тяжёлые лиловые грозди Изабеллы тёмными хаотичными пятнами просвечивают сквозь залитую солнцем ажурную листву, кое-где уже тронутую увяданием.

Аврора в радужном настроении быстро сбежала с трапа самолёта и зажмурилась, вдыхая солёный морской воздух. Хоть пляж был в нескольких километрах, но само осознание того, что море рядом, воспринималось, как знакомые запахи и ощущение вкуса соли и йода на губах. Пассажиры степенно загружались автобус, негромко переговариваясь, расставляли сумки с чемоданами и ждали, когда их повезут к зданию аэровокзала. Аврора с удовольствием разглядывала ровные антрацитовые полосы шоссе, расчертившие взлётное поле, приткнувшиеся в стороне усталые аэробусы, маленькие частные самолёты и любовалась синими контурами гор, обрамляющими равнину.

Почти сразу из аэропорта она решила отправиться в санаторий, чтобы увидеть предстоящее поле деятельности.

Она, конечно, с детства знала этот комплекс. С бабушкой и дедушкой они гуляли в его парке, в той части, которая была открыта для всех простых смертных. Её тогда привлекали узкие пешеходные дорожки, петляющие среди огромных деревьев. Их кроны так плотно смыкались над головой, что казалось, что ты в джунглях или в древнем мире. А над тобой – крепко сцепленные руки доисторических растений – воллемий, хвощей и сигиллярий. И появлялось ощущение волшебной атмосферы, пронизанной переменчивым духом растений, подвластной влияниям погоды и местного микроклимата.

Сам санаторий, окружённый неприступной оградой по всему периметру, был тогда тщательно охраняемой территорией, на которую впускали строго по пропускам и санаторным книжкам. Ещё бы, ведь в советские времена в нём отдыхали большие чиновники, и даже иностранцы. Простой народ туда не допускался. Поэтому внутри всё было вычурно, дорого и очень красиво.

Аврора с трудом помнила то время, она была ещё достаточно маленькой в эпоху застоя. Потом случилась перестройка и все последующие изменения, которые тоже её тогда не сильно коснулись в силу слишком юного возраста. Она только по разговорам взрослых улавливала, что вокруг всё сильно меняется, а что меняется и как не очень понимала. Да и интересы у неё тогда были другие – первая влюблённость, на разрыв, на пределе отчаяния и обречённости. Самокопание и томление, стихи и живопись, классическая музыка, прерафаэлиты и лики юношей кисти Микеланджело, так напоминавшие её объект любви.

Она с удивлением подошла к огромным чугунным воротам. Чёрная графика барокко спорила жестким контрастом с живописной мягкостью ландшафта. Когда-то они преграждали путь всем желающим и служили фильтром, пропуская внутрь лишь избранных и тех, кому дозволено приблизиться к этим избранным. Теперь ворота были приоткрыты, и любой прохожий мог беспрепятственно пройти за их ажурные створки.

Аврора побрела по старому тротуару. Ряды разросшихся вековых кипарисов и голубых высоченных елей увлекали в глубину центрального въезда, к главному корпусу. Широкая длинная дорога с потрескавшимся и рассыпавшимся асфальтом, привела к круглой площади, тоже нещадно попорченной временем.

Прямо напротив торжественным аккордом застыл административный корпус с четырьмя внушительными коринфскими колоннами под римским портиком. Архитрав украшал барельеф с социалистическими сюжетами – крестьянки со снопами в руках, рабочие с молотами и пастухи. Вперемежку с ними были крупные девушки с вёслами и купальщицы с полотенцами, накинутыми на предплечья, как шаль.

Весь центр первого этажа занимала огромная столовая с баром. По бокам – в правом крыле ресторан, в левом – бильярдный зал. Мраморный пол кое-где сохранился целым, только толстый налёт многолетнего упадка покрывал его, словно мхом, пряча под собой прожилки и светящиеся изнутри прихотливые узоры. На втором и третьем уровне центральной части были кабинеты администрации. На четвёртом ярусе – останки библиотеки и читального зала. Здесь даже воздух показался ей старомодным, выцветшим от времени, как старые фотографии. Аврора прошлась по всем этажам и заглянула в каждое помещение.

Вблизи это оказалось материальным воплощением упадка и разрухи. По паркету пролегла густая сетка морщин – рассохшихся и углубившихся просветов-трещин, испещрившая былую кладку чёрной безжалостной штриховкой. Во многих окнах выбиты стёкла непогодой и ветками ближних неухоженных деревьев, самовольно вторгающихся в глубину помещений. А на третьем этаже в коридоре, прямо из пола вырос куст. То ли ветром надуло в разбитый проем семена, то ли птицы занесли. Куст разросся, и его ветки уже упирались в стены и изгибались по периметру мешающего препятствия. Аврора с трудом протиснулась мимо вписавшегося в интерьер представителя флоры и продолжила осмотр дальше.

Взгляд наткнулся на резную раму огромного старинного зеркала, вмонтированного прямо в стену какого-то номера.

Аврору привлекло замысловатое фарфоровое обрамление в стиле мадам Помпадур. Между изящными цветками розы прятались маленькие птички, и роскошные тончайшие бабочки навеки замерли на хрупких листиках лозы. Потемневшая от времени гладь стекла была давно покрыта пылью и мутным бледным налётом, словно отмеченная накипью времени.

Такие антикварные зеркала как трофейные, после войны часто ввозили в Россию, и иногда их дарили культурным объектам. Этот экземпляр с историей и некоторые другие старинные предметы интерьера, как свидетели былой роскоши, до сих пор ещё кое-где сохранились в омертвевших номерах санатория. Как ни странно – за последующие годы их не растащили. Или просто не оценили по достоинству.

Аврора перешла к другому зданию, окружённому седыми эвкалиптами и магнолиями, органично сливающимися с ним. Их присутсвие наполняло воздух тонким характерным ароматом, добавляя мажорную пряную нотку к всеобщему минору запустения.

С левой стороны на первом этаже, там, где раньше был какой-то зал, возможно, банкетный, теперь зияли огромные проломы. Словно гнилые зубы, торчали из измученных болезнью серых дёсен фасада рваные осколки обугленных стен. И внутри всё было разворочено и искорёжено, будто когда-то здесь взорвалась мощная бомба. От неё весь корпус содрогнулся, как фруктовое дерево и осыпался тяжёлыми плодами. Верхние два этажа ощутимо пострадали – нигде не было окон – всё повылетало от внезапной ударной волны. И сама плоть верхнего яруса не вынесла такого натиска. Её фрагменты через разрывы в потолке нервными изломанными кусками попадали вниз и раздробились об остроугольные препятствия. Пожар добавил накала, зачернил колорит трагедии.

Удручающее зрелище. Хоть и много лет прошло после случившейся здесь катастрофы, но ощущение страха, ужаса и потери, словно навечно поселилось в этих скорбных руинах. Как немая память о пострадавших людях…

Аврора вздохнула и пошла прочь от изувеченного крыла здания, двинулась к его противоположному краю. Там картина упадка была такая же, как в главном корпусе, а местами ещё хуже. Больше рассохшихся дверей и перекосившихся от времени створок встроенных шкафов, выеденного короедом дерева и потемневшего пола, под окнами прогнившего до основания.

Аврора долго бродила по атрофировавшимся корпусам, понимая, что ей предстоит очень много работы, всё намного серьёзнее, чем она думала. Требуется не просто реконструкция, а полноценная замена всего внутреннего содержания. Только внешние стены зданий и перекрытия могут остаться прежними. Всё-таки самый настоящий «сталинский ампир»! Особенно великолепны по пропорциям и соразмерности к окружающей растительности – монументальные входы с колоннадами и архитравами и социалистические барельефы наверху. И то их следует тщательно отреставрировать, укрепить и усилить.

А все внутренности – беспощадно ломать, менять и начинять новыми современными материалами.

Она уже собиралась покинуть корпус, когда переходя из одного балкона в номер, неловко споткнулась о порог и упала на четвереньки. Рывком попыталась вскочить на ноги, и тут же сильно ударилась головой о распахнутую створку деревянной рамы. Резкая боль ударила, словно полоснула разрядом тока, и Аврора осела обратно, скрючившись почти пополам. Полу-осыпавшееся окно сиротливо качало остатком пустой рамы, выставленной поперек, как оружие, обороняясь от незваного вторжения.

Прямо перед носом скорчившейся на полу Авроры оказалась большая трещина в полу. Глаза невольно приковались к открывшейся за нею бездне. И ей почудилось, что в ушах раздался тихий шепот, невнятно зовущий за собой. В глубине расселины промелькнуло какое-то еле уловимое движение. И почти сразу яркая жёлтая вспышка внутри озарила распахнувшуюся бесконечность и исчезла через мгновение. Трещина снова погрузилась во мрак, задний план стал плоским и досягаемым.

Одновременно с возникшим видением по нарастающей, усиливаясь, появился невнятный ритм, как заклинание или древняя этническая музыка. Аврора вслушивалась в этот едва различимый ряд звуков, труднообъяснимой и совершенно непонятной природы. Затем всё смолкло. Так же быстро, как и появилось – односложным хрустом ветки или чмокнувшим всплеском камня, брошенного в воду. Полная безучастная тишина снова затопила мёртвое здание.

Только громко пульсировала кровь в висках, отдаваясь гулом в ушах. Аврора тряхнула головой, чтобы прогнать оцепенение. Резкое движение тут же отозвалась болью, словно череп наполнили тяжелой жидкостью. Где-то на улице перекликались птицы, и их голоса обыденностью контрастировали с внезапной мистикой.

Аврора осторожно встала и оттёрла колени и ладони. Шепота больше не было, таинственных звуков и вспышек тоже. Но по спине пробежал неприятный холодок и руки мгновенно покрылись «гусиной кожей».

Она поморгала, отгоняя наваждение, и пошла на простор коридора. Больше не задерживаясь нигде, покинула санаторий и отправилась в арендованную заказчиком квартиру.

Ночью ей не спалось. В больную голову лезли глупые мысли и навязчивые воспоминания о разбитом остове отжившего санатория. Случайно застигнутое явление вспышки и звуков, очень растревожило и переполошило её душу. Проворочавшись без сна до четырёх часов, она встала, заварила крепкий кофе и включила компьютер. Принялась за чертежи, пытаясь воссоздать первые наброски планов корпуса.

6.

Сентябрьский тёплый ветерок тормошил волосы, щекотал щеку непослушными прядями. Аврора убрала выбившийся локон за ухо и глянула в отражение витринного стекла. Долговязая, худая и нескладная. Единственно, что в ней есть привлекательное – это волосы. Густые, пышные и непокорные, с легким тициановским отсветом, особенно заметном на солнце. Но сейчас, перед первым визитом к заказчику, ей пришлось стянуть свою гриву на затылке, упаковать её в обычный тугой пучок.

Она отвернулась от витрины и двинулась дальше по улице, в сторону пафосного нового здания. Словно инородный корабль из бронзового стекла, хрома и бетона современный модуль приземлился в зарослях мимозы и финиковых пальм. И сразу нарушил общую гармонию симбиоза городской архитектуры, растительности и ландшафта. В этом чудовищном доме временно разместился офис ее клиента.

Вкусно пахло морем. Солнечные зайчики играли на подрагивающих упругих пальмовых ладонях и прятались в глянцевых крупных листьях кряжистых магнолий. Хотелось бежать туда, в сторону пляжа, к неспешным волнам, погреться в лучах догорающего лета. Но вместо самозабвенного купания и размеренных прогулок Аврора послушно топала на работу, стараясь отогнать все праздные мысли и настроиться на трудовой, ударный лад.

Тем более что начальство в первый же день командировки, обязало рядового дизайнера Кострову Аврору Александровну предстать перед очами заказчика. Для личного ознакомления и выяснения особенных предпочтений.

Отношения с заказчиком как-то сразу не сложились.

В просторном кабинете, обставленном стильной мебелью в стиле хай-тек, во главе большого серого стола восседал хозяин беспризорной здравницы, Владислав Андреевич Шуманский. Солнце и ветер уже успели придать его коже красновато-коричневый оттенок, контрастирующий с ослепительно белой рубашкой с коротким рукавом классического кроя. Ворот перехвачен шёлковым галстуком с мелким ненавязчивым рисунком. Темно русые волосы хорошей прической обрамляли высокий лоб и оттеняли стальные глаза.

Аврора почему-то представляла себе его обязательно старым, толстым и в очках. Классический пример «старого толстого лысого и богатого». А он оказался совсем не старый, а лет 33-35, не лысый и вообще стройным и высоким. И вполне привлекательным. Правда, когда он подчёркнуто официально обратился к ней и стал расспрашивать о её видении переделок, вся его привлекательность куда-то делась, уплыла, как растаявшее мороженное, превратившись в лужу недоверия и скептицизма. Он начал хмуриться и отводить глаза, явно неудовлетворённый её ответами. У Авроры сложилось стойкое ощущение, что она ему совсем не понравилась.

– Аврора Александровна, вы можете предложить концепцию будущей реконструкции? – уже в третий раз задал вопрос Шуманский и уставился на дизайнера.

Внутри неё всколыхнулось чувство протеста. Она вскинула голову, намереваясь возразить, но наткнувшись на взгляд Шуманского, только торопливо пожала плечами и тихо пробормотала:

– Я только вчера прилетела в город…

– Но вы же успели побывать на объекте, – не понял Владислав Андреевич, жестко сверля её колючими глазами. – Должны были сложить своё мнение.

– Я ещё не успела сложить своё мнение, – пролепетала она, ещё больше растерявшись и зачем-то добавила: – Извините. Там нужно многое переделать, очень многое. Оставить только фасады и внешние стены, а внутри всё аккуратно разобрать и заменить новым…

– Как именно? – перебил ее заказчик, нетерпеливо морщась от банальщины.

– Я пока ещё не знаю… – неуверенно ответила она, чтобы хоть что-то сказать. Её вдруг словно оттолкнуло от этого человека. Неприятный обертон резанул в его речи, и как реакция на испорченное впечатление, краска стыда затопила её щеки, шею и даже уши.

Шуманский длинно вздохнул и отвернулся к окну.

– Странно, конечно, что вы приехали, совершенно не подготовившись к работе над проектом.

Аврора испуганно метнула взгляд на заказчика. На его лбу, слева, возле начала брови она заметила маленький тонкий шрамик серпом. В голове вихрем пронеслись предположения о возможных причинах появления этой отметины: неудачное падение в детстве? Или сильно подрался? А может, он вообще спортсмен, боксёр или фигурист – коньком рассёк свою бровь при неловком тройном тулупе? Аврора снова отключилась и не сразу поняла, что он её отчитывает ледяным сердитым тоном, моментально отрезвившим, как кубик льда, брошенный за шиворот:

– Наверно нужно было заранее проштудировать интернет, что-ли… Посмотреть подобные объекты и способы современного благоустройства окружающей их территории…

Аврора непроизвольно сжалась, чувствуя, что попытка оправдаться засохла на корню, вызвав на себя уничижающие замечания о её некомпетентности. Она понуро стала разглядывать ковёр у себя под ногами.

Ковёр был замечательным. Натуральный, из толстой шерсти, сотканный по мотивам композиции Кандинского. Ярким прямоугольником он оживил темный графитовый цвет ламината. Лаконичными пятнами влился в монохромный строгий колорит кабинета.

Шуманский замолчал и снова вздохнул. Затем отвернулся к окну и зацепился взглядом за качающиеся на легком ветерке листики пальмы. Мысли сразу улетели к морю, спокойной умиротворённой глади бескрайнего простора воды, едва колышимого свежим бризом. Так захотелось развязать тугой галстук, скинуть модельные туфли и босиком, стягивая на бегу рубашку, помчаться на зовущий запах моря, к песчаному берегу и шепоту прибоя. И там, с головой, со всего разбегу, ухнуть в набегающую ленивую волну, и поплыть до самого горизонта. Отчаянно, выкладываясь на все сто, размахивая руками и ногами, попадая в ритм с невероятно огромным и живым организмом этой дикой и первозданной стихии, временно спокойной и мирной…

– Аврора Александровна, директор вашего проектного бюро отрекомендовал вас, как отличного профессионала и грамотного дизайнера, – при этих словах Шуманский явно с сомнением оглядел её с ног до головы, и ей показалось, что он поджал губы. – Он вам польстил, или это все-таки, правда?

У Авроры перехватило дыхание, и она с трудом выдавила из себя:

– Надеюсь, что это не лесть… – ей хотелось отшутиться, но под его осаждающим взглядом все слова стали разбегаться и прятаться по углам в сразу опустевшем сознании.

– А вы справитесь с возложенной на вас задачей? – не отставал от неё Шуманский.

Аврора почувствовала себя просто беспомощным кроликом, парализованным перед замершим в стойке удавом.

– Я постараюсь, – чужим корявым голосом произнесла она. – По крайней мере, буду работать над этим.

– Но мне нужна хорошая идея, – продолжал настаивать Владислав Андреевич. Его глаза, как объектив, нацелились в центр лба безалаберной дизайнерши, вытянувшейся перед ним в струну, и страдающей от неловкости.

– Я очень постараюсь найти хорошую идею, – пообещала она и сама себе не поверила.

Шуманский сидел в кресле, молча рассматривая её. Весь его вид красноречиво демонстрировал, что ему не нравится то, что он перед собой видит и то, что он слышит.

Да и вся она не в его вкусе – эта нескладная, худая и длинная девица, с непонятного цвета волосами – тусклая, немного рыжеватая, невыразительная. Словно создатель, трудясь над её обликом, вдруг почувствовал усталость и небрежно слепил его самым обыкновенным, без изюминок и индивидуальности. И получилась невзрачная единица, безликая, как моль. Такие же невнятные были у неё и предложения по реконструкции объекта. Ничего вразумительного. Всё, что она смогла донести – это то, что предстоит очень много работы и всё внутри нужно ломать и строить заново. Так это Шуманский и без неё знал. Стоило нанимать приличную фирму и платить огромные деньги за проект, если присланный от них дизайнер не имеет никакой фантазии?! В какой-то момент Шуманский даже рассердился и не сдержался:

– А вы вообще обладаете хоть каким-нибудь воображением?

Аврора залилась густой краской и промычала:

– Я только вчера прилетела и сразу отправилась на объект. Времени не было на обдумывание новой концепции, – она вся внутренне напряглась, понимая, что от её оправданий становится только хуже.

В ответ он холодно, подчёркнуто сухо поинтересовался:

– Могу я надеяться, что ваша сегодняшняя растерянность это только временное явление. И вы способны включиться в работу и создать приличный проект?

– Я постараюсь, – ещё тише ответила Аврора, уже физически ощущая, что это полный её провал, в первый же рабочий день, в первую встречу с заказчиком.

Шуманский глубоко вздохнул и побарабанил кончиками пальцев по столу.

– Ладно, госпожа Кострова. Попробую дать вам шанс. Но ровно через неделю я жду вас в это же время, в 10 часов с вашими эскизами. Мне нужны конкретные идеи будущих перепланировок и общая концепция всего санатория, – он поднял на неё глаза, и её снова обдало сорокоградусным морозом. – Вы успеете за неделю подготовить чёткое предложение?

Сгорая от стыда и желая раствориться, исчезнуть, растаять и больше никогда-никогда его не видеть, Аврора собрала все свои силы и пообещала успеть. И боком, осторожно, пятясь, вывалилась из кабинета. Только закрыв за собой дверь, она смогла перевести дух и немного собраться.

7.

После пережитого позора на ковре у нового хозяина санатория, Аврора долго не могла прийти в себя.

Она воинственно решила исправить положение ударным трудом. И отправилась снова в поход по зданиям, подлежащим серьёзной переделке. На этот раз осмотр начала не с главного корпуса, а с жилого, класса «ВИП», с большими по тем временам, комфортабельными номерами.

Переступив очередной порог, Аврора не обратила внимания на огромное чёрное пятно. Словно небрежная клякса, оно растеклось по давно истлевшему паркету, местами полностью прогнившему до основания. Её внимание привлекла потолочная лепнина, расцветшая гипсовым витиеватым розаном вокруг бывшей люстры. Задрав голову вверх и двигаясь к середине комнаты, Аврора нечаянно наступила в самый центр уродливой отметины времени на дряхлом полу.

Нога её неожиданно соскользнула вниз, стремительно увлекая за собой не успевшую опомниться дизайнершу. В долю секунды она ухнула на другой этаж, окружённая пышной взвесью, мутной свитой взметнувшейся следом. Глаза сразу заволокло плотным туманом, и Аврора их долго тёрла, неудобно изогнувшись на чём-то твердом, стараясь восстановить временно пропавшее зрение. Когда, наконец проступившие слёзы смыли все инородное, и картинка сложилась, Аврора перед собой увидела не обветшалый осколок прошлого, а новое уютное помещение.

Она сидела на свежем паркете, лоснящемся ослепительным лаком. В первозданной глади расплескавшегося янтарного света, струящегося из окна, отражались все предметы интерьера и мебель.

Большой дубовый буфет торжественной махиной возвышался у ближайшей стены. В его стеклянных дверках, украшенных сквозной резьбой, играли солнечные зайчики на декорах из цветного стекла, обрамлённого медью. «Тиффани», настоящий витраж «Тиффани»! На полках буфета свободно разместились нарядные хрустальные бокалы, фужеры и всевозможные графинчики и стопочки. Прямые солнечные лучи, падающие через изломанные фасетом стеклянные вставки, дробились в острых гранях хрусталя. От этого преломления рассыпались радужные брызги по всей поверхности внутренних стенок и полочек, создавая волшебный мерцающий фон.

Большое окно обрамляли старомодные портьеры из вишнёвой плюшевой ткани, мягкими складками драпируясь по бокам широкого крепкого подоконника. В центре потолка – многоярусная люстра из свисающих каскадами бусин хрусталя, с запутавшимися в них сияющими нитями солнечного света. Круглый дубовый стол, как самоутверждение расположился в центре просторной комнаты, окружив себя такими же тяжёлыми, под стать ему стульями. Через приоткрытую дверь в смежную спальню, был виден край кровати с резным изголовьем, созвучным общему массивному духу мебели.

Аврора с тревогой оглядывалась по сторонам, силясь понять, куда это она попала. Так и не найдя логичного ответа, медленно поднялась на ноги. На полу осталась кучка мела, смешанного с трухой и щепками бурого цвета. Она невольно посмотрела наверх. Прямо над ней была абсолютно ровная клеевая побелка. По периметру всю площадь потолка обегала изящная лёгкая роспись, мягко скругляя углы овальными виньетками с нежными цветами. Никаких следов от её внезапного вторжения не осталось и в помине.

Сильно озадаченная этим фактом, Аврора приблизилась к двери из номера и осторожно её приоткрыла, выглянула в узкую щель. Неясный гул голосов, сопровождаемый неспешными шагами, приблизился, и черные тени загородили просвет. Сердце ухнуло с высоты 17 этажа, воздух резко закончился. Но тени уже переместились и мимо прошли трое солидных мужчин непривычно одетых. Дыхание вернулось, и сердце снова осторожно застучало.

В широченных льняных белых штанах, странного кроя рубашках, со светлыми панамами и кепками на головах и в летних туфлях на босу ногу. Аврора почему-то подумала, что такую одежду носили в начале 30-х годов, или чуть позже, но точно, ещё до войны. Навстречу мужчинам появилась девушка, явно горничная – её голубое форменное платье туго перехватил жёсткий от крахмала передник. Пепельные гладко зачёсанные волосы были убраны в косичку и перехвачены косынкой, такой же хрустящей от избытка крахмала. На ногах у девушки белели трогательные хлопчатобумажные носочки, подчеркивая загорелую кожу и освежая туфельки совершенно винтажного вида. Аврора ошарашенно разглядывала уходящую по коридору, когда вновь раздались шаги и очень разборчиво прозвучали слова:

«А вот новый анекдот, послушайте: Сталин в присутствии Лаврентия Павловича Берии беседует с Алексеем Максимовичем Горьким:

– Ну, что, Алексей Максимыч, вот вы написали «Песню о соколе»… «Песню о буревестнике»… Хорошие получились песни… А не могли бы вы написать ещё, например, «Песню о Сталине»?!

Горький в задумчивости покрутил свой ус и ответил:

– Отчего же. Отчего же, Иосиф Виссарионович, попробую.

– Попробуйте, – приободрил его Сталин. – Попробуйте.

И, поворачиваясь к Берии, продолжил:

– Попытка, не пытка. Правда, Лаврентий?!»

Шаги смолкли, вместо них заливистый хохот раскатился по всему пространству. Аврора вздрогнула и невольно отшатнулась от двери, чтобы её не заметили остановившиеся напротив мужчины, смеющиеся над удачной шуткой.

– Тише, Аркадий Семёнович, тише! А то мало ли… – зашипел испуганный низкий голос.

Разрастающийся в душе огонь любопытства пересилил испуг быть обнаруженной и, прильнув к приоткрытой створке, Аврора с жадностью исследователя стала рассматривать беседующих. Один, белобрысый, сухопарый, лет сорока с небольшим, был в белой подпоясанной косоворотке и серых мятых брюках. Его спутник несколько постарше, круглее и ниже ростом, в светлой летней паре и твёрдой соломенной шляпе. Аврора с изумлением рассматривала их ретро-костюмы, когда раздался строгий баритон гражданина в шляпе:

– Иосиф Виссарионович недавно сказал: «Болтунам не место на оперативной работе».

– Так я же не кому попало рассказываю этот анекдот, а только проверенным людям, – почти шёпотом ответил белобрысый и пугливо оглянулся по сторонам. Аврора еле успела отпрянуть в укрытие, прижавшись к стене.

Баритон несколько смягчился, и поддержал разговор другой историей:

– В прошлом году, во время обсуждения хлебопоставок, секретарь одной из областей сострил, говоря о том, что его область не может поставить больше зерна:

«– Как говорят французы, даже самая прекрасная женщина не может дать больше того, что у неё есть.

Иосиф Виссарионович поправил:

– Но она может дать дважды».

Снова послышались приглушённые смешки и шаги и голоса удалились.

Ничего не понимая, Аврора потрясла головой, надеясь, что наваждение покинет её, и она окажется там, где и должна быть на самом деле – в разрушенном временем, одичавшем санатории. Но картинка не менялась. Перед Авророй всё так же был свежеобустроенный новенький просторный номер с нэпманской мебелью из натурального дерева, в духе молодой Страны Советов. Стараясь не издавать никакого шума, Аврора ещё раз прижалась к приотворённой щели и острожно выглянула. Никого не было. Тогда она бесшумно проскользнула в коридор и устремилась прочь в сторону лестницы.

Вместо иссушенных расшатанных ступеней перед ней предстали абсолютно новые дубовые проступи. Через распахнутое настежь окно на лестничную площадку низвергались золотым потоком солнечные лучи. Фокусируясь в зеркальных стёклах, они тиражировались весёлыми бликами на лаке пузатых балясин, поддерживающих поручни янтарных перил.

С улицы, явно из репродуктора, дискретными волнами доносилась бравая музыка. И казалось, что звуки вязнут в раскалённом от зноя воздухе, и, застревая в плотной массе, отражаются жестяным тугим эхо.

Аврора крадучись спустилась этажом ниже и свернула в холл перед новым коридором. Там на стене висел большой портрет Сталина и по углам возле огромного дивана и пары кресел уютно расположились напольные вазы с живыми цветами. Яркими мазками сочной зелени и нежно розовым цветом роз, они оживляли строгий портрет, добавляя в его пафос озорные летние нотки. На приземистом журнальном столике небрежно валялись какие-то брошюры.

Не удержавшись, Аврора подошла и взяла в руки тонкий проспект. Ей попался какой-то отчёт с чёрно-белыми фотографиями. Половину обложки занял снимок нового моста, светлой жирной горизонталью отчертившего горные хребты на заднем плане. Нижний край этой линии покоился на равномерных арках, перешагнувших небольшую речку, и примыкающих берегов, сбежавших неровными волнами к побережью. Под фото красовался гордый текст:

«На советской Ривьере.

Больше половины этой необъятной страны уже покрыто снежной пеленой; в полярных сумерках ледоколы пробиваются через хрустальные толщи; сани мчатся по мёрзлым белым дорогам; огонь пылает в широких печах; густые меха согревают тела охотников; пар бьёт у губ укутанных городских пешеходов. А здесь, у нижней кромки той же страны, невосколеблемой голубизной сияет тёплое море, мягко плещется прозрачная волна, загорелые люди сбрасывают у воды лёгкие одежды и протягивают руки к солнцу, неистощимому, благодатному, щедрому.

Природа ничем не обидела нашу родину. У неё есть уголь, золото, нефть, в ней водятся полярные моржи и тропические тигры, растёт тундровый мох и банановая пальма. Только добывать эти богатства, только растить и множить плодородие – не для чужих и угнетателей, а для себя самих. И вот этот лазурный берег южного моря – сколько радости и счастья может он принести новым хозяевам этой страны!»

Раскрыв брошюру, Аврора углубилась в чтение. Вся статья была пронизана общим идейным духом – радостным воодушевлением и призывами работать на благо советской родины и всего трудового общества. Посвящена она была новой здравнице, построенной для строителей коммунизма. Об этом как раз санатории. И фото именно этого корпуса «люкс». Четырёхэтажное здание с длинными симметричными флангами. В центре – гордый портал, важно покоящийся на круглых станах четырех дорических колонн. Как огромная белая птица спустилась на землю, уселась на хвост и чинно разложила по бокам свои крупные крылья. Всё, как сейчас, только совершенно новое здание, с весёлыми людьми в устаревших нарядах, которые облепили ступени и позируя между колонами.

Аврора отложила эту книжечку и взяла следующую. Там на титульном листе и внутри на разворотах красовались рисованные барышни в модных купальниках. Ни о каких бикини или стрингах в ту пору даже не слышали. Кругом сплошные модели, стыдливо закрытые снизу глухими складками ткани. Край одежды по низу старательно выравнивался в ровную горизонталь. Наподобие скромной юбочки или хотя бы широкими плоскими оборками, спускающимися воланами, надёжно защищающими пах от откровенных взглядов. И верх – без привычного декольте, целомудренно, строго, прилично, как платье без рукавов. Никаких открытых частей тела. Они не боялись, что на коже останутся следы от бретелек или загар ляжет неровно по границе плавок и чашечек бюстгальтера. Кутали себя в плотные трикотажные боди и для красоты нашивали поверх кружавочки или шнуровки. На одном рисунке девушки держали цифры 1932… Аврора ещё немного поразглядывала аутентичную раннюю советскую, канувшую в далёкое прошлое моду и отложила буклет.

Остальные проспекты ей показались не интересными – в одном какая-то политическая пропаганда. Другой текст – о пользе водо- и грязелечения на местном курорте.

Внезапно за её спиной раздался резкий металлический звук, сменившийся перезвоном. Аврора сильно вздрогнула, едва удержавшись от подпрыгивания, словно ужаленная лёгким разрядом тока. Быстро оглянулась и уставилась на равномерно раскачивающийся латунный маятник, слушая размеренные удары курантов. И с каждым ударом напряжение случайного испуга отпускало её, расслабляя нервы и возвращая привычное состояние. Громоздкие напольные часы в резном корпусе красного дерева, разместившиеся в простенке между окнами, торжественно звенели, оповещая о наступлении полудня.

Она двинулась дальше, войдя в коридор и заглядывая в номера. Везде царил покой, и умиротворение предобеденного времени. Многочисленные отдыхающие ещё жарились на раскалённом берегу усталого моря или гуляли по тенистому парку, устремляясь в этот мираж освежительной прохлады. Этажи корпуса пустовали, и каждый шаг отдавался гулким эхом, раскатисто дробящимся под высоким потолком.

Дойдя до середины коридора, Аврора приоткрыла очередную дверь и заглянула внутрь. Что-то неуловимое зацепило её внимание, и она невольно шагнула в номер. Прямо напротив входа, почти во всё полутораметровое пространство между двумя окнами, царило огромное старинное зеркало в изящном фарфоровом обрамлении. Аврора приблизилась к потемневшему от времени стеклу и заглянула в него.

Обманчивый яркий свет преломлялся на поверхности амальгамы, смешивая отражения кружевной хрупкой рамы с тёмными прозрачными тенями от неё. Но в глубине, за спиной Авроры возникла совершенно иная картина интерьера, тонущего в полумраке. И сразу почудилось, что какая-то неведомая сила потянула её внутрь.

Странные ритмичные звуки то ли музыки, то ли заклинаний, переплетающиеся с тихим шёпотом, неясным, еле уловим и тревожным облаком окружили её чуть ли не материальной субстанцией. С безотчётной тоской она всматривалась в отражение, исказившее эту комнату, искривив её до неузнаваемости, по-своему трансформировав и вылепив незнакомый сюрреалистичный образ. Густой полумрак надёжно скрывал все углы, наполняя их таинственным содержимым. И Авроре пришлось напрягаться, вглядываясь в зеркальную поверхность, чтобы всё-таки понять, что именно она там видит. Она невольно склонилась над самым стеклом и… снова остро ощутила стремительный провал в пустоту и падение. Как оторванный осенним ветром плотный лист, пикируя без лишних движений, с тихим стуком опускается на землю.

Очнувшись, обнаружила себя сидящей на полу. В куче строительного мусора и заброшенных ветром обломков веток и иссохшихся скрученных листьев, на рассыпавшемся в прах тёмном паркете. По углам уже зловеще клубились тени, сизая неопределённость с неизбежным скорым переходом в темень, постепенно затапливала этаж. Не веря своим глазам, Аврора принялась лихорадочно вертеть головой, осматривая чернеющие в контражуре старые перекошенные рамы. Пропадающий во мраке потолок бугрился пыльными клочьями паутины, в центре серыми пятнами проступали жалкие остатки от гипсовой розетки, некогда украшавшей люстру.

Аврора медленно поднялась и отряхнулась. Всё вернулось на свои места – и привычное время и этот состарившийся в уединении санаторный корпус, словно скрывшийся в скиту отшельник, давший обет отречения от мирской суеты. И никаких советских анекдотов и праздно шатающихся по коридору отдыхающих из тридцатых годов! С их однообразной модой и восторженными лозунгами строителей так и не построенного коммунизма.

Решив, что с неё на сегодня довольно, она отправилась домой.

Выйдя на улицу, Аврора остановилась в недоумении. Солнечный диск уже скатился к самой линии горизонта. Огромный парк окутали фиолетовые влажные сумерки, подступив уже к самому крыльцу здания, касаясь его прохладой сентябрьского заката. Как же так?! Ведь она только что бродила по этажу, опустевшему и застывшему в неподвижности умиротворённой неги в полдень! С того момента прошло не больше десяти минут!!! Но в реальности день давно угас и на город сползал мягким облаком южный вечер.

Ей сделалось как-то не по себе, словно она своевольно намеренно нарушила какой-то запрет и насильно вломилась в совершенно чужую, непонятную ей действительность. С этими растрёпанными чувствами, и путаницей в голове Аврора отправилась во временное пристанище, предоставленной заказчиком для её работы.

Аврора долго пребывала в состоянии изумления и заторможенности вследствие шока, пытаясь осознать и осмыслить происшедшее с ней приключение. Но разложить по полочкам и логично объяснить случившееся никак не получалось. Всё казалось просто выдумкой, сном или лихорадочным бредом спровоцированным расстройством из-за неудачного знакомства с заказчиком.

Единственно, что у неё получилось – это убедить себя «подумать об этом позже», чтобы не дать сорваться своему зашкалившему рассудку. Её мозг завис над проблемой, для решения которой не хватало ни знаний, ни опыта, ни просто мудрости или высокого духовного развития.

8.

Аврора первым делом навестила свою старую школьную подружку Дашу Королёву. С тех пор, как Кострова покинула родной город и переехала в Москву, в жизни Дарьи тоже многое изменилось. Она успела окончить краевой технологический институт, и работала теперь архитектором. Личная жизнь Дарьи началась стремительным браком на первых курсах. Почти сразу она родила дочь и скоропалительно разошлась с мужем. Но бывший супруг со временем превратился в серьёзного бизнесмена и теперь ежемесячно выплачивал Дарье на дочь приличное содержание. Так что Дашка практически ни в чём не нуждалась и работала скорее для души, нежели «хлеба насущного ради». Сама же Дарья с тех пор пребывала в состоянии поиска, тщательно подбирая себе, достойного в мужья мужчину. А пока такового не было, она жила с дочкой в просторной трёхкомнатной квартире, доставшейся ей от бабушки. К собственным родителям ходила только в гости, раз и навсегда запретив им вторгаться в её личную жизнь и на её территорию без предварительного предупреждения. Правда, иногда она отправляла дочку к бабушке с дедушкой, чтобы немного отдохнуть и расслабиться в пустой квартире. Периодически Королёва заводила яркие романы, переживая бурные эмоции вначале и страстные разрывы потом, когда очередной поклонник её разочаровывал или надоедал, и она его бросала. Или он сам успевал сбежать от неё до того, как Даша выставит его вон.

Теперь, сидя у неё на кухне, Аврора любовалась свежей, загорелой одноклассницей, только что вернувшейся из отпуска и слушала непрерывный поток новых впечатлений, переполнявший Дашку. Дочь Королёвой, девятилетняя Соня, с бабушкой остались Испании, куда их вывез отец ребёнка, и свободная от семейных хлопот Дарья чувствовала себя просто счастливой. Соня была отличницей, поэтому учителя смотрели сквозь пальцы на то, что иногда родители устраивали внеплановые каникулы своему ребёнку и вывозили её то в столицу в середине четверти, то не возвращались вовремя с каникул из-за границы.

Королёва очень обрадовалась встрече со школьной подружкой. Они наперебой, вспоминали класс и рассказывали друг другу, как потом у них сложилась жизнь, что успели и не успели сделать. По такому поводу Дарья распечатала бутылку марочного вина, оставшуюся от какого-то поклонника и они, смакуя, потягивали пряное вино, ожидая ужина. Дашка колдовала над мясом, сооружая одновременно сложный салат из зелени, болгарского сыра и цитрусов с креветками. Аврора просто расслабленно слушала одноклассницу, разглядывая знакомую с детства кухню и пытаясь вспомнить, что из предметов сохранилось ещё с тех времён.

– Представляешь, Кострова, я с таким классным мужиком познакомилась!!! Просто супер!

Фоном негромко мурлыкала музыка – диск с концертом Эммы Шаплин. На кружевной бабушкиной скатерти в центре стояли в стеклянной вазочке первые осенние цветы – астры. Уютно пахло свежим кофе и дожариваемым на медленном огне мясом.

Подперев тонкими длинными пальцами подбородок, Дашка начала томно описывать нового возлюбленного. Аврора смотрела на хорошенькое личико Даши.

– Ты представляешь – у него свой бизнес! Он без конца мотается по заграницам, ведёт какие-то серьёзные переговоры и заключает контракты на умопомрачительные суммы! А какой у него дом! Не дом, а мечта! На первом этаже огромный зал с камином и фонтаном!

– Как, прямо рядом с камином – фонтан? – переспросила Аврора.

– Да нет же, зал-то огромный! Справа – камин. Слева – фонтан. А какая у него спальня! Просто блеск! Кровать – на всю комнату! То есть вся комната почти – это только кровать! И такой мягкий, удобный матрац! А сверху над всем этим ещё и балдахин! Обалдеть просто! Представляешь, он на ночь взял и опустил ткань, мы оказались как в шатре! Так здорово! Я ещё никогда так не пробовала!

Даша ещё долго тарахтела, рассказывая вперемежку о доме, о самом хозяине этого владения и об их свиданиях. Наибольший восторг у неё вызвала прогулка на яхте, которую устроил её знакомый. Она взахлёб описывала шелест парусов и умопомрачительный секс над волнами под эту музыку звуков в каюте.

Аврора её слушала, удивляясь, почему за всё время Даша ни разу не обмолвилась о своих чувствах? Только воспоминания о роскоши, которой её окружил новый друг, вызывала блеск в глазах, мерцая азартными искрами и приводя в восторг. В какой-то момент, Аврора просто не выдержала и спросила:

– А ты его любишь?

Даша оторопела на секунду, потом переспросила:

– Люблю? Да я его просто обожаю! Он такой щедрый! Он машину пообещал мне купить!

– Это ты не его, а его деньги любишь. А его самого – любишь?

– Завидуешь, да? Хочется гадость сказать?

– Чему завидовать? Подаркам и постели с нелюбимым мужчиной?

Даша вдруг замолчала и уставилась в окно. Аврора уже пожалела о сказанном, почувствовала, что надавила подруге на больную мозоль. Она попыталась её утешить:

– Не расстраивайся, Дашуль! Зато ты классно отдохнула, отлично провела отпуск и получила массу новых впечатлений.

Даша только кивнула, и принялась за сооружение салата. Аврора ещё немного помолчала и все-таки спросила:

– Ну, а теперь вы как? Продолжение будет?

– Да кто его знает! Он такой независимый и свободолюбивый… – вздохнула Дарья и заглянула в бокал с остатками вина. Допив последний глоток, она встала и занялась мясом.

– Может, стоит поискать кого-нибудь другого?

– Эх, Аврошка, ничего-то ты не понимаешь!

Аврора улыбнулась, услышав своё школьное прозвище.

– Знаешь, Дашка, я так рада тебя видеть! Так соскучилась!

Дарья закончила выкладывать порции и поставила на стол две большие тарелки с салатом и огромными стейками и плюхнулась на стул напротив Авроры.

– Ешь, – она пододвинула к Авроре тарелку и положила вилку с ножом. – Лучше расскажи, как ты сама живешь? Что нового?

Но та, только пожала плечами:

– Да, никак. Всё как обычно.

– Скучно ты живешь, Кострова. Никакой романтики! Ты же вроде бы в конце института замуж вышла. Неужели не сложилось тогда?

Аврора молча помотала головой. Ей совершенно не хотелось рассказывать о своём неудачном студенческом браке, закончившимся банальным адюльтером. Неверный муж, застигнутый, не вовремя вернувшейся домой Авророй, ещё долго потом вызывал у неё чувство брезгливости и неприязни ко всему мужскому полу в целом. С тех пор прошло уже больше семи лет. Что теперь вспоминать об этом?

Когда бутылка вина опустела, Дарье показалось, что под такую закуску одной бутылки им будет мало. Учитывая, что столько лет не виделись, надо всерьёз отметить встречу. И полезла за коньяком. Такая тёплая южная ночь, мягким бархатным покрывалом укутала город, расцвеченным стразами огней и цветными бусинами мерцающих звезд высоко в небе. Всё настраивало на лирическую волну, даже музыка в приёмнике сменилась на классическую, и какой-то нежный ноктюрн Шопена манил и тревожил открытую новым чувствам душу…

Аврора сначала пыталась сопротивляться продолжению банкета. Но потом, под мясо коньячок так хорошо пошёл, что уже через час Аврора испытала прилив вдохновения и стала рассказывать Дашке тему своей командировки. Она постеснялась признаваться подруге в странном путешествии, случившемся с ней. Да и мало ли… Может, ей это всё просто померещилось? Теперь уже, сидя за ужином на кухне знакомой с детства квартиры, неожиданная метаморфоза во времени показалось не более чем плодом разыгравшегося воображения. А ведь господин Шуманский так недвусмысленно усомнился в том, что у неё вообще есть это самое воображение! Может, это просто была реакция её мозга на критику?

И Аврора просто скромно обрисовала разрушенные старые корпуса и её предстоящую миссию по превращению Богом забытого места в новый райский уголок.

Королёва разлила по бокалам очередную порцию и предложила тост:

– За супер дизайн! Сделай им этот санаторий так, чтобы они ошалели от креатива!

– Вот-вот, долой консервативные покои, да здравствует Дизайн!

Даша разлила по бокалам очередную порцию коньяка и предложила тост:

– За супер дизайн! Сделай им этот санаторий так, чтобы они ошалели от креатива!

– Вот-вот, долой консервативные покои, да здравствует Дизайн!

– Слушай, Кострова, а, правда, чего плодить типовые решения? Займись-ка ты авангардом! – и она нетрезво мотнула головой, сбрасывая чёлку со лба. – Скажи им всем новое слово!

Аврора залпом допила коньяк и переспросила:

– Какое слово?

– Новое. В дизайне. Сделай им что-то такое… – Даша запнулась, подбирая определение. – Такое оригинальное, свежее, чего ещё не было!

Аврора с интересом уставилась на подругу, и глаза её начали разгораться от вспыхивающих в голове идей:

– А, правда, на фига им ещё один европейский уровень санузлов и спален? И всю эту трафаретную планировку! Я им сделаю комнаты другие, не просто больше, а вообще другие! Стены и полы с потолками не параллельно перпендикулярные друг другу, а как-нибудь… как у Пикассо! Кубизм! Или даже… овализм, шаризм!..

– Да, точно! – Дашка аж подскочила, охваченная общим вдохновением и принялась сочинять будущие нестандартные решения. – Пусть это будут совершенно другие плоскости, фактуры, пропорции!

– И назвать все номера не цифрами, а по содержанию: «Фламинго», «Пикассо», «Мексиканский тушкан»!

Даша Королёва снова плеснула коньяка и подняла бокал:

– Молодец, Аврошка, ты – гений! За – тебя!

Аврора кивнула, вытянув губы уточкой плавно пропела:

– Ииу, я генья! – потом чуть серьёзней, поправила. – Нет, дорогая, за – тебя! – И одним глотком осушила порцию. – Я им там все стены снесу и вместо двадцати номеров на этаж, сделаю всего лишь 10 или семь, но зато каких! На последнем этаже можно будет вообще разворотить часть крыши и объединить несколько номеров в один, сделать из него одну полноценную сферу.

– Сферу? Это как?

– Ну, стены круглые, никаких внутри вертикалей! И крыша сверху – из стекла, чтобы прямо над головой звездное небо плескалось!

– Здорово… – мечтательно протянула Дарья, тут же представив себе это помещение с выгнутыми стенами и куполом наверху. – А кровать тогда какая? Тоже круглая?

– Конечно! Только с балдахином. Таким круглым, тоже сферой из тонкой светлой ткани. Чтобы солнце в глаза не било на рассвете. Пусть тряпками занавешиваются, если поспать хотят. И большой парус вместо штор – от солнца, бьющего в глаза, да и просто для красоты, на фоне воздуха сверху и вокруг – пусть ещё и парус развевается.

– Тогда надо и переднюю стенку снести, вместо окна одно сплошное стекло поставить от пола до купола наверху!

– Ну, да, это же – сфера – там и сверху и впереди вместо окна – стекло. Такой мыльный пузырь прилепился к «сталинке», – засмеялась Аврора, живо рисуя в воображении, как это должно выглядеть снаружи.

– Круто! Прямо эпатаж!

– А ещё как в Воронцовских или Новоафонских пещерах какой-нибудь интерьерчик забабахать! Со сталактитами, сталагмитами и скрытым мерцающим светом! И обязательно грузинское многоголосое пение в сопровождение! Чтобы посетители достоверно погрузились на глубину и ощутили себя в подземелье!

– Точно, Аврош! Только тогда это пусть будет не номер, а кафе, например. Там музыка постоянно может звучать, как компонент основной идеи интерьера.

И они ещё долго пили, обсуждая в деталях будущие интерьеры. Незаметно спустилась ночь – время, когда внутренняя сущность открывает свои истинные черты, когда можно мечтать и думать обо всём, созерцая тихую природу, не отягощённую суетой дня. Под коньячными парами и воздействием магии ночи вдохновение так понеслось, что невозможно было остановиться. Дашка даже приволокла пачку листов бумаги, карандаши и они стали набрасывать чертежи и схемы, поясняя друг другу свои идеи. Только когда вторая бутылка опустела, они, наконец, угомонились и отправились спать. Аврора, конечно, осталась ночевать у подруги. Тащиться к себе глубокой ночью в таком состоянии не было ни сил, ни желания. Она еле добралась до дивана в кабинете и рухнула, не раздеваясь, моментально уснув.

В полусонном состоянии Аврора успела ответить на звонок своего начальника из Москвы и выдать неконтролируемый поток обуявших их идей.

В полу-хмельном состоянии с чистой совестью она снова уснула.

Плавающее сознание Авроры не успело активироваться и оценить контент, вываленный на руководство. А в Москве ее высказывания сработали, как взорвавшаяся петарда перед чопорным заказчиком и уставшим директором.

Утро протрезвления огорошило реальностью: весь придуманный полночный бред она бездумно разболтала, словно слила в соцсети хвастливый ролик о собственной гениальности. И теперь ничего не оставалась, как делом пытаться оправдаться и хоть как-то спасти репутацию.

И работа поглотила все ее время.

9.

Очередной рабочий день начался с визита в санаторий, чтобы на месте примерить задумки к реальным корпусам и найти конкретные места воплощения эскизам. Даже выполнив в цвете несколько картинок, она всё ещё достаточно смутно представляла себе, как это может быть в материале. Очень многое предстояло додумать, и сочинить до мелочей законченные облики таких нестандартных интерьеров. И самое главное – понять, какие стены и где придётся сломать, чтобы возвести новые, сохраняя несущие конструкции и не нарушить прочность всего здания.

Она вдумчиво обследовала люксовский корпус, уже прикидывая, на каком этаже можно расположить номер «Фламинго», где – «Англию» и где «Зазеркалье». Поднявшись на последний этаж, придирчиво рассматривала открывающиеся из окон картинки, выбирая наиболее удачный ракурс. Остановилась на двух крайних номерах, где было видно море, несмотря на буйные разросшиеся платаны и раскидистую старую магнолию по соседству. Деревья можно облагородить декоративной обрезкой сильно выступающих веток. Тогда откроется обзор на море, и панорама станет красивее. И сквозь откорректированное живописное обрамление крон переливающаяся синева морской глади будет мерцать, подобно искусно огранённым камням.

Чтобы убедиться, что и на крыше над этими помещениями нет нечего принципиально нужного, препятствующего сносу, Аврора отправилась на чердак.

Она долго искала вход. Никаких подсобок или каморок, ведущих на крышу, ей никак не попадалось. Почти отчаявшись, она толкнулась на балкон последнего по коридору номера и наконец-то увидала заветную железную лестницу, вертикально упирающуюся в потолок и большой деревянный люк над ней. Быстро вскарабкавшись наверх, Аврора с трудом приподняла крышку люка и с огромным усилием откинула её внутрь. Отдышавшись, острожно влезла выше, встала на четвереньки и огляделась.

В полумраке кое-где виднелись маленькие слуховые окошки, мутные и пыльные настолько, что свет почти не пробивался внутрь. Она выпрямилась и двинулась вперёд, пытаясь сориентироваться и угадать, где должны быть выбранные ею для переделки номера. Дойдя до противоположной стороны крыши, она уже достаточно привыкла к темноте. Стали угадываться валяющиеся в обилии предметы мебели и какой-то хлам, в больших картонных коробках, почти истлевших и сгнивших от влаги и времени. Чуть впереди сквозь рваный пролом в обшивке крыши падал, косой солнечный луч. Он словно прожектором, безжалостно высвечивал жалкие останки былого уклада, вырывая их из густого сумрака одичалого чердака. В белом потоке света кружились роем переполошенных крохотных бабочек невесомые пылинки, потревоженные вторжением Авроры.

Она стала пробираться к этой сквозной дыре, надеясь выглянуть наружу и посмотреть какая там открывается панорама. Но по пути не заметила тёмную стропилу и с размаху ударилась головой о старое железо. Удар пришелся по тому месту, где в прошлый раз она приложилась о деревянную раму, в первый свой визит в этот корпус. Ей показалось, что её череп лопнул и раскололся на части. Из глаз даже посыпались искры. Громко охнув и согнувшись от неожиданной боли, Аврора присела и принялась тереть ушибленную макушку, причитая и жалея саму себя, такую нерадивую распустеху. Сразу стало не важно, какой открывается обзор с этой дурацкой крыши. Захотелось домой, а ещё лучше – к маме. На глаза даже навернулись слёзы. Всё ещё продолжая прижимать ладонь к ушибленной голове, Аврора поплелась обратно к распахнутому люку и полезла вниз.

Странное зрелище открылось её взору, стоило только вынырнуть из недр чердака. По изящной хромированной лестнице она спустилась на просторный балкон, весь обвитый лианами с густо цветущими орхидеями.

Тонкий сложный аромат источали разнообразные изысканные сорта, от самых маленьких и лаконичных, до вызывающе ярких, броских и самонадеянных, практически живых цветов. Авроре даже померещилось, что при её появлении по листикам и гроздьям пронёсся лёгкий шорох или шепот, словно давно сплоченный и дружный коллектив встретил новичка, и все затаились, изучая прибывшего.

Она застыла среди ярких красок и запахов, беспокойно озираясь вокруг. В этот момент она готова была поклясться, что за ней тоже пристально наблюдали. Аврора вглядывалась в изящные головки и не могла отделаться от ощущения, что это не просто неодушевленная обычная растительность, а совершенно разные, отличающиеся друг от друга, как и у людей – лица! И эти лица сейчас десятками глаз внимательно её рассматривали. Только глаза, носы и губы не были такими явными, как у нас, а растворялись в нежных лепестках и прятались в глубине у основания чашелистиков, среди ворсинок и тычинок или на кончиках тонких округлых колонок. Аврора оторопело смотрела на ближайшую тигровую орхидею и вдруг увидела, как та слегка качнулась и насмешливый лёгкий шепот спросил:

– Я тебе нравлюсь?

Аврора вздрогнула и испуганно оглянулась. Никого кроме неё и этой буйной растительности на балконе не было.

– Ну, что ты? Никогда с цветами не разговаривала? – ещё насмешливее прошептал неведомый голос, и Аврора снова уставилась на чуть покачивающуюся жёлтую головку. Упругие чашелистики были щедро окроплены хаотичными багряными пятнами. Из середины выходил необычный скрученный лепесток в виде плиссированной юбочки, с махровыми дорожками и лимонными бисеринками пыльцы.

«Какая-то «Алиса в стране чудес» получается!» – только успела подумать Аврора, как раздалось нестройное хихиканье с разных сторон, и другой шепот фыркнул:

– Не Алиса, а Аврора! – и все орхидеи тихонько зашелестели листиками и едва заметно закивали пёстрыми личиками, дружно смеясь.

Аврора невольно попятилась, и тут же сзади раздалось громкое:

– Острожно!

Она дёрнулась и оглянулась. Прямо перед ней свисала петля лианы, к которой густо прилепились растения-паразиты, мохнатыми воздушными корнями, вцепившись в древесный ствол. И центров этих мочалок веером расходились упругие вытянутые листья и на тонких стеблях каскадами свешивались сиреневые экзотические гирлянды. Словно случайная стайка лиловых бабочек, плотно облепила стебельки. Эти крошечные дрожащие орхидеи с ужасом таращились на толкнувшую их Аврору и строго качали своими нежными головками.

– Извините, – выдавила из себя она и смутилась собственной глупости.

– Смотреть надо, куда идёшь! – проворчал крайний, самый верхний бутон и она даже увидела, как передёрнулась недовольством его гримаска.

«Докатилась! Я уже с цветами разговариваю. Извиняюсь перед ними. И главное, они мне отвечают!!!»

Стараясь больше ни на кого не смотреть, Аврора нащупала ручку на балконной двери и толкнула её внутрь комнаты. Переступив порог номера, она перевела дух и принялась оглядываться.

По сравнению с новой, открывшейся картиной, мелкий трёп с орхидеями на балконе не заслуживал никакого внимания!

Она стояла в середине апартаментов «В духе Пелевина». Неровные шершавые стены, как сырая земля, испещрённые какими-то сложными прорытыми тоннелями и уходящими вглубь дырками лазов и нор. Под ногами – желтовато-серый, глиняный пол, как утрамбованная почва. Роль спального места играл здоровый упругий волокнистый кокон, оставшийся от гусеницы, превратившейся в бабочку. Прочными канатами, имитирующими паутину, овальная пепельная капсула кровати и похожий на неё серебристый, с коричневыми вкраплениями кокон-диван, были, привязаны к стеблям, насквозь прорастающим из пола в потолок. Аврора подошла к кокону, потрогала матрас и присела на край. Кокон покачнулся, как гамак. Ей очень понравилось, что можно так, как в детстве – на качелях, раскачиваться и болтать ногами, сидя на кровати. Внутри обнаружился пульт. Аврора взяла его в руки, нажала на стрелку вверх. Кокон мягко пришел в движение и поплыл наверх. Поднявшись на уровень второго яруса, кокон остановился, и Аврора оглядела номер с высоты второй полки спального вагона поезда. Потрогала свисающие с потолка плети и запрятанные в листьях небольшие стеклянные шарики – капли росы – светильники. Нажав на стрелку вниз, она спустила спальное ложе на привычный уровень.

На пульте остались другие непонятные кнопки. Дотронулась до красной. И тут же над головой раздались звуки. Задрав голову, обнаружила экран телевизора, вмонтированного в потолок прямо над кроватью. Она даже прилегла, чтобы в полной мере оценить такое решение. И оказалось, что это очень здорово, удобно и интересно. Выключив телевизор, встала с кровати, поправила покрывало и двинулась дальше обследовать номер.

От стеблей в разные стороны расходились разнообразные листья. Пара крупных глянцевых листьев, разместившихся вплотную к стене, привлекли её внимание. Аврора подошла и потрогала глянцевую поверхность одного из них. И тут же раздался легкий щелчок, и лист мягко поехал в сторону, обнажая полочки вместительного шкафа, вмонтированного в стену. Аврора дотронулась до второго парного листа, но тот не поехал в сторону, а сработал, как распашная дверь – открыл гардероб с вешалками для одежды. Вернув створки гардероба в исходное состояние, Аврора подошла к дивану – бывшему пристанищу гусеницы, обернувшейся в бабочку.

Журнальный столик перед диваном застыл этой самой бабочкой, распахнувшей пёстрые крылышки. Чудесные витражные крылья, ярким цветовым пятном приковывали к себе всё внимание и ещё больше оттеняли странности интерьера.

Аврора приблизилась к необычному комоду – жуку, карабкающемуся вертикально по глиняной стене. Аккуратно потянула на себя блестящее сине-зеленое крылышко-дверку. И тут снова услышала странный вкрадчивый голос. Точнее, даже не конкретный голос, а слова, непонятно кем и как произносимые, и почему-то сразу оказывающиеся в голове, словно её собственные мысли. Но это точно были не её мысли! Она понятия не имела, что находится внутри, за створкой комода. Распахнув одну, и увидав легкие полочки, уловила смысл объяснения, что они сделаны из древесины, спрессованной с пластиком.

Аврора опустилась на диван-кокон, как и кровать, он податливо качнулся. Ей очень понравился такой эффект гамака и она решила, что нужно его обязательно взять на вооружение и изобразить в своём эскизе. И тут же голос в голове отчетливо её поправил: «В нашем эскизе».

Аврора медленно осваивалась в непривычном окружении. В каком-то волнении и с трепетом она острожно ощупывала фактуру стен и отделку мебели. Проверяла, как и из чего устроена кровать, её кокон и матрас, крепежи канатов к стеблям растений и листьям – полкам и прикроватным тумбочкам. Изучала светильники в виде остекленелых капелек росы и точечную россыпь галогенок на потолке, в виде крошечных жучков-светлячков, обитающих в местных широтах. Шёпот больше её не пугал, а помогал разобраться в составных элементах всего помещения.

Налюбовавшись вдоволь на это воплощение, ей захотелось посмотреть, как обустроены другие комнаты и Аврора двинулась к выходу. Но в прихожей она услыхала, как за дверью громко топают шаги и переговариваются двое. Ей сразу показалось, что они идут именно сюда. Острая паника охватила Аврору, парализовав ее тело. Аврора застыла каменным истуканом, лихорадочно придумывая, что сказать, если её все-таки найдут и потребуют объяснений.

Но опасность миновала. Шаги и голоса приблизились и, не сбавляя темпа, проследовали мимо, а затем и вовсе стихли. Осталось только громкое уханье её собственного сердца и прерывистое дыхание, вырывающееся из груди. Ей понадобилось некоторое время, чтобы окончательно успокоиться. Решив, что такие путешествия по неведомой территории не безопасны, она, поколебавшись, вернулась на балкон.

Снова очутившись в облаке пряного аромата и под прицелом десятков встревоженно-любопытных мордашек цветов, Аврора быстро взобралась по лестнице наверх.

Оказавшись на чердаке, она стала искать, откуда начался её странный переход в другую реальность. Но в сумраке пыли и грязи многолетнего забвения не нашлось ничего, указывающего на необычные порталы или какие-то иные врата в другой мир. Только ровные серые слои ветхого мусора, кучи потерявшей форму упаковки с заброшенными, никому давно ненужными предметами и утварью. Аврора долго скиталась под крышей, заглядывала в разные углы и щели, пытаясь обнаружить нечто особенное или хотя бы услышать снова странный шёпот и ритмические звуки. Но в ушах стояла звенящая тишина, нарушаемая только шарканьем и шорохом ею производимых движений.

Ноги в темноте цеплялись и спотыкались, подавая первые сигналы накатывающей усталости. И почти сразу Аврора осознала, что бестолково блуждая по утопающему во мгле чердаку, успела сбиться со времени и ориентации в пространстве. А самым неприятным явилось понимание, что она потеряла тот самый люк, через который сюда попала. Сквозь мутные стёкла слуховых окошек уже просвечивала набирающая глубину синь вечернего неба. Тени по углам всё сильнее поглощал мрак. В душе у Авроры зародилась лёгкая паника. Пришлось поторопиться. Не хватало ещё, чтобы ночь спустилась раньше, чем она найдет этот злополучный выход! В полном смятении, с трясущимися руками она металась, в поисках заветной точки возврата. И когда уже паника почти переросла в отчаяние, ей улыбнулась удача. Аврора споткнулась о крышку люка, откинутую в самом начале её странного путешествия. Не слушающимися ногами она нащупала в темноте ступеньку лестницы и осторожно полезла вниз.

Картина, представшая перед ней на этот раз, её даже не удивила. Растрескавшаяся штукатурка, облезлые и кое-где с отбитыми боками бетонные балясины перил балкона, истёртые щербатые плиты на полу и ворох мусора. Но именно этим залежалым лохмотьям и обломкам Аврора так обрадовалась, словно увидела самого близкого и дорого друга! Она, обессиленная, опустилась на колени и ещё какое-то время в сгущающейся ночи пыталась рассмотреть эту ветошь и трещинки на плиточном полу. Успокоившись, выпрямилась, отряхнулась и прошла в комнату, оттуда в коридор и почти на ощупь, к лестнице, чтобы выйти, наконец-то на улицу.

Она за этот день так устала, словно ей пришлось гнаться за набирающим скорость трамваем, и запрыгнуть только возле следующей остановки. У неё даже ступни гудели и колени дрожали. Сильно болела голова. И Аврора потрогала ушибленную днём макушку и нащупала большую шишку, растёкшуюся под волосами.

Совершенно разбитая и вымотанная она добралась до дома и рухнула в постель. Сил не было даже раздеться, не то чтобы поужинать или принять душ. И только голова коснулась подушки, как веки слиплись и Аврора провались в густой и длинный сон.

10.

Утром позвонила секретарь Шуманского и передала, что шеф желает видеть госпожу Кострову с новыми наработками. Аврора попыталась сослаться на головную боль или простуду, но секретарь настойчиво посоветовала не игнорировать приглашения хозяина проекта. Пришлось подчиниться.

Через час она предстала перед строгими очами своего заказчика. На этот раз он, не скрывая, с любопытством её разглядывал.

– Аврора Александровна, признаться, вы меня удивили.

Она пожала плечами и снова опустила глаза в пол, уткнувшись в пятна ковра а ля Кандинский. Аврору снова охватило ощущение неловкости, не уютности под его сосредоточенными на её лице окулярами-зрачками, словно она микроб на стекле перед микроскопом. А Шуманский – такой учёный, грозный врач, склонившийся над линзой и внимательно разглядывающий её форму и строение и решающий, как и чем с ней нужно бороться.

Покраснев от собственных мыслей, она даже не сразу поняла, что он у неё спрашивает. А Шуманский, не дождавшись ответа, повторил более требовательно:

– Так что конкретно нужно переделывать, если следовать вашей концепции?

– Всё внутри. Полностью все стены – разбирать и сдвигать планировку, увеличивая площадь номеров и сужая общие коридоры.

– Это понятно, но конкретно с чего начинать и как далеко сдвигать внутренние стены? – нетерпеливо перебил Владислав Андреевич и недовольно отодвинул своё кресло, встал и вышел из-за стола. Он обошел дизайнера, застывшую в центре кабинета на ковре и достал из шкафа распечатки её эскизов. Она украдкой сопровождала взглядами все его движения, готовясь к новым нападкам и разбору её промахов. Когда он разложил перспективы перед ней на столе, Аврора торопливо зачастила:

– Всё нельзя двигать. Несущие стены опасно трогать, а то перекрытия обрушатся. Надо строго соблюдать первоначальный замысел и сохранить конструкцию. Мы можем просто обыграть те участки, которые не подвинуть.

– А какие нельзя подвинуть? У вас это отражено на чертежах?

– Я ещё не успела поработать с чертежами, – тихо призналась Аврора, снова покраснела и закусила нижнюю губу от досады на саму себя.

Шуманский замолчал, сердито разглядывая эту безалаберную дизайнершу и тяжело вздохнул.

– То есть, вы хотите сказать, что все эскизы, что вы представили – это только ничего не значащие картинки? Не имеющие никакой привязки к отдельно взятым помещениям, а сделанные просто так, наобум?

– Да, но… Сначала же надо согласовать идею, а потом уже её применять к конкретным местам… – неуверенно попыталась отбиться Аврора, но чем больше она говорила, тем больше сама начинала сомневаться в собственной правоте.

– Как можно согласовывать то, что не является нашим объектом?! Это верх непрофессионализма!

– Но вам же понравилось, – жалобно пролепетала Аврора и напряженно глянула в его холодные стальные глаза.

– Я думал, что за каждым эскизом стоит точный и грамотный чертёж, со всеми выверенными и выстроенными новыми стенами и перекрытиями! – отрезал Шуманский и вернулся к своему месту, резко дёрнув тяжёлое кресло. Немного не рассчитал силы – его массивный трон на колесиках с грохотом откатился к простенку и гулко стукнулся об угол подоконника. Он качнул головой, притянул обратно кресло и рывком плюхнулся в него.

– На это время нужно…

– Аврора Александровна, я конечно, могу принять во внимание, что вы человек… творческий… Но, настоятельно требую, возьмите себя в руки! Займитесь этим проектом серьёзно. Иначе нам с вами просто придётся расстаться!

И снова, сгорая от стыда и позора, в полуобморочном состоянии, Аврора из последних сил собралась и пообещала «заняться этим проектом серьёзно». На негнущихся деревянных ногах она вышла из кабинета.

За окном громко чирикали воробьи, секретарь торопливо что-то заносила в компьютер, и в углу на столе закипал и шумел чайник. И лишь Аврора Кострова только что еле-еле удержалась на самом краю пропасти и ещё продолжая балансировать, острожно, нащупывая каждый шаг, медленно старалась отползти и вернуться на безопасную территорию. Чувствуя себя совершенно униженной и оскорблённой в самых высоких профессиональных и художественных способностях, она еле сдерживалась, чтобы не разрыдаться прямо здесь, у него под дверью. За что он так её ненавидит? Что плохого она ему сделала? Чем заслужила такое высокомерное и пренебрежительное обращение, такую снисходительную и хлёсткую критику?

Стараясь редко и глубоко дышать, Аврора отлепилась от стены и пошла из приёмной. Только оказавшись на улице, под ещё жарким сентябрьским небом, Аврора смогла перевести дыхание и немного успокоиться.

Он и санаторий этот выкупил отчасти для того, чтобы сменить обстановку и уехать ненадолго из Москвы. Может быть, на юге душа его хоть немного отогреется, остынет и уляжется та боль, которая за три года так и не прошла.

*

Ничего не оставалось, как возвращаться на объект и снимать подробные замеры. Определяя в каждом помещении, какие из стен несущие и где на этажах проходят сантехнические разводки и вентиляционные короба. И прочее, и прочее и прочее.

Аврора побрела в левую часть люксового корпуса в разрушенный каким-то взрывом большой банкетный зал, у которого уцелел только каркас. Яркая сочная зелень, плотно подступившая к выцветшим снаружи руинам, только усугубляла впечатление. Пышущая здоровьем и жизненной силой флора крикливо контрастировала с мёртвыми безмолвными камнями, бывшими когда-то фрагментом архитектурной мысли. Её отдельной фразой, или даже словом.

Немного оробев при виде выжженных останков былого величественного помещения, Аврора тяжело вздохнула и полезла через пролом стены внутрь. В немом отчаянии застыли обугленные скелеты рам, приплавленные к уцелевшим в огне кирпичам. Она наощупь, трогая ногой обломки камней, усыпавшие пол и выбирая устойчивые, стала продвигаться вперёд. Стараясь ни до чего не дотронуться руками и одеждой, чтобы не испачкаться, внимательно рассматривала бывший ресторан. В зале было достаточно темно, несмотря на раннее время – всего-то одиннадцать часов дня! Но уничтоженный пожаром почерневший интерьер так скрадывал размеры и поглощал свет, что Авроре даже показалось, что она переступила временной порог, попав сразу в предвечерние сумерки.

И лишь только эта мысль пронеслась в её мозгу, как тут же произошли едва уловимые движения в воздухе, словно он поменял свою консистенцию. Аврора невольно вздрогнула и непроизвольно моргнула. Через мгновение, открыв глаза, обомлела от неожиданности.

Прямо перед её носом плотной стеной висела толстая портьера из бархата гранатового цвета. Нос уловил аппетитные ароматы свежей еды, в уши пробилась приглушённая музыка и голоса. Аврора тихонько осмотрелась. Так и есть: она стоит между прохладным стеклом в оконной раме и шторами, спрятавшись в складках свободно опущенной портьеры, заслоняющей зал от посторонних глаз с улицы. За окном плотными чернилами разлился летний вечер. Густые кусты олеандра, подступившие к корпусу, казались смазанными, лишь светлые головки цветов выделяли их из окружающего однородного тона.

Она бесшумно пододвинулась к краю окна – к откосу. Чуть отклонив в сторону край ткани, заглянула в зал.

В самом центре, окружённый дружной свитой стульев, царил длинный стол. Ослепительно белая скатерть контрастировала с темным тоном пола и окружения. Лишняя мебель сдвинули к стенам, чтобы не мешалась, освобождая остальную площадь банкетного зала. Всё уже было готово к предстоящему пиршеству. На снежной скатерти бликовали глянцем чистые молочные тарелки, переливались радужными искорками разнообразные хрустальные бокалы и мерцали тусклым блеском серебряные приборы. Даже бутылки с напитками – водкой, виски и коньяком уже прочно заняли свои места в середине стола между расставленными блюдами с холодными закусками и вазочками с хлебом.

Пока Аврора изумлённо рассматривала убранство, до неё вдруг дошло, что откуда-то из глубины помещения доносится музыка, популярная в самом начале 90-х годов: «Не плачь…» Тани Булановой. Но она не успела додумать эту мысль. В зал стремительно вошли двое, и Аврора отпрянула за штору, распластавшись по стене, затаив дыхание.

Двое вошедших не переговаривались. Только по тихим звукам она с трудом определяла, что отодвинули стул, прошелестела скатерть. Не выдержав, Аврора снова прижалась к краю шторы и выглянула в зал.

Двое крепких мужчин в чёрных водолазках и таких же чёрных пиджаках и брюках, присев почти напротив неё, что-то прилаживали под столешницей. Через пару минут один выпрямился. Стремительно промелькнула его кисть и смахнула на место подвёрнутый край скатерти. Второй не спеша поднялся на ноги и отступил в сторону, оглядывая стол. Первый отошёл к окну, у которого притаилась Аврора.

Она едва успела слиться со своей портьерой и замереть, зажмурившись и растворившись в складках ткани. В ушах громко ухала кровь, ладони вспотели и дыхание оборвалось.

Рядом что-то тихо пискнуло. Но Авроре показалось, что от этого внезапного звука у неё разорвались перепонки. И тут же, чтобы окончательно добить её, прямо над ней раздался мужской голос:

– Нормально. Отлично берёт.

Она еле сдержалась, чтобы не вскрикнуть от неожиданности.

– Достанет из-за окна? – напряжённо спросил второй

– Да, конечно, ещё на десяток метров можно отойти, чтобы не палиться.

– Нет уж, лучше поближе, чтобы ничего не сорвалось. Наверняка!

Тот, что был рядом с портьерой, за которой ни жива, ни мертва, распласталась Аврора, вернулся к столу и более тихо усмехнулся:

– Не боись! Рванёт так, что мало не покажется!

И шаги поспешно удалились. Только тут Аврору стал отпускать страх разоблачения. Она ощутила себя иностранным шпионом, оказавшимся на волосок от провала, и который только что чудом избежал рассекречивания. Постепенно стал доходить и смысл происходящего. Страх резидента сменился ужасом понимания неизбежности катастрофы.

Неужели это тот самый момент, когда была заложена взрывчатка? Которая потом разнесла в клочья банкетный зал и всех участников застолья?

Мозг напряженно заработал, выискивая варианты спасения.

От напряжения у неё даже притупилось чувство опасности. Аврора высунулась из своего укрытия. Мужчины ушли. Ей же нестерпимо захотелось заглянуть под стол туда, где они только что возились. Нужно срочно вытащить из-под стола то, что они там прицепили и выкинуть прочь! И она сделала шаг из-за шторы, примеряясь как бы незаметно прошмыгнуть.

Но ей помешали. Через противоположные двери, похоже, со стороны кухни, внесся какой-то суетливый круглый мужчинка, за ним два официанта. Толстяк, размахивая руками, посыпал указаниями, куда и что ещё поставить и как распределить. Аврора едва успела отшатнуться и укрыться за пологом портьеры. Пришлось опять распластаться вдоль оконного откоса и вытянуться по стойке смирно. Она терпеливо приготовилась ждать другого удобного момента.

В голове её лихорадочно бились мысли, одна несуразнее другой. Сердце отозвалось, быстрыми толчками сопровождая охватившее её возбуждение. Кто эти люди? Что они делали под столом? И неужели, правда – они вот так просто пришли и заложили бомбу? А если её сейчас удастся вытащить? Может быть, получится этим кого-то спасти? И тогда не случится никакого взрыва, никто не погибнет, а зал не сгорит? Путаясь в нахлынувших эмоциях, она так разволновалась, что чуть не вывалилась из своего укрытия, неловко переступив затёкшими от неподвижности ногами. Это неуклюжее движение отбросило её тело на стену, и Аврора даже больно стукнулась головой об откос, угодив как раз шишкой о каменный угол. Глаза резануло всполохом красного цвета, и она зажмурилась, стиснув зубы, чтобы не застонать. Когда острая реакция утихла, Аврора снова открыла веки.

Старые обугленные стены мрачными остовами торчали перед ней. Яркий день плескался за спиной, и пригревало плечи жаркое по-летнему солнышко. Через обрушившийся потолок просматривался второй этаж. А кое-где сквозь дыры в верхних перекрытиях видны были и помещения на третьем уровне. Никакого накрытого стола с взрывчаткой под крышкой больше не было. Только пульс всё ещё ускоренно бился, словно она неслась в незримой гонке или участвовала в каком-то спринтерском соревновании.

Острая мысль кипятком ошпарила сознание: она так и не смогла прокрасться к столу и отвести удар. Пока малодушничала и пряталась, пока прикидывала, как бы половчее это проделать – всё переменилось и она снова здесь, а бомба так и осталась там. Чтобы неминуемо взорваться и забрать с собой чьи-то жизни…

Мир спасти не удалось…

Аврора так расстроилась, что ещё долго бесцельно блуждала между руинами стен, и осколками того, что ещё когда-то было целым, красивым и несущим своё гордое название интерьер.

Потом она три часа в правом крыле корпуса терпеливо обходила бывшие жилые помещения. Тщательно промеряла все размеры – высоту, длину, ширину и всевозможные выступы и ригели. Все полученные данные аккуратно заносила в блокнот, вычерчивая схемы и перепроверяя по сто раз точность и правильность записей.

Вернувшись домой, засела за ноутбук. До глубокой ночи переносила все дневные измерения в новый чертёж в программе архикад. Только когда на экране вырисовался похожий на действительность план первого этажа, она немного успокоилась и отправилась спать.

*

Шуманский тяжёлым взглядом проводил эту горе-дизайнершу, которая спотыкаясь и сбиваясь, только что неуклюже вывалилась из его кабинета. И как только его угораздило согласиться, чтобы такой ответственный и крупный объект отдали этой пигалице? Хоть и убеждал его Гришков, что она грамотный специалист и сделает всё на высшем уровне – Шуманскому как-то слабо верилось, что какая-нибудь представительница слабого пола в состоянии осилить столь масштабный и пафосный объект.

Он бы ни за что по собственной воле не выбрал бы дизайнера – женщину. Только мужчину, в конце концов, архитектура – наука точная, там математика, начертательная геометрия, сопромат и физика – разве женских мозгов это дело? Трудно даже представить, чтобы за всякими там завитушками волос, торчащими из причёски, старательно расчёсанными и уложенными прядками, в легкомысленной дамской головке помещалось что-нибудь ещё кроме забот о собственной внешности. Разве молодая барышня способна на серьёзную работу, а тем более – на такой значительный и важный проект? И тем более – такая женщина, как эта курица, Кострова!

Единственное, что пока удерживало Шуманского от кардинального отказа от её кандидатуры – это поразившие его идеи эпатажного образа для санатория. И её реплика на тему «чтобы народ туда, как на экскурсию валил». В этом что-то есть. Хотя и это может быть лишь только случайно промелькнувшая крошечная искорка, по ошибке затесавшаяся в её сознание. А как дойдёт до дела – то окажется, что Кострова не в состоянии ни вытянуть эти идеи, ни просто качественно их объяснить. И все её заманчивые предложения останутся только красивой сказкой, не подкреплённой ни чертежами, ни расчётами. Пустыми словами.

Владислав Шуманский к противоположному полу с некоторых пор относился с большим недоверием. А точнее – он их просто недолюбливал.

Всё началось давно. Сначала он влюбился. Ещё в студенческие годы, на предпоследнем курсе института. Элеонору он тогда считал воплощением совершенства. Он надолго запомнил ту её юную свежесть губ, и постоянно ускользающую, как предутренний сладкий сон, гибкую фигурку, вечно стремящуюся то на какие-то занятия, то в секцию аэробики или в бассейн. В ней прекрасным было всё, как по Чехову: «и лицо и одежда и душа и мысли». Владислав тогда от любви просто одурел. Но самым поразительным было то, что она ответила ему взаимностью. Он всё никак поверить не мог своему счастью. И ему казалось, что он просто не достоин такой красавицы, что она вот-вот рассмотрит его, разочаруется и обязательно бросит. Но она не бросала. И даже на последнем курсе вышла за него замуж. Причём, как-то так всё получилось, что вроде бы это была его инициатива, но подвела Славу Шуманского к такой мысли, чётко осознанной и сформулированной в виде предложения руки сердца, сама Эля.

А он был просто счастлив. Они поженились и это его счастье – быть рядом с ней теперь всегда – разлилось на долгие годы. На девять лет почти. Жаль только, что ребёнка Эля ему не родила. Сначала говорила, что не до детей им – нужно на ноги встать. Потом, когда финансовое положение укрепилось и стало стабильным, Эля занялась карьерой и ей опять не до детей сделалось. А потом…

Потом однажды он совершенно случайно, в разгар рабочего дня наткнулся на свою жену в городе. Владислав подъехал к огромному торговому центру по работе – хотел глянуть на место предполагаемой реконструкции перед тем, как новый проект начнут обсуждать в офисе с инвесторами и партнёрами. Шуманский всегда стремился получить максимальную информацию до начала переговоров. Он старался заранее понять, какие могут возникнуть трудности или наоборот, убедиться в разумности и перспективности текущих предложений.

Он парковал джип на площади перед торговым центром, когда случайно, через лобовое стекло заметил Элеонору. Она шла в обнимку с молодым парнем, похожим ожившую статую какого-то древнегреческого бога. Впереди себя они везли тележку, заполненную пакетами из Ашана. И этот Аполлон или Нарцисс так по хозяйски обнимал жену Шуманского, что у Владислава даже свело челюсти от возмущения и злости. Этот молокосос положил свою лапищу на Элины ягодицы, словно это его жена, и он придерживает её привычным жестом.

Владислав тогда так удивился, что даже не сразу сообразил, что делать. Только сидел и смотрел, как они докатили тележку до автомобиля, перегрузили в багажник содержимое.

Апрельское солнце играло бликами на полированных боках их тёмно-зелёной мицубиси. Стекло в отрытой двери полыхнуло в глаза ярким солнечным зайчиком, на долю секунды ослепив Шуманского. Проморгавшись, он снова уставился на разливающийся приторным сиропом сюжет с его женой в главной роли. Парень с внешностью античного бога, сгрёб Элю в охапку и поцеловал. У Шуманского внутри сжался тугой узел. Аполлон, оторвавшись от её губ, мягко подтолкнул Элю под зад и усадил на пассажирское сиденье. Только тут Шуманский опомнился, зашуршал в бардачке, нашёл какую-то бумажку, ручку и нацарапал номер незнакомой машины. В это время иномарка, в которую погрузились Эля и её спутник, плавно выкатилась из парковочного кармана и поехала в сторону трассы. Шуманский еле успел отреагировать и вырулить из укрытия. Как в плохом детективе, он ринулся в погоню за женой и этим…

В нём все кипело и бурлило, эмоции плескались через край. То ему казалось, что он застукал собственную жену с любовником и теперь тащится по пробкам за ними в логово разврата. То наоборот, он сам себя пытался успокоить и найти массу объяснений и логичных доводов, что это всё – совсем не то, что он подумал. И этот парень для Эли ничего не значит. Но тут же в мозгу вспыхивала безжалостная картинка, и он отчётливо видел, как Эля смотрела на этого юнца. В эти мгновения у Шуманского даже темнело в глазах, и горло пересыхало и слипалось.

В муках и сомнениях он проводил Элю с Аполлоном до какой-то многоэтажки. Пришлось держаться на расстоянии и просто спрятаться среди других припаркованных машин. Из импровизированного укрытия Шуманский наблюдал, как в обратном порядке парень выгрузил Элю, достал пакеты, закрыл багажник и они, опять обнявшись, пошли к подъезду. Эля вытащила из кармана ключи, открыла двери. И широкая дверь поглотила их.

А Шуманский ещё долго сидел в каком-то отупении и смотрел на захлопнувшуюся дверь чужого подъезда чужого дома за его родной женой. Которая скрылась там с чужим мужчиной.

Он вернулся на работу и даже занимался какими-то делами, но всё время пребывал в прострации и плохо соображал. В голове мысли ворочались с трудом, и всё никак не укладывалось в сознании то, что он увидел на парковке и потом у дома этого самозванца. Ему очень хотелось убедить себя в том, что это просто была не Эля, а какая-то другая, очень похожая на неё женщина. Но здравый рассудок тут же услужливо предъявлял тяжеловесные аргументы – и одежда её и обувь. Шуманский очень хорошо помнил эти фирменные брендовые туфли, за которые он заплатил безумные деньги, когда полтора месяца назад Эля затащила его в поход по магазинам. Да и двигалась эта женщина именно так, как двигается его жена. Красивым характерным жестом она отбрасывала со лба чёлку – плавным движением, слегка запрокинув голову и глядя на мужчину из-под приспущенных ресниц. Это была именно Эля. Его Эля.

Стремительное стаккато, в котором прошёл этот день, потребовало неприятного, совершенно непривычного для Шуманского напряжения душевных сил.

Он, конечно, мог бы передать бумажку с переписанным номером машины своему начальнику службы безопасности и поручить разузнать всё про владельца этого авто. Он мог бы и не афишировать в компании, что у него возникли какие-то личные трудности. А просто обратиться в какое-нибудь детективное агентство и поручить собрать сведения о владельце мицубиси и о том, как проводит время Элеонора. Но Шуманский ничего этого делать не стал. Ему казалось просто гнусным, мерзким и пошлым – копаться в чужом белье, подглядывать и потом вываливать на свет всю раздобытую таким гадким способом информацию. Хватит уже того, что он и так два часа потратил, сначала пялясь как дурак, на парковке на эту парочку, а потом ещё и вися у них на хвосте.

Вечером он спросил напрямую:

– Эля, поговори со мной!

Эля вздрогнула и обернулась, оторвавшись от листания какого-то глянцевого журнала.

Тщательно выбирая слова и гася бурлящие внутри эмоции, Влад рассказал Эле, что видел её днём и попытался выяснить, что это был за парень и куда они поехали. Эля растерялась, начала оправдываться и как-то очень быстро и ловко увела разговор в сторону. Сказала, что этот такой милый мальчик, её инструктор по фитнесу и у него день рождения, а она всего лишь вызвалась ему помочь приготовить стол к банкету. Шуманский ещё сильнее удивился. Ведь Элеонора не любила и не умела готовить. Но она так бойко отбилась, заверив, что они по интернету нашли массу рецептов и сделали кучу закусок и канапе.

Они тогда мирно поговорили и вроде бы всё выяснили, Эля вполне убедительно объяснила свой визит к чужому молодому мужчине. Но у Владислава всё равно остался очень неприятный горький привкус от всей этой истории. Какое-то липкое ощущение грязи. И он не сдержался.

Через пару дней заехал в банк, в котором оформлял для жены пластиковую карту и взял распечатку движений средств по этой карте. И был шокирован размером Элиных трат. Из распечатки же он узнал название фитнес центра, где она занимается. И чтобы уже не мучиться, он решил дойти до конца. Дожать ситуацию. Поехал в этот спортклуб и в светской беседе, расположив к себе болтливую администраторшу, выяснил всё о тренере, который занимается с вип-клиенткой Элеонорой Шуманской.

Оказалось, что зовут его Мячиков Саша, но представляется он на французский манер, Алекс. И день рождения у него в начале зимы, а не в разгаре весны, когда Шуманский застукал его с Элей. И ещё узнал, что Элеонора уже два с половиной года как сделала Алекса своим индивидуальным тренером и поговаривают даже, что не просто тренером, а у них бурно протекающий роман.

Потом были тяжёлые разбирательства, ни к чему не приводящие выяснения отношений, взаимные упрёки и скандалы. Элеонора постоянно устраивала сцены, хватала его за руки и, заглядывая в глаза, театрально просила Владислава: «Поговори со мной!»

Но ему больше не о чем было с ней говорить – всё и так было понятно.

У Шуманского тогда после длительного и мучительного развода осталось стойкое предубеждение против всех женщин вместе взятых, как рода в целом. Все врут. Все лживые, похотливые и жадные. И любовь – это пшик.

После развода вся его жизнь сильно переменилась. Элеонора съехала, забрав с собой большую часть вещей, и квартира стала казаться Владиславу пустой, не жилой и какой-то ущербной. Как инвалид, которого лишили ноги или руки или сразу обеих конечностей. Человек ещё есть, но вся его жизнь теперь превратилась в сплошное выживание и заискивание перед здоровыми, продолжающими нестись вперёд людьми, не замечающими отставшего калеку. Так и Шуманский – слонялся по опустевшей и чужой теперь квартире и ощущал себя отставшим от бегущей вперёд жизни.

Он залип в мутном омуте самокопаний и обвинял себя в недостатке внимания к жене и вечной занятости. То вдруг его одолевали обличительные внутренние монологи, обращённые к изменщице и врушке. И всё пытался понять и самому себе объяснить, как же это так получилось, что у его жены развивался роман больше двух лет, а он ничего не почувствовал? У него даже не возникло ни единой тени сомнения или подозрения. И так бы дальше и жил и прожил бы с ней ещё лет десять. А она бы на его деньги содержала молодых любовников, а потом лживо заглядывала бы в глаза Шуманскому, шептала ему ласковые слова. А он бы верил ей и таял, думая, что они всё так же любят друг друга, как и раньше.

Через пару месяцев он избавился от той квартиры. Вот только от тяжёлых мыслей, затопивших его мозг, так легко избавиться не получилось. Он переехал на новое место жительства, пообещав себе начать всю жизнь заново. Но вязким тёмным шлейфом за ним переползла его депрессия и разочарование, ощущение, что его предали, растоптали и убили всё самое светлое, чем была для него эта любовь к Эле. Как в старой французской песне, которую пел когда-то Жак Брель: «Если ты уйдёшь, мне больше не во что будет верить…» Оказалось, что Владиславу тоже теперь больше не во что верить.

Он и санаторий этот выкупил отчасти для того, чтобы сменить обстановку и уехать ненадолго из Москвы. Может быть, на юге душа его хоть немного отогреется, остынет и уляжется та боль, которая за три года так и не прошла.

11.

Дарья Королёва переживала очередной виток романтических отношений.

До этого она очень долго боролась за внимание одного состоятельного поклонника, пытаясь перевести его на другой уровень близости и добиться предложения руки и сердца.

Даша звала его просто Пусик: от имени Павел – Павлусик – Пусик.

Он очень дорожил свободой и не желал обременять себя ни брачными узами, ни тем более, постоянной заботой о Даше и её ребёнке. И Дарья, устав однажды от долгого унизительного ожидания от него чего-то более серьёзного, чем просто секс, решила всё-таки поставить точку. Надежда на воплощение мечты стать женой Пусика и благодаря этому статусу – превратиться в богатую женщину, растаяла. Как сладкий сон, безжалостно засвеченный и обесцененный наступившим хмурым пробуждением.

Она разорвала отношения с Павлом. Чем очень удивила его, и он по началу даже требовал от неё объяснений. Правда, он всё время передёргивал ситуацию, пытаясь доказать ей, что это она не создана для семьи и быта. Слишком независимая, чтобы опускаться до постоянной рутины и мещанских глупых радостей.

Дарья обиделась на его выпады и окончательно с ним разругалась. Правда, сама очень долго переживала из-за этой ссоры и разрыва. И из-за того, что Пусик её так спокойно и легко отпустил.

Ещё с середины лета она разрабатывала проект усиления конструктива строящегося комплекса оздоровления. На очередной планёрке в начале августа, демонстрируя директору комплекса свои предложения, Дарья терпеливо объясняла преимущества и недостатки каждого, предоставляя заказчику самому определиться с выбором. А начальник решил устроить консилиум и созвал своих заместителей.

Он вошёл в кабинет в числе приглашённых для обсуждения и утверждения оптимального варианта усиления. Когда директор протянул Ему понравившееся предложение, Он повернулся к Даше и окинул её быстрым взглядом. При этом почему-то его щёки сделались по-юношески пунцовыми. Вот тогда-то она его и увидела.

Красивая рельефная мускулатура торса, высокий рост и оттененная светлой одеждой загорелая охристо-терракотовая кожа. И только скулы – предательски алые.

На безымянном пальце правой руки у него блеснуло широкое обручальное кольцо. Даша ещё тогда почему-то подумала, что Он – примерный семьянин. А покраснел, едва взглянул на неё – просто она кого-то напомнила и этим смутила, воскресив из памяти особые воспоминания…

Он всё время украдкой разглядывал её в тот день. При этом краска с его лица так и не сходила.

Позже, работая на этом объекте, она часто сталкивалась с ним. И он всегда обращал на Дашу внимание – пристально разглядывал, но при этом неизменно заливался румянцем. Она так и прозвала его мысленно из-за этой привычки легко менять цвет – Розой. Как роскошная калиброванная роза на фиолетовом мощном стебле с ярко бордовой головкой…

Несколько раз Роза даже пытался обратиться к Даше, заговорить, но она тогда терялась и избегала прямых контактов. Это потом уже он говорил друзьям, что просто не знал, «на какой козе к ней подъехать». А у Даши в ту пору ещё не полностью закончились предыдущие отношения, не отболела душа и она была не готова к новой встрече.

Прошло довольно много времени, прежде чем Роза отважился на серьёзный шаг, и Даша не сбежала. В конце августа Он перешёл в наступление.

Подкараулив её в коридоре, он крупными шагами пересёк расстояние, разделяющее его с Дашей.

– Простите, Дарья, мне очень нужен ваш совет, – красный, как рак, Роза подхватил её под локоть и потянул к двери своего кабинета.

– Какой совет? В чём? – еле сдерживая дурацкую улыбку, грозящую вот-вот расплыться на её физиономии, спросила Даша и на всякий случай отвернулась от него.

– Нужна ваша помощь в обновлении фонтанов во внутреннем дворе, – чётко произнёс он заранее заготовленную фразу. – Проходите, пожалуйста, в мой кабинет, располагайтесь.

И Даша разрешила ему себя завести внутрь и даже опустилась на стул, любезно отодвинутый перед ней.

– Меня зовут Игорь, – представился Роза, усевшись не в своё кресло, а напротив Даши, за столом для совещаний.

– Я знаю, Игорь Николаевич, – кивнула она, старательно сдерживая скулы, чтобы не дать прорваться предательской улыбке.

– Не нужно так официально, – быстро ответил Игорь и вопросительно посмотрел на неё. – Я же не настолько старый для вас?

Даша вдруг растерялась:

– Какое значение для проекта имеет возраст главного инженера? Меня должны интересовать архитектурные вопросы, а не ваши личные анкетные данные…

Он помолчал немного, обдумывая её слова, затем как-то странно глядя прямо в глаза, грустно спросил:

– А вас совсем не интересуют мои анкетные данные?

Даше стало неловко и даже жарко.

– Не очень понимаю, что вы имеете в виду, Игорь Николаевич.

– Даша, пожалуйста, зовите меня просто Игорь. И на «ты». Мне тридцать два года, и я не чувствую себя рядом с вами Игорем Николаевичем. Мне хочется пригласить вас на ужин, а я не знаю, как к этому подступиться! А вы своим «выканьем» и отчеством только ещё больше отгоняете меня за колючий забор и не оставляете никаких шансов!

– А разве так… у вас есть шансы? – тихо пробормотала Даша, потерявшись от такой неожиданной откровенности.

– А, что совсем нет? – с тоской спросил Роза и грустно, просяще, уставился на неё, не мигая, глазами, как у спаниеля.

Силясь вернуть себе внезапно утраченное равновесие, она с вызовом вскинула лицо и кивнула на его правую руку:

– А как же ваше обручальное кольцо? – и тут вдруг заметила, что кольца на его безымянном пальце больше нет. Только чёткий бледный след выдавал совсем недавнее присутствие металла и сам факт его существования.

Игорь проследил за Дашиным жестом и непроизвольно сжал кисть, пряча пальцы. Снова покраснел. И нехотя выдавил со вздохом:

– Ну, да, я женат, – опять вздох и длинная пауза.

Даша молчала. Отвернувшись к окну и ожидая продолжения, не мешая ему и не помогая.

– Я женат, – решительно заговорил Роза, прерывая затягивающуюся паузу. – Но это не отнимает у меня права увлекаться, влюбляться и как-то жить! Возможно, однажды, если я почувствую, что в этом возникнет необходимость, и острая потребность быть с другой женщиной, то я разведусь.

Даша обернулась и удивлённо посмотрела ему в лицо.

– Вы так легко отказываетесь от собственной жены?

– Я не отказываюсь сейчас. Просто даю понять, что брак – это не вечное состояние, а просто выбор. Люди на каком-то этапе определяются в своём поиске и женятся. Но спустя время ситуация, бывает, меняется. И тогда могут возникнуть условия для нового выбора.

– А дети у вас есть? – тихо спросила Дарья.

– Да. Сын. Но он уже большой – ему 7 лет – самостоятельный парень. И если что, то я смогу ему всё объяснить, а он сможет всё понять.

Дарья, опустив глаза, рассматривала собственные кисти, плотно сжатые в замок на столешнице. Противоречивые мысли роем кружились в голове, обрывочными фразами перескакивали с одного на другое.

Роза встал и прошёлся по кабинету. Даша проводила глазами его крепкие плечи, упруго растягивающие рубашку – поло, скользнула по загорелой коже шеи и уткнулась в затылок с торчащим на макушке трогательным мальчишеским вихром.

– Даша, позвольте мне пригласить вас на ужин, – официальным тоном произнёс Игорь, вернувшись к столу и остановившись прямо перед ней.

Она, немного поколебавшись, всё-таки кивнула. И в этот момент какая-то новая радость охватила её. Словно лёгкие искорки, пузырьками шампанского побежали по рукам, ногам, наполняя её кислородом, и ей показалось, что ещё немного – и она взлетит, как воздушный шарик или облачко. Даше стоило огромного труда сохранить внешнее самообладание, а не разразиться фонтаном вспенившегося настроения.

Он ей нравился. И хотя немного пугал его напор и это внезапное объяснение, и смущал факт наличия супруги… Но всё же он ей очень нравился. Она всё время тайком любовалась его скульптурным сложением, красивой посадкой головы и этим смешным завихрением волос на макушке. А стоило встретиться с ним взглядом, как всё внутри распахивалось ему навстречу, и Даша с удивлением замирала, прислушиваясь к собственным ощущениям.

Он зажигал её своею страстью, и ей приходилось давать отпор сразу двоим – ему и самой себе. А он, как у Марины Цветаевой, её «равнял с китайскою державою» и ещё больше разгорался от этого противостояния.

В первый вечер они отправились в какое-то кафе на набережной. За приятным ужином с нежнейшей форелью и французским белым вином, стали знакомиться. И главный инженер комплекса открылся перед Дашей, как интересный яркий собеседник и привлекательный мужчина, полный энергии и скрытого сексуального потенциала. И роман начался. Лёгкий, необременительный.

В конце лета Дашин бывший муж повёз в Испанию их дочку Сонечку вместе с дедом и бабушкой. И Дарья ощутила себя свободной, и почти счастливой, избавившись на время от ежедневных семейных хлопот. И она даже осмелилась пригласить в гости Розу.

Вино у неё заранее было припасено как раз для такого случая – для ужина с ним вдвоём. Эта романтическая идея ей давно пришла в голову.

Правда, поначалу Даша старательно избегала разговоров с ним на тему, что она на месяц осталась одна и её теперь можно будет «навестить». Поэтому, когда Игорь напрашивался в гости, она его не звала. Стеснялась или чего-то боялась. Но потом вдруг резко передумала, и пару недель спустя после отъезда родных, явилась к нему в кабинет и сама пригласила Розу на ужин.

Он опешил. Вообще-то Дарья была настроена на уговоры, но он очень обрадовался и моментально согласился. Даже пообещал привезти хорошее грузинское вино и что-нибудь сладкое на десерт. И Даша помчалась на рынок за продуктами, чтобы купить всё необходимое и заняться приготовлением сложного меню. Но ужин так и не состоялся.

Буквально, через час после их разговора в кабинете, ей перезвонил Игорь и пригласил на шашлыки в горы. В качестве алаверды к её предложению. Вечернюю романтику дома он заменил поездкой в потрясающую красотой высокогорную долину. Где в меню – шашлыки из трёх видов мяса и осетрины для гурманов. Всё сразу – и обед и ужин.

И Даша поехала. В составе небольшой компании из 6 человек, – друзей Игоря.

Рядом с ним Даша чувствовала себя так легко, защищённо, спокойно, словно она долго-долго брела в темноте, и наконец, дошла до солнечного и хорошего финала. И ей уже больше ничего и никого не нужно было – только Роза, Дашина дочь Соня и сама Даша, и её родители, конечно. И всё. Как у Пугачёвой в старой песне:

«Если спросит меня голос с небес:

"Кто на свете всех дороже тебе?"

Я отвечу, ничего не тая:

"Дочка, мама, ты и я."»

Даша с наслаждением купалась в его опеке и заботе. Игорь отгонял от неё назойливого приятеля заигрывающего с ней весь день, а за столом подкладывал ей лучшие кусочки мяса. Он, как ребёнку, из арбуза вырезал для неё сердцевину и тщательно очищал мякоть от косточек. И кормил её с руки, как в индийских фильмах очень близкие люди в знак уважения кормят друг друга, поднося ко рту еду в пальцах.

Они в первый раз были вместе. До этого Дарья ещё сохраняла дистанцию, помня о его брачных узах. Она каждый раз стоически удерживала оплот неприступности, не позволяя ни ему, ни себе никаких вольностей. Но разморенная хорошей поездкой, обильным застольем, грузинским вином и чистыми красками природы, Дарья окончательно потеряла голову от опасной близости Игоря.

Они арендовали какие-то крошечные кемпинги и после ужина вся компания, разбившись по парам, распределилась по номерам. Низкое южное небо, щедро усыпанное переливающимися звёздами, озаряло оазис цивилизации, прилепившийся к плато в диких горах. Оставшись с Игорем наедине в этой аскетичной комнатке, Даша потеряла последние убедительные доводы, почему не стоит с ним сближаться. И лишь только Роза притянул её к себе и жадно коснулся губами её губ, как их бросило друг к другу, словно два разно полярных магнита. Она податливо расплющилась о его крепкий торс. Его руки нетерпеливо заскользили по тонкой ткани Дашиного платьица, узнавая и ощупывая каждую впадинку и выпуклость её размякшего тела. И голова совсем отключилась. Даша отдалась на волю животного инстинкта и чувственной страсти…

«Она – мать моего ребёнка», – ночью, потом уже, грустно рассказывал ей Игорь про свои отношения с женой, глядя через распахнутую дверь на тысячеглазое чёрное небо.

Услышав это, Дарья с отчаянием подумала: «Боже мой, да я сама могу тебе родить такого же сына, даже лучше!!! По любви! Или девочку, например! Я тоже могу быть матерью твоего ребёнка…»

Но его жена – не она. А она ему – не жена…

И Дашу вдруг стало тяготить то, чем ещё совсем недавно она легко довольствовалась – малое. Одноразовой поездкой в горы, встречами украдкой на работе и редкими совместными ужинами и свиданиями.

Теперь её угнетали мысли о том, что у Игоря есть жена. И хотя ему с Дашей было хорошо, он каждый раз от неё возвращался к супруге и сыну.

12.

Игорь Николаевич Розовский всегда был отличником. Он школу окончил с золотой медалью, затем легко поступил в военное училище и его тоже с блеском окончил. Как и принято, у всех курсантов военных учебных заведений, он на последнем курсе стал активно присматриваться к окружающим девушкам в поисках подходящей кандидатуры на роль жены. И такая достаточно быстро нашлась. Длинногая блондинка, студентка педучилища. Игорь женился и вместе с лейтенантскими погонами получил хорошее распределение в крупный областной батальон. Отслужив положенное время, он перевёлся в южный регион и начал там потихоньку делать карьеру. Диплом инженера позволял ему работать не только в армии, но и в гражданском строительстве при военном санатории. И Розовский, пользуясь нужными знакомствами и связями, к тридцати годам сумел занять пост главного инженера большого оздоровительного комплекса.

И всё у него в жизни было хорошо. На работе – серьёзная должность с приличным штатом подчиненных и соответствующей тому зарплатой. Дома – любимый сынишка и хоть не такая, чтоб очень уж красавица, но вполне привлекательная молодая жена. Он уже много лет просыпался по утрам в хорошем расположении духа и, начиная день с двадцатиминутной зарядки, душа и завтрака, с удовольствием шёл на работу. И так было всегда – приятное скольжение по течению благосклонной к нему жизни, в достатке и уважении окружающих.

Пока однажды у него на объекте не появилась посторонняя архитектор из привлечённого по договору субподряда крупного проектного института «Южпроекткоммунстрой». И сразу всё пошло не так.

Он в первый раз увидел Её в кабинете начальника. И ощутил, как ёкнуло сердце. Впервые в жизни испытал это расхожее выражение собственным, неожиданно вздрогнувшим и тревожно забившимся мотором…

Дарья была одета в тот день в лёгкое летнее платье, воздушное, струящееся и волнующее. Юбка едва прикрывала половину бедра, оставляя обзору её аккуратные стройные ножки в изящных туфельках на тонких каблучках. И кожа – гладкая, загорелая, манящая. Игоря обдал жар, и он почувствовал, как щёки его затопил румянец, выдавая все нескромные мысли о ножках и о том, что спрятано там вверху, под развевающейся тонкой юбочкой.

А она, словно уловила это и посмотрела на него очень строго. Ему стало ещё жарче. Будто она могла насквозь смотреть в его черепную коробку и читать все невольные отступления, даже самые интимные.

Потом он часто её встречал на территории комплекса, и порой даже пытался пообщаться с ней. Раньше он всегда считал себя женским любимцем и легко заводил новые знакомства. Непринуждённо и складно заговаривал, так же свободно поддерживал контакт и даже шутил остроумно и смешно. А тут – как отрезало. Все слова разом из головы улетучивались, стоило только в её присутствии открыть рот. Даже руки потели, и к щекам приливала подростковая краска стыда, от чего Игорь ещё больше смущался и робел пред этой девицей. Он сам себе становился противен, чего уж ждать от девушки!

Он потом украдкой смотрел ей в след и всё пытался понять, что именно в ней есть такого, что так на него действует? И никак не мог найти. Самая обычная. Привлекательная молодая женщина, лет 25 – 29. Но таких вокруг – сотни мимо ходят. А эта – его тревожила и цепляла, и из-за этой необъяснимой тяги, казалась ему загадочной и ещё больше нравилась.

И понадобилось определённое время, прежде чем Игорь научился хоть немного справляться с охватывающим его волнением при каждой встрече с Дашей. Он всё думал: «что я ей скажу? а вдруг я ей не понравлюсь»? Но, в конце концов, он отважился не просто с ней заговорить, а даже утащить её в свой кабинет и отгородиться от всего остального мира. И там, наконец, сумел нормально познакомиться. Он тогда вдруг заметил, как дрожат у неё ресницы, как боится она поднять на него глаза и только рассматривает сцепленные в замок тонкие белые пальчики, напряжённо раздумывая о чём-то. Осознание её неловкости явилось приятным открытием, придавшим ему сил и разом расслабившим его самого. Раз ей не всё равно – значит, не безнадежно! Он даже на свидание её пригласил.

И она, хоть и тушевалась, и колебалась, но согласилась пойти с ним ужинать.

И потом его жизнь как-то вся переменилась.

Ему стало казаться, что собственная супруга, говоря традиционную фразу о том, что она за ним, «как за каменной стеной», просто хотела, чтобы он делал всё в жизни для Её персонального счастья – зарабатывал деньги, возил Её отдыхать и баловал подарками. И семья для Веры это – в первую очередь, Она сама, потом Сын. И только где-то там, на задворках, или как источник финансовых поступлений, был уже он, Игорь. И она вела себя так, потому что считала, что он ей должен всю оставшуюся жизнь и всего себя за то, что когда-то она снизошла и ответила согласием на его предложение о браке.

Теперь к нему пришло позднее прозрение, что он тогда поторопился с женитьбой. Или женился не на той женщине. Почему-то всё чаще в голову к Игорю стали заползать крамольные мысли о том, что его жизнь, возможно, могла бы стать совсем другой, окажись рядом с ним такая женщина, как эта Даша.

Он стал на работу ходить с каким-то новым радостным предчувствием – постоянным ожиданием случайного свидания с ней. Нанизывая крохи мимолётного общения на нить желаний, чтобы хотя бы издали лишний раз её увидеть, полюбоваться со стороны и помечтать о ней.

От одного только взгляда на неё у Игоря замирало всё внутри. Какая же она красивая! Все мысли сразу исчезали в тот момент, когда его глаза встречались с её распахнутыми навстречу сияющими глазами…

Но дома, по-прежнему, ждала жена. Ставшая в последнее время для него недостаточно привлекательной и не слишком умной. И если бы она хоть работала! А то целыми днями занималась ерундой или с подружками такими же, как сама, часами висела в соцсетях. Игорь вдруг даже стал замечать за собой, что он начал придираться к Вере. Особенно сильно она раздражала его после редких, но таких упоительных, сладких свиданий с Дашей. После них он испытывал некоторый стыд перед законной супругой, или разочарование из-за невозможности оставаться с той, к которой тянется душа. И из-за навязанных ему обязательств и ложного чувства долга, Игорь на ровном месте мог вспылить и без видимой причины устроить ссору.

И Вера, похоже, что-то заподозрила. Занялась собой, поменяла причёску и даже принялась ходить в фитнес зал, чтобы подтянуть фигуру и стать лучше, вернуть молодость и сексуальность. Глупая. Не в её фигуре дело и не в волосах. Просто от него ушло это слабое, едва ощущаемое чувство к ней. Игорь очень старался поначалу и даже внушал себе, что он свою жену любит, но за много лет совместного проживания он так и не сумел на самом деле её полюбить. Особенно когда ему встретилась Даша. От одной только мысли о ней его захлёстывала волна нежности и трепета, и незнакомые новые ощущения наполняли его до краёв. На этом фоне всё остальное, связывающее его с женой, выглядело просто фальшивкой, жалким подобием чувств.

И ему было стыдно перед Верой за то, что он не оправдал её надежды, когда она согласилась стать его женой. Она ему поверила, что он «в горе и радости» навсегда останется с ней. А он – так просто взял и влюбился в другую…

И такая размеренная и спокойная жизнь Игоря Розовского накренилась и дала трещину. Которую пока видел только он один. И изо всех сил старался удержать своё лопнувшее уже, но ещё не распавшееся на куски, супружество.

13.

Утром Аврора снова отправилась в санаторий, чтобы сделать недостающие замеры. Погожий сентябрьский день благоволил работе на свежем воздухе. И давно омертвевший, поросший мхом и плесенью заброшенности корпус воспринимался, как часть внешнего мира, словно каменные скалы, с выдолбленными в них стоянками первых людей.

Отовсюду через разбитые окна вливались солнечные лучи, озаряя груды опавших листьев, обломков веток и мошкару, роящуюся в потоке света, словно стаи снежинок, кружащихся в ночи под фонарем. И Аврора даже в глубине этажа ощущала дуновения тёплого ветра и доносящиеся запахи камфарного дерева, растущего по соседству.

Несколько часов у неё ушло на тщательные измерения помещений и перенос данных в блокнот. Последовательный план по этажам уже вырисовался на бумаге, и в голове сложилась схема распределения конструктивных и второстепенных стен. Оставалось сделать заключительный аккорд – промерить последний на этаже номер.

Уже устав от монотонной работы, она добралась до крайней комнаты с балконом, где такая странная лестница вела на чердак, ставший началом её невероятного приключения.

Записав габариты помещения, она вышла на балкон и сняла замеры с него. В плане отметила лестницу, указав все привязки и точные параметры конструкции.

И тут она поймала себя на том, что её так и тянет снова забраться наверх и ещё раз оказаться в другой обстановке, в незнакомом мире. Рука непроизвольно коснулась затылка и пощупала свежую шишку. Немного поколебавшись, Аврора всё-таки отложила блокнот и сумку на подоконник и налегке полезла по ступенькам.

На чердаке она распрямилась и огляделась, привыкая к темноте. Всё тот же ворох забытого хлама. Да плотное одеяло из пыли, годами оседающей и хоронящей под собой всё, что когда-то было нужно людям, а теперь отброшено, списано на пенсию и предано забвению.

Аврора двинулась вглубь, в поисках какого-нибудь другого такого же люка. Возможно, она в прошлый раз спустилась в иное отверстие, поэтому там всё оказалось таким необычным. И стоит ей сейчас найти этот второй люк, как сразу разгадается загадка чудных перевоплощений пространства и выяснится, что ничего паранормального во всём этом нет.

Так уговаривая саму себя, Аврора медленно, шаг за шагом обследовала старую крышу, но никаких входов в другой мир не находила. Расстроившись, она вернулась к люку, из которого пришла. Разочарованно спустилась вниз.

И снова лёгкое облако дурманящего тропического аромата нежным шёлком окутало её. Густые заросли цветов отреагировали на внезапное вторжение повышенным вниманием и воцарившейся тишиной. Аврора робко ступила на пол балкона, и уже хотела было проскользнуть к двери в комнату, когда явно услышала недовольное ворчание и сокрушённые вздохи. «А здороваться не учили?» – прозвучало за ее спиной, и она невольно вздрогнула и обернулась.

– Здравствуйте, – Аврора виновато обвела глазами все скептические головки и попыталась с каждой из них поздороваться лично, кивая и застенчиво улыбаясь.

– То-то же! – Тигровая Орхидея даже слегка изменила наклон своего стебля, царственным жестом давая понять, что Аврора прощена и ей разрешается следовать дальше.

«Всё-таки, я, наверное, схожу с ума. Этого ведь не может быть на самом деле!»

Смешок справа и тоненький голосок слева:

– Может, может! Ещё как может! – и новые вспыхивающие, как искорки, хихиканья россыпью конфетти зазвучали вокруг растерянной Авроры.

– Не стоит так пугаться обыкновенных цветов, обнаружив наличие у них интеллекта, – так же высокомерно и величественно прошелестела Тигровая Орхидея.

Совершенно сбитая с толку, Аврора глупо спросила и сразу почувствовала себя идиоткой:

– А у вас есть интеллект?

Снова раздалось фырканье со всех сторон, и какая-то маленькая жёлтая орхидея развернула к ней лепестки и тоненьким тихим голоском произнесла:

– Мы ещё и диспуты устраиваем!

– На какие темы? – запутываясь в ирреальности происходящего, шёпотом поинтересовалась Аврора.