Читать книгу Все оттенки старости - Анатолий Егорович Агарков - Страница 3

Склероз – это болезнь. Но вот что говорит Википедия: «Старческий склероз – устойчивое выражение в русском языке, которое зачастую используют, говоря о нарушениях памяти у людей пожилого возраста. Однако такой болезни – „старческий склероз“ – не существует, а речь идёт, как правило, о деменциях позднего возраста…»

О деменции мы уже рассуждали, давайте поговорим о склерозе – и таки старческом, хотя на самом деле его не существует.

Ну, раз старческий – значит, приобретенный с годами. А вот у меня с младых ногтей плохая память на лица. Познакомился с девушкой вчера – сегодня она пришла в другом платье, и я её не узнал. Так часто бывало и досаждало. И печалило…

Зато на всю жизнь запоминаю телефонные номера. Уж и девушку не помню, которой звонил когда-то, а цифры абонента – да! Таковы игры сегментов мозга, отвечающих за память.

Помню ли я свою жизнь? Мне кажется, что прекрасно – и детство, и юность, мужание, браки-разводы, карьера, бизнес, поиски своего в этом мире…

Были ли стрессовые ситуации? Увы, много раз… Я ещё в школу не ходил, а поехав впервые с отцом на заднем сиденье мотоцикла, едва не угодил в уютную могилку детских размеров. Не вняв советам его считать звонки с того света, тем же годом в конце лета едва не попал под жатку комбайна, уснув в непроходимых дебрях кукурузного поля – так уж судьба распорядилась.

М-да… есть, что вспомнить.

В озорной юности имел и приводы в милицию, и бесконечные драки на танцах…

Школу неплохо закончил. Но вместо института попал на срочную службу. Однако мне и тут свезло. Морские части пограничных войск – элита советских вооруженных сил. Хоть и там смерть ходила за мной по пятам, но службою этой я горжусь. Даже в плену китайском побывал – правда, не долго: часа два или три. А потом они как крысы бежали с борта, не желая утонуть в ледяной воде. Не изучали желтые морды морского дела и не ведали, о таком качестве боевого корабля, как непотопляемость.

(Википедия: Непотопляемость – способность судна оставаться на плаву и не опрокидываться при повреждении его корпуса и затоплении одного или нескольких отсеков.)

В общем, судьба удалась… в плане: есть, что вспомнить, хотя орденов и медалей не заслужил. Ну да и не печалился – жизнь и без них прекрасна, когда ты живой и здоровый.

После службы на границе жизнь моя выписывала удивительные зигзаги и кренделя. Окончив институт, поработал на заводе. Но ни должность инженерская, ни оборонный заказ не прельстили меня посвятить им свою жизнь. Да и судьба не способствовала карьере технической. При первой возможности удрал из города и устроился корреспондентом газеты в родном районе. Вот эта работа была по душе. Здесь я ощущал себя на своем месте.

Но, увы, приглянулся райкому партии, и он затребовал меня к себе. Шантажом и угрозами своего добился – стал я инструктором отдела пропаганды и агитации. Надо признаться – и эта работа вскоре увлекла с головой: и было над чем умом пораскинуть, и возможностей стало больше задуманное воплотить.

Меня озаботила идея неофициальной власти – пусть я простой инструктор, но в руках у меня достаточно рычагов, чтобы управлять всем районом. Я говорю не о конкретных делах в промышленности или сельском хозяйстве, а о людях на это поставленных. Иметь влияние на них! – вот куда был нацелен мой жадный взор.

Однако увы, волею судьбы идеи не суждено было воплотиться. Внутриаппаратными интригами был поставлен в такие условия, что покинул райком партии, написав заявление по собственному желанию.

Моя просьба несказанно вдохновила первого секретаря Увельского РК КПСС – он и слюнями брызгал, и ногами топал, крича: «От нас так просто не уходят. Ты бросил вызов всей партии, написав свое заявление – я сравняю тебя с землей!» Но я ещё жив и здоров, как видите, и даже общаюсь с вами, а он уже давно underground – немного не дотянул болезный до кончины советской власти и запрета КПСС.

Но тогда я долго искал работу на предприятиях района да и города (Южноуральска) тоже. Спрятался от вездесущей «руководящей и направляющей силы общества» в ТЭЧи авиационного полка по соседству с поселком.

Потом были лихие 90-е, когда жили по законам тайги с медведем в прокурорах, а ваш покорный слуга выпускал свою газету. Однако с собственным делом что-то не заладилось, и я довольно быстро прогорел. То ли сам оказался хреновым предпринимателем, то ли мелкий бизнес у нас тогда не приживался, чему поборами и взятками с необычайным энтузиазмом способствовали государственные чиновники. В общем, закрыл я свое ЧП и отправился на казенную службу обновленной власти.

Два года начальником котельной, два года заместителем председателя Комитета по делам строительства и архитектуры при Администрации Увельского района чему-то меня научили. Следующий мой уход в собственный бизнес был более удачным. А может, изменчивая фортуна выкинула очередной фортель, на этот раз в виде исключения повернувшись ко мне лицом, а не как обычно – задом.

Правда, не обошлось без криминала (а как же в России иначе?) – сделал печать несуществующего предприятия и выступал от его имени, занимаясь реализацией неликвидов. В пик расцвета моего бизнеса имел два собственных магазина и неплохой оборот неликвидных товаров.

А потом обстоятельства изменились да и охота пропала добывать деньги, не платя налоги – всерьез увлекла литература. Дети выучились, семьи нет, жизнь проходит – чем же ещё заниматься, как не воплощением собственной мечты? Я всерьез засел за компьютер, попутно отрабатывая прежние схемы реализации неликвидов – навыки не пропали.

С тех пор и пишу…

Перед пенсией устроился на постоянную работу в санаторий «Урал» охранником. Переехал на ПМЖ в Хомутинино. Райское место, надо сказать – цивилизация на лоне природы. По соседству пять озер с целебной водой и сосновый бор – густой, труднопроходимый, с каким-то мрачным очарованием. Зайдешь чуть поглубже и ощущаешь себя словно в сказке – кажется, вот-вот на полянке покажется избушка на курьих ножках.

Наверное, я сейчас передаю ощущения детских лет: ведь мы много раз ходили сюда походами – и классом, и школьной туристической командой, да и просто приезжали пьяной компанией. Но исследовательский задор за многие ушедшие годы подрастерял не совсем – а бор таки манит своими тайнами. Вот выберу время… но сейчас надо отбиваться ко сну – утро вечера мудренее.

Завел связи с издательствами – публикуюсь и даже иногда продаю свои книги в Инете. Вышел на пенсию. Жизнь устаканилась – живу по строгому расписанию, в котором предусмотрены две попытки на сон. Но сплю мало – суммарно четыре-пять часов в сутки. Остальное время медитирую, лежа на диване. И мне хватает этого времени, чтобы полностью восстановить силы. Говорят, что это признак гениальности, если человек за столь краткий срок способен восстановиться. Не знаю, насколько я гениален, но тружусь – и время покажет «кто есть ху».

Вот, в общих чертах, и вся моя, как тельник моряка, полосатая биография.

Короче, живу теперь в свое удовольствие и пишу автобиографические повести – да и что ещё делать, не в ящик же пялиться, который пылится на антресолях! Всю свою жизнь описал, вот добрался до старости: что приобрел, что растерял – тоже ведь интересно. Например, заимел привычку относиться философски к различным жизненным неурядицам – будущее меня не беспокоит: помру – похоронят.

Но не будем забегать вперед…

По многим вопросам имею стойкие убеждения, подтвержденные приобретенными знаниями. Не ошибусь если скажу – своё мировоззрение я сформировал сам. Чтобы вы поняли о чем речь веду, процитирую французского писателя и философа Бернара Вербера: «Истина – то, во что ты веришь». Правда, он употребил слово «реальность», исследуя потусторонний мир. Но одно другого не отменяет – верно?

К церкви не приобщился в силу недостаточной религиозности и строптивого склада характера. Вот такая моя философская основа.

М-да… ну, авансцена закончена, перейдем к заявленной теме. Поговорим таки о склерозе. Так вот…

Первое воспоминание из рассказов отца. Он тогда на заводе работал слесарем по ремонту станков. По случаю дня рождения напарника выпили немного в обед – захорошело. А тут зарплату выдали… После работы именинник предлагает: «Пойдем, Егор, тяпнем – угощаю». В магазин зашли, взяли бутылку. «Слушай, – говорит напарник, – домой не приглашаю: там жена сварливая да теща – будь неладна! На скамейке пить – мусора повяжут. Пойдем в парк – в кустах схоронимся и раздавим флакон».

Пошли… Идут по городу – навстречу две женщины: одна помоложе, другая – старуха. Во все глаза смотрят на бравых слесарей. И приятель отца оглянулся им вслед: «Где-то я этих плетей видел». Пришли в парк, сели, выпили… «Вспомнил! – вскричал вдруг именинник. – Те бабы, что шли нам навстречу – это мои жена и теща».

Отец рассказал и сам смеется.

– Придумал историю?

Головой качает:

– Болезнь такая. «Склероз» называется.

Я заинтересовался.

Отец разъяснил:

– В мозгу на время отключается память, а потом сама включается.

– Он так дорогу домой однажды забудет.

– Все может быть. Но чаще всего забывают людей.

Расскажу о своем случае. Мне уже за пятьдесят. Работаю в санатории, в Увелке снимаю квартиру, пишу книжки, пиарю два своих сайта в социальных сетях. И вдруг в Одноклассниках чат:

– Наконец-то нашла тебя, Толя Агарков.

– А ты кто?

– Совсем не помнишь? Надо же! А я тебя в армию провожала. Обещала ждать, а ты обещал вернуться и куда-то пропал.

– Вы что-то, девушка, путаете. В армии я не служил никогда, но во флоте три года чалился. И перед службой встречался с Надей П.

– Она нас и познакомила. Разве не помнишь? Надо же! Она Колькой тогда увлекалась, сватом твоим… А вы к ней по-очереди бегали.

– Было такое.

– Ну, а мне Надюха предложила: «Зачем мне двоих? Выбирай любого – уступлю». Я тебя выбрала. Мы с тобой после танцев гуляли по ночному поселку, ты читал мне стихи…

– Сиё не припомню.

– Вот те раз! Я пела на танцах в ансамбле эстрадном и на гитаре играла. Ты на меня пялился во все глаза. Девчонкой видной была… Неужто не вспомнил? Ну, давай встретимся.

Мы обменялись номерами телефонов. Потом созвонились. Она приехала ко мне в гости. Сели пить чай… Я смотрю на одутловатое лицо вполне пожилой упитанной женщины – ни одной знакомой черты.

– Неужто не вспомнил?

– Ни даже-даже…

– Наверное склероз…

Что ответить? Я хорошо помню всех своих женщин. И девушек помню, с какими дружил. Но эту – хоть убей не припомню… С танцев, бывало, провожал кого-то и забывал на следующий день. Но девушку на эстраде да ещё поющую с гитарой разве забудешь? Практически помню всех музыкантов клубного ВИА тех времен, могу и по именам их назвать – только красотки там никогда не видал. Может, развод такой? Сейчас эта дама мне объявит, что без меня одна воспитала нашего ребенка – хотя я отлично помню, что уходил на службу девственником… Впрочем, после этой короткой встречи с чаепитием мы не общались больше даже и в Одноклассниках. По-моему, она крепко обиделась на мою забывчивость.

В голове же родилась и назойливо билась тревожная мысль – склероз-склероз-склероз… подкатил! С тех пор ощущаю некоторое беспокойство, и заноза склероза в голове свербит. У меня так часто бывает – хочешь получить нужный результат, отвлекись и выкинь проблему из головы: ответ выскочит сам собой. Но с этой красоткой из клубного эстрадного ансамбля почему-то, блин, не выскакивал. А только подбрасывал пищу для размышлений.

К примеру, оговоренная выше прогулка в реликтовый бор. Я вдруг начал бояться в нем потеряться. Поймите меня правильно – заблудиться я не могу в принципе. Чувство верного направления на местности, пусть даже незнакомой, у меня врожденное. Еще в детстве отец удивлялся – собирая грибы, часто спрашивал: «Где наш дом, сынок?». И я всегда безошибочно указывал нужное направление. Он удивлялся и восторгался.

А тут на тебе – бояться стал, что заблужусь в сосновом бору, что под боком стоит – не тайга же сибирская!

Что из этого следует? Объяснение напрашивается одно – я начал бояться склероза, который, видимо, ощущаю душой. Для меня сосновый бор, ранее хоженый-перехоженный, теперь стал казаться дремучей тайгой.

Голову от этих мыслей не потерял, но стало весьма неуютно. А может, все-таки себя накручиваю – сходить-прошвырнуться? И покуда буду цокать копытьями, надо шевелить мозгами и смотреть в оба, не теряя ориентации. Ну а если вдруг заблужусь, буду выбираться из бора по известным советам пособия выживания в незнакомой местности. Как говаривал один книжный герой: «Главное – определить: где запад, а где восток». Определять, конечно, по солнцу – не по муравейникам же и мхам на стволах деревьев.

Короче, готовился-готовился (в голове) к походу в реликтовый Хомутининский бор, но так и не отважился – ни к чему мне экстримы на старости лет; достаточно прогулок вокруг озера и поглядок издали на темную стену мачтовых сосен.

М-да… все-таки сдает во мне искатель приключений – видимо: ещё одна примета старости. Или я просто пораскинул мозгами – ну, чего мне даст культпоход в реликтовый бор? Ничего существенного, кроме… впрочем, не знаю, а грозит большими неприятностями: заморока, клещи и прочая… прочая…

Мудрость седая во мне сказалась. Если есть риск уйти навсегда, так зачем же мне рисковать тогда? Мне ещё ой как много надо чего написать…

К примеру, вот эту тему о старости и склерозе.

У каждого человека в его жизни наверняка случались ситуации, которые бы он не хотел хранить в памяти – плюнуть на прошлое, растереть и забыть. Есть ли у меня такие моменты? Увы есть, и сейчас расскажу о них…

Случилось это в конце прошлого века. Я тогда, преследуемый Увельским райкомом КПСС, с трудом нашел работу в ТЭЧ (технико-эксплуатационная часть) авиационного полка на аэродроме Упрун (название по ближайшей железнодорожной станции). Устроился служащим СА (Советской Армии) на должность техника по регламенту анероидно-мембранных приборов. Практически по дипломной специальности – ведь я закончил факультет ДПА (двигатели, приборы и автоматы) на кафедре «Двигатели летательных аппаратов».

Самому командиру полка без запинки ответил, что показывает прибор на панельной доске пилота под названием «Указатель числа Маха» и был принят по высшему – шестому разряду. Оклад как у второго секретаря РК КПСС. Спецодежда на все сезоны. Непыльная работа и масса свободного времени.

Тогда и закончилось мое членство в партии. Вернее, чуть раньше… Когда мои документы из Южноуральска прибыли в сектор учета Увельского РК КПСС, третий секретарь Демина Л. А. вызвала меня к себе в кабинет.

– Вы не будете в районе работать и состоять у нас на учете! – заявила она и швырнула мне через стол мою учетную карточку члена партии.

Я положил её вместе с партийным билетом в кулек целлофановый и отнес отцу на Бугор:

– Сохрани, пап, для истории.

Сам жил с молодой женой без всякой надежды на счастье в квартире у тещи.

Так вот… Занимались мы в ТЭЧ регламентами учебных самолетов Ту-134-ш, играли в свободное время в волейбол (летом), в футбол (зимой), в домино и карты (во все времена года). А когда личный состав уходил в клуб на политзанятия или другие массовые мероприятия, я шел за грибами в лес или за ягодами на взлетное поле, зимой писал исторические рассказы о казаках и крестьянах Южного Урала.

Собираясь в курилке, мы живо обсуждали все политические новости происходящего в стране. А творилось тогда вот что…

Ещё в середине 80-х годов Генеральный Секретарь М. С. Горбачев пригласил нашего (таки с Урала!) Ельцина Б. Н. в Москву – заведующим Отделом строительства ЦК КПСС. Чуть позже он стал секретарем Центрального Комитета партии. А потом его назначили первым секретарем Московского горкома. Это очень важный пост – весом члена или, как минимум, кандидата в члены Политбюро ЦК КПСС. Кто не в курсе, поясню – этот замечательный орган замшелых политиков управлял судьбами страны и народа. Да и всего мира тоже.

Повел себя в Москве Борис Николаевич не совсем адекватно – стал разгуливать по столице, общаться с народом запросто, контролировать ассортимент магазинов – как привык у себя в Свердловске. Поползли о нем разные слухи. Даже расхожей стала фраза – «Ты что, с Урала?» – с намеком на ельцинскую неординарность и простоту.

Мы её тоже подхватили и всегда говорили оппоненту, указывая ему на его безалаберность, граничащую с глупостью:

– Ты что с Урала, мужик?

Потом Ельцин чем-то не угодил Горбачеву и его перевели в министры строительства. А сам Борис Николаевич стал готовиться к выборам в Верховный Совет депутатов СССР с явным прицелом на председателя. Народ его поддержал…

А по ТЭЧи пошел гулять и попал мне в руки самиздательский вариант ельцинской рукописи «Исповедь на заданную тему». Борис Николаевич живописал о своей жизни в Москве на казенных харчах. К примеру, его служебная дача (а комфорт её указывал на ценность партработника) была уставлена цветными телевизорами – в каждой комнате по штуке. А помещений на двух этажах – ой-ой-ой…

Почему заостряю ваше внимание на цветастости телевизоров? Так у нас тогда сплошь и рядом были простые – с черно-белым экраном.

И вот наступил 1991-й год.

В августе бабахнул ГКЧП – государственный переворот в стране!

Как теперь стало известно, в планы заговорщиков входил (о), прежде всего, арест Ельцина (в лучшем случае) или убийство (худший вариант развития событий). А то, как вел себя Борис Николаевич, по сути возглавив сопротивление в столице, понравилось всей стране.

Мы уже не хотели работать, но приехав в ТЭЧ, сбивались в курилку – обсуждали, спорили за политику… А радио из «скворечни» диспетчера звучало на всю округу с утра до вечера. В эти дни на работе и дома мы не выключали телевизоры – ждали конца балета «Лебединое озеро». Счет тогда шел на часы…

Вдруг поступил приказ – прапорам и офицерам разобрать из оружейки личные пистолеты, чтобы быть готовыми к любым непредсказуемым событиям в стране. Но военнослужащие отказались выполнить требование командира полка:

– Да на нас бандиты охоту откроют!

Не судите их строго – часть таки учебная (ЧВВАКУШа), а не боевая.

Я был в восторге от всего творящегося. Это же надо – бросить вызов КПСС! Такую могущественную, всеведущую и всеми руководящую силу – послать к чертям собачьим! От Ельцина был в восторге – не каждый на такое решится! Какой великий человек! Герой нашего времени! Домой приехал (а жил тогда уже на Бугре), увидел на экране кумира своего, встал перед телевизором и захлопал в ладоши.

– Ты что? – удивился отец.

Надо сказать, что у меня особое отношение к государственной символике – будь то Россия или СССР. К примеру, гимн страны я встречаю стоя – хоть на стадионе он звучит, хоть на собрании (до или после), хоть в новогоднюю ночь… Не служба во флоте меня приучила и не работа в аппарате райкома партии, а… вы не поверите – школа.

Был у нас учитель физики Петр Трофимович Пасечник. Он кабинет свой оборудовал под поточную студенческую аудиторию – по принципу амфитеатра. И всегда на переменах в нем звучало радио. Мы ходили туда с удовольствием…

А физику и математику, как самые трудные предметы, в школьном расписании ставили первыми уроками учебного дня. Так вот, мы приходим в кабинет Пасечника, занимаем свои места – языками чешем, плечами толкаемся: соскучились за ночь. А радио все звучит… Потом звонок на урок. И вместе с первыми аккордами государственного гимна по радио (таки 8—00!) появляется в дверях преподаватель… И замирает на месте. И мы стоим по стойке смирно до окончания гимна. Это были самые волнующие минуты наступающего учебного дня – и запомнились на всю жизнь.

Мне кажется все райкомы (КПСС И ВЛКСМ) и паче с ними пионерская с октябрятской организации, вместе взятые, не сделали для воспитания в нас, учащихся средней школы, патриотизма столько, сколько сделал Петр Трофимович Пасечник, заслуженный учитель Российской Федерации.

А в тот момент, пока Ельцин говорил с экрана, я стоял по стойке смирно, отдавая честь своему кумиру. И не было в этом почитании ни грамма фальши. Ведь я не предвидел тогда ни распада СССР, ни добровольного ухода Горбачева с высокого поста Генерального Секретаря Центрального Комитета, ни воцарения на долгих восемь беспросветных лет властолюбивого «мужика с Урала». Каким же наивным был тогда…

Впрочем, не я один. Не берусь говорить за всю страну, наш район или авиационный полк, в котором служил, но весь личный состав ТЭЧ в те дни относились к Борису Николаевичу с любовью и надеждой. Он был символом настоящей «перестройки» общества, а не болтовни, затеянной Горбачевым.

Но странная вещь судьба.

Негласный арест Горбачева гэкачепистами на острове в Черном море не принес ему народной любви. Михаил Сергеевич на трапе самолета после освобождения с Фороса грозил: «Теперь мы посмотрим, кто есть ху». А прапора ТЭЧ в экран говорили ему: «Поздно боржоми пить – просрал ты, меченый, свою власть!»

Говорят, первыми словами при встрече двух президентов (СССР и России) были слова Горбачева:

– Вам повезло, Борис Николаевич – вас охрана не сдала, не то что моя.

Тогда и народ не сдал бы Ельцина – все готовы были грудью встать на его защиту.

Сейчас это звучит смешно, но было время, когда многие верили в скорое демократическое будущее России. И связывали это явление с именем её первого Президента. Именно эти надежды сыграли решающую роль в победе Ельцина на президентских выборах.

А тогда по телевизору без конца повторяли исторический эпизод – освобожденный из фороского плена Горбачев приехал в Белый Дом, а Ельцин в этот момент подписывал Указ о запрете КПСС.

Потом Борис Николаевич переехал в Кремль, разделив его территорию с первым и последним президентом СССР, который стал покорной марионеткой в его руках. Спесь Горбачева куда-то пропала, лицо и поведение на экране стали «человечнее», являя признаки самодержца перед утратой власти.

Первой дамой в Кремле вместо Раисы Максимовны Горбачевой теперь стала Татьяна Дьяченко – дочь президента России. Она затребовала для отца дорогую посуду и поваров с официантами. У неё появилась личная охрана на двух сопровождающих её кортеж автомобилях. Проще говоря, все для дочери Ельцина было организовано по той же схеме, что и для членов бывшего Политбюро. Хотя никто ещё не отменял борьбу в стране с привилегиями. И пока никто ещё не забыл гениальной фразы Бориса Николаевича о том, что если в обществе чего-то остро не хватает, то не хватать должно всем поровну.

Чем больше Татьяна Дьяченко увлекалась политикой, тем многочисленнее становилась её свита. За близость к папеньки её прозвали «членом правительства».

Скромность и простота на людях во времена руководства московским горкомом КПСС у Ельцина куда-то сами собой пропали. А уж ближайшие родственники его являли прямо таки барские замашки. Многие это видели и терпели…

Теперь думаю, не одно поколение россиян должно вырасти в атмосфере гласности и демократии, прежде чем к власти придет президент, способный без жадности воспринимать материальные блага, сопутствующие восхождению на престол.

А тогда модным стало в среде чиновников, обитавших в Москве, играть в волейбол и большой теннис. Потому что более-менее заметные игроки попадали в поле зрения Ельцина и начинали карьерный рост. Карьерный рост, в котором была одна особенность – чем меньше пользы приносили они государству, тем больше извлекали её для себя.

Когда и с чего началось прозрение?

Мне кажется, с того окружения, которое вдруг появилось у Бориса Николаевича. Морды Бурбулиса и Чубайса, а чуть позже Гайдара, замелькавшие на экране, автоматически вызывали народную антипатию. В 91-м и позднее разные люди с легкостью попадали во власть и ещё легче из неё выпадали – а вот эти вот подзадержались и вскоре приватизировали власть над Россией. К тому времени Ельцин уже просто млел от комплиментов – ему нравились льстивые дифирамбы. И мне кажется, такое пришло с возрастом – деменция себя показала.

И очень скоро в стране пошла полнейшая неразбериха.

В вооруженных силах, например, появились два министра обороны – российский и союзный. А для нас на практике это означало задержка заработной платы. Да ладно бы это… Будто соревнуясь друг перед другом, два министра обороны стали увеличивать денежное довольствие кадровым военным – это, понятно: таки инфляция безудержная в стране. То один приказ издаст о повышении её, то другой. А о нас, служащих армии, то есть гражданских сотрудниках войск, оба забыли напрочь. У прапоров и офицеров зарплата очень скоро ушла далеко за сто тысяч рублей. Наша же замерла на жалких одиннадцати – и ни с места.

Коллеги в погонах шутили над нами:

– Министрам сейчас нужны сторонники и штыки – а из вас какой прок?

Потом два президента (России и Союза) дружно решили развалить одну из самых мощных спецслужб мира – КГБ. Они мстили: первого Комитет госбезопасности преследовал, второго предал. И эта «историческая миссия» вскоре была выполнена. Сначала «монстра» разбили на отдельные ведомства. Пограничные войска стали самостоятельной «вотчиной». Первое главное управление КГБ СССР переименовали в Службу внешней разведки и тоже отлучили от комитета. Командовать разведчиками поставили Евгения Примакова.

В ту пору Советский Союз еще не распался, и отделение российских структур от союзных происходило тяжело и выглядело смехотворно. Таким же противоестественным казалось правление сразу двух президентов, засевших в Кремле. Народу тогда уже было ясно, что Ельцин двоевластия не потерпит, и этот период очень быстро закончится не в пользу Горбачева.

До сих пор не названа фамилия главного идеолога Беловежских соглашений, после которых Советского Союза не стало. На слуху тогда были три фамилии из окружения Ельцина – Бурбулис, Шахрай и Козырев. Видимо, подписанты заранее договорились, но сам процесс встречи и разъединения на государственном уровне для всего бывшего советского народа показался стремительным и непродуманным. Тем более что ещё в памяти всех и вся недавнее голосование о сохранении страны.

Так закончилась власть Горбачева и появилось СНГ – Содружество Независимых Государств.

Горбачев выступил по телевидению. Выглядел он грустным и обиженным. Казалось, уйдя в отставку, Михаил Сергеевич засядет за мемуары, начнет читать лекции и никогда больше не захочет возвращаться в большую политику – такая до президентских выборов 1996 года оставалась в его судьбе недосказанность. Но Горбачев все испортил сам. По-моему, лучше уж всю оставшуюся жизнь слыть несправедливо пострадавшим и ловить обидчика на ошибках, чем закончить политическую карьеру абсолютным провалом на собственных выборах. Но народ доказал бывшему Генеральному Секретарю ЦК КПСС свою к нему ненависть.

Но на этом неурядицы во власти не исчерпались – началось противостояние Верховного Совета депутатов России с её Президентом.

Весной 93-го года Конституционный Суд усмотрел в действиях Главы государства повод для импичмента. И через пару дней, открылся внеочередной съезд народных депутатов России, который доложен был решить – быть сему или нет.

Команда Ельцина в ответ заготовила Указ о роспуске съезда в случае положительного решения. Если же депутаты отказались бы выполнить волю Президента, им тут же отключили свет, воду, тепло, канализацию… Словом все, что только можно отключить. А для выкуривания непокорных из Дворца Съездов заготовили канистры с хлорпикрином – химическим веществом раздражающего действия.

Это средство обычно применяют для проверки противогазов в камере окуривания. Окажись в противогазе хоть малюсенькая дырочка, испытатель выскакивает из помещения быстрее, чем пробка из бутылки с шампанским. Офицеры, занявшие места на балконах Дворца Съездов, готовы были по команде разлить раздражающее вещество, и, естественно, ни один избранник ни о какой забастовке уже бы не помышлял.

Борис Николаевич этот план утвердил без колебаний.

Но депутаты съезда не отстранили Президента от власти – голосование прошло в его пользу. Да он бы её все равно не отдал… Уж такой человек – дорвавшись до трона добром никому его не уступит.

Осенью того же года в атаку на Верховный Совет перешел Президент. Под нажимом своей команды Ельцин, не особо задумываясь, таки подписал документ о роспуске главного законодательного органа страны.

А мы, в низах, даже и не знали об этом Указе №1400 – народ думал, что Верховный Совет Хасбулатова первым начал вооруженный мятеж в столице против исполнительной власти. По сути же, в России опять состоялся государственный переворот, организованный Ельциным, который решил – в стране должен быть один хозяин.

А стрельба началась, когда возмущенные москвичи попытались освободить депутатов Верховного Совета России, блокированных по приказу Ельцина в Белом Доме силовыми структурами. И повторился 91-й год только теперь уже с кровопролитием. Ельцин шутить не любил – не щадил ни врагов, ни друзей: таки Верховный Главнокомандующий! И против протестующих москвичей бросили тяжелые танки…

93-й год многому научил народ – из этих событий все извлекли суровый урок. Невольно воспроизводит память строки из ранних дворовых шлягеров барда Высоцкого: «А когда кончился наркоз, стало больно мне до слез – и для кого ж я своей жизнью рисковал?» Наркоз действительно закончился – в народе возникло и нарастало недовольство первым Президентом России Борисом Николаевичем Ельциным или Гарантом Конституции, как он любил себя называть.

Можно поражаться терпению русских людей. Но это же терпение помогло нам выстоять в Великой Отечественной войне. Да и в других передрягах, коих не мало было в истории нашей страны.

Кровавая бойня на улицах Москвы и в Белом доме между двумя ветвями одного древа, не поделившими власть, был первым звонком о том, что древо прогнило напрочь. А потом они пошли чередой – один за другим…

Ельцину победа над Хасбулатовым и Руцким дорого далась – он впал в депрессию, начал заговариваться, стал плаксив: все признаки деменции налицо…

Теперь в командировки с ним постоянно летали врачи. И при этом наш Президент не забывал время от времени напиваться вдрыбаган. Так было в Шенноне, где премьер министр Ирландии тщетно ждал высоко визитера, возвращавшегося из США. Он стоял у трапа самолета, в котором Ельцин, «нахрюкавшись» ещё на обеде у президента Билла Клинтона, был невменяем. Мало того – описался в самый неподходящий момент. Ну, какой из него Президент России даже для короткой встречи с руководителем другой страны?

Проспавшись, Гарант Конституции плакал:

– Я опозорился на весь мир!

Коли все осознал – в отставку уйди! Но где там – Ельцина уже крепко держала в руках его команда (фамилии выше смотрите). А пресса пошумела над скандальным инцидентом, погалдела да успокоилась – как всегда.

А Борис Николаевич перестал стесняться пьяным выходить на трибуну – великим позволено все! Весь мир потешался в те годы над похмельными выходками российского Президента. А страна «сгорала» от стыда за своего Гаранта Конституции.

Даже команда понимала – лидер почти дошел до «точки», хотя подобострастно повторяла: «… вы так нужны России». И всем своим видом показывала: Борис Николаевич – Президент при любых обстоятельствах.

Потом в окружении Ельцина появился шустрый предприниматель Борис Березовский.

Придя во власть, Борис Абрамович сразу затеял свару с Гусинским, Кобзоном и Лужковым – вот вам и пресловутая солидарность евреев! Когда образовалось НТВ, Березовский потратил массу сил, чтобы закрыть его. Он воздействовал на Президента через его дочь Татьяну Дьяченко, обожающую подарки.

А уже после победы Ельцина на вторых президентских выборах 1996 года Березовский вовсеуслышание сказал прежнему окружению Гаранта Конституции: