Читать книгу Душа на безмене. записки современного странника - Анатолий Ехалов - Страница 11

Была весна. Дороги еще не просохли, приходилось идти, выбирая место почище. Меня вела девчонка, секретарь комсомольской организации колхоза Надя Королева. В коротеньком платьице, легкой косынке на плечах, она была невероятно красива. Ее ладные ножки, обутые не по сезону в тапочки, словно магнитом притягивали мой взгляд. От ее красоты и близости голова моя сделалась совсем глупой, язык одеревенел, ноги то и дело запинались о кочки. В таком состоянии меня можно было увести куда угодно…

А шли мы в деревню Белую, центр комплексной бригады, которая успешно завершила все посевные работы. И мне нужно было по заданию редакции сфотографировать передовиков, и написать о них заметку…

Бригадир этой передовой бригады Василий Иванович Королев оказался отцом этой девчонки. Кроме ее у него были еще три дочки, младшей из которых было всего лет шесть. Нормальная по тем временам семья.

Я сфотографировал бригадира, записал показатели и отправился назад. Нужно было попасть на пригородный поезд. Я шел и думал о девчонке – секретаре, о том, что такая красота уж точно не обделена вниманием, что верно, женихов рядом с ней кружится, что шмелей вокруг медоносного цветка, и что я им не конкурент…

Мне было всего девятнадцать лет, ростом не вышел, никаких героических дел за собой не знал, заслуг не имел… Так и осталась эта девчонка в моих мечтах.

…С той весны прошло много лет. Лет, может быть, двадцать пять… И вот однажды звонит мне на телевидение из колхоза «Заря» та самая девушка Надя.

– Наш папа, – говорит она, – известный тебе Василий Иванович Королев, совсем стал плох. У него, – говорит, какая-то редкая болезнь развивается, отнимаются руки и ноги. И вот он всем нам не устает говорить, что его может спасти только друг его – Анатолий Ехалов.

Я немного опешил. Василия Ивановича я видел всего один раз, и общался с ним минут пятнадцать, когда фотографировал для газеты. А тут целая жизнь прошла.

– Да, да, – подтвердила Надя. – С того самого времени, как появилась в газете заметка про передового бригадира Королева, с тех самых пор для него нет лучше друга, чем ты. Уж если он, – говорит, – про меня такие добрые слова подобрал и написал, то, кто же он для меня, если не ближайший друг. Ведь про меня никто таких слов больше не говорил.

– Все эти годы у него под кроватью ящик водки стоял. Это на случай, если неожиданно нагрянет Анатолий, стол накрыть. И теперь стоит. Все ждет. Ждет, что приедешь, спасешь его от этой злой напасти…

Этот звонок меня буквально потряс. Я тут же поехал в городскую больницу к заведующему отделением ревматологии и попросил за колхозного бригадира. Скоро его привезли в город, определили с местом. Я пришел к больному, и встреча эта растрогала до слез и меня, и самого бригадира.

– Теперь-то я уж точно выкарабкаюсь, Анатолий, – говорил он. – Приедешь ко мне, так гульнем…

Ему действительно стало лучше, через месяц его увезли домой, а я, к стыду своему, так и не нашел времени съездить к нему в деревню. А через полгода снова позвонила Надя и сообщила, что папу они похоронили, и что теперь мама приняла от отца как эстафету любовь к тебе. Что она, в буквальном смысле, спит с твоими книжками и все ждет, когда приедет Анатолий.

И, наконец, меня пробило. Возвращаясь вечером из Череповца в Вологду, я круто повернул в сторону Белой. Всего-то километров двадцать пять.

В доме была старшая дочь.

– Сейчас я приведу маму, – захлопотала она. – Вот будет радости у нее. Вы пока беседуйте, а я соберу стол…

– Вот она, наша Клавдия Васильевна! – Она вывела из дома маленькую, ладную старушку, морщинистое лицо которой хранило еще былую и удивительно знакомую мне красоту. – Анатолий приехал! Дождалась, наконец!

Мы сидели за разговорами до самой ночи.

– Я бывала у вас в деревне-то не раз. Ездили на мельницу к Костыгову. Бывало, ждешь, пока смелют, сутки не одни. Костыгов у вас веселый был мужчина. Все байки нам рассказывал. А я то, Анатолий, прожила жизнь жестокую, не веселую. Без любви жила! А без любви жизнь – преснина…

– Вот уж бы не подумал. Василий-то Иванович, человек, по всему достойный. Да и детки у вас замечательные, – поудивлялся я.

– Хороший-то, хороший, – согласилась она. – Да вот взял он меня без любви, обманом.

– Как так?

– Расскажу. Ехали они с одним мужиком через нашу деревню. Зимой было. На дровнях ехали на лошади. Ну, и к нам завернули, погреться, чаю выпить. А у самих умысел был. Видел где-то меня на беседах, приглянулась, а замуж – то мне было рано.

Вот они чаю напились, Вася и просит меня: «Ты нас проводи за деревню, покажи дорогу…»

Села я к ним в сани, а за деревней только бы мне сойти, а он закинул меня тулупом и кричит товарищу: «Гони!»

И держал меня, пока до дому не привез. Потом неделю меня не выпускал из избы. Обабил. А уж потом родителям весточку подал, что я будто бы самоходкой за него пошла. Так и осталась с ним, дети пошли. Всем бы мужик хорош, а вот не могла обиды простить.

Мне нужно было ехать.

– Ты вот чего, – сказала она воодушевляясь. – Двадцать четвертого приезжай.

– Почему двадцать четвертого?

– А Надюшка приедет. Гульнем. А потом я вас вместе и спать положу.

– Что ты, Клавдия Васильевна! Ведь она замужем! —Воскликнул я потрясенно.

– Так ты то, ведь, любяя! —Отвечала она радостно.