Читать книгу Подлодки адмирала Макарова - Анатолий Матвиенко - Страница 7

Константин Николаевич не подвел. Может, зря на Русь-матушку наговаривают, умные начинания пробиваются-таки на ней. А о ретроградах и консерваторах пусть говорят надворные советники, чьи прожекты навроде подводной лодки с вечным двигателем не получили казенной поддержки.

Великий князь отправил Бергу приглашение явиться под его светлы очи сразу после рождественских торжеств. В начальственной части Морского министерства подводник не был ни разу, несколько робел потому.

Генерал-адмирал держал на столе заключение адмиральской комиссии. Оно было на редкость хвалебным. «Щуку» рекомендовалось выкупить и принять на вооружение.

– Читаю и не знаю, что думать. Подводное плавание противоестественно. Ни один затонувший корабль не всплыл самостоятельно. Ваша лодка уходит в пучину, как гибнущее судно. Однако сама возвращается с «того света», побывав по ту сторону видимого нам мира, как это делают призраки и оборотни. В этом есть что-то мистическое, Александр Маврикиевич[6].

– А если нанесет удар и бесследно скроется, нашим врагам останется только молиться, Ваше Императорское Высочество.

– Насколько я вижу, «Щука» пока не несет оружия.

– Так точно. В первую голову учились не топиться.

– Если верить моим флотоводцам, вы способны не только тонуть, но и всплывать.

Берг решил не поправлять августейшего чиновника объяснением разницы между «тонуть» и «погружаться».

– Следующий шаг – установка свинцовых аккумуляторов, ваше высокопревосходительство. Коли Якоби не подведет, в ближайшем году установлю направляющие и аппарат постановки мин под водой. «Щука» превратится в боевой корабль.

– Крайне смелый подход. Ныне мины расцениваются как оружие обороны.

– Если потаенно минировать гавань противника – чем не атака?

Константин Николаевич вытащил большой лист с чертежом лодки Александровского.

– Ваше преимущество – малое водоизмещение. «Щуку» можно везти по железной дороге, разведя вес на две платформы и сняв механизмы.

– Да, Ваше Императорское Высочество. Но в одном мой фотографический коллега прав – будущее за более крупными кораблями.

– Прискорбно. Россия связана по рукам и ногам Парижским мирным договором. Крым, Одесса и Новороссийск беззащитны, мы не имеем права строить флот против турок. Николаев спускает на воду только коммерческие пароходы. Малые суда, кои можно быстро переправить на юг из Балтики, одна из наших надежд.

Берг открыл папку.

– Это – эскизный прожект большой субмарины, которую за неделю можно разобрать, перевезти в Николаев и собрать дней за десять.

Великий князь впился глазами в лист.

– Красиво. Вестимо, тоже Бурачек рисовал?

– Не только. Трудное выдалось дело. Господа Зеленой, Попов и другие руку приложить изволили.

Константин Николаевич снял очки, протер их тончайшим батистовым платком.

– Нелепица выходит. Адмиралы рисуют эскизы боевого корабля партикулярному лицу, из флота уволенному. Да, частная инициатива. Да, изрядная экономия казне. Но далее продолжать так негоже.

– Что прикажете, Ваше Императорское Высочество?

Генерал-адмирал сдвинул в сторону чертеж лодки Александровского.

– Сегодня же пишите прошение на высочайшее имя о восстановлении на флоте.

– Слушаюсь, Ваше Императорское Высочество! – Берг вытянулся по стойке «смирно» и щелкнул каблуками, демонстрируя сохранность строевой выучки. – Разрешите уточнить, что со «Щукой» и ее экипажем?

– Сколько вы вложили в нее? Небось, тоже сто сорок тысяч?

– Никак нет. Девяносто. На аккумуляторы потребно доплатить еще шесть.

– Решено. Доложу Государю. Что говорить, на хорошее дело из своих выделю, не впервой. Сколько у вас людей?

– Всего двое, ваше высокопревосходительство.

– Это Попов решит. Поступаете в его распоряжение.

– Есть.

Великий князь снова придвинул чертеж духовой подлодки Александровского. В нее вложены деньги, офицеры на службе… Чемодан без ручки – выбросить жалко и нести неудобно.

– Раз у нас два корабля и третьим Герн рано или поздно обрадует, надобно новый тип утверждать. Подводные канонерки или миноносцы. Кстати, на вашем рисунке – что это за аппараты?

– Малые подводные брандеры. Англичанин Уайтхед их называет самодвижущимися минами, Александровский – торпедо.

Константин Николаевич что-то себе пометил.

– Насколько они совершенны?

– Новое оружие. Обещают много, на деле – как обычно.

– Значит, Александровского нацелим на торпедо. Свои развивать либо осваивать опыт англичан. С какой дистанции действует мина Уайтхеда?

– Крайне малой, ваше высокопревосходительство, около двух кабельтовых. Достать корабль ими возможно только с подлодки. Ночью, быть может, с малого катера. Южане поразили «Хаусатоник» шестовой миной, подкравшись к самому борту.

– От Уайтхеда мы оферту имеем, но дорого просит. Лодка на вашем наброске четыре торпеды везет. На четыре атаки?

– Не могу знать, пока опыты не провели. Думается мне, четыре торпедо – один утопший корабль. Одно торпедо сломается, второй промажут, третья взорвется, но малую брешь пробьет. Залп четырех в борт броненосца с полутора кабельтовых – ему верная смерть.

По задумчивому лицу августейшего флотоводца Берг понял, что для одного разговора слишком много тем. Константин Николаевич будет с адмиралами совещаться, а там бабушка надвое сказала. Тот же Попов, будущий начальник, спит и видит построить лучший в мире броненосец – с самой толстой броней, мощными пушками, скоростью и дальностью хода. Это многие и многие миллионы, после которых на субмарины денег не хватит. Куда задвинут подводный флот – одному богу известно.

Под вежливым и чуть высокомерным оком адъютанта Александр вывел «…покорнейше прошу» к восстановлению на флоте и предложение на покупку в казну «Щуки» за девяносто тысяч с условием оснащения свинцовыми аккумуляторами. Немного совестно перед парнями, что корабль – общую собственность – продал без их ведома. Но не говорить же брату Государя Императора: «обождите денек, посоветуюсь с негром Томом из Луизианы».

Берга с легкой августейшей руки восстановили на флоте с присвоением следующего звания – лейтенанта. Отныне для экипажа «Щуки» вольница кончилась. Мичман Рейнс и кондуктор Вашингтон, одетые в непривычную для них русскую форму, ежедневно с утра приходили на Кронштадтский пароходный завод, контролируя работы на лодке. Жили они также на острове, главной базе Балтийского флота. За февраль доработали проект перестройки. Капитанское место в рубке или на мостике освободилось от штурвала. Капитан или вахтенный офицер отдавал команды на поворот или погружение-всплытие двум членам экипажа, находившимся под ним. Добавилась переговорная труба в машинное отделение.

Совместно с Герном компаньоны собрали устройство отвода дыма в воду. Теплообменник с холодной водой остужал газы перед нагнетателем, который создавал разряжение в выпускной трубе и под давлением выбрасывал дым за борт.

Генерал дал несколько дельных советов по переустройству «Щуки». Ее штатный экипаж вырос до шести человек. Малый объем не позволил улучшить обитаемость. Камбуза нет, вместо гальюна – ведро. С установкой аккумуляторов можно будет снять четыре носовых воздушных баллона и укрепить на их месте две подвесные койки для посменного отдыха. На крохотной «четверке» Герна не сделать и такого.

Александровский продолжал держаться особняком. Его лодка была наиболее доведена касательно устранения мелких грехов. Паровая машина и нагнетатель позволили увеличить район плавания. Но радикальных изменений он вносить не хотел. Воздушный двигатель развивал мощность в десятки индикаторных сил лишь в первые минуты после его запуска. На оставшихся десяти-пятнадцати после падения давления его лодка под водой с трудом давала полтора узла. Перископ и носовые рули он отказался ставить, не желая хоть что-то заимствовать у «Щуки», чем загнал себя в тупик.

В начале апреля 1869 года адмирал Попов собрал авторов подводных проектов и рассказал о неприятной новости. Казна намерена оплачивать броненосные корабли типа английского «Крейсера», канонерки и плавающие крепости. На три параллельных и, по чести говоря, опытовых прожектов – денег нет. Генерал-адмирал постановил к первому июня провести сравнительные испытания. Далее комиссия Морского министерства решит: отдать ли предпочтение одной из потаенных лодок или прекратить расходы. Герн с Бергом сочли сие решение справедливым, а Александровский приуныл. В соперничестве он снова вложил свои деньги в лодку, влез в долги, полузаброшенная фотостудия особого дохода не приносила. Вдобавок шестеро из его экипажа запросились на «Щуку». Взяли троих.

Весь апрель маленькая команда субмарины погружалась на сжатом воздухе, вместо гальванических элементов катались чугунные чушки. В рубке хозяйничал капитан Рейнс, время от времени его место занимал старпом. Александр стоял за штурвалом, помогал в машинном или управлял носовыми рулями. В относительно спокойные периоды брал карандаш и заполнял каллиграфическим почерком толстую тетрадь. В ней постепенно собирался из отдельных мыслей Устав подводной службы. Если в первых выходах капитан кричал: «Том, прибавь оборотов» или «Джон, равняй носовые», ныне требовалось расписать единые команды, как на надводных боевых кораблях.

Военную форму надо менять. Маленькая фуражка – «нахимовка» – и то неудобна, в отсеках непременно ею цепляешься и только успевай подхватывать. С босой головой тоже не дело – макушка задевает о механизмы и вечно в царапинах. На мостике потребен резинный плащ-штормовка.

В начале мая, пользуясь хорошей погодой, Берг задумал большой поход на полную дальность с несколькими погружениями. «Щука» за четырнадцать часов преодолела восемьдесят пять миль и добралась своим ходом до Гохланда, где стала на якорь на виду небольшого форта, расстрелянного англичанами в Крымскую войну и заново отстроенного. Подводники выбрались наружу. Над стенами крепости блеснула оптика: кто-то рассматривал непривычное суденышко в трубу. Джон вытащил сигнальные флажки. Через полчаса к «Щуке» подошел баркас. Командир гарнизона, немолодой тучный подполковник, неловко перелез на скользкую палубу, с любопытством глянул в люк, но от предложения спуститься отказался.

Оставив охранять лодку мичмана Михаила Ланского, одного из «молодых», то есть недавно перешедших на «Щуку» офицеров от Александровского, Берг и остальные с комфортом переночевали в фортеции. Здесь нашлась пара офицеров, которые помнили прежнюю войну. Естественно, вспоминали ее, расспрашивали про баталии меж Севером и Югом, сравнивали. Артиллерийский капитан Емельянов, для которого служба на Гохланде стала и взлетом, и концом карьеры, вздыхал:

– Так что минами лишь Кронштадт и Маркизова лужа были закрыты, да-с. Под нашими стенами англичане ходили яко на параде с салютацией. Эх, вашу «Щуку» или хоть американскую ручную лодку бы сюда. Одну мину им под брюхо, враз бы спесь слетела. Столько наших полегло, упокой, Господь, их души.

Капитан перевел пьяноватый взгляд на Тома и вдруг проникся подозрениями:

– У англичан арапы в командах были, да-с. Чай, ваша негра в русских палила?

– Никак невозможно, – вступился за механика Берг. – Когда война кончилась, Тому шестнадцать стукнуло.

– Ну-ну. Гляди у меня.

Капитан Емельянов не один такой. После драки кулаками не машут, а жаль. Так хотелось в отместку накостылять обидчикам.

Наутро привередливая балтийская погода испортилась. Переждать ненастье не получится: у острова сплошь скалы, сорвет с якоря – быть беде. Любой моряк знает, лучше штормовать в открытом море.

Баркас с трудом притерся к борту «Щуки». Пока перебрались на палубу и влезли в рубочный люк, все пятеро оказались мокрыми с головы до пят. Весельная лодка отвалила. Пока Том разводил пары, Берг приглядывал за ней. Раз за разом гребцы пропадали из виду, укрытые от взора водяными холмами.

– До Гельсингфорса шестьдесят миль. Том, выдержит машина на шести узлах десять часов подряд?