Читать книгу Город, над которым не светит солнце - Андрей Александрович Арсеньев - Страница 5

Глава 3

Оглавление

Бежевая девятка въезжает в общий двор нескольких длинных девятиэтажных домов. Проезжает мимо детского сада и останавливается у центрального подъезда дома тридцать девять. Серый панельный дом выглядит зловеще, а парадная, у которой толпятся зеваки и хаотично припаркованы служебные автомобили, похожа на голодную пасть ожившего мертвеца. Тут машина скорой помощи, «труповозка», несколько полицейских автомобилей, и даже пригнали газель со спасателями. Два патрульных сержанта безуспешно пытаются разогнать любопытных проходимцев. Борис понимает, что сюда съехались все его коллеги по отделу, а также криминалисты. И даже внештатный фотограф тут. Видимо, случилось что-то очень серьёзное.

Хромов останавливает девятку рядом с подъездом и обращается к стажёру:

– Значит так, ты идёшь со мной, – опер шмыгает и вытирает нос. – Стоишь в стороне, ничего не трогаешь. Ни с кем не разговариваешь! Короче, просто никому не мешай. Наблюдай, учись. Идём.

Они вылезают из машины и направляются к подъезду. Борис молча показывает удостоверение дежурящим у входа сержантам и заходит в подъезд. Стажёр идёт за ним, с интересом рассматривая окружающую обстановку. Оно и понятно – его первое убийство.

Внутри подъезда тихо и мрачно, но кажется, что мрак ненастоящий. Будто его рисует воображение, дополняя картину дома, в котором убили человека. Полицейские поднимаются на третий этаж. Дверь в квартиру, где произошло убийство, открыта нараспашку. Борис входит в прихожую, Роман за ним.

Квартира не богатая (это становится сразу ясно по старым, местами отклеивающимся обоям и облупленной мебели постсоветского периода), двухкомнатная. В коридоре стоит старшина, кивает в знак приветствия Борису. Капитан идёт дальше, проходит мимо одной из комнат, в которой замечает мужчину и женщину. Они сидят на кровати в обнимку. Женщина беззвучно плачет, уткнувшись в плечо мужчины. Перед ними стоит старший лейтенант Савушкин, берёт у них показания и записывает в блокнот. Савушкин – молодой сотрудник, постоянно строит из себя крутого киношного детектива, да только даже мелкую кражу раскрыть не может. Капитан проходит дальше и оказывается в комнате меньшего размера.

Палас, покрывавший пол, скручен в трубочку и отброшен в сторону, оголив советский паркет. На полу нарисована большая красная звезда, но Хромов сразу понимает, что рисунок сделан не кровью жертвы, а акриловой краской. Может, водно-дисперсионной. В таких тонкостях Хромов уже не силён. Труп молодой девушки покоится в центре звезды. Красивая, как кукла. На шее кровоподтёки. Борис рассматривает труп и понимает, что чего-то не хватает. Точно! У девушки отрезана грудь, а на её месте зияют две кровавые раны, словно открытые глаза, осматривающие всё вокруг, не понимая, почему в комнате столько посторонних мужчин. У Бориса начинает кружиться голова – такого изуверства он никогда не видел.

Кровь из ран на груди образовала под девушкой большую лужу, и у капитана возник вопрос: зачем рисовать звезду краской, если крови для этого предостаточно? Всё тело трупа разрисовано странными символами. Капитан подходит ближе. Таких надписей и изображений Борис никогда раньше не видел. Они, в отличие от звезды на полу, выведены кровью, и похоже, что рисовали их пальцем. Хромов достаёт телефон и делает несколько снимков этих символов, хоть рядом и ходит фотограф. Борис знает, что фотографии будут готовы не раньше вечера.

Рядом с трупом на крохотном стульчике сидит судмедэксперт и с интересом разглядывает мёртвое тело. Эксперт – невысокий, лысоватый мужчина в очках, ему около шестидесяти лет. В белом халате он вызывает доверие и располагает к общению. Борис редко встречает таких людей и рад любой минуте общения с экспертом. Наслаждается тем, что его окружают не только мудаки. Хромов подходит к эксперту и говорит:

– Здорово, Пал Геннадич. Что тут у нас? – протягивает руку для приветствия.

– Доброго дня. А у нас тут убитая девушка, шестнадцати лет от роду, – эксперт, не вставая, отвечает на рукопожатие. – Могу сказать, что убили её в этой комнате, никаких следов, свидетельствующих о том, что её переносили, нет.

– Думаешь, какой-то ритуал?

– В этом я не уверен. Звезда нарисована акриловой краской плохого качества, но вот это вот всё, – Павел Геннадьевич обводит пальцем комнату: на стенах висят плакаты музыкальных групп в стиле дэд-металл, изобилующие сатанинской символикой и перепачканные кровью, – говорит о том, что версию ритуального убийства отметать всё же не стоит. А может, подростки просто объелись наркотиков и заигрались.

– Не хреновые такие игры у современных подростков, – Борис опускается на корточки, хочет подробнее рассмотреть символы на теле. Да, определённо ничего подобного он никогда не видел. – Что это за изображения?

– Вот ты и выясняй, Боря, – эксперт по-доброму улыбается.

Капитан встаёт.

– Давно мёртвая?

– Да, часов шестнадцать, может, двадцать.

– Что послужило причиной смерти? – Хромов забрасывает эксперта вопросами.

– Уверен, что её задушили, – Павел Геннадьевич указывает на шею жертвы. – Скорее всего, руками. Точно скажу после вскрытия. Предполагаю, что грудь ей отрезали уже после смерти острым предметом. Также у неё травмированы половые органы, но вот насиловали её ещё при жизни.

– Отпечатки?

– Да. Тут их полно. Предстоит разобраться ещё, кому какие принадлежат.

– Ладно, Пал Геннадич, трудись. Я завтра зайду к тебе.

Оперуполномоченный ещё раз осматривает тело и выходит из комнаты убиенной. В коридоре сталкивается со старшим лейтенантом Савушкиным.

– Это родители? Они нашли тело? – спрашивает Хромов.

– Да. Я попытался опросить их, но они убиты горем. Ничего толком сказать не могут.

«Такому, как ты я бы тоже ничего рассказывать не стал», – думает Борис.

– Нож, которым отрезали грудь, нашли?

– В квартире его точно нет. Как и грудей.

– Бля, – ругается Хромов и шмыгает. – Отправь несколько человек, пусть поищут вокруг дома. Помойки все осмотрят. А сам опроси соседей, может, чего слышали.

Борис проходит в комнату родителей, оттесняя Савушкина. Они практически не обращают на него внимания, только отец слегка приподнимает красные глаза и едва заметно кивает. Супружеская пара пожилая. Видимо, убитая – поздний ребёнок. В спальне, как и в целом в квартире, давно не было ремонта, но комната уютная, наполнена мягким успокаивающим светом. Хочется тут задержаться.

– Здравствуйте, меня зовут Борис Николаевич. Я оперуполномоченный из двадцать седьмого отдела, – Хромов старается говорить как можно мягче, ведь любое резко или грубо сказанное слово может перечеркнуть попытку выстроить контакт с супружеской четой, обнаружившей изувеченный труп собственного ребёнка. – Вы простите моего коллегу, он ещё молод и бестактен. Вы позволите задать вам несколько вопросов?

Отец поднимает голову. Борису выпадает возможность рассмотреть его. Лицо вытянутое и узкое. Бледное. Глаза красные, усталые, но Хромов понимает по взгляду, что перед ним сильный человек, и он сможет ответить хотя бы на самые важные вопросы, которые дадут направление для поиска убийцы. Или убийц. Главное – найти правильный подход. Борис уже больше пятнадцати лет в органах и знает, как разговаривать с людьми, переживающими подобную трагедию. А вот Савушкин слишком юн и туп, чтобы работать в убойном отделе.

– Мы только что нашли труп своего ребёнка, – негромко и медленно говорит мужчина, смотрит прямо в глаза оперуполномоченного и не отводит взгляд. – Может быть, ваши вопросы смогут подождать?

Холодный и пронзающий насквозь взгляд не пугает Хромова. Его больше настораживает, что женщина ни разу не посмотрела на него, даже голову не оторвала от плеча мужа.

– Я понимаю ваше горе. Вопросы, конечно, могут подождать, – полицейский говорит уверенно, не даёт подавить себя взглядом и уйти ни с чем, как херов детектив Савушкин. – Но тогда и следствию придётся подождать. Мы хотим поймать подонка как можно скорее, и для этого я должен получить от вас ответы на свои вопросы.

Некоторое время мужчина молчит.

– Хорошо, – наконец отвечает отец, Хромов достаёт блокнот и карандаш из внутреннего кармана куртки. – Спрашивайте.

– Начну с самого неприятного вопроса: когда вы видели дочь живой последний раз? – капитан приготовился записывать.

– Полторы недели назад. Разговаривали по телефону вчера утром. У нас с супругой отпуск. Мы на даче были. С Катенькой созванивались каждый день по нескольку раз. Вчера она сама звонила днём, после школы. А вечером уже не отвечала. Вот мы и приехали.

Опер всё записывает.

– Когда вы обнаружили труп дочери?

– Минут… минут, – мужчина смотрит сквозь Бориса, как будто что-то высматривает за ним. – Может, минут тридцать назад.

– У неё много подруг?

– Нет. Одна, – отец недолго думает и добавляет: – Вика. Одноклассница.

– А парень у неё был?

Мужчина смотрит на оперуполномоченного так, будто у него только что спросили: «А ты видел, как трахают твою дочку?» Но Хромов плюёт на такие взгляды. Его задача – найти и посадить убийцу. И в такие моменты он не думает о том, что его вопросы могут показаться бестактными.

– Нет.

– Вы в этом уверены?

– Да. Уверен.

– И последний вопрос, – не отрываясь от блокнота, произносит оперуполномоченный. – Скажите номер и адрес школы, в которой училась ваша дочь.

Мужчина отвечает, и Хромов фиксирует информацию в блокнот.

– Спасибо. Вы очень сильно помогли следствию, – Борис убирает блокнот. – Я вызову вас в отдел через несколько дней. До свиданья.

Он разворачивается и выходит из комнаты, оставив двух престарелых родителей горевать о своём, судя по фотографиям в комнате, единственном ребёнке.

В коридоре перед комнатой стоит Роман. Всё это время он не спускал взгляд с Бориса.

– Идём, – кивает Хромов стажёру.

Борис и Роман выходят из квартиры, спускаются. У подъезда копошатся несколько полицейских в форме, выполняют распоряжение Савушкина – ищут орудие преступления. Сам Савушкин, вероятнее всего, обходит соседей, но Борис уверен, что жители дома ничего не видели, ничего не слышали. Оперуполномоченный и стажёр садятся в девятку, Хромов заводит двигатель. Но не трогается. Размышляет. Через несколько минут поворачивается к Роману и спрашивает:

– Что думаешь? – капитан смотрит на стажёра; кажется, что тот специально румянит щёки. – Есть какие-нибудь версии?

– Версий много, но сейчас главное другое. Надо опросить классного руководителя и подругу, – стажёр говорит о стандартной процедуре, которая прописана во всех учебниках по криминалистике. – Я уверен, что у жертвы был молодой человек. Ей шестнадцать, гормоны, взросление. Не может быть, чтобы она не интересовалась противоположным полом.

– Согласен, – Хромов кивает. – Замок не сломан. Значит, сама пустила убийцу в квартиру.

Девятка трогается. Капитан направляет автомобиль в сторону отдела.

– Что ещё можешь сказать? – он хочет проверить стажёра, понять, чему нынче учат в университете МВД.

– Дождёмся анализов крови и экспертизы ДНК. Думаю, узнаем много интересного, но у меня есть ещё одно предложение, – стажёр заискивающе смотрит на капитана, но Хромов молчит. – Поискать по базе подобные преступления. В городе, области. Может, банда сатанистов уже давно подобным занимается. А вы что думаете, товарищ капитан?

Хромов ведёт девятку вдоль пятиэтажного дома. Дорога здесь отвратительная, много ям в асфальте. Он объезжает очередную выбоину и отвечает:

– Ты всё правильно говоришь. Но я думаю, что убийство не имеет отношения к какому-либо ритуалу.

– Почему?

Автомобиль въезжает на территорию двадцать седьмого отдела, и Хромов останавливается у входа.

– Фанатики религиозных культов использовали бы настоящую кровь для рисунков, а не краску. Возможно, это просто постановка для того, чтобы нас запутать, – капитан прикуривает. – Но ты прямо сейчас займёшься поиском похожих случаев за последние лет десять – пятнадцать. Воспользуйся моим компьютером.

– Есть, – стажёр выходит из девятки.

– Стой, – выкрикивает Хромов. Роман оборачивается и просовывает красную рожу в окно. – Номер свой мне дай. Я сейчас фото трупа тебе пришлю, поищи в интернете, что это за символы.

Они обмениваются телефонными номерами, и стажёр скрывается за дверью отдела полиции.

Наконец-то опер остаётся наедине с самим собой. Столько дерьма за сегодня успело произойти, а половины дня даже не прошло. Задержание педофила, убийство. Видимо, у всех психов Санкт-Петербурга начинается осеннее обострение.

Капитан отправляет стажёру фотографии и отъезжает от отдела. Направляется к школе, в которой училась убитая. На самом деле школа находится в пяти минутах ходьбы, но Хромов планирует употребить в машине наркотик. Он останавливается у дома, ровно на полпути до школы и достаёт гриппер. Долго смотрит на него. Думает, что не сможет сам избавиться от этой пагубной привычки. Появляется мысль обратиться в анонимный центр реабилитации, но в капитане слишком много гордости, чтобы просить у незнакомых людей помощь. Унижаться перед ними. Нет, уж как-нибудь сам.

Пока оперуполномоченный размышляет о призрачной возможности побороть наркотическую зависимость своими силами, сам не замечает, как содержимое пакетика оказывается в нём. Слизистую оболочку в носу обжигает, будто в ноздри залили смесь ацетона, уксуса и йода. Льётся кровь. Хромов судорожно ищет, чем заткнуть течь. Под пассажирским сиденьем находит тряпку, перепачканную маслом и мазутом. Закидывает голову и зажимает нос. Тряпка воняет бензином. Хочется блевать, но капитан сдерживает себя. Это последняя порция наркотика в его организме. По крайней мере, он этого хочет. Минут через пять кровь останавливается, а волосы на затылке шевелятся. Удовлетворённый опер трогается и через минуту подъезжает к воротам школы.

Школа выстроена по типичным советским чертежам – буквой П. Имеется внутренний двор с мусорными баками и даже футбольное поле с искусственным газоном. Когда Борис учился в школе, у них не было никакого искусственного поля. Был гравий. И были сотни, если не тысячи, ободранных мальчишечьих коленок. И под баскетбольными кольцами была насыпана такая же щебёнка, а ещё песок, и поиграть в баскетбол не представлялось возможным. Сейчас хоть что-то похожее на баскетбольную площадку. Хотя, это просто ровно залитый бетон с криво начерченной разметкой.

Хромов прикуривает и замечает знак, запрещающий табакокурение на территории образовательных учреждений. Хочет выбросить сигарету, но передумывает. «Пошли вы, сигареты продаются на каждом углу, а курить нигде нельзя». Опер проходит вдоль больших окон актового зала и оказывается у лестницы. Поднимается. Тяжёлая железная дверь не поддаётся его попыткам открыть её. Борис, недоумевая, смотрит на часы. Тринадцать часов тридцать минут. Не может школа быть закрыта так рано. Или детей нынче запирают на ключ и держат под охраной, как преступников? Хромов замечает кнопку звонка. Моментально из динамика, расположенного рядом с кнопкой, доносится мужской голос:

– Вы к кому?

– А я ко всем сразу, – резко отвечает капитан. – Оперуполномоченный Хромов.

– Покажите удостоверение в камеру.

Только сейчас опер заметил, что вокруг полно камер видеонаблюдения: на углах здания, несколько у крыльца. А один большой чёрный глаз висит прямо над Борисом. Он машет раскрытым удостоверением над головой, и дверь открывается. В небольшом холле Хромова встречает молодой парень в форме Росгвардии. Ну точно – тюрьма.

– Здравствуйте. Что-то случилось?

– Мне надо побеседовать с классным руководителем десятого «б», – отвечает капитан, убирая удостоверение.

Проходит дальше. По бокам располагаются небольшие гардеробные. Справа дверь, ведущая к лестницам и учебным классам. А дверь, расположенная прямо, ведёт в левое крыло школы, где находится актовый зал.

Пока Борис рассматривает холл, боец Росгвардии листает свой журнал. Несколько минут он что-то высматривает, затем улыбается, как полоумный, и произносит:

– У Людмилы Сергеевны сейчас «окно». Она в столовой, идёмте я вас провожу.

Они проходят в актовый зал, который в свободное от мероприятий и представлений время выполняет функцию столовой. Зал огромен. Потолки метров пять, может, шесть. В самом конце устроена большая эстрада, а всё свободное пространство зала занимают большие белые столы. За одним из столов сидит пожилая женщина. Хромов направляется к ней.

– Добрый день, Людмила Сергеевна, – капитан нависает над учительницей. – Меня зовут Борис Николаевич. Я из полиции.

– Присаживайтесь. Простите, а удостоверение ваше я могу увидеть?

Оперуполномоченный устраивается напротив женщины. Достаёт и раскрывает удостоверение сотрудника полиции. Учительница долго рассматривает документ, но вскоре кивает и продолжает поедать школьные щи.

В нос ударяет запах медикаментов. Он не может понять, от чего или кого воняет: то ли от престарелой учительницы, то ли от супа, который она ест. Вспоминаются слова стажёра: «Просто вы бледный, постоянно носом шмыгаете. Лекарствами от вас пахнет». Хромов незаметно принюхивается к самому себе. Так и есть. Смрад прёт от него, как от старой бабки, помирающей в затхлой комнате и постоянно жрущей таблетки в надежде, что протянет ещё неделю.

– Чем полиции может помочь школьная учительница?

Женщине на вид лет шестьдесят, может, чуть больше. Она некрасивая, седая и в огромных очках с толстыми линзами.

– Расскажите мне о Екатерине Лавровой, – Борис ощущает, как пот стекает по вискам. Пальцы на руках и ногах начинают покалывать.

– О Катеньке? – учительница так удивлена, что отрывается от своей тарелки. – Прекрасная девочка. А что именно вас интересует?

– Всё. Как она училась, с кем дружила? Когда видели её последний раз?

– Вчера видела. Сегодня она не пришла на уроки, – Людмила Сергеевна замерла, не донеся ложку до рта. – А что с ней случилось? Она попала в неприятности?

«Да, ещё в какие неприятности», – думает капитан.

На Хромова так сильно действует наркотик, что он запрокидывает голову, смотрит на потолок. Лицо зудит, шпаклёвка на потолке начинает рябить и кажется белым шумом. Капитан обеими руками трёт лицо, словно хочет вылепить из пластилина фигуру какого-то животного. Вдруг опер осознаёт, что отдался во власть амфетаминового эффекта. Берёт себя в руки и вновь смотрит в глаза Людмилы Сергеевны.

– Её убили, – Хромов произносит на выдохе, волна зуда отступает. – Предположительно, вчера вечером.

– Как… убили? – пожилая учительница так шокирована, что роняет ложку в тарелку, и щи разбрызгиваются во все стороны. – Она же вчера в школе была.

– Эксперты установили, что смерть наступила вчера вечером. Примерно в восемнадцать часов.

– Какой ужас, – выдавливает из себя Людмила Сергеевна. – Вчера она казалась такой счастливой, беззаботной…

– Как вы думаете, с чем это было связано?

– Я не знаю, – под толстыми линзами учительницы поблёскивают слёзы, – ученики не посвящают нас в свою личную жизнь. Но Катенька вчера действительно вся сияла.

Капитан делает запись в блокнот.

– Как вы можете охарактеризовать семью Лавровых?

– Обычная семья. Рабочая, – теперь учительница говорит ещё медленнее, известие об убийстве ученицы отправляет её в некий транс. – Родители нормальные. Не пьют, насколько мне известно. За ребёнком следят, интересуются успехами. Катя занимается гитарой в музыкальной школе. Хорошая девочка.

Она говорит о Екатерине Лавровой в настоящем времени, так, будто её не убили. Словно она отпросилась в туалет и сейчас вернётся. Но нет, Хромов видел её истерзанное тело сегодня утром. Просто информация, несущая столь сильное потрясение не сразу доходит до людей. Нужно время, чтобы принять смерть человека.

– Расскажите о её круге общения, – произносит Борис и замечает, как сильно трясётся его рука, держащая карандаш, а сердце бешено колотится. Опер переживает, что оно сейчас вырвется из грудной клетки, и густая кровь зальёт морщинистое лицо учительницы.

– У неё практически нет друзей, – продолжает медленно и тихо говорить учительница. – Она не изгой, нет. Просто девочка довольно тщательно подбирает себе круг общения. Понимаете?

– Понимаю, – капитан пристально смотрит в мокрые серые глаза Людмилы Сергеевны. Он её не подозревает, но учительнице не стоит расслабляться. Пусть думает, что и она под подозрением. – Но ведь у неё была подруга. Некая Вика.

– Да. Вика Колесникова. Они дружат, – по вопросительному взгляду училки становится ясно, что она удивлена осведомлённостью полицейского.

Хромов фиксирует фамилию в блокнот. Всё время, что он находится в актовом зале, его раздражают звуки, доносящиеся с кухни. Кухарка кому-то громко раздаёт указания. Что-то металлическое падает на кафельный пол, и оперу кажется, что под ухом взрывается бомба. А скрипучий голос Людмилы Сергеевны эхом кружится под высоким потолком актового зала.

– Скажите, у Екатерины был молодой человек?

– Нет, не уверена, – Людмила Сергеевна задумывается, затем добавляет: – Она воспитывается в благочестивой семье. Никаких откровенных нарядов, никаких ночных гулянок. Прилежно учится. На медаль, конечно, не тянет, но аттестат точно будет без троек.

«Был бы без троек», – Борису так и хочется поправить учительницу, но он задаёт следующий вопрос:

– А подруга её, Вика Колесникова, такая же прилежная ученица?

– Не совсем, – учительница мнётся, словно не хочет рассказывать оперуполномоченному о подруге, но Хромов смотрит так, что даже самый хладнокровный убийца сломается под этим взором – взором обдолбанного амфетамином полицейского. – Вика – она более развязная, если так можно выразиться. Учится на тройки. Видела, как она курит у школы во время уроков. Да и семья у неё не такая благополучная, как у Катеньки. С ребятами старше якшается. Безотцовщина. Понимаете?

– Понимаю, – Хромов убирает блокнот. – Интересно, что же общего, по вашему мнению, нашли Катя и Вика?

– Этого я не знаю. Знаю только, что противоположности всегда сходятся. Такова человеческая природа, – Людмила Сергеевна всматривается в глаза полицейского. – Вика пришла в наш класс в прошлом учебном году. С ней практически никто не общается, она… ну, немного не такая, как все. Дырки в ушах большие, музыку слушает странную. Но вот с Катей вдруг они стали дружить, – учительница чуть наклоняется вперёд и продолжает шёпотом: – А вы что, подозреваете Колесникову?

Срёт Борис на природу человеческую. Его больше интересует природа психологии убийцы. Что им двигало? Какие у него мотивы? Кто он?

– Моя работа – подозревать всех, – резко говорит капитан. – А вы считаете, Виктория могла бы убить свою подругу?

– Нет-нет, что вы, – машет руками Людмила Сергеевна. – Хоть Вика и нерадивая, такого она не совершила бы.

– Хорошо. Я могу сейчас побеседовать с ней?

– Да, у неё сейчас шестой урок. Алгебра, – тут училка будто что-то вспомнила и затараторила: – Но ведь она несовершеннолетняя, и допрашивать её вы можете только в присутствии её родителя.

«А вот тут ты сильно ошибаешься», – торжественно думает Хромов.

– Отчасти вы правы, – капитан говорит так, будто он открывает истину пожилой учительнице. – Но пока ребёнок находится в образовательном учреждении, ответственность за него несёт школа. А именно – директор и учителя. Так что я имею полное право опросить Колесникову в вашем присутствии.

Учительница покорно встаёт. Едва заметно кивает, приглашая капитана пройти за ней. Сейчас он разрешает Людмиле Сергеевне вести его, чувствовать своё главенство. Но это ненадолго.

Они выходят из актового зала и минуют росгвардейца. Тот смотрит на Бориса, улыбается, слегка кивает, будто они старые знакомые. «Хер тебе, сиди и охраняй, вахтёр чёртов». Учительница и оперуполномоченный уже идут по коридору. Из учебных классов доносятся голоса преподавателей, которые пытаются вдолбить в пустые головы тупых детей знания. Поднимаются на третий этаж, и Людмила Сергеевна открывает триста шестнадцатый класс. Три ряда парт, шкафы с книгами, на стенах висят портреты русских писателей-классиков: Толстой, Гоголь, Достоевский. Борис всех их знает. Учился он хорошо. Да и образование на его веку было в разы качественнее. Раньше Хромов очень любил читать, проштудировал всю школьную литературу. А потом стало не до чтения. Расследование убийств занимает всё его свободное время и единственное, что он читает – это новые редакции уголовного кодекса.

– Это мой учебный класс, – словно хвастаясь, произносит Людмила Сергеевна. – Присаживайтесь. Я схожу за Викой.

Капитан остаётся один. Наваливают воспоминания о школе. Он не хочет вспоминать школьные годы, там он был самым настоящим изгоем. Его били одноклассники, унижали все кому не лень, а учителя даже пальцем не шевелили в защиту мальчика. Именно издевательства послужили толчком заняться боксом. И уже через год Борис раскурочил все рожи, что издевались над ним. Хромов подходит к мусорному ведру и высмаркивает сопли и остатки амфетамина вместе с погаными воспоминаниями о школе.

В этот момент в класс заходит Людмила Сергеевна вместе с девочкой, которой в самый раз придётся прозвище Дылда. Или Каланча. Виктория Колесникова действительно оказывается полной противоположностью Екатерины Лавровой. По крайней мере, внешность разительно отличается. Колесникова высокая, бесформенное тело больше смахивает на дрожащий холодец. Мешковатый свитер свисает как лохмотья, а очень узкие джинсы делают ноги похожими на колбасу в сетке. Лицо некрасивое, покрытое подростковыми угрями. Чёрные волосы с вкраплением синих прядей, лицо и уши усеяны пирсингом. Таких подростков нынче называют неформалами. Капитан решает, что будет беседовать с ней жёстко. Никаких поблажек малолетка может не ждать.

Вика развязно усаживается за первую парту. Капитан и учительница стоят у классной доски напротив подростка. Малолетка складывает руки на груди и вызывающе смотрит на Хромова чёрными глазами. Нет, у неё не получится переглядеть капитана. Он сломает её, как тростинку. Как очень длинную тростинку.

– Здравствуй, Виктория. Меня зовут Борис Николаевич, я из полиции, – он продолжает смотреть ей в глаза, и малолетка проигрывает. Отводит взгляд в пол. – Хочу поговорить с тобой о твоей подруге, Екатерине Лавровой.

– Сегодня я её не видела, – бубнит Вика. – На звонки и сообщения не отвечает.

– Я знаю. Её убили.

Повисает пауза. Слышен только зудящий треск флуоресцентных ламп на потолке.

Отлично! Малолетка вздрагивает. Её лицо вытягивается, а глаза округляются как монеты. Колесникова явно шокирована известием. Возможно, она не причастна к убийству своей подруги, а может, хорошая актриса и подготовилась к приходу полиции. Сейчас начнёт разыгрывать невинную овцу.

– Когда убили? Кто?

– Убили вчера вечером, – капитан достаёт пачку сигарет, но вспоминает, что находится в школе. Убирает сигареты, вынимает блокнот и карандаш. – А вот кто… надеюсь, ты нам поможешь найти убийцу.

– Но я ничего не знаю, – лепечет Колесникова.

– Когда ты видела её последний раз?

– Вчера, после школы.

– Куда она пошла?

– Я не знаю, – школьница смотрит прямо в глаза капитану, но он не отводит взгляд, и тогда малолетка переводит взор влево и вверх. Бегающих глаз Борису достаточно, он понимает, что она не умеет врать.

– Зачем ты меня обманываешь? – Хромов говорит хлёстко, уверенно, но малолетка не отвечает. – Почему ты не хочешь помочь найти убийцу своей подруги? Я же вижу, что ты что-то знаешь!

На самом деле оперуполномоченный в этом не уверен, но он решает блефовать и давить на Колесникову, ожидая, что она всё расскажет.

– Я ничего не знаю.

– Знаешь, – резко говорит Борис. – Куда она вчера пошла после школы?

Колесникова молчит. Теперь её поза совсем не вызывающая. Она скукоживается на стуле, как мошонка под холодным душем, но продолжает молчать. Тогда капитан произносит фразу, которая должна подействовать на подростка:

– Твой возраст позволяет привлечь тебя к уголовной ответственности. Ты ведь знаешь, что бывает за сокрытие важной информации от следствия?

– Догадываюсь.

– Тогда скажи мне, куда она вчера пошла?

В коридоре разрывается звонок, и Колесникова рефлекторно дёргается. Капитану хочется заорать: «Сидеть на месте, звонок звенит для учителя!» Коридор наполняется топотом и детскими радостными криками.

– Расскажи, что знаешь, и пойдёшь домой с чистой совестью.

Полицейскому хочется врезать по наглому, перепуганному и покрытому пирсингом лицу, но Вика начинает говорить:

– Я скажу. Расскажу вам всё, что знаю. Только обещайте, что не расскажете её родителям.

– Обещаю, – Хромов готов записывать.

– Она с парнем недавно познакомилась. Вчера после школы ушла с ним.

– Как его зовут? Сколько лет? Где живёт? – Бориса раздражает, что из этой дурочки надо всё вытягивать раскалёнными щипцами. Так и хочется закричать: «Тупая сука! Убили твою подругу!!! Какого хера ты не хочешь мне помочь?!»

– Лёша. Фамилию не знаю. Двадцать, вроде. Где живёт, тоже не знаю. Только дом знаю, какой.

– Какой?

– Девятиэтажка за музыкальной школой, – Колесникова смотрит в пол, она сломалась, и теперь капитан вытащит из неё любую информацию.

Хромов понял, о каком доме говорит девица. Установить точный адрес двадцатилетнего Алексея труда не составит.

– Где и когда они познакомились?

– Примерно месяц назад, в «Международном».

– Это торговый центр?

– Да.

Полицейский всё фиксирует в блокнот.

– Катя с ним вчера ушла после уроков?

– Да.

– Куда они пошли?

– Они пошли… ну, к ней. Родаки на даче, – Вика замолкает, но через мгновение продолжает: – Она хотела с ним свой первый раз.

– Ты имеешь в виду секс?

– Да, – выкрикивает девица. – Только не говорите её родителям, они её убьют за это, – как и учительница, она ещё не осознала, что подруги уже нет в живых.

Капитан не обращает внимания на её просьбу и задаёт следующий вопрос:

– Что ты знаешь об этом Алексее?

– Ничего. Катя мало о нём рассказывала. Говорила, что хочет, чтобы он был первым у неё. Видела я его два раза. Вчера и примерно две недели назад.

– Хорошо, – Хромов записывает последнюю информацию и убирает блокнот. – Расскажи мне немного о своей подруге.

– А что рассказывать? – как загнанная псина огрызается Колесникова. – То, что она постоянно сидела дома? Что родаки её никуда не пускали? Боялись за её девственность и того, что она подсядет на наркоту? Что запрещали слушать и смотреть, что она хочет? Что из этого вас интересует больше всего?

– Судя по плакатам в её комнате, слушала она, что хотела.

– Нет, – девица слегка успокоилась. – Постеры я ей отдала, и с «металлом» я её познакомила. Катьке понравилась музыка. А потом из-за этих постеров у неё был скандал с родаками, недавно. Но она не сняла плакаты.

– Вот видишь, не так уж и сложно рассказать полицейскому всё, что знаешь, – капитан подходит к двери. – Провожать меня не надо.

Он выходит из учебного класса и спускается по лестнице. Проходит мимо росгвардейца, тот прощается с полицейским, но Борис игнорирует его.

Уже сидя в девятке, Хромов ликует. У него есть подозреваемый. Главный подозреваемый. Надеется, что Колесникова его не обманула, рассказав о существовании Алексея. Интересно, что нарыл Савушкин? Скорее всего, ничего, так что Хромов в очередной раз обойдёт старшего лейтенанта. Возможно, Бориса даже повысят. Пора бы уже.

Но ещё сильнее его интересует стажёр, есть ли у него хоть какие-то результаты по аналогичным ритуальным убийствам? Капитан достаёт смартфон и звонит стажёру. Телефон выключен. Полицейский бросает мобильник на пассажирское сиденье и срывается с места.

В отделе капитана встречает Петрович и просит сдать ключ от служебного автомобиля и расписаться в журнале. Опер проделывает эту процедуру и уходит, но дежурный орёт ему вслед:

– Хромов. Что там с твоим педофилом?

– Женщина приходила, писала на него заявление?

– Нет, не было никаких женщин.

Борис думает, затем отвечает:

– Взял я его на месте преступления, пусть сидит. А с его сожительницей я поговорю сегодня.

Кабинет приветствует капитана тоской и одиночеством. Солнце переползло на другую сторону неба, и теперь кажется, что в помещении стало ещё мрачнее. Амфетамин всё ещё действует, но не так, как в первый час после употребления. Настроение падает ниже плинтуса, перед глазами скачет рябь, от которой невозможно избавиться. Хромов садится за стол, включает электрический чайник и достаёт телефон. В контактах находит телефон соседки и звонит.

– Алло.

– Ирина, это Борис, сосед твой, – он ждёт, что соседка что-нибудь скажет в ответ, но она молчит. – Ты почему не пришла сегодня?

Женщина долго безмолвствует. Хромов решает, что она скинула звонок, но бегущие секунды говорят об обратном. Опер повторяет свой вопрос, и на этот раз Ирина отвечает:

– Я же говорила, что не буду ничего писать, – она подавлена, сожитель запугал её. Избил. И не один раз.

– Почему?

Ирина молчит, Хромов не может понять её.

– Ты хочешь испоганить жизнь своему ребёнку?

– Нет, – мямлит в трубку женщина.

– Тогда приходи и пиши заявление, – капитан себя сдерживает, чтобы не наорать на Ирину.

– Я боюсь, – у соседки дрожит голос.

– Чего?

– Его.

– Я тебя не понимаю, – опер на взводе. Где её материнский инстинкт? – Если ты напишешь заявление, мы его закроем лет на десять. За это время ты можешь переехать. Послушай, тебе даже уезжать не надо. Ты представляешь, что с ним будет в зоне с такой статьёй?

Она опять замолкает. У капитана появилась уверенность, что он почти убедил её.

– А я-то, как без мужика буду? Обо мне почему-то никто не думает! – громко говорит Ирина.

– Найдёшь ты себе мужика! – ещё громче отвечает полицейский. – Тебе кто важнее – мужик или ребёнок твой?

– Ребёнок, – теперь она говорит полушёпотом.

– Тогда приходи и пиши заявление.

– Хорошо. Хорошо! – наконец-то сдаётся женщина. – Я приду. Завтра.

В этот момент Хромова посещает гениальная идея. По крайней мере, он так считает. Пусть этим педофилом займётся Савушкин, а капитан полностью посвятит себя расследованию убийства.

– Ты приняла правильное решение, – Хромов вновь ликует, он уже сбился со счёту, сколько всего он сделал за один день. – Завтра приходишь и идёшь к оперуполномоченному Савушкину. Я его предупрежу, и он примет у тебя заявление. Расскажи ему всё, вообще всё. Что сегодня было расскажи. А я пойду свидетелем. Поняла?

– Да.

«Какими же дурами бывают бабы», – думает капитан. Выключает телефон и убирает в карман.

В голову приходит мысль помастурбировать. Подобная идея часто возникает в его разуме. Особенно после принятия амфетамина. Он женат, хоть и не живёт с супругой, но остатки его гниющей совести не позволяют изменять. Капитан включает компьютер и щёлкает на ярлык браузера. Переключается на анонимный режим просмотра. Знает он один интересный сайт, который ещё не заблокировал Роскомнадзор. Открывает сайт и спускает штаны с трусами.

Твою мать!

Забыл запереть дверь. Быстро идёт к двери и закрывается на ключ. Отлично, можно приступить. Кликает на «Новинки» и запускает первый ролик. Хватается за свой член. Он скукожен. Похож на красный перец, который повесили сушиться над печкой. На экране появляется жирная тётка, раскидывает свои толстые ноги и пальцем стимулирует клитор. Затем входит маленький, щупленький паренёк и пытается взобраться на эту упитанную и сальную бабу. Нет, на такое не встанет. Капитан знает, что под действием амфетамина член сложно привести в эрегированное состояние, а тут ещё толстая тварь. Хромов переходит в раздел «Лесбиянки» и включает ролик с двумя милыми девицами. Блондинка с наслаждением лижет клитор рыженькой. Отлично. Эти девчонки нравятся Борису. Он яростно теребит член, но тот отказывается подниматься. Видеоролики сменяются один за другим. И на мониторе уже высоченная бабища долбит страпоном милую кроху.

Наконец-то Хромов расслабляется, погружается полностью в процесс и сам не замечает, как кончает. С какой-то дикой болью, смешанной с животным удовольствием, капитан брызжет спермой на пол. Внушительная часть попадает на брюки и трусы. Он этого не замечает. Вытирает руки бумажной салфеткой и натягивает штаны.

Теперь его накрывает чувство вины за всё это. Он матерится сам на себя и встаёт, подходит к окну. Ещё чуть-чуть, и он заплачет от жалости к себе. Но ведь мы сами руководим своей жизнью, и если человек оказывается в полном дерьме, то только он виноват в этом. Нечего себя жалеть. Хромов сам выбрал наркотики вместо семьи.

Только сейчас он обнаруживает, что за окном стемнело. Смотрит на часы – половина восьмого. Неужели он мастурбировал больше четырёх часов? И никто не постучал в дверь, не позвонил… «Ладно, допускаю». Достаёт телефон и вновь звонит стажёру, но абонент недоступен. Капитан закуривает и открывает «Яндекс.Карты», ищет дом, стоящий за музыкальной школой, и записывает его номер. Затем отправляет электронный запрос в УФМС Фрунзенского района Санкт-Петербурга, по поводу некоего Алексея, проживающего в доме тридцать три, корпус один по улице Бухарестская. Сотрудники миграционной службы, как правило, отвечают на подобные запросы от полиции довольно быстро, да вот только рабочий день в госструктурах уже давно закончился.

Домой Борис не хочет. Пока он мастурбировал, действие амфетамина закончилось, и теперь полицейский боится идти в таком состоянии в пустую квартиру. Нос заложен, тело содрогается от озноба, а в горле стоит тошнота. Давление скакануло, и сердце выдаёт не меньше двух сотен ударов. Хромов осознаёт, что психическая и физическая боль могут вынудить его застрелиться. Амфетаминовая депрессия и измождённый организм когда-нибудь доведут его до самоубийства. А в отделе, как-никак, хотя бы люди есть, и так ему уже меньше кажется, что он совсем один. Вынимает из стола упаковку «Мелаксена» и съедает две таблетки. Немного размышляет и закидывает в рот третью. Запивает давно остывшим чаем и ложится на тахту.

Сон не идёт. Веки самопроизвольно открываются. Всё тело напряжено как гитарная струна, но минут через сорок начинает действовать снотворное. И капитан проваливается в долгий беспокойный сон, больше похожий на чёрную минуту.

Город, над которым не светит солнце

Подняться наверх