Читать книгу Сила в содействии (3т, или Хроники Разделённого мира, Том 2) - Андрей Анатольевич Андреев - Страница 10

2417 год от Разделения

Квинта Ментала, 5-й день 3-го месяца

По выражению Аглаи, главного острослова их группы, нет ничего приятнее, чем наблюдать за работающими людьми. Здесь Аиртон мог бы поспорить: наблюдать за големами и машинами, на его взгляд, было не в пример интереснее. Вот и сейчас, застыв перед экраном обозревателя, следил не столько за Никандром и его «змеями», не столько за Аглаей и Товием, отчаянными простолюдинами, сколько за шестиколёсными громадами модификации «Ткач». Поднимая клубы серой салмовой пыли, те засыпали место разлома обломками астероидов из пояса Гро. Подобные обломки, как показала практика, самое надёжное против прорывов средство. Места на Салме, где в тверди появлялись разломы, называли областями с большой магической активностью, или ОБМА, или «обморок», если на местном жаргоне. Их «обморок» значился за порядковым номером 22.

Последняя из машин отошла назад, откатилась, и там, где был разлом с высоким, подобным гейзеру, серым фонтаном, теперь насыпан курган. Сильная людская магия поблизости от прорыва недопустима, так как может вновь спровоцировать, а вот саламандры действовать могут, и сейчас их черёд. Первыми у кургана появились десятки – низшее звено в иерархии саламандр, установленной Первыми, рассредоточились, растеклись. Способность к метаморфозе у десяток самая низкая, змеиное тело расширяется в человеческий торс, рук четыре, голова заключена в змеиный капюшон. Затем последовали девятки – почти такие же на вид, но рук уже две и способность к метаморфозе выше. Некая магия пантеона Плазмы позволяла саламандрам находиться в безвоздушном пространстве без каких-либо вспомогательных средств, она же являлась основной составляющей заклинания нейтрализации. Присутствие Никандра, стихийного мага Плазмы, рядом с саламандрами было необходимо, но он лишь присутствовал, не вмешивался. По сути, для саламандр он играл ту же роль, что играет пустотник для контролёра – служил стабилизатором и усилителем. Взявшись за руки, саламандры соединились в кольцо, начали заклинание: по кургану разошлись волны оранжевого света, сыпались искры. Однако, помимо искр вспыхивали и белые огоньки, расходились серыми облачками, и заметил это не один Аиртон.

– Вторичный эффект в зоне прорыва, – сказал Фафф, появившись на экране обозревателя.

– Да, я понял, – кивнул Аиртон.

– А если понял, то собирайся – перекину вместе с Паолиной.

– Хорошо.

Аиртон прошёл в телепортационный блок, облачился при помощи голема-помощника в тяжёлый бронекостюм. Герметичный, тот мало отличался от скафандров Аглаи и Товия, спереди, в два ряда по три, шли сервисные ячейки. В правой верхней Аиртон держал ёмкость с янтарной хаомой, в левой верхней – с голубой; левую среднюю занимал механический скорострел, правую среднюю – набор инструментов; в нижних же помещались два выдвижных манипулятора в виде человеческой руки. Чтобы без труда вставлять перчатку пустотника, левая перчатка костюма была шире правой, и так же имелись накладки, только не из астрального, или а-нейронита, а из основного минерала Салмы – салманита. Амулет из того же камня Аиртон изготовил и Фаффу, благодаря чему их пара «контролёр – пустотник» могла взаимодействовать на расстоянии. Голем-помощник закрепил шлем, проверил системы жизнеобеспечения, показал зелёный сигнал.

– Я готов, – проговорил Аиртон в передатчик.

Голем-помощник тем временем развернул воздушный экран, показал, что происходит у разлома. Преодолев заклинание нейтрализации и слой астероидного грунта, вверх били мусорные струи, закручивались в воронку смерча. К счастью, Аглая и Товий не растерялись: перестроили одного из «Ткачей», трансформировали в защитный квадрат. Благодаря низкой гравитации, Никандр буквально в пару прыжков преодолел расстояние до укрепления, тоже успел укрыться. Саламандр же прорыв разбросал, разорвал заклинание, и они, выжимаемые вакуумом, взрывались ярким оранжевым пламенем.

– Переношу, – говорит Фафф, и Аиртон у места прорыва.

Возможен перенос для пустотника, невосприимчивого к ментальной магии, потому, что непосредственно на него ментального воздействия нет. Фафф приложил силу не к Аиртону, а к самому Менталу, структурам пространства и времени.

– Ты посмотри, что творится!.. – говорит Паолина, перенесённая тоже и помещённая рядом. Вместо полноценного шлема у неё прозрачная полусфера, отлитая из волшебного льда. Потому хорошо виден отличительный признак астральной волшебницы – корона рожек-симбионтов, выступающих над золотисто-светлыми волосами.

Творится, и правда, неладное: вместе с мусором вверх уже выбрасывает существ с женским телом и широкими крыльями бабочки. Словно в легчайшие туники, заключены они в коконы силовых оболочек, светятся оболочки розовым. Живут подобные создания, пока есть оболочка, а поскольку истончается та довольно быстро, то и название у работников ОБМА получили соответствующее.

– Эфемериды, – говорит Аиртон, – и, кажется, первого рода.

– Так-так, – приходит на приём голос Фаффа, – стой на месте, настраиваюсь…

Аиртон сжимает и разжимает левую руку, говорит:

– Действуй, напарник, без тебя нам не справиться.

Чувствует укол холода, слегка выцветает мир, а затем над их с Паолиной головами поднимается синий купол, и расширяется, расширяется. Время в пределах купола течёт медленнее, и развёрнут он так, чтобы не соприкасаться с разломом, быть по сторонам от него. Эфемериды же, все без исключения, оказались под куполом, вязнут в паутине замедленного времени.

– Работайте, – говорит Фафф, – буду держать, пока хватит сил.

Над перчатками Паолины раструбы, выпускает из них частицы энергии, похожие на рои светлячков. Рои поднимаются медленно, словно несомый ветром пух, но вот уже рядом с эфемеридами, и облепили оболочки, и начали жечь, и первый взрыв, разошедшийся кусочками алого льда.

– Не стой! – гремит Паолина, обернувшись к Аиртону, – бей!

Тот и правда не произвёл пока ни одного выстрела – заворожён медленным полётом эфемерид, распростёрших широкие полупрозрачные крылья. Кажется диким, неправильным губить эдакую красоту. Однако за красивой телесной оболочкой скрывается смерть, и если хоть одна из эфемерид достигнет поверхности, придётся несладко.

– Прости, – отзывается он, – загляделся…

Вскинув правую руку, пустотник бьёт с перфоратора, укреплённого под предплечьем. Путь каждой пластинки, благодаря замедлению, может проследить, те вытягиваются стальными лентами. Вот одна из «лент» коснулась силового пузыря, прошила насквозь вместе с эфемеридой, разлила, расплескала по чёрному небу Салмы алое. Затем ещё «лента», и ещё рой из раструба Паолины – весь небосвод уже кажется алым.

– Всё, я иссяк, – болезненный стон Фаффа, – дальше сами…

Синий купол бледнеет, уменьшается, исчезает. Три или четыре эфемериды ещё живы, и две устремляются к Аиртону с Паолиной. Первая остановлена роем, однако, уже умирая, ускоряется, и, врезавшись на всём лету в астральную волшебницу, опрокидывает, тащит по серому грунту. По второй Аиртон выпускает пластинку за пластинкой, но все идут мимо, а эфемерида расширяет силовую оболочку, и та захватывает мага, вбирает в себя. Изящно ступая по серой тверди, эфемерида приближается, Аиртон парализован её красотой, буквально плавится и горит, охваченный нестерпимо острым желанием. Уже на последних крупицах воли он делает шаг назад, а из нижних ячеек брони вылетают механические руки, врезаются в гибкое женское тело. Не сменив выражения на красивом лице – выражения лёгкой отстранённости – эфемерида выламывает манипуляторы, сбивает Аиртона с ног одним мановением, тянется к броневым пластинам. А он уже и сам готов броню разодрать – лишь бы быть к прекрасному этому существу ближе, как можно ближе. И до слияния какое-то мгновение, когда силовой оболочки касается луч, и оболочка исчезает, а вместе с ней и эфемерида – разлетается кровавыми брызгами. Аиртон слышит своё тяжёлое дыхание, писк систем, и то, и другое оглушает, опрокидывает в бездонную пустоту…

Из забытья вырвала хаома, разошедшаяся по жилам, будто взорвавшая. В поле зрения появились Аглая и Товий, поставили на ноги, и кто-то из них спросил:

– Цел?

К предплечьям их скафандров были прикреплены лучемёты – механические, не магические.

– Да, – прохрипел Аиртон в передатчик, – кажется, да…

– Вот и хорошо, – прозвучало в ответ.

– Паолине помогите тоже, – спохватился Аиртон, – может быть ранена.

– Да помогли уже, – буркнула Аглая, – трещина по всему её прозрачному колпаку! А могла быть такая же во всю голову! Сколько раз говорила, чтоб не надевала ледышку эту свою, тем более на задания, но кто простолюдинку будет слушать!

Далее последовала череда ругательств, по части которых Аглая была непревзойдённая мастерица. Но уже один её голос показался пустотнику таким родным, таким близким, что и ругательства мог бы, наверное, слушать до бесконечности. И этот момент запомнился, поскольку впервые Аиртон почувствовал, осознал в полной мере, что простолюдины такие же люди, как и маги, и отсутствие дара не говорит ни о чём.