Читать книгу Средневолжские хроники - Андрей Баранов - Страница 12

Вспоминал ли он в это время о Римме? Иногда она приходила к нему в снах, и тогда он просыпался особенно счастливым и старался подольше сохранить ускользающее сновидение в своей памяти, но сон неизменно бледнел в течение дня, а потом и совсем забывался, через какое-то время возвращаясь вновь. Порой ему снилось, что он живёт не с Натой, а с Риммой, и что Женя их общий сын или Ксюша их общая дочь. Часто в снах они были братом и сестрой. Иногда снились какие-то другие, не рождённые дети.

Бывало, что воспоминания накатывали и во время бодрствования, особенно, когда он сидел, склонившись над очередным источником в зале Публичной библиотеки. Эти воспоминания врывались в тайные кладовые сознания помимо его воли и начинали хозяйничать там, не спрашивая его разрешения. Чаще всего он старался скорее прогнать этих незваных гостей, особо старательно сосредоточившись над цифрами или фактами из времён Гражданской войны, но иногда он давал непрошеным посетителям волю, и тогда они безнаказанно заполняли собой его мозг, а он часами сидел, забыв о диссертации, и смотрел неподвижным взглядом в окно на серое питерское небо, бронзовую Екатерину в окружении своих фаворитов, античные очертания Александринского театра.

Павел был верным мужем. Попав в свои двадцать два года в среду восемнадцатилетней молодёжи, он, безусловно, вызвал острый интерес со стороны однокурсниц. Девушки бросали на него быстрые весёлые взгляды, заговаривали на переменах, приглашали на молодёжные вечеринки, но он сразу же стал придерживаться в общении с ними определённых правил: не флиртовал, на личные темы не разговаривал, на студенческие тусовки не ходил. Его могли бы счесть высокомерным и провозгласить изгоем, но Павел с высоты возраста и жизненного опыта смог очертить своё место на курсе так, что все – и парни, и девчонки – воспринимали его как старшего брата или даже отца (его так и прозвали – «Батя») и шли к нему за советом не только с учебными вопросами, но и с жизненными проблемами.

Выдерживать амплуа «Бати» было нелегко. Вокруг ходили смазливые юные девушки с весёлыми глазами, манящими губами, тугими мячиками грудей, выпирающими из лёгких шифоновых блузок, и округлыми бёдрами, обтянутыми голубыми джинсами. Павел был нормальным молодым мужчиной и не мог всего этого не замечать, но он запретил себе смотреть на студенток как на возможных сексуальных партнёрш – и, надо сказать, смог выдержать этот запрет до самого выпуска. Девушки, со своей стороны, сделав несколько безуспешных попыток растопить сердце Бати, плюнули на это гиблое дело и окончательно признали за ним статус старшего товарища. Эта информация моментально распространялась и в среде новых первокурсниц, которые заполняли аудитории университета каждый учебный год.

Так и преодолел Павел пятилетний период своего повторного студенчества, занимаясь учёбой, углубляясь в научные изыскания по своей любимой теме и по-товарищески общаясь с однокурсниками и однокурсницами.

В аспирантские годы стало ещё легче оставаться верным мужем, поскольку общение между аспирантами было гораздо менее интенсивным, да и особо симпатичных аспиранток вокруг не оказалось.

Странно, что будучи таким верным, Павел делал исключение по отношению к Римме. Он почему-то не воспринимал своё чувство к ней как измену жене. Почему? Он и сам не смог бы ответить на этот вопрос. Возможно, потому что между ними «ничего не было»? Или потому что он устоял перед искушением и теперь мог честно смотреть Нате в глаза? А может быть, потому что Римма осталась в далёком средневолжском прошлом, которое ушло навсегда и уже никогда не возвратится?

Он разрешил встречам с Риммой жить в своей памяти, потому что не видел в них угрозы, потому что считал их волшебной сказкой, которая никогда не станет былью. Иногда ему становилось грустно, что не станет. Но сказка ведь именно тем и прекрасна, что она сказка, – успокаивал он себя. Воплотившись, она умирает, теряет своё очарование.

Наверное, Римма уже прочно забыла тот наш странный месяц, когда мы тыкались друг в друга, как два слепых щенка, не понимая, чего мы хотим от этих встреч? Наверное, она счастлива с Игорем. Ведь Игорь так её любит! – думал Павел.

Иногда, поддавшись осенней меланхолии, Павел с ностальгией вспоминал своего друга Игоря. Почему они охладели друг к другу? Что их развело? Разочарование Игоря в Павле, которого он считал бойцом, а Павел сложил руки после первой же серьёзной неудачи? Или разочарование Павла в Игоре, который сделал всё возможное, чтобы остаться в комитете комсомола, даже несмотря на то, что его друга оттуда исключили? А, может быть, их любовь к Римме?

Мысль вспыхнула неожиданно, ослепив его ум, и Павел невольно заслонился от неё. Какая любовь к Римме? С чего ты взял, что любишь её? Ты любишь Нату и Женьку! Причём здесь Римма? Но Римма снова и снова возвращалась к нему в снах, как будто бы не соглашаясь с тем местом, которое Павел определял для неё в своей жизни.

Когда после годичного испытательного срока Римма приняла, наконец, предложение Игоря, тот просто обалдел от счастья, ни на минуту не отходил от невесты, каждое утро встречал у подъезда, как когда-то встречал Игоря, и шёл с ней в институт, по пути развлекая весёлыми историями, которых знал тысячи и рассказывал с большим талантом. После института отправлялись обычно к Игорю, в его холостяцкую комнату. Прежде комната принадлежала им с братом, но брат второй год служил в Германии, а до этого четыре года учился в училище связи, так что комната уже много лет была в полном распоряжении Игоря. Здесь они вместе готовились к семинарам, зачётам и экзаменам, помогали друг другу писать дипломные работы. Сюда приходили их друзья и подруги, отсюда молодёжь совершала свои походы в кино, на каток, на природу. Сюда же возвращались, весёлые и счастливые, уверенные, что встретят со стороны родителей Игоря только добродушие и неподдельный интерес к их жизни. Ночевать Римма никогда не оставалась, и часов в девять вечера Игорь провожал её через несколько кварталов домой. У Римминого подъезда расставались, и на прощание Римма дарила жениху поцелуй, который тот ощущал на губах до следующего вечера.

Свадьбу сыграли в феврале в недорогом кафе на окраине города. Свадьба получилась весёлая – гостей собралось человек сто. Нату тоже пригласили, но она не пришла, сославшись на маленького Женьку (не с кем оставить).

После свадьбы Римма окончательно поселилась у Игоря – свёкр и свекровь были к тому времени её лучшими друзьями. Забеременела она очень быстро – буквально в первую неделю их совместной жизни. Беременность протекала тяжело, она раздражалась, капризничала, изводила мужа своими прихотями и недомоганиями – он переносил всё стоически и готов был носить свою ненаглядную на руках, даже растолстевшую и подурневшую.

Приближался выпуск, а с ним неизбежное распределение. Молодые всерьёз опасались, как бы их не сослали года на три в какую-нибудь далёкую татарскую деревушку, но, судя по всему, у людей, принимающих решения, на них были другие планы.

Римму высоко ценили на кафедре всеобщей истории, а там как раз открылась вакансия ассистента, поэтому заведующий кафедрой сделал всё от него зависящее, чтобы ей предоставили «свободное распределение».

Игорю пришёл вызов из райкома комсомола – подсуетился Миша Рогов, ему давно нужен был освобождённый помощник, а тут в штатном расписании райкома появилась новая штатная единица – заместитель секретаря комитета комсомола пединститута по идеологической работе. Вот на эту должность Миша и протолкнул Игоря, хорошо изучив его деловые и личные качества за четыре года совместной работы. Первым самостоятельным проектом Игоря на новом месте стало создание дискуссионного клуба. Времена менялись. Новый генеральный секретарь Юрий Владимирович Андропов как-то сказал «Мы не знаем общества, в котором живём». Ухватившись за эту фразу, Игорь настоял на открытии дискуссионного клуба. Заседания стали проходить ежемесячно при большом стечении народа: приходили не только студенты, но и преподаватели, вскоре начали приезжать представители других вузов города, и с каждым заседанием их становилось всё больше и больше. Заседания стали проходить в актовом зале с хорошо подготовленными докладчиками на сцене и свободными микрофонами в зале. Клуб стал заметным событием в жизни города – о нём писали в газетах, рассказывали на телевидении. Игорю очень хотелось назвать клуб именем своего друга – Павла Семёнова, но он понимал, что это невозможно, поэтому клуб назвали в духе коммунистических традиций «Факел».

Когда родилась Ксюша, Игорь почувствовал к ней такую любовь, рядом с которой поблекла даже любовь к жене. Эта маленькая бестия, с огромными серо-голубыми, в маму, глазами и кудряшками золотистых волос, могла вить из него верёвки одним взглядом, одним движением своих пухлых губок или шевелением розового пальчика.

Ради дочери он решил стать богатым человеком, и как только при новом генсеке Горбачёве был издан закон о кооперации, он с друзьями-комсомольцами открыл первый в Средневолжске кооперативный продовольственный магазин и первое кооперативное кафе «Уют».

Годы были шальные. Оживились бандиты, которые обкладывали возникающий бизнес непосильными поборами. Игорь сразу же решил для себя, что не ляжет под бандитов. Как не странно, в этом ему помог весёлый и общительный характер. Он подружился и с бандитами, и с ментами – и тем самым обеспечил своему бизнесу надёжную крышу. За несколько лет Игорь создал разветвлённую систему связей, простиравшихся во все сферы провинциальной жизни от государственных органов до бандитских малин. Конечно, в создании системы помогли старые комсомольские наработки, но в гораздо большей степени – дар общения с людьми. Все любили Игоря за его весёлый нрав, огромное чувство юмора и умение поддерживать долгие отношения. Вскоре он владел несколькими кафе и ресторанами, сетью продовольственных магазинов и автозаправок, саун и бутиков.

Дочка росла, и благосостояние семьи росло. Игорь купил пятикомнатную квартиру в новом фешенебельном доме, по городу перемещался на «Хаммере» с неизменным телохранителем, возил семью в Европу и Америку.

Когда Ксюше исполнилось полтора года, Римма вышла на работу в институт. Она сразу же поступила в заочную аспирантуру в Москву и через три года защитила кандидатскую диссертацию по средневековой истории.

Чёрным пятном в успешно складывающейся жизни стали болезнь и смерть Римминой мамы. Полина Ивановна была тихой и незаметной женщиной, работала инженером в таком же незаметном, как она сама, конструкторском бюро. Выйдя на пенсию, стала помогать с воспитанием внучки, но вскоре заболела и сгорела стремительно. Оказалось, у неё было редкое заболевание крови, которое время от времени давало о себе знать упадком сил или приступами головокружения, но Полина Ивановна никогда не обращала на это внимания. Когда болезнь открылась, было уже поздно что-либо предпринимать.