Читать книгу Молли - Андрей Дудин - Страница 1

В ПОИСКАХ ВОЛШЕБСТВА

– Мама-а, а сколько Тотошке лет?

Пес дремал на коленях маленькой хозяйки, в тишине дома его сиплое дыхание слышно было даже на кухне. Девочка разглаживала жесткую черную шерсть с такой силой, что бедняге приходилось хвататься лапами за ногу, дабы не сползти.

– Не знаю, – донесся из соседней комнаты голос мамы, – вообще-то собаки столько не живут, наш Тотошка долгожитель. Видимо, сказывается…

Мама умолкла. Молли запустила пальцы в шерсть и принялась усердно скрести за треугольниками ушей.

– Что сказывается?

Пес жалобно заскулил, вяло шевельнул хвостом.

– Ну, хорошее здоровье, свежий воздух…

– Да где же, – воскликнула Молли весело, – везде пыль! И жарко!

– Ну тогда не знаю, – повторила Элли. – Я пошла белье развешивать. И встань с пола, застудишься!

– Откуда ты знаешь, ты же в другой комнате? Я не могу, на мне Тотошка.

Песик снова двинул хвостом, не то одобрительно, не то обреченно.

– А я говорю встань! – донеслось строже.

– Ла-адно…

Хлопнула входная дверь. Питомец неверяще смотрел, как его сгружают на пол, на дрожащих лапах поплелся в свой угол. В последнее время он стал совсем плох, исхудал, мало двигался, миска с утра до вечера стояла почти не тронутой. Задорный лай в доме не слышался с тех пор, как Молли стукнуло десять. То есть, два года назад. Она бы вообще решила, что пес онемел, если бы не слышала, как он поскуливает, бывает, по ночам. Совсем тихонько, словно боялся разбудить.

В порыве сочувствия Молли подхватила пса обеими руками под пузо, поволокла в дальний угол к одеялу с вышивкой «Тотошка». Бедолаге пришлось стремительно перебирать лапами, чтобы не кувыркнуться. На одеяльце он рухнул ошеломленный, обессилевший.

Снаружи полуденное солнце жгло сухую степь, ветер гонял желтую пыль, болтал бельевую веревку.

– Что-то ветер разыгрался, – пробормотала Элли, рассеянно глядя вдаль. Она опустила таз с бельем, встряхнула брюки мужа, веревка металась, уворачивалась, но вскоре провисла под мокрыми тряпками.

Окно приземистого домика распахнулось с таким стуком, что задребезжали стекла. В проеме возникла круглая, пышущая здоровьем мордашка дочери. Элли возвела глаза к небу.

– Ну неужели нельзя аккуратней, весь дом от тебя ходуном ходит!

– Мама-а, – позвала та вместо ответа, – а Тотошка скоро умрет, да?

Элли всплеснула руками.

– Что за мысли лезут в твою голову, выбрось их немедленно.

Молли смотрела выжидающе, но мать не добавила ни слова. Тогда она попыталась снова:

– Умрет, да?

Элли покачала головой, вздохнула.

– Все когда-нибудь умирают, дочка, и наш Тотошка не исключение.

– А я знаю, как его спасти!

– Вот и здорово, тогда нам не о чем беспокоиться.

– Значит, можно?

– Что можно?

– Можно я спасу Тотошку?

– Ой, да спасай хоть всех окрестных собак.

– Ура!

Окно с грохотом захлопнулось.

Наслаждаться тишиной довелось недолго, едва перестали дребезжать стекла в раме, бухнула входная дверь.

– Я погуляю, ладно? – крикнула Молли. Ответ мамы как будто не сильно ее заботил, красные сандалии уже резво месили дорожную пыль. Элли проводила взглядом подозрительно сосредоточенную физиономию дочери.

– Только недолго!

– Хорошо!..

Велика степь, необъятна. Говорят, бессмысленно искать что-то в степи, если не знаешь хотя бы направления. Но Молли не оставляла попыток. А сегодняшний день и вовсе особенный, решающий. Девочка со стиснутыми кулачками шагала к горизонту, вид у нее был одновременно решительный и взволнованный.

Мимо проползали соседские фермы. За короткую жизнь Молли тут поселилось много новых семей, большинство из них не знали друг друга даже по именам. Судя по рассказам взрослых, раньше было не так, раньше интересы семьи не ограничивались пределами фермы, а взаимовыручка была в порядке вещей. Все меняется, меняются люди, меняются дома. Не менялся только старый Рольф.

Он как родился на ферме «Кукурузный рай», так по сей день и выращивал там кукурузу. Все считали старика сумасшедшим. В молодости он был милым веселым человеком, часто ходил по гостям, мастерил детишкам ветряные мельницы и кучу других игрушек из дерева. С годами старик совсем одичал, никуда больше не ходил, ни с кем не общался. Его перестало интересовать в мире все, кроме кукурузы.

Видя в поле почерневшее, вросшее в землю строение, можно было принять его за брошенный сарай. И немудрено: крыша просела, местами виднелись голые ребра стропил, стены покосились настолько, что раздавили стекла в окнах, дверь болталась на одной петле. Непонятно, как внутри может кто-то жить и как ураганы до сих пор не растаскали гнилой дом по степи.

Такое запустение при живом хозяине Молли объясняла так: у дома нет ничего общего с кукурузой, а значит, нет ничего общего с хозяином. Хозяин к нему полностью равнодушен. Старик Рольф жил среди кукурузы, ночевал среди кукурузы и питался наверняка одной кукурузой. «Помешался на кукурузе», – говорили взрослые.

Каждый фермер хотя бы раз задавался вопросом, что старик делает с собранным урожаем. Все видели, как он ходил с тачанкой среди рядов – старик не мог допустить, чтобы какой-нибудь промасленный комбайн прикоснулся к его Кукурузе, – видели, как постепенно пустело поле. Но никто никогда не видел, чтобы хоть один початок покинул пределы фермы. Оставалось подозревать, что целые горы кукурузы просто гниют в подвале.

Помешанный старик не пугал Молли, скорее даже нравился. Стоило издали увидеть широкоплечую фигуру с маленькой, как у новорожденного, головой, губы сами растягивались в улыбку. Его коричневое от солнца сморщенное лицо и лысая голова создавали ощущение, будто на костлявые плечи насадили печеное яблоко. Невозможно было сохранять серьезность, видя, как он беззубым ртом сосредоточенно жует кукурузное семечко. В такие моменты окружающий мир для старого Рольфа переставал существовать.

Нужно было обладать незаурядной силой воли, чтобы удерживаться от соблазна и не подшучивать над стариком. За годы соседства Молли не единожды убедилась, она таковой не обладает.

Вот и сейчас, едва по бокам потянулись кукурузные стебли, Молли поняла, что не сможет просто так пройти мимо. Против воли шаг ее замедлился. Возле вкопанной на обочине бочки девочка остановилась. Воровато оглядевшись, вскарабкалась на ржавый бок, окинула взором золотое поле. Не обязательно было видеть смуглую макушку, чтобы знать, старик где-то здесь.

– Дядя Рольф! – звонко крикнула девочка.

Была у старика еще одна особенность: стоило позвать его по имени, его это изумляло так, будто заговорила сама кукуруза. В тридцати шагах от дороги над колосьями внезапно выросла крошечная голова. Старик ошеломленно заозирался.

– Ктой-то там меня кличет? – спросил почти с испугом.

Молли чуть не прыснула, зажала рот обеими ладошками.

– Это я, Молли!

– А, Молли… – старик сразу потерял интерес к разговору. И неясно было, понял ли, кто такая Молли, узнал ли.

– Дядя Рольф, а кто это у вас кукурузу оборвал?

Старик отшатнулся так, будто ударился лбом о невидимое стекло, кровь моментально схлынула с лица. Молли услышала, как брякнули инструменты о железо тачанки. С неожиданной прытью голова понеслась сквозь заросли.

Звонкий детский смех огласил округу. Молли бросилась бежать. Старик выскочил на середину дороги, принялся вертеться на месте, как загнанный в угол волк.

– Дядя Рольф, я вас обманула! – сквозь смех крикнула Молли.

Старик мгновенье недоверчиво смотрел ей вслед. Потом весь затрясся, зло погрозил кулаком:

– Вот я маме твоей расскажу!

– А кукурузу, что ли, без присмотра оставите? – донеслось в ответ, и снова зазвенел удаляющийся смех.

Когда ферма Рольфа осталась далеко позади, Молли посерьезнела, глубоко задумалась. Мамину книгу «Приключения Элли и ее друзей» она перечитывала много раз. Каждое прочтение оканчивалось одним и тем же диалогом:

– Мама-а, а когда я попаду в Волшебный мир, в этом году или в следующем? Ты была младше меня, когда попала туда?

– Я тебе тысячу раз говорила, никуда я не попадала, Волшебного мира не существует.

– Как же не существует, если ты там была?

– Да нет же, – втолковывала мать, – просто я в детстве, как и ты, мечтала о чудесах, о волшебниках. Вот и решила написать такую книжку для детей.

– Неправда! Тотошка там тоже есть. Тотошка тоже мечтал о волшебниках?

– Я с Тотошкой все детство провела, куда я без него. Конечно и его вписала. Это просто сказка. Мы с папой тебе много сказок читали, ты же во все остальные не веришь!..

Молли была убеждена, что только Волшебный мир может спасти Тотошку, но мама почему-то не хотела помогать. Придется все делать самой.

Она вытащила из кармана платья свернутый клочок бумаги, аккуратно развернула. В верхней строчке неровными печатными буквами было выведено: «ПЛАН. КАК НАЙТИ ВОЛШЕБНЫЙ МИР». Следующая строчка была зачеркнута. Этот пункт себя не оправдал. Под жирной синей линией можно было прочесть:

«Пункт 1: Все люди в волшебном мире маленькие, как восьмилетние девочки».

Каково же было ее ликование, когда однажды на дороге ей встретилась крохотная, как синица, старушка. Молли увязалась за ней до самого дома, кружила вокруг нее и шептала на ухо: «Я все знаю, мне можете рассказать…» Старушка упрямо не хотела сознаваться, из мигунов она или из жевунов, как перенестись в Волшебный мир, как поживают жители Изумрудного города. В тот день не удалось добиться от нее ни слова.

Молли сдаваться не собиралась. На целую неделю она прилипла к старушке, как репей. Уже через день та боялась выйти на улицу, подолгу наблюдала из окон, прежде чем ступить на крыльцо. А завидев вдалеке худенькую, шагающую вприпрыжку фигурку, спешно семенила в дом. Однажды потеряв бдительность, старушка подпустила девчонку чересчур близко и была вынуждена сорваться на бег. К счастью для нее, сумасшедшая девчонка споткнулась, и бабушка успела захлопнуть дверь перед самым носом мучительницы.

Молли не сомневалась, что вот-вот дожмет скрытную старушку. Но в один прекрасный день в дверь ее дома постучал шериф. Молли поставили в угол на весь день. С первым пунктом пришлось распрощаться.

Второй пункт Плана гласил: «Звери и птицы в волшебном мире умеют разговаривать».

Выбор становится очевидным для того, кто хоть раз наблюдал за воронами. Постоянно сбиваются в стайки, как члены тайного общества, ходят, кивают друг другу, словно здороваясь, настороженно зыркают по сторонам. А при появлении человека срываются с места или отбегают подальше. Подозрительно? Еще как.

Молли устроила засаду. Если долго оставаться в стае незамеченной, кто-нибудь да проговорится. С раннего утра она отправилась в поле, устроилась на одном из облюбованных воронами мест, замаскировалась травой и стала ждать.

Пунктуальные вороны слетелись как по расписанию. Молли лежала неподвижно и слушала птичье копошение. Возле уха коготки царапали землю, тут и там хлопали крылья, раздавалось пронзительное гортанное карканье. Но среди будничного вороньего шума не прозвучало ни единого человеческого слова.

Долгим терпением Молли похвастать не могла. Не прошло и часа, как девочка решила пойти на хитрость. Если тихонько поздороваться, подумалось ей, птицы решат, что здоровается кто-то из своих. Вежливость не позволит промолчать в ответ.

– Здравствуйте, – негромко произнесла она.

Рядом с головой крылья захлопали с такой силой, что с лица сдуло маскировку. На этом все кончилось. Ворона перелетела на другое место и продолжила вышагивать, с подозрением косясь на странный холмик. Вторая попытка привела к аналогичному результату.

Оставалось пойти на крайние меры. Ничто не выведет ворон на чистую воду лучше внезапного испуга. Одним прыжком Молли вскочила на ноги и взревела во весь голос:

– Каррр!

Воздух вокруг взорвался, от ударов крыльев траву прибило к земле. Черные тела на миг закрыли небо, гомон поднялся такой, что Молли сама перепугалась. И все же среди пронзительного гвалта она отчетливо расслышала:

– Господи Боже!

Девочка завизжала от восторга – кто-то из птиц проговорился, – развернулась на голос и осеклась. На дороге, пригнувшись, стояли фермер с женой. Имен Молли не знала, но часто встречала эту пару. Бледные, они прикрывали головы руками, черная стая пронеслась над ними на высоте вытянутой руки.

Мигая от испуга, семья ошеломленно оглядела опустевшее поле. Взгляды их наткнулись на фигурку девочки.

– Молли? – изумленно произнесла женщина.

Напуганная не меньше пары, Молли бросилась бежать.

– Маленькая баламутка! – преследовал в спину разъяренный мужской голос. – Это тебе даром не пройдет!..

В отличие от старого Рольфа, фермер угрозу выполнил. Родители узнали, что дочь натравила на чету стаю ворон, и Молли снова наказали.

– Не дочь, а наказание, – грустно сокрушалась мама. – В кого ты у нас такая непоседа?..

– А хватит терпеть ее выходки, – веско отрезал отец, – вот пусть-ка постоит сегодня в углу без ужина!..

Этому углу даже название дали: «Угол Молли».

Но подобные неудачи в прошлом, сегодня все пройдет гладко и без последствий. Одна-единственная мышь точно никому не причинит вреда.

Полевые мыши занимали важное место в маминой книге. И они уж наверняка глупее ворон. На днях Молли украла с кухни кусочек сыра, нашла в погребе старую мышеловку, вытряхнула из нее останки и отнесла ржавый механизм в поле. Туда, где в земле виднелось множество норок. Конечно, поймать королеву она не рассчитывала, сойдет самая обычная мышь. Пришло время проверить западню.

Место было отмечено воткнутой палкой. Когда до отметки осталось несколько шагов, сердце девочки радостно заколотилось. На деревянной подставке мышеловки угадывался крошечный серый комок с черной полосой вдоль спины. С ликующим криком Молли бросилась к пленнице, схватила ее в кулак, ржавая пружина с трудом подалась, освобождая хвост.

Девочка с восторгом разглядывала торчащий в кулаке розовый подвижный носик. Чувствовалось, как в ладони трепещется напуганное сердце. На царапанье коготков она не обращала внимания.

Молли поздоровалась со зверьком. Тот молчал. Молли вежливо представилась и попросила зверька назвать свое имя. Мышь молчала. Молли пообещала тут же выпустить его, если он скажет хоть слово. Зверек, похоже, на волю не хотел. Раздосадованная, Молли уговаривала, умоляла, то поглаживала ласково кончик носа, то переходила на угрозы. Мышь в ответ пыталась поймать зубами ее палец. После долгих и бесплодных уговоров разгневанная Молли начала трясти упрямого грызуна, орала на него. Тот извивался, верещал, в конце концов сумел вывернуться, цапнул острыми, как иголки, зубами подушечку пальца. Молли вскрикнула, разжала ладонь. Серая искорка мелькнула и скрылась в траве.

От боли и обиды на глаза навернулись слезы. Девочка шмыгнула носом, посидела немного, обиженно глядя вслед исчезнувшему хвосту. Потом поднялась и поплелась к дороге. Второй пункт можно было вычеркивать. А третьего в плане еще не было.

К дому она шла угрюмая, подавленная. Мысль, что Тотошка может умереть раньше, чем она найдет Волшебный мир, приводила в отчаяние, заставляла глаза снова наполняться влагой. И виновата во всем эта мышь, одно ее слово осчастливило бы Молли и спасло Тотошку. Но она не захотела сделать и такой малости.

Девочка призывала все свое мужество, чтобы не расплакаться. Она в очередной раз утерла запястьем покрасневшие глаза, когда услышала позади жуткий рев. По дороге с грохотом приближалось огромное ржавое корыто. Молли сошла на обочину, пропуская машину. Но та не спешила обгонять, замедлилась. Молли обернулась. Оглушительно грохоча, за ней крался старый фургон с облезшей краской. Сквозь лобовое стекло девочка с удивлением узнала улыбающееся лицо отца, его пыльную серую кепку. С еще большим изумлением она скользнула взглядом по ржавым крыльям, по выпученным, как жабьи глаза, фарам. Неужели это тот самый, ее любимый, лучший на свете фургон? Как же она не замечала, какой он старый и ржавый? А этот рев… Чем ее так радовал этот звук, от него же оглохнуть можно!..

Фургон поравнялся с Молли. Пассажирская дверь раскрылась с пронзительным скрежетом. Изнутри, перекрикивая рык мотора, веселый голос отца позвал:

– Запрыгивай, доча, подброшу!

Молли отмахнулась, крикнула в ответ:

– Не хочу, сама дойду!

– Уверена? Ну смотри, к ужину не опаздывай!

Дверь захлопнулась. Мотор взревел громче, но, видимо, притормаживать было ошибкой, машина трижды пыхнула, выстрелила и затихла.

– Проклятая посудина! – донеслась приглушенная кабиной ругань.

Молли была слишком расстроена, чтобы остаться с отцом и слушать разговоры за починкой. Она потопала дальше по дороге.

Уже через пару сотен шагов рев опять начал нагонять. На сей раз дверь не открывалась, приспустилось пассажирское стекло.

– Не передумала? – Голос отца вновь звучал весело. Молли помотала головой. – Ну как знаешь.

Фургон унесся вперед, бренча неуклюжим задом, как пустыми флягами. За ним, словно гигантская змея, вдаль утягивалось облако пыли.

На кукурузном поле Молли вдруг стала как вкопанная. Ее осенило. Она треснула себя по лбу и счастливо засмеялась. Какая же глупая! Ведь в маминой книге ясно было сказано, что за пределами Волшебного мира звери теряют волшебные свойства! Как же они могли заговорить с ней здесь, в степи Канзаса? Несколько раз она прочитывала книгу, но словно не замечала этого места. Столько сил и времени потрачено впустую!

Словно камень упал с хрупких девичьих плеч. Кто на ее месте жалел бы о потраченных усилиях – ничтожная потеря, когда на другой чаше весов возродившаяся надежда! Надо взяться за ум, перечитать книгу и составить более продуманный план.

Окрыленная, девочка вприпрыжку ринулась в сторону дома. Книга будет открыта сегодня же.

Не успела она проскакать и несколько шагов, как услышала суховатый кашель. Трудно по кашлю узнать голос человека, но ей почему-то показалось, принадлежит он не старому Рольфу. Подозревая, что совершает ошибку, Молли замедлилась, а потом остановилась, неуверенно огляделась. Если все же рядом притаился Рольф, уши надерет обязательно.

Однако голос больше себя не обнаруживал, колосья кукурузы по обочинам не шевелились. Чуть подождав, Молли решила, что послышалось, и только собралась продолжить путь, как вдруг в трех шагах от нее кто-то произнес отчетливо:

– Привет.

Молли обернулась на звук, но никого не разглядела сквозь частокол колосьев.

– Это вы мне? – уточнила она неуверенно.

– Тебе.

Голос показался смутно знакомым, но принадлежал точно не старику Рольфу.

– Здравствуйте, – вежливо отозвалась Молли.

– Привет, – повторил голос.

Повисла пауза. Молли переступила с ноги на ногу, выжидая. Зачем взрослому заговаривать с ней, да еще прятаться? Невозможность увидеть собеседника начинала жечь, как уголек в ладони. Любая тайна действовала на Молли как приоткрытая дверца шифоньера на кошку. Любая тайна должна быть раскрыта здесь и сейчас, иначе не видать ей покоя.

– Вам, наверное, нужна помощь? – наконец догадалась она.

Незримый собеседник снова кашлянул, словно собираясь с духом, спросил вместо ответа:

– Скажи, девочка, ты не очень торопишься?

– Ну… у меня было кое-какое дело. Но если вам нужна помощь…

– А хочешь, поболтаем?

Молли помолчала, чувствуя, что уголек любопытства разжигается, потом глянула в оба конца дороги.

– Хочу.

Мама схватилась бы за сердце, узнай она о подобном диалоге. Но это только потому, что она не слышала его голоса. А Голос этот разоружал любые подозрения, он лучился круглым благодушием и кроме улыбки других эмоций не вызывал.

– Я подумываю прикупить неподалеку ферму, – сообщил незнакомец небрежно, – хожу вот, присматриваюсь, знакомлюсь с будущими соседями. Ты где-то рядом живешь?

– Да вон там, – Молли махнула в сторону дома, гадая, видел ли жест собеседник.

– Наверное, всех в округе знаешь?

– Нет, только старого Рольфа.

– И больше никого? А с другими детьми не играешь?

– Другие далеко. У нас школа за две мили отсюда. Но мама иногда разрешает мне съездить к кому-нибудь из одноклассников.

– А! Значит, у тебя есть мама?

Вопрос насмешил Молли.

– Конечно, у всех есть мама!

– А как ее зовут?

– Элли.

В кустах раздался радостный вскрик, который тут же пресекся. После короткой паузы собеседник переспросил нарочито равнодушным тоном:

– Как ты говоришь, Вилли?

– Вилли – мужское имя, – со смехом поправила Молли. – Мою маму зовут Элли! Она учительница.

– Так-так-так-так… Стало быть, учительница… Наверное, хорошая?

– Очень, только двойки мне часто ставит.

– Ничего не поделаешь, – мудро изрек невидимка, – таков гранит науки. А чем еще занимается твоя мама?

– Всем! – отрезала Молли. – Готовит, стирает, убирает, ухаживает за Тотошкой…

Кукуруза вновь огласилась радостным возгласом. Возглас мгновенно сменился сухим покашливанием. Молли тщетно силилась вспомнить, где же слышала этот голос. Его и голосом-то назвать было трудно, звук больше напоминал не то скрип веток по стене дома, не то шелест сухого сена. Шелест, который дышал теплом, как нагретое солнцем пшеничное поле.

– Кто такой этот Тотошка, твой брат? – предположил собеседник.

Молли хихикнула над наивностью взрослого человека.

– Разве могут человека звать Тотошкой? Это наш пес. Он уже старенький, мама говорит, он скоро умрет.

– Как умрет?! – вскричали в зарослях.

Молли помедлила, удивляясь такой реакции.

– Все собаки умирают, – медленно повторила она слова мамы. – Наш Тотошка не исключение.

– Ай-яй-яй, – взвыл незнакомец, наверняка схватившись за голову. – Бедный Тотошка, что же теперь делать?

Молли молчала в замешательстве, не часто встретишь взрослого, который так переживает о чужих собаках.

– Я тоже очень расстроилась, – призналась она. – И мама. Только она не подает виду. А я уж подумала, вы знаете Тотошку.

–Я… Что? Нет-нет, конечно нет, просто… – И закончил с неподдельной горечью: – Это всегда так грустно, когда твой любимец уходит из жизни.

Молли понимающе кивнула.

– А почему вы прячетесь?

– Прячусь? – вздрогнул незнакомец. – Почему прячусь? Я не прячусь. Я просто… Я спал! Полежу немного и пойду дальше по своим делам.

– Спали в кукурузе? Если дядя Рольф увидит, он может бросить в вас что-нибудь тяжелое.

– Неужели бросит? – заволновался собеседник.

– Дядя Джон, говорят, больше не ходит этой дорогой.

Кусты зашевелились. Молли вглядывалась в мимолетные просветы, таинственный незнакомец оставался незримым. Когда возня прекратилась, взволнованный голос продолжил:

– Если увидишь его, предупредишь меня?

Молли кивнула, тут ее не нужно было уговаривать.

– Если подойдет, мне тоже достанется. Он меня не любит.

– А расскажи немного о себе, как твои дела, чем сейчас занимаешься?

– Пытаюсь спасти Тотошку, – раскрыла карты Молли.

Неизвестный заметно оживился:

– Вот как? И что же, ты знаешь как?

Произнесено это было с таким искренним участием, что девочка сразу ощутила в нем сообщника. Недолго она размышляла, говорить ли все начистоту, что-то подсказывало, ей встретился наверное единственный взрослый, который не станет смеяться и называть ее маленькой фантазеркой.

Молли чуть приблизилась и сказала шепотом:

– Надо вернуть его в Волшебный мир.

– И только-то? – обрадовался незнакомец.

Девочка ожидала какой угодно реакции, но не такого явного облегчения. Она облизнула вмиг пересохшие губы.

– Значит… Вы тоже верите в Волшебный мир?

– Я-то? – весело воскликнул тот. – Да я верю вообще во все волшебное!

– Во все – во все?

– Абсолютно!

– Везет! А в то, что птицы умеют говорить, верите?

– Иные болтают так, что уши хочется заткнуть!

– И мыши?

– Без умолку!

– А собака может полететь?

– Не хуже любого а-э-ро-пла-на!

– И вон та ржавая бочка может пуститься в пляс?

– Только скрип будет стоять!

Молли звонко рассмеялась. Незнакомец издал хрипловатый смешок.

– Значит, вы мне поможете? – спросила она в радостном предвкушении.

– Ну конечно! Вот только…

– Что?

Незнакомец замялся. Потом стебли зашевелились, его голос приблизился, перешел в доверительный шепот:

– Должен признаться, я раньше виделся с твоей мамой.

– Правда? Когда? А как вас зовут, может я слышала?

– Видишь ли, это было так давно, она уж, наверное, меня и не помнит. – Он вздохнул. – Но если совсем откровенно, я бы не прочь снова встретиться. Ну, знаешь, вспомнить старое, обсудить новое…

– Так идемте! Я покажу дорогу.

– Сейчас? – испугался незнакомец. – Нет, сейчас я не готов. А мои дела?.. Нет, это слишком быстро. Вот дней через десять было бы в самый раз.

– Через три! – предложила Молли.

– Через восемь!

– Три!

– Пять!

– Три!

– Решено! Через три дня я приду, и тогда мы представимся друг другу уже о-фи-ци-аль-но, идет?

– Идет!

– Какой это получается день, суббота? Тогда передай маме, что в субботу вечером…

– Утром! – отрезала Молли.

– …в субботу утром придет ее самый остроумный друг!

– Передам!

Повеселевшая, Молли попрощалась и вприпрыжку умчалась по дороге. Весь путь до дома она не оставляла попыток вспомнить, откуда знает голос таинственного незнакомца.

Прозрение наступило, когда вдали показался родной дом. Прозрение внезапное и ослепляющее, как вспышка. Молли даже остановилась.

Случай произошел несколько лет назад. Родители тем вечером уже уснули, Тотошка тихо посапывал в углу, а у Молли сквозь одеяло просвечивал луч фонарика. Ей подарили новую красочную азбуку, и теперь в тишине комнат шелестел ее шепот: «О», «Пэ», «Эр».

На букве «Т» она притихла, вслушиваясь, быстро потушила фонарик. Шорох, который ей послышался, повторился. Ладно, если Тотошка во сне ворочается, а вдруг встал кто-то из родителей? Тогда ей точно несдобровать. Молли закрыла глаза и застыла в позе мумии. Из спальни родителей не доносилось ни звука, тишину нарушало лишь ровное дыхание Тотошки.

Немного повременив для надежности, Молли нащупала выключатель на фонарике. И в этот момент до нее отчетливо донесся шелест травы. В ночной тиши звук шагов в высокой траве невозможно спутать ни с чем. К шелесту добавилось странное поскрипывание, как будто кто-то за окном монотонно покачивал ручку оцинкованного ведра.

Одеяло медленно поползло с головы. Молли прислушалась. Звуки точно доносились не из дома, а снаружи. И судя по всему, приближались. Скоро сквозь шелест и скрип можно было различить шепот голосов. Кто-то явно шел к дому, и шел не один. Если это не какой-нибудь сумасшедший, беседующий сам с собой.

Молли подняла глаза и похолодела. В лунном свете видна была темная щель в оконной раме. Мама с вечера наказывала закрыть, а она забыла! Стараясь не дышать, Молли потянулась к окну и так и замерла с вытянутой рукой. В пугающей близости она услышала чьи-то слова:

– Ну вот, мы и на месте… Все это так волнительно, не знаю, выдержу ли я…

Дрожа от страха, Молли медленно убрала руку, натянула одеяло по самые глаза.

– Надо держаться, ты же знаешь, тебе нельзя…

– Знаю, знаю, прости, я буду стараться.

Голос говорившего напоминал гул, отдающийся эхом в трубе. Гул глубокий, чувственный, словно человек с мягким бархатным баритоном разговаривал на дне железного бака. Голос второго очень походил на голос незнакомца в кукурузе.

– Давай посмотрим сперва здесь, – предложил добродушный голос. – Подсади-ка. Ум долог, да ноги коротки.

– Да-да, конечно, сейчас.

Молли подскочила испуганно. Стена у ее локтя неожиданно вздрогнула от сильного удара.

– Тише, весь дом перебудим. Ты в порядке?

– О, не переживай, что мне будет, – успокоил гулкоголосый и зачем-то постучал по железу. – Но знаешь, если откровенно, может оно было бы и к лучшему, если бы перебудили… Это просто невыносимо… после стольких лет… не иметь возможности даже…

Молли с изумлением поняла, что вот этот вот басовитый, в котором росту, наверное, под самый потолок, начал гулко шмыгать носом. Таких странных воров свет еще не видывал.

– Нет-нет, что ты делаешь, – встревожился второй, – перестань. Вот, возьми платок.

– Как предусмотрительно, благодарю.

– Давай попробуем еще разок.

Снаружи едва слышно заскрипело, что-то прошуршало по стене. За стеклом выросла огромная тень, заслонившая свет луны. Молли со страху вжалась в кровать, в голове пронеслась мысль, что если вор сейчас полезет в окно, он свалится прямо на нее.

– Не заперто, – с удивлением заметил воришка. Голос прозвучал так близко, будто его обладатель уже был в комнате.

– Очень легкомысленно, – осуждающе сказал второй, – а вдруг воры? Ну что, что-нибудь видишь?

– Только стену, – раздалось над головой Молли. От звуков чужого голоса заворочался, тявкнул во сне Тотошка. Как ни странно, собака не напугала воров. Тот, что заслонял окно, как будто даже обрадовался: – Слышал?

– Думаешь, он? – взволнованно спросил гулкоголосый и сам же ответил: – Он, наверняка он! Дай-ка и мне взглянуть.

– Осторожней, осторожней!

Тень исчезла, будто ее сдуло, лунный свет вновь ворвался в комнату. Молли ожидала услышать звук падающего тела, но услышала всего лишь легкое тряпичное шуршание.

– Ох, прости, дружище, я не успел подумать. Ты же знаешь, мне иногда трудно сдерживать сердечные порывы. Ты не сильно пострадал?

После недолгой паузы первый заговорил сосредоточенно:

– Понять не могу, я на голове стою или на ногах? Ты не посмотришь? Что-то я совсем запутался.

В тишине снова зашелестела трава. Гулкоголосый грабитель будто нарочно постоянно поскрипывал чем-то железным.

– О нет, это все моя вина…

– Что, что такое?

– Да у тебя затылок к груди прижат.

– А! Что ж, это многое объясняет. Не поможешь?

– Конечно, конечно, – виновато засуетился товарищ.

– Ага! Вот так гораздо лучше. Левую руку плохо чувствую, что там с ней?

– Подмышка опять порвалась, – вздохнул тот.

– Эк меня угораздило… Не беда, дома заштопаю.

У Молли голова пошла кругом. Сколько там, должно быть, кровищи натекло!

– Прости меня, дружище, я как всегда ужасно неловок.

– Да брось ты, было бы о чем переживать.

– Не понимаю, почему мы должны прятаться, – уныло гнул собеседник. – Все были бы только рады.

– У нее теперь своя жизнь, свои дети, мы больше не имеем права взваливать на нее еще и наши проблемы.

– Своя жизнь, свои дети, – уныло повторил гулкоголосый, – а ты еще удивляешься, что я не могу держать себя в руках. – Он снова шмыгнул, закончил с грустью: – Хоть одним глазком взгляну.

Скрип приблизился к окну, длинная узкая тень перерезала комнату. В ту же секунду ночную тишину огласил звон бьющегося стекла, осколки посыпались на кровать Молли. Она с визгами отшвырнула одеяло и бросилась в спальню родителей. Тотошка зашелся яростным лаем.

Когда разбуженный отец выбежал на улицу, под окном никого не было. В тот день родители решили, что окно случайно разбила Молли, а про воров придумала, чтобы не наказали.

Со временем она все реже вспоминала тот случай, он стал казаться далеким смутным сном. Но теперь вновь ожил и заиграл всеми красками. Хоть грабители и общались почти шепотом, сомнений не осталось, голос был один и тот же. В голове девочки шевельнулась беспокойная мысль, уж не обманули ли ее, пытаясь вызнать, когда в доме не будет хозяев. С другой стороны, разве бывают воры такими добродушными? И какой вор станет предупреждать о своем приходе? Что-то здесь нечисто, а что именно, станет ясно лишь через три дня.

Дома Молли направилась прямиком в свою комнату, где на полке стояла мамина книга. На ходу бросила, не оборачиваясь:

– Мама, в субботу утром придет твой друг. Он очень остроумный и скорее всего вор!

Мать проводила дочь изумленным взглядом, пока за той не закрылась дверь.

Субботним утром в доме царил кавардак, семья собиралась в гости к Уилсонам. С улицы доносились проклятия отца в адрес машины. Проделать предстояло двадцать миль в одну сторону, старенькому фургону, похоже, эта затея не нравилась. Отец носился с инструментами по дому, вокруг дома. То врывался в комнаты, как порыв душного промасленного ветра, то, прихватив с кухни горячий пирожок, исчезал, оставив после себя запах выхлопных газов.

– Кто на кухонном столе оставляет грязные инструменты? – кричала мама вслед.

Сама Элли тоже без дела не сидела. Одновременно вертелась у плиты, готовя гостинцы, красилась перед зеркалом, перебирала платья в шкафу. За последние полчаса она переоделась трижды. При этом успевала прибираться в доме, возвращать на место вещи, которые со скуки Молли бросала где попало. Да и саму Молли надо было готовить.

– Молли, ты надела новое платье?

– Почти!

– Что значит почти?

– Ладно, сейчас надену.

– И выходи сразу сюда, я тебя заплету.

– Иду.

Молли вышла из комнаты с насупленным видом, неохотно оправляя складки серебряного кружевного платья.

– Дурацкое платье, мне в нем как будто десять.

– Не говори ерунды, очень красивое платье. Нет, ну посмотри, ты уже юбку измяла! Иди сюда, горе луковое.

Мать притянула Молли к зеркалу, расправила скомканную юбку. Деревянный гребешок вгрызся в спутанные волосы. Открыв рот, девочка прижала подбородок к груди, пытаясь удерживать голову на месте. У них с мамой сразу бросалось в глаза сильное сходство: обе худенькие, стройные, с пшеничного цвета волосами, у обеих в глазах прятались кусочки ясного неба. Под детской округлостью лица формировались мамины черты.

– Я, когда вырасту, буду такой же красивой, как и ты? – Молли пальцами пощупала пухлые щеки, потом подняла руку и схватила мамины.

– Ты уже красивая, – ответила Элли голосом, искаженным зажатыми щеками.

– У меня щеки больше, – разочарованно констатировала Молли.

– А ты ешь поменьше сладкого – будут как у меня.

– А я люблю сладкое.

– Много сладкого вредно.

– Ну и пусть.

– Ну и не жалуйся потом.

– Ну и не буду.

После минуты тишины, в которую слышалась возня отца под капотом, Молли позвала так, будто мать находилась в соседней комнате:

– Мама-а…

– Перестань, сколько раз говорить.

Последнее «а» Молли могла смаковать бесконечно, особенно когда ее не слушали.

– Если мы уедем, – продолжила та, будто не слыша, – как же тогда твой друг?

– Какой еще друг?

– Остроумный! Он, наверное, вот-вот придет.

– Ой, хватит, – поморщилась мать, – как вобьет в голову какую-нибудь ерунду.

С улицы раздался рык отца, похожий на рев раненого зверя, зазвенели брошенные ключи. Через мгновенье Боб ворвался в прихожую.

– Все, накатались! Никуда мы не едем! Ни сегодня, ни завтра, ни через неделю!

– Что случилось, машина не заводится? – спросила Элли огорченно.

– Не напоминай мне про это корыто! – взревел муж и снова исчез за дверью. Еще немного погремев инструментами, он крикнул в открытое окно:

– Набери Билли, скажи, что нужен буксир до сервиса.

– Хорошо, сейчас наберу, – вздохнула Элли. Бросив взгляд в зеркало, она отложила гребень, пригладила ладонями расчесанные волосы дочери: – Вот и съездили в гости. Иди, можешь снять платье, я уберу его в шкаф.

– Ура! – просияла Молли и умчалась к себе в комнату. Поездки к Уилсонам она ненавидела. Мало что у них нет детей, не с кем играть, так еще собственные родители в том доме менялись, как по волшебству, становились какими-то чопорными, особенно строго принуждали дочь соблюдать приличия. За любую провинность зыркали так, что Молли делалось неловко. Уилсоны как будто были уверены, что хороший ребенок должен сидеть, молчать и по возможности не шевелиться, не напоминать о своем присутствии. Наверное, эту заразу источали стены их дома, раз ее сразу подхватывали родители.

Через час громадных размеров пикап уволок папину машину. В доме осталась только женская часть семьи. Элли переоделась в домашний халат, высыпала в большую миску последнюю партию пирожков.

– Пойдем хоть чай пить, что ли, – позвала она дочь.

На кухне царила духота. Молли распахнула окно, вскарабкалась на подоконник.

– Куда ты залезла, – осадила мать, – а табурет на что? Спускайся. Двенадцать лет, а все как маленькая себя ведешь.

Элли подошла к окну, протянула руки, чтобы помочь дочери спуститься и вдруг замерла. Молли проследила за ее взглядом, обернулась.

К дому через поле неуклюже шагал смешной пухлый человечек. Лицо его скрывала зеленая широкополая шляпа, ноги были так коротки, что из пшеницы выглядывал только круглый живот, рука сжимала элегантную трость. Одежда на нем тоже была зеленой, в цвет шляпы.

Чем ближе путник подходил к дому, тем заметней нервничал. Свободная рука то и дело хваталась за шляпу, тут же отдергивалась, часто он замедлялся, оглядывался, словно раздумывал, не повернуть ли. Вскоре стало ясно, что на нем не зеленая рубаха, а какой-то старомодный кафтан. Пуговицы стягивали туловище так туго, что поперек груди и живота образовались ямки, как если бы мешок, набитый ватой, стянули веревками.

У края поля низенький человек совсем разнервничался, остановился, перебирая трость обеими руками. Потом сунул трость под мышку, стянул с головы шляпу, начал с волнением заламывать поля. Желтые, до плеч, волосы издали напоминали соломенную крышу избушки.

Наконец взяв себя в руки, путник нахлобучил шляпу, решительно ринулся в сторону крыльца. Когда до дома ему осталось шагов тридцать, Молли молча отодвинула локтем послушную, как кукла, мать, сползла с подоконника. В прихожей бесшумно открылась дверь и так же бесшумно закрылась.

Сойдя с крыльца, Молли отыскала взглядом гостя, тронулась навстречу. Тот заметил ее, робко улыбнулся, потом на ходу приветливо помахал шляпой. Они остановились друг напротив друга, улыбка на рисованной физиономии теперь сияла, как начищенная монета на солнце. Сняв шляпу, гость отвесил церемонный поклон.

– Явился как и обещал, – услышала Молли знакомый голос с хрипотцой, – надеюсь, я не опоздал?

Глаза у Молли полыхали так, что могли бы подпалить легко воспламеняющегося гостя. Он смотрел в ответ с дружелюбным любопытством, огромные, как блюдца, глаза хлопали длинными ресницами.

Ни слова не говоря, Молли медленно пошла вокруг него, пощупала грязно-желтые волосы, ткнула пальцем в мягкую спину. Тот хихикнул, хрюкнул, принялся вертеть вертел головой, пытаясь не упустить из виду лица девочки. Ростом гость был не выше ее.

– Как живой, – прошептала Молли восхищенно.

Вблизи выяснилась причина странной походки, вместо зеленых ботфорт пухлые ноги были втиснуты в серебряные башмачки, о которых говорилось в маминой книге. Выглядело это так, будто угол подушки утрамбовали в маленькую чашку.

– Позвольте представиться о-фи-ци-аль-но, – снова заговорил гость. – Страшила, в прошлом Трижды Премудрый, в прошлом правитель Изумрудного города.

– Я знала!!! – Вопль прозвучал так внезапно, что соломенный гость подскочил, икнул.

Девочка замерла перед ним с горящим взором, вложила руку в протянутую желтую перчатку.

– Молли, – выдохнула в ответ. И вдруг с силой сжала невесомую ладонь, а потом с восторгом смотрела, как та расправляется, принимая исходную форму.

Страшила с той же дружелюбной улыбкой наблюдал за ее реакцией.

– А что твоя мама, дома сего… – Он прервался на полуслове, пальцы девочки вцепились в тряпичную щеку и тихонько потянули. Гость издал короткий смешок.

Вместо кожи Молли нащупала грубую мешковину, причем изрядно запыленную. Видно было, что за бывшим правителем давно никто не ухаживал.

– Из Волшебного мира? – без обиняков спросила Молли, захлебываясь от бушующей внутри бури.

– Прибыл четыре дня назад.

Сзади скрипнула дверь. На крыльце показалась высокая стройная фигура Элли. Пошатываясь, как опьяневшая, она спустилась поступенькам крыльца. С робкой улыбкой Страшила шагнул навстречу. Когда Элли подошла ближе, на лице его мелькнула растерянность. Хоть у мамы Молли и угадывались знакомые с давних лет черты, он, видимо, не до конца осознавал, что увидит взрослую женщину вместо девочки Элли.

– А вот и наша… миссис… – пробормотал он.

Элли упала в его объятия словно споткнулась.

– Какая же я тебе миссис, миленький, – шепнула она в соломенное ухо.

Казалось, на целую вечность они застыли в такой позе, не произнося ни слова. Страшила безмятежно улыбался, а Молли мельтешила сзади, пытаясь выдернуть из головы соломенный волосок. В доказательство на будущее, что это было наяву. Мама словно подслушала ее мысли.

– С годами я сама начала верить, что это было лишь сном, – покаялась она.

– Да притупятся мои мозги, если это был не лучший сон в моей жизни.

– Ты никогда не спишь, – ласково разоблачила Элли, поглаживая соломенную голову.

Когда они наконец отстранились, Страшила вдруг швырнул шляпу в воздух, подпрыгнул, насколько позволяли короткие ноги:

– Ура!

– Ура! – тут же подхватила Молли.

– Я снова, снова, снова с Элли! – закончил счастливо.

Услышав знакомую с детства кричалку, Элли не сдержалась, расплакалась. В этот момент из дома донесся отчаянный лай. Элли с дочерью давно отвыкли от этого звука, обе удивленно посмотрели на раскрытые окна. Лай звучал так громко и пронзительно, что дребезжали стекла в рамах. Пес как будто все силы собрал для последнего, самого важного в своей жизни крика.

– А вот и наш старый добрый Тотошка, – радостно воскликнул Страшила.

Все трое поспешно отправились в дом, жалея силы бедного старого питомца. Пес стоял посреди комнаты на дрожащих лапах и неотрывно смотрел на дверь. Даже когда в проеме показался Страшила, пес не умолк, смотрел на гостя и продолжал заливаться, оглушая всех присутствующих. Ослабевшие лапы, похоже, не позволяли ему приблизиться еще хоть на шаг.

Страшила кинулся в комнату, подхватил на руки черный комок и пустился с ним в какой-то диковато-ритуальный пляс. Песик сухим языком принялся лизать гостю лицо. Зная, чем это кончится, Элли убежала за акварельными красками. Молли видела, как трясется от слабости и волнения голова Тотошки, силы на глазах покидали его. Пес обессилел и затих на груди старого друга еще раньше, чем Элли вернулась с красками.

Чуть позже, когда все собрались в кухне, Молли хохотала как оглашенная, глядя на размазанную половину лица Страшилы. Он улыбался ей уцелевшим уголком рта. Элли водила кисточкой с любовью, с особым тщанием, как человек, принимающий каждую черточку близко к сердцу. Едва глаз был закончен, Страшила подмигнул смеющейся Молли.

– Прекрати! – строго велела Элли. – Дай краске высохнуть. – Она еще раз промокнула глаз кисточкой и заметила: – Да у тебя вся шея мокрая. И грудь тоже! Где ты умудрился вымокнуть? Давай мы тебя просушим. – И взялась за верхнюю пуговицу кафтана.

– Нет-нет, что ты, – встревожился Страшила, – мне теперь нельзя сушиться!

Элли пробормотала в замешательстве:

– Ну хорошо, как скажешь… Однако, я не понимаю, как? Как ты здесь оказался?

– Очень просто.

Стараясь не потревожить уснувшего на коленях Тотошку, Страшила вытянул ноги, с торжествующим видом продемонстрировал серебряные башмачки. На мгновенье забывшись, Элли радостно захлопала в ладоши:

– Ты нашел их! Я думала, они бесследно исчезли.

– По правде говоря, я их всего лишь выкупил. А нашел один из искателей.

– Искателей?

– Долгая история. Все началось с того…

Элли закрыла нарисованный рот ладонью, скосила взгляд на сгусток любопытства у края стола.

– Ну… позже, позже расскажешь. Давайте пить чай.

Она расставила на столе три чашки. Гость посмотрел на свою с таким смущением, что хозяйка покраснела, спохватившись. Одна чашка исчезла.

За чаем они предавались долгим воспоминаниям о своих похождениях в Волшебном мире. Молли слушала разинув рот, завороженный взор ее перебегал с одного рассказчика на другого. Оказывается, мамина книга не вместила и пятой части пережитого. Они перебирали случай за случаем, Молли сбилась со счета, сколько раз с обеих сторон прозвучало заклинание «А помнишь?». Тотошка вяло двигал ушами, часто слыша свое имя.

Такой маму Молли еще не видела, в ней словно воскресла девочка Элли. Она ожила, раскраснелась, заливисто и много смеялась, глаза подернулись дымкой воспоминаний. Два часа пролетели как миг не только для старых друзей, но и для самой девочки.

А когда окно громко хлопнуло на ветру, возвращая путешественников в этот мир, повисла пауза. Элли посмотрела на окно почти с обидой и грустью.

– Чай давно остыл, – наконец заметила она рассеянно.

Чашки с холодным чаем отправились в раковину.

– Были времена, – вздохнул Страшила мечтательно.

Пока мама гремела посудой, дочь приблизилась к гостю, шепнула на ухо:

– Возьмешь меня в Волшебный мир?

Страшила виновато развел руками:

– Боюсь, там сейчас опасно даже для взрослых. Волшебный мир уже не тот, что раньше.

– Кто там куда собрался? – строго одернула мать.

Молли ретировалась по своим следам обратно на табурет.

А еще через несколько часов Тотошка перестал дышать. Старый пес словно специально все эти годы держался из последних сил, чтобы успеть встретиться, в последний раз пережить приключения молодости в кругу друзей. Элли весь вечер проплакала, Страшила сокрушался, хватаясь за голову, ходил по комнате кругами, подвывая и раскачиваясь, как душевнобольной. Молли до вечера молча сидела в углу с красными глазами. Самое обидное, что до Волшебного мира оставалось рукой подать, хватило бы суток, и бедный пес был бы спасен. Она по-прежнему не представляла, как бы выглядело спасение, но уж в Волшебном мире наверняка бы подсказали. Теперь поздно.

Когда за окном начало темнеть, в прихожей затрезвонил телефон. Даже из соседней комнаты было слышно, как голос отца в трубке перекрикивал визг шлифовальных станков. Он сообщил, что переночует у Билли и завтра весь день вновь проведет в сервисе.

– Тотошка умер, – тихо сообщила Элли.

В трубке смолкло.

– Хочешь, я приеду?

– Нет, оставайся, если надо. Мы его похороним. За домом.

– Уверена?

– Да, не волнуйся…

В этот момент Молли впервые ощутила отчужденность к отцу. Он никогда особо не обращал внимания на Тотошку, не сообщи Элли, он бы и через месяц не обнаружил пропажи. Короткий разговор яркое тому доказательство. Судя по голосу, известие его не тронуло, и нужды попрощаться с питомцем он не испытывал.

Бездыханное тело отнесли за дом уже в темноте и в траурном молчании. Страшила отказался с кем-либо делить лопату, копал как одержимый. Для маленького пса не требовалась глубокая яма, но сколько Элли ни увещевала его остановиться, лопата мелькала в воздухе, пока соломенный гость не ушел в землю по грудь.

Завернутое в одеяло, тельце с почестями опустили на дно. Страшила нарочно расположил его так, чтобы вышитая надпись «Тотошка» смотрела вверх.

– Добрый, добрый, добрый Тотошка, – горестно произнес Страшила. – Наш, старый, старый, добрый друг. Мы будем помнить тебя вечно, весь Волшебный мир будет помнить тебя вечно. Обещаю, если я когда-нибудь вернусь в Изумрудный дворец, я велю воздвигнуть в твою честь памятник, чтобы о твоих подвигах узнало как можно больше людей!

Он бросил в яму ком земли, отступил на шаг, не переставая мять поля шляпы. Элли с тоской устремила взгляд на узкую полоску заката.

– Вот и закончилось мое путешествие, – обронила она. – Ты знаешь, Страшила, а ведь я, когда он слег, часто по ночам прокрадывалась в угол, ложилась рядом, гладила и шептала на ухо, чтобы держался, чтобы потерпел еще немного. Как чувствовала… Тотошенька, милый, надеюсь, там ты снова станешь молод и весел, и тебе больше не придется скучать.

Она тоже бросила щепотку земли и расплакалась на плече у Страшилы. Молли с хмурым видом подошла к краю ямы и, не говоря ни слова, полезла вниз. На дне уселась рядом со свертком, сложила руки на груди с таким видом, мол, закапывайте тогда и меня тоже. Насилу ее вытянули оттуда в четыре руки. Элли обняла дочь, макушка у той быстро промокла от маминых слез. Сама Молли упрямо не давала слезам выход, ее переполняли злость и обида. Так нельзя, так не должно быть, это несправедливо, когда до цели оставалось рукой подать. Ее вина, она не успела. Надо было не слушать никого и сразу действовать.

Когда на месте ямы вырос холмик, они втроем установили самодельный крест из двух палок. Элли пообещала дочери, что закажет потом полноценную мраморную плиту с фотографией.

– Хорошо, что Железный Дровосек этого не видел, – сказал Страшила на обратном пути, – его бедное сердце точно бы не выдержало.

– Как он живет, за ним ухаживают? – вздохнула Элли.

Страшила, казалось, поник еще больше, даже поля шляпы словно отяжелели.

– Я не видел его уже очень давно и понятия не имею, где он, жив ли.

Элли с тревогой посмотрела на понуро плетущегося друга, но смолчала.

В прихожей все трое сняли грязную обувь, Молли искоса проследила, куда встали серебряные башмачки. Неожиданно для всех Страшила выудил из кармана штанов фляжку, отвинтил крышку и сделал маленький глоток.

– Ты что? – поразилась Элли. – Зачем?

– Что? – потерянно переспросил Страшила. – Ах это. Это волшебная вода.

Все, к чему прибавлялось слово «волшебный», действовало на Молли как магнитное поле на стрелку. Даже сейчас, несмотря на горе, глаза ее чуть задержались на обычной с виду фляге.

– Так это она позволяет тебе… ходить здесь? – догадалась Элли.

Страшила также потерянно кивнул, добавил загадочно:

– Теперь и не только здесь.

– Но как? Почему она сама тут действует?

Гость пожал плечами:

– Несколько лет назад мне сказали, что она поможет. Мы с Дровосеком однажды уже проверили, так что я знал, получится и в этот раз.

Они прошли в кухню. Не успела Молли безмолвно, как тень, вскарабкаться на табурет, мама сообщила, что время позднее, после стольких тревог дочке лучше отправиться в кровать.

Впервые на памяти Элли дочь не возразила ни слова, с равнодушным видом сползла на пол, юбка ее повседневного платья напоследок прошуршала по приоткрытой двери. Все понятно, сейчас будут шушукаться про новости из Волшебного мира.

У себя в комнате Молли, не раздеваясь, забралась под одеяло, укрылась по шею и стала ждать. Мама всегда ошибочно верила, что десять минут дочери более чем достаточно, чтобы крепко уснуть. Через десять минут тихо и протяжно скрипнула дверь. Молли закрыла глаза. В мягких домашних тапочках шагов мамы было не расслышать. Сухие теплые губы едва коснулись лба, чужие руки подоткнули одеяло.

Когда язычок замка со щелчком встал на место, Молли приподняла голову, потянула с себя одеяло. Самое трудное в таких случаях – открыть дверь бесшумно, у мамы слух как у летучей мыши, пока не уснет, любой шорох из комнаты Молли не остается незамеченным.

Она подкралась к замочной скважине. Из-под закрытой двери кухни лилась тусклая полоска света. Приложившись к замочной скважине ухом, девочка различила приглушенное мычание голосов. Надо действовать, пока в разговоре не возникла случайная пауза.

Закусив от напряжения губу, миллиметр за миллиметром Молли потянула дверь на себя. Едва в проем смогла поместиться голова, она отпустила ручку и осторожно протиснулась. К счастью, у мамы вчера не дошли руки снять ковер в гостиной, босые ступни прокрались по мягкому настилу без единого звука. Перед кухонной дверью она опустилась на колени, прильнула ухом к щели между дверью и полом, чувствуя, как оттуда потянуло сквозняком.

– … уже давно нет возможности передавать сообщения с птицами, – негромко рассказывал Страшила. – Они перестали нас понимать, забыли человеческую речь. Забыли даже, что совсем недавно жили с нами бок о бок. Теперь это самые обыкновенные птицы, которые пугаются приближения человека.

– Неужели все птицы?

– Не только птицы, все звери одичали. С недавних пор хищники в нашем лесу не менее опасны, чем в вашем.

– И наш Лев? – с неподдельной тревогой спросила Элли.

– Будь я набит не сеном, а мясом и костями, я бы не решился приблизиться к нему и на полмили. Мне горько это говорить, но вряд ли он помнит нас с тобой. Не лучше дело обстоит и с волшебными растениями. Сегодня мы вспоминали маковое поле, которое усыпляет любое живое существо. Не так давно один мой хороший знакомый рассказывал, что благополучно пересек поле. Всю дорогу зевал, пошатывался, но не уснул. А как только поле осталось позади, сразу взбодрился, пошел веселей, будто ничего и не было.

– Ничего не понимаю. Как такое возможно, ты узнал, что происходит?

– Я думаю… – Страшил вздохнул с хрипловатым свистом. – Я думаю, волшебство покидает Волшебный мир.

– Покидает Волшебный мир? – тупо переспросила Элли.

– Думаю, да. В Голубой стране дела обстоят пока лучше, уж не знаю почему. Но уверен, это ненадолго. Последний раз около полугода назад со мной пыталась заговорить полевая мышь. Кажется, она не понимала, что вместо слов я слышу мышиный писк. А когда умолкла, то встала на задние лапы и смотрела на меня. Ждала ответа, наверное. Но стоило мне заговорить, она вдруг вздрогнула, как будто впервые услышала человеческий голос, и убежала.

По мере рассказа Элли все больше погружалась в задумчивость. Как только он договорил, она произнесла медленно:

– Но подожди… Птицы, звери, растения… А как же… волшебные существа? Как же ты, Дровосек?..

Страшила помолчал, поерзал на табурете, то ли боясь произнести вслух, то ли не желая пугать подругу.

– Я давно потерял связь с Дровосеком. Я не знаю, где он и что с ним.

– А ты? – не отступала Элли.

– А мне что, – мужественно ответил гость, – у меня есть вода.

– Одна фляжка? – бросила Элли чуть не со злостью. – А когда она закончится?

С видом провинившегося Страшила пожал плечами:

– Вернусь в Голубую страну, пока там дела не так плохи. А дальше… А дальше видно будет.

На сей раз кухня надолго погрузилась в молчание.

– Рассказывай все с самого начала, – наконец потребовала Элли.

А Молли услышала уже больше, чем нужно. Единственный на всем белом свете островок, окруженный горами, эта цитадель волшебства и всего того хорошего, о чем она читала в маминой книге, в опасности. В такой опасности, какая с ним никогда не приключалась. Молли надеялась найти в той цитадели спасение, а оказывается, спасение нужно ей самой. И чем скорее, тем лучше. Сегодня девочка получила жестокий урок, вот к чему приводит неоправданное промедление. Таких ошибок больше нельзя совершать. Настал ее черед подхватить знамя, отложенное и забытое мамой. Это последнее, что она может сделать для Тотошки.

Молли поднялась с колен, бесшумно проскользнула в прихожую.

На кухне Страшила долго медлил, собираясь с мыслями, затем глубоко вздохнул и заговорил:

– Все началось много лет назад, когда меня свергли с поста правителя Изумрудного города…

В прихожей раздался громкий хлопок. Оба повернулись на звук.

– Что это было? – испуганно спросил Страшила.

– Наверное, вешалка упала. Схожу посмотрю.

Элли вышла с кухни, Страшила потянулся за ней. Рука хозяйки привычным жестом нащупала выключатель. Загорелся свет. Соломенный гость вздрогнул, внезапно наткнувшись на свое отражение в зеркале. Элли огляделась, пожала плечами:

– Странно. Все в порядке.

– Туфельки… пропали… – обронил Страшила растерянно.