Читать книгу Милиционер на земле. Сборник рассказов - Андрей Ефремов (Брэм) - Страница 8

Около 70% сотрудников милиции РФ от трех месяцев до полугода служили в Чечне – принимали участие в боевых действиях в первой и во второй кампаниях. Многие после тяжелейших командировок спивались, бывало, кончали жизнь самоубийством. Выдержать срок в три месяца, а тем более полгода на блокпосту в Чечне, в отрыве от семьи и в однообразном окружении, выполняя рутинные задачи очень и очень трудно.

Начальники говорят: местные милиционеры не в состоянии навести порядок, им надо помочь. Милиция там, в основном, собрана из боевиков. А кто из боевиков будет воевать против своих же? Часто от ветеранов можно услышать: Мы в Чечне находились не для того, чтобы наводить порядок, мы там были, чтобы выжить.

Жили милиционеры на изолированной и защищенной базе в полном информационном вакууме, часто вдали от крупных войсковых формирований. Находились в постоянном напряжении и страхе, но к этому привыкаешь, и со временем страх не так заметен, даже, похоже, полностью улетучивается. Поэтому они становятся более жестокими по отношению к себе и окружающим, более циничными. Как результат – ветераны Чечни часто совершают преступления, которые квалифицируются как «превышение должностных полномочий».

Есть и проблема суицидов. МВД отказывается обнародовать статистику, поэтому обществу неизвестно, сколько ветеранов ушло из жизни, не справившись в одиночку с пресловутым «чеченским синдромом».

Социологи отмечают, что во время служебно-боевых командировок сотрудники теряют необходимые для гражданской работы навыки. Зато приобретают другие, не пригодные и вредные для мирной жизни.

Автор сознательно пишет «милиционеры» а не «полицейские». Именно отряды милиции сполна повоевали и испытали все «прелести» этих командировок.

В Чечне российские милиционеры стояли на укрепленных блокпостах, патрулировали улицы, ставили растяжки, и напротив, участвовали в разминировании. Разнообразную военную работу выполняли достаточно квалифицированные сотрудники МВД: оперуполномоченные, следователи, дознаватели. По возвращении домой, не сразу становится понятно, что нельзя задерживать нарушителей так же, как задерживали бандитов в Чечне. После боевых командировок многие ветераны стали хуже относиться к кавказцам. Можно услышать: «расистом становлюсь».

Из-за долговременных регулярных командировок страдают жены и дети. В семье начинается развал. Часто люди со службы увольняются, вливаются в криминал, спиваются, жены уходят. Есть, как ни странно, и ностальгия по войне, чувство брошенности, ненужности. Происходят конфликты с «неправильными» начальниками, не бывавшими в служебно-боевых командировках, с представителями коммунальных служб, с «неправильными» соседями, и даже, бывает, с друзьми. Как правило, тянет назад, в зону боевых действий, где тяжело, «но все правильно». Война затягивает.

В первые дни по возвращению из командировок психика не может принять мирную действительность, милиционер может сорваться в семье. Безоружный милиционер первое время чувствует себя беззащитным, и даже голым; переживает, как можно без оружия защитить свою семью. Мучает бессонница, а если уснет, то, бывает, по пробуждении не может понять – где он находится. Бывает, что спящий натурально с кем-то дерется во сне: производит удары ногами и руками в пустоту – об этом им утром рассказывают их напуганные жены. Тем более возвращению домой предшествует изнурительная работа: сборы, погрузки и перепогрузки на автомашины отрядного имущества, полные опасностей переезды через территории неприятеля, долгие авиаперелеты в набитых до отказа отрядами и вооружением военных самолетах. В такое время опасность может исходить даже от потерявшего над собой контроль сотрудника где-нибудь на перевалке в Моздоке – проще назвать – крыша съехала.

Привыкший к частым обстрелам милиционер, уже дома, на улице может упасть на землю от звука лопнувшей в зоне слышимости детской петарды.

Вот о шутках больной психики и хочу здесь рассказать.

Однажды, после очередной командировки (вторая чеченская война) ночью проснулся в незнакомом правильном, чистом, и вполне себе квадратном помещении. Сел. Темно. Рядом лежали женщина и ребенок лет пяти. Первая мысль была – попал в плен, нахожусь в зиндане. Затем пошли переборы вариантов. Через какое-то время женщина проснулась, тоже испугалась:

– Андрей, что с тобой?

– Ты кто?!

Постепенно память вернулась, это были супруга и младший пятилетний сын.

Зимой шел по городу на службу, пересекая один двор услышал громкий хлопок, спасаясь от обстрела рефлекторно упал на землю. Оказалось – рядом глушитель в машине хлопнул. Такое случается практически со всеми, кто часто подвергался обстрелам – по инерции срабатывает инстинкт самосохранения. Первое время особо заводили праздничные салюты и фейерверки.

Осенью на охоте мимо меня стремительно пробежала белая меховая шапка! Я с изумлением отметил это дело, но трезво решил – вероятно глюк. Поразмыслив, понял – заяц. Побелевший до снегов заяц. Со временем это проходит.

Якутянин участник боевых действий (вторая кампания) Александр Ч., сотрудник угрозыска на пенсии, сейчас проживает в Севастополе, работает там в мэрии. Одна из его задач – контроль рынков. Однажды Александр с комиссией пошел на один из рынков, где при проверке был выявлен нарушитель кавказской национальности. При составлении акта о нарушении кавказец начал хамить, затем и скандалить, схватил Александра за грудки. Александр вспоминает:

– Все помутилось в глазах, рефлекторно неприятеля скрутил, аккуратно на асфальт уложил, коленом в позвоночник уперся и стал рукой у себя на ремне машинально пистолет искать.

Коллеги боевого чиновника остановили, не сразу в себя пришел. Ход происшествию не дали.

Весной этого года Игорь К., (сейчас пенсионер, сотрудник угрозыска) из Новосибирска написал мне (стиль сохранен):

«Привет, Андрей, перечитал твою книгу «Блокпост-47Д», как будто вновь там побывал. Мы дислоцировались в клубе села Итум-Кала, а так в принципе все одно и то же. Деньги на блоке, несмотря на финансовую диету, не принято было брать у местных, западло что-ли, считалось. Но натурпродукт святое дело. Да и реально не бухали, так, по соточке. Ессно нас пасли, первый день попили, дык ночью прилетело, да сам все знаешь, как оно бывает.

А я пьяный, ночь, трассера летают в разные стороны, где-то что-то взрывается, но мне еще на срочке вбили ж/д костыль в лысину «не вижу – не стреляю», скажем так. Потом предъявы какие-то были, да ерунда конечно, но после я только соточку перед сном иногда. Да сам знаешь, пьяные умирают быстрее.

На блоке практически ничего интересного не было, так, постреляют иногда.

Вся веселуха обычно на плановых зачистках окрестных сел. Как правило на подходе к селу нас ждали: то фугас долбанет, то с миномета накидают, либо из пулемета в уазике-буханке 1030 пулевых насчитали, из восьми четыре сотрудника сразу скончались, четырех вылечили.

Был интересный момент, мой корефан был виртуоз АГСа (автоматического гранатомета), прицелом никогда не пользовался, чисто интуитивно на цель наводил; одиночным пару раз для пристрелки мог выкинуть, если сложная позиция.

Была ситуация: зачистка в селе, мы на горочке пасем тему, злодеи маленько постреляли, и в КАМАЗ-самосвал запрыгнули – шесть человек в кузов, один за руль, поехали.

Вот ты понимаешь, это надо видеть. Примерно с километр расстояние, друг одиночным в кабину угадал, машина в скалу уткнулась, очередью, выстрелов на пять в кузов положил, тех злодеев прибрал. На спор «я угадаю мелодию с трех нот» с шестисот метров со второго выстрела деревце толщиной с руку срубил.

Село Итум-Кала находится в Аргунском ущелье, 6 км., до границы с Грузией. Злодеи тогда, да и сейчас, наверное, туда ходили на отдых, раненых полечить, просто отдохнуть в нормальных условиях. Погранцы перевал плотно держали, а мы ущелье. Пограничники каждый день воевали тогда, а наш отряд 108 суток там стоял, потом замена. Офицеров, прапорщиков знал, срочников, контрактников кое-кого, сейчас и не вспомню».

В июне этого года я ездил в Новосибирск, встретил там Игоря. Поговорили, повспоминали многое. Тему о глюках задели.

Про то, что нужно в обязательном порядке падать при первых звуках лопнувших детских петард или искать спасение от свадебного фейерверка в ближайшем кювете – это само-собой. Когда же я ему рассказал вроде как про личный и сокровенный эксклюзивный момент о «бегущей белой меховой шапке» он задумался, и через пару минут выдал:

– У нас был сотрудник, ну, сейчас он на пенсии. Так вот, странный он какой-то, папаху надел, штаны с лампасами. Сам понимаешь – казак. Так вот, был у него глюк во время командировки! Перевоевал, наверное. А был он пулеметчиком. Однажды осенью он смотрит – мимо блокпоста шустро так пробегает белая меховая шапка! Само-собой опешил: быть такого не может! Но на всякий случай дал длинную очередь: а вдруг злодеи что-то удумали. И ведь подбил! Заяц оказался.