Читать книгу Небанальная фантастика - Андрей Манушин - Страница 1

Молодой человек не отрывался от соломинки. В стакане бурлила, пенилась и стучала кубиками льда по стеклу бледно-зеленая жидкость. Последние посетители покидали бар, и высокий худой старик, хозяин заведения, недовольно заворчал:

– Ну, будет, расселся! Мы закрываемся.

– Который час?! – вскинул голову парень.

– Половина шестого. Торчишь здесь всю ночь. Проследи, чтобы допивал и убирался, – буркнул он светловолосой барменше и скрылся во внутренних помещениях. Девушка протерла стойку и посмотрела на засидевшегося посетителя. Последний час он подпирал свою голову ладошкой, и теперь его волосы упрямо торчали в разные стороны. Молодой человек казался растерянным.

– Тяжелый день? – кивнула она, подсаживаясь.

– Последний, – пожал плечами парень. – Вот.

Он протянул ей паспорт. В графе «Дата смерти» стояло сегодняшнее число. Девушка рассмотрела документ:

– Ого. У меня еще полвека.

Они помолчали.

– Ева.

– А я Хьюго.

– Готов?

– Не знаю.

– А во сколько это у тебя?

– В четверть восьмого. Смогу восход посмотреть, – улыбнулся он. Из открытой форточки потянуло сквозняком, и свежий воздух долетел до них сквозь пары абсента.

– Успел желание загадать? – спросила Ева.

– Думал всю ночь, – поделился Хьюго. – Но ничего не лезло в голову. Может, посмотрим восход вместе? – в его глазах вдруг появилась надежда.

– Не могу, – девушка покачала головой. – Мне еще убираться. Хочешь, выпьем на брудершафт? – предложила она, задорно подмигивая.

– Давай, – согласился он. – Сколько?

– За счет заведения, – улыбнулась Ева.

Они быстро выпили, и девушка чмокнула парня в нос. Он убрал паспорт во внутренний карман. Закон предписывал иметь его при себе в момент остановки сердца. Солнце осторожно выглянуло из-за крыш, и витрины блеснули первыми лучами последнего восхода.

– Пора, – поднялся он с места.

* * *

Бионическая линза начала процесс симбиоза, срастаясь с сетчаткой. Роза почувствовала легкое покалывание и достала глазные капли. Она остановилась перед окном прихожей и посмотрела на залитое медным заревом небо сквозь встроенные фильтры. Здесь оно не казалось таким отвратительно искусственным. За стенами муравейника дышалось свободнее, несмотря на только закончившийся кислотный дождь. Высокие подошвы ботфортов уже привычно ступали по лужам, в которых ядовито-зеленая пленка с желтыми разводами отслаивалась от поверхности, вымывая на серый асфальт потоки желчи и химикатов. Из токсичного и загаженного улья в культурный дистрикт – подышать настоящим воздухом.

За окнами вагона мелькали пустыри. На такой скорости нельзя было разобрать, где они проезжали, но мелькавшие одинаковыми едкими красками и оттенками серого пространства ничем не отличались друг от друга. Каждую секунду по пять-шесть кварталов оставались позади. Керамические конструкции посреди бетонных и стеклянных коробок. Этот пейзаж становился привычным, если прожить в нем почти двадцать лет и не видеть другой жизни.

В вагоне висели плакаты. «Если он стоит, его не обязательно нужно использовать», – наставляла женщина в откровенном декольте с обложки новой книги о саморазвитии. Продавалась она в двух видах: информационных пилюль и постраничного файла для сетчатки. «Запахи и образы для книги бесплатно при покупке звукового и мышечного сопровождения». Роза перевела взгляд на соседний плакат. «За два месяца работы муниципальным депутатом я научился материться», – сообщала другая книга-интервью, предлагая загрузить в память фрагмент прямо сейчас и получить скидку. Прямо вагон-библиотека, подумала девушка.

В законсервированном столетия назад районе воздух не отдавал синтетикой. Станция располагалась на крыше музея-типографии, и в вестибюле волшебно пахло бумажными страницами. Когда-то люди писали на них. Это, должно быть, было забавно, но откуда только они брали на это время?

* * *

Хьюго знал, что чистильщики пройдут по набережной в начале девятого. Неспешной походкой, высматривая оставшийся от людей мусор, они подойдут к его телу и внимательно изучат оставленные в правом внутреннем кармане документы. За ночь на улицы города нападает примерно три сотни тел, но в историческом дистрикте их будет больше всего. Люди приезжают сюда умирать по разным причинам. Все-таки, лучше созерцать нечто прекрасное перед тем, как отправиться в небытие. Трупы с окраин уберут не сразу. Иногда в спальном районе можно проваляться на тротуаре или в парадной весь день, прежде чем коммунальные службы исполнят свои обязанности. Но здесь его приберут в течение часа. Он представил, как он будет лежать. Не распластавшись как придется, нет. Только не так. Смерть не застанет его врасплох. Он будет сидеть у воды, на ступеньках, и аккуратно опустится на левый бок. Его ноги слегка съедут вперед. Он будет производить вид уставшего и прикорнувшего, но никак не мертвого. Людей утром будет не много. Что им делать здесь? Гулять в единственном уцелевшем парке? Любоваться архитектурой прошлых веков? Никто не встает так рано ради модерна и настоящей брусчатки. Работа, дела. А он теперь свободен. У него официальный выходной. Он даже вложил справку об этом в паспорт, чтобы ни у кого не возникало вопросов.

Хьюго присел у края воды и уставился на просвет в небе между собором и театром. Солнце вовсе не спешило показываться ему. Он упрямо вглядывался в розовые края консервной банки, называемые куполом. Через пять минут такого созерцания ему это надоело. Никакой красоты и умиротворения в этом нет. Ведь он умирает. У него и осталось то всего полтора часа! Что же ему делать теперь, чтобы не чувствовать эту обреченность и бесполезность последних минут?

Хьюго поднялся и пошел по набережной.

* * *

Роза прошлась по стройным рядам с экземплярами печатной продукции. От полок тянуло свежей краской, но если заглянуть внутрь, можно было увидеть, что страницы пустые. Настоящих книг почти не осталось, и стояли они, наверное, целое состояние. Копии романов пахли по-разному. «Три товарища» отдавали крепким алкоголем, машинным маслом и отчаяньем; «Лолита» заставляла Розу краснеть и испуганно оборачиваться; «Прощай, оружие» дышало сыром, вином и порохом, шепотом леса на берегу озера, и сердце девушки отчаянно забилось. «Над пропастью во ржи» оставлял множество вопросов, но не давал ответов. В теплом и светлом помещении Роза промокла насквозь и чувствовала себя очень одинокой. Она поскорее отошла от полок с гигантскими томами классики и направилась по широкому холлу к выходу.

На улице было тепло. В консервированных районах особенно остро чувствуются времена года. Сейчас, значит, была весна. Солнце преломлялось в куполе, и радуга, проходящая через несколько отражений светила, протянулась от колокольни городской ратуши до старой башни обсерватории. Широкие проспекты делили район на несколько условных зон. От дворца и центрального парка они тянулись лучами к ориентирам культурного дистрикта, образуя восьмиконечную звезду. Каждое здание было точной копией когда-то существовавших объектов исторического наследия. Роза не знала, куда пойти, и направилась вдоль узкой тенистой улочки к площади перед зданием Биржи. Оттуда она свернула в сквер, чтобы послушать пение птиц. Людей здесь почти не было. Слишком рано для прогулок. Листья только начали появляться из набухших почек, потому динамики со звуками природы черными прямоугольниками и кружками висели на ветках, не давая поверить в искренность происходящего. В глубине души Розы начало подниматься сдерживаемое годами отвращение, но она сделала глубокий вдох и покинула сад. Единственное место, где у нее не возникало никаких сомнений, была набережная. Пусть вода там подкрашена цифровой пленкой, чтобы не было видно мусора в зловонной красноватой жиже, когда-то бывшей рекой. Это все-таки была вода. Он плескалась о гранитные ступени, проедаемые с годами ее желчью, которую не могла скрыть голубая иллюзия компьютерной чистоты с зеленоватыми гребнями волн. Рядом с ней не нужно было делать вид, что все хорошо. Не нужно было сожалеть о том, что солнце можно увидеть в дозированных порциях и только через огромный сверкающий купол в законсервированных районах. Роза и сама не знала, как у нее не получалось мириться со всем этим. Она всегда была убеждена, что это еще можно изменить. Может быть не силами одного человека, но всем вместе. Не могла поверить, что жизнь никогда не повернет вспять и все эти чудесные вещи, которые мы наблюдаем, приобретя платный проездной в культурный дистрикт, никогда не вернутся на размноженные серыми сканерами окраины.

Из столовой запахло супом. Настоящим мясом и свежими ягодами. Вкусным чаем и натуральным медом. Роза остановилась у витринной панели. Экран дисплея еще не потух от прошлого посетителя, и схематичные бананы, клубника и черника весело подпрыгивали, предлагая ей прикоснуться к ним. Тысячи ароматов настоящей еды поднимались в воздух. За соседним прилавком мужчина буквально облизывал экран, уткнувшись в него носом и наслаждаясь этими запахами. Он нажимал на картинки, и душистые коктейли выбранных им продуктов отрывались от живого стекла и плыли, плыли. Прохожие останавливались, принюхиваясь и наслаждаясь ими. Вот же, думала Роза, я не одна такая, они тоже понимают, что все кругом не настоящее! Но люди продолжали движение, горюя об утраченной натуральности.

* * *

Хьюго подсел к одинокой девушке в красном распахнутом пальто. Он, конечно, хотел побыть один, но не смог отказать внутреннему порыву. От незнакомки пахло дешевыми и сладкими духами. Ему нравился этот запах, и сердце забилось сильнее.

– Который час? – спросил он, и пальто девушки резко поменяло оттенок на грязно-желтый. Испугалась и встревожена, подумал Хьюго, но успокоил себя. Теперь он мог не особенно переживать о манерах.

– Шесть, – ответила она и осмотрела гостя.

– Я Хьюго, – нарочито скучающим тоном произнес он.

Незнакомка отвернулась и немного помолчала.

– Я Роза.

– Ты не против поговорить со мной? Пока… – он осторожно помолчал, выбирая слова. – В общем, вот.

Девушка внимательно осмотрела паспорт Хьюго и едва заметно кивнула.

– Ты настоящий. Не такой, как эти, – она кивнула в сторону проходивших людей. – Тебе страшно?

– Нет. То есть, я не знаю. Мне не очень уютно. Я начинаю волноваться, хотя не хочу этого делать.

Они помолчали.

– У тебя есть родители? – спросила Роза

– Нет, я из пробирки, – отозвался Хьюго. – А у тебя?

– Мама. Сперматозоид синтетический.

Снова повисла пауза.

– А тело… Сколько раз делал операцию?

– Ни разу, – искренне ответил

– Что? Очень смешно.

– Честно! Все гены скомбинировали при рождении. Ну, я еще спортом занимаюсь, – покраснел Хьюго.

– Спортом? Зачем?

– Так интереснее, что ли.

– Ну ты даешь. И прямо никогда не вмешивался в ДНК? Что, совсем ни разу?

– Нет.

– То есть это твое тело?

– А разве у тебя оно не твое?

– Удаляла ген наследственной слепоты, копалась в гормональной, чтобы фигуру подогнать. Не все как ты сразу рождаются идеальными, – улыбнулась она. – Можно же сделать себя здоровым и сильным.

Хьюго хотел было спросить, зачем, но смутился. Может, она считает его никудышным?

– Пойдем в планетарий, – вдруг предложила она. – Это точно не будет зря.

* * *

В искусственно состаренном и иллюзорно обветшалом здании было тихо. Под потолком огромных высоких залов висели обрывки фраз посетителей. Эхо подхватывало их и прятало в колоннаде за потрескавшейся фреской. Стены с облупленной штукатуркой были серыми. Иногда попадались вкрапления зеленого, выглядывающие сквозь второй слой краски. Новые знакомые прошли в небольшой зал со звездной картой над головой и улеглись на мягкие кресла. Объемная карта тут же поглотила их. Роза и Хьюго полетели сквозь галактики, созвездия и метеоритные пояса навстречу бесконечной черноте. От удивительных соцветий на темном фоне голова шла кругом.

– Ты веришь в бога? – спросил Хьюго.

– А кто-то еще верит? – удивилась Роза, поднимая руки навстречу Вселенной.

– Разве то, что человек может воспроизводить себе подобных искусственно, отрицает существование бога? – начал рассуждать парень. – Да и теория эволюции его не отрицает. Даже религиозные мифы не перечеркивает. Когда говорю с высшими силами, хочется, чтобы меня слышали и помогали в важную минуту. Но ведь независимо от того слышат они или нет, помогают или нет, для нас это в первую очередь психология. Главное, что мне становится легче.

Роза посмотрела на него. За ее головой, опущенной на откинутую горизонтально спинку кресла, неслись звезды. Сотни планет проносились, отражаясь в ее серьезном и внимательном взгляде. Она смотрела прямо на него, решая, почему он заговорил о вере. Она думала, пока он смотрел на эти переливающиеся всеми цветами глаза, эти волосы, разбросанные по мягкой ткани, на аккуратные черты лица. Смотрел и наслаждался чем-то действительно красивым. Более красивым, чем упущенный им рассвет. Что-то зашевелилось в груди и захотелось пожить еще, но времени уже не было.

– Как-то странно даже, что человек вот так, из меня вдруг появится, – выпалила, наконец, Роза и отвернулась, почувствовав, как сама стала любоваться живым Хьюго.

– Хочешь, попробуем?

– Человека родим? – засмеялась Роза, играя со звездами на небе через виртуальную реальность.

– Да нет, – покраснел он. – Я про ту часть, где только удовольствие.

Роза вновь оторвалась от неба. Она смутилась, сама не понимая, чего.

– Я совсем не умею и даже не представляю себе, что это.

– Я тоже. Но я, кажется, этого хочу. Очень.

– В книгах и фильмах они касаются друг друга губами, а потом слюнявят их. Думаешь, это приятно?

– Не знаю.

Он потянул руку к ее щеке, коснулся нежной кожи и повел пальцами по вискам. Роза закрыла глаза, давая ему смахнуть закрывавшую их прядь. Он хотел трогать это лицо, не переставая. Черные дыры, проходя сквозь них, поглощали целые системы в эти секунды, а он гладил ее волосы. Хьюго наклонился к Розе, которая быстро дышала, боясь пошевелиться. Сначала они коснулись кончиками носов и невольно фыркнули. Губы осторожно скользили, стараясь захватить как можно больше драгоценного счастья, и молодые люди неловко крутили головами, не зная какое положение зафиксировать. Они не хотели останавливаться, не могли даже подумать о том, что придется разорвать эту связь. Метеоритная пыль неслась им на встречу, а кометы мелькали рядом, пока они проваливались в бесконечность.

* * *

– Так или иначе, все крутится вокруг денег. Грязные карточки со стертыми номерами в карманах – это не важно. Ведь внутри них прячется заветный чип. Это воплощение свободы, независимости? Нет, ее у нас уже давно отняли, и каждый из окружающих людей понимает это, осознает, дотрагиваясь до этой мысли кончиками своего изуродованного сознания. Но прикосновение это калечит, и отросток, зачаток индивидуальности отдергивается назад, не пытаясь больше выйти из своей зоны комфорта. Больно обжигает неспособное к собственным рассуждениям и анализу мышление одна только идея, что им манипулируют. Что же тогда есть эти вонючие циферки на виртуальном счету? Это еда. Это одежда. Это теплая постель и бодрящий душ. Вот что такое деньги. Мы устали считать их, устали выслеживать товары по акциям и мечтать о путешествиях. Устали думать о завтрашнем дне и бояться лишний раз пообедать не дома. И поэтому за нас их считают другие. Обо всем, что касается этих карточек, уже позаботился банк – вам не надо беспокоиться о местонахождении ваших пенсий, держать в голове все налоги и возиться с документами. Главная задача банка – чтобы вы никогда не вспоминали о настоящих деньгах, которые вам якобы принадлежат. О них нужно думать как можно реже. Об истинной ценности вашего времени, сил и энергии, которые вы потеряли, а не этих придуманных из воздуха циферках на мониторах.

Мужчина шел нарочито неспешно, иногда оборачивался, проверяя, не отстал ли только что привезенный чистильщиками гость, и потрясал перед ним терминалом для пожертвований. Убедившись, что юношу ничего не интересует, он оставил попытки и указал на дверь:

– Вам туда.

– А где я? – наконец поинтересовался молодой человек.

– В лучшем мире, – ухмыльнулся мужчина и еще раз указал ему на дверь.

* * *

– У вас есть выбор. Покинув город, вы будете жить в полной гармонии с природой. Никаких излишеств, только то, что вы добудете собственным трудом. Среда может показаться вам агрессивной сначала, но вы должны справиться. Мы обучим вас простейшим вещам. Или вы можете остаться работать у нас в офисе…

– А могу я вернуться?

– Зачем? – собеседник Хьюго очень удивился.

– Мне кажется, я встретил любовь.

– Кто она? Мы можем изменить расписание ее часов и отправить сюда…

– Нет-нет, – поспешил остановить его Хьюго. – Не надо никого убивать.

– Нам нужны люди для освоения новых территорий. У первых поселенцев появится шанс начать новую жизнь, вернуть этой планете ее первозданный облик. Это большая честь и ответственность. Конечно, придется отказаться от цивилизации, столь губительной для природы… Чем больше мы хотим упростить свою жизнь, сделав ее более удобной, тем больше приходится страдать окружающей среде.

– А могу я отработать в офисе срок, чтобы вернуться назад?

– В городе люди уже знают, что вы должны были умереть. Ваши знакомые, например. Если они встретят вас снова, они могут… э-э-э… задуматься. Но вы снова увидитесь с ними, когда придет время. Мы позаботимся об их молодости. Они станут как вы, сильными и здоровыми, независимо от возраста, с которым попадут к нам. Если, конечно, они будут полезны планете. В данный момент нас интересуют физически сильные мужчины, не склонные проявлять агрессию; женщины преклонного возраста и некоторые профессионалы обоего пола. Но через месяц вакансии изменятся. Новой планете и нашим кабинетам понадобится баланс, чтобы избежать повторения катастрофы.

– А почему вы просто не сделаете всех нас бессмертными?

– Сделаем, сделаем! Но не всех и не в этом вонючем и разросшимся до гигантских размерах городе. Двадцать лет назад он занимал три четверти Земли. За это время мы здорово подсократили его население, вы заметили?

– Я думал люди просто реже стали выбираться из своих районов… – задумчиво произнес Хьюго, вспоминая, как мало людей он встречал на огромных улицах последнее время.

– Спальные дистрикты по-прежнему перенаселены, – продолжал служащий Лучшего мира. – Но через несколько поколений мы сохраним только десятую часть их жителей. Вы молоды. Вы нужны будущему. А этот город стар, очень стар. Если бы мы делали людей в его границах бессмертными, если бы люди узнали, что есть жизнь после этой даты в паспорте, – он покачал головой. – Мы бы никогда не остановили разрушение планеты. Там все должно идти своим чередом. А здесь мы будем отбирать наиболее полезных для генофонда особей и даровать им второй шанс, а если понадобиться – третий, сотый и миллионный. Люди внутри стен и куполов должны быть уверены, что причины для их смерти естественны. Им расскажут о болезнях, которые были побеждены сотни лет назад, о старости, которая уже давно не является неизбежностью, о несчастных случаях и прочем. За многие годы нашего управления этим обществом они привыкли к этому и не задают вопросов. Они просто полагают, что пришел срок, что они неизлечимо больны, что оступились и тому подобное. К тому же, согласитесь, наши методы гораздо гуманнее, чем форсированное уничтожение целых материков, закованных в сталь, керамику и толстые слои бетона. Понимаете, почему вы не можете вернуться?