Читать книгу Хранитель ключа - Андрей Марченко - Страница 5

– А, в общем, тут ничего сложного… – вытирая ветошью руки, проговорила Ольга. – Этот рычаг одну шестерню из коробки убирает, а вторую, наоборот – в зацепление вводит. Верхняя идет на ходовой винт, а нижняя – на ходовой вал. Чтоб зацепление раньше не случилось – на одной стороне рычага три десятки снято. На глаз и пальцем это не почувствуешь. Надо брать штангенциркуль… А вы этот рычаг вверх ногами поставили. Здесь три десятых не хватает, тут три десятых лишних. Итого имеем шесть десятых нахлеста. Потому у вас две шестерни сразу и включалось. Нортон тянет суппорт и ходовым валом, и ходовым винтом – двойная подача во всей красе. Как результат – постоянно срезало шпонку. Ну что, понятно?

Ответа не последовало. Механики крепко задумались. Сказать, дескать, да все ясно – что расписаться, будто эта деваха больше мужиков знает. Оно-то, конечно, так и есть. Да вот признавать это обидно. Молчать дальше? Еще хуже. Этак все решат, что остальные механики ничего в своей профессии не смыслят. Оно и так худо – девчонку над ними поставили. Куда уж дальше. И самое плохое в этом положении то, что девка действительно оказалась права: да, рычаг с проточкой, которую никто не заметил. И это хорошо, что станок ограничился только тем, что срезал шпонку, коей цена – копейка. Если бы двойная подача включилась в коробке скоростей, то вместо половины шестерен была бы сплошная стружка.

– Ну так что, понятно? – переспросила Ольга. – Я могу идти?

Слесарь – старый, седой, промасленный – наконец проговорил:

– Замуж бы тебе надо, Ольга.

Как ни странно, это сработало. Ольга фыркнула, швырнула ветошь в поддон и пошла прочь.

В столовой Ольга взяла обычный обед и чашку чая с плюшками. Села в уголке, у окна. Попивая чаек, принялась листать книжку: справочник Хютте. Книга эта служила пособием по всему механическому на свете и была читана-перечитана. Но девушка ее все равно любила и, даже зная некоторые страницы наизусть, читала с удовольствием. Около стола остановился молодой застенчивый инженер, пробормотал:

– Разрешите…

Ольга смерила щуплого мужчину взглядом, буркнула:

– Полдвенадцатого!

И вернулась к чтению книги.

В столовую забежал мальчик-посыльный, гордый своей первой работой, заметил Ольгу, заспешил к ней:

– Эй, мадмуазель! Вас к себе управляющий требует!

– Так-таки и требует? – уточнила Ольга. – Может, просит?

– Не-а! Требует!

– Хорошо… Я сейчас приду.

– Он требовал немедля!

– Если немедля, мог бы и сам прийти – не велик начальник, – и, видя замешательство мальчишки, добавила: – Скоро подойду. Чай только допью.

* * *

Управляющего Ольга не любила – в технике он был совершенным кретином. К примеру, частенько случались такие диалоги:

– Отчего сидите, не работаете? – спрашивал управляющий у отдыхающих подчиненных.

– Да вот, надо отверстия просверлить, резьбу нарезать, – объясняли рабочие. – Метчики есть, а за сверлами уже пошли…

– Ах вы, бездельники! Давайте пока нарезайте резьбу, отверстия потом просверлите!

Складывалось впечатление, что управляющий нравится только себе. И то не всегда. Как бы то ни было, через четверть часа Ольга по гулкой лесенке поднялась в его кабинет. Постучала. Ей разрешили войти. Хозяин кабинета почувствовал, как тут же запахло померанцем.

– Что вам угодно? – спросил управляющий с милой улыбкой.

Как подсказывал опыт, улыбка та не сулила ничего хорошего.

– Вы меня вызывали…

– Ах да, – управляющий сделал вид, что запамятовал. – Действительно вызывал.

Он улыбнулся еще шире, так, что казалось, будто его рожа вот-вот от этой самой улыбки треснет. Ольга почувствовала смутное желание ему врезать и даже нащупала лежащий в кармане гаечный ключ. Но в последний момент сдержалась.

– Дорогая Ольга Константиновна! Я должен признать, что ваш труд заслуживает наивысшей оценки. Благодаря вам мы получили много призов, дипломов. В частности, я бы отдельно хотел отметить модель бронедрезины. Нам неимоверно тяжело будет обходиться без вас. И тем не менее со следующей недели мы постараемся с этим справиться…

Сначала Ольга даже не поняла, что ей сказали. Начали за здравие, а закончили за упокой. Она уволена…

«За что?» – подумала Ольга.

– Ну, понимаете… – начал управляющий и замолчал.

Нет, наверное, не подумала, а спросила вслух…

– Вас не устраивает мой кругозор? – спросила задумчиво Ольга.

– О нет! Думаю, даже на тульских оружейных заводах не найти столь одаренного мастера.

– Вам не нравятся мои чертежи? Мои изобретения?

– Ну что вы!

– Так в чем же дело?

Приказчик потупил взгляд.

– Вы смущаете мастеров.

Чем именно Ольга их смущала, было понятно. Пусть она ходила все больше в комбинезоне, прически носила короткие, да и волосы прятала под беретом. Но была девушкой молодой, красивой, а стало быть, чужой здесь, в мире мужском… Нет, конечно, женщины на заводе имелись. Порой положение занимали особое, работали на уникальных станках. Но всегда оставались работницами, никогда не поднимались даже в самое незначительное начальство. Лица здешних работниц отражали накопленную из поколения в поколение усталость. Периодически им даже дарили цветы – как правило, пышные, но дешевые хризантемы или одну изначально тощую гвоздичку. Цветы стояли в банках рядом со станками, рядом с припасенными резцами или заготовками. На них садилась пыль, оседали пары масла. И через неделю-другую цветы не вяли, мумифицировались, становились цвета бурого, словно изготовленные из проржавевшей стали.

– Я понимаю – каждый из них хуже вас, – оправдывался управляющий. – Да что там… Вероятно, все вместе они не сделают того, что можете вы. В то же время много ли проку будет, если вы останетесь единственным механиком на заводе?

В кабинете имелось два окна: одно выходило в цех, другое на улицу. Ольга посмотрела сначала в первое, но рассмотрела немного – в цехе было темнее, чем в кабинете. А за другим окном бесновалась настоящая осень. Седели поля, ветер все чаще рвал лист с деревьев. И внезапно Ольга рассмеялась. Сделала это громко, безудержно, так что задрожали стекла в рамах. Управляющий испуганно стал наливать воду, протянул ее девушке дрожащими руками, но та покачала головой и вытерла слезы.

– А какого черта? – весело спросила Ольга, продолжая смотреть в окно.

Управляющий покосился на икону в углу кабинета.

– Какого черта, – повторила Ольга. – Какого черта я должна цепляться за эту работу?

Затем встала и вышла из комнаты.

* * *

К проходной Ольга пошла не через заводские переходы. Просто вышла из цеха сразу на улицу, где убедилась в верности принятого решения. На дворе стояла та самая разновидность осени, которую легче всего спутать с наиромантичнейшей весной. Погода была теплая, солнце светило хоть и ярко, но в воздухе присутствовало нечто, что говорило: лета сейчас нет. Но завершилось ли оно, приближается ли с каждой минутой – понять было трудно. Ибо такой закон природы: зима может закончиться несколько дней назад, сгореть дотла в солнечном свете, быть отпетой птицами… Но с каждым часом, с каждым днем приближается зима новая, может, еще более жестокая, холодная.

Несмотря на смутное время, завод не оставался без работы. Вдоль цеховой стены, на запасном пути стоял бронепоезд, на его локомотиве красовался двуглавый орёл, монархистами он был уже оплачен. Напротив, в сборочном цеху последние доводки велись на другом бронепоезде, заказанном малороссийскими бандюками. Война империй переросла в войну гражданскую. Нужда в бронепоездах не пропала. Даже напротив, нужда в них росла. Зато рекламаций приходило гораздо меньше. Фронты были нестабильны, бронепоезда то и дело переходили из рук в руки. Часто случалось, что владельцы сами подрывали свое имущество, дабы оно не попало в руки к врагу.

Проходя мимо ремонтного цеха, Ольга увидела механиков, с которыми общалась до обеда. Сейчас они пытались вынуть вал из корпуса редуктора. Как бы они ни вращали вал, получалось, что та или иная его часть не могла выйти, цеплялась за выступы, приливы, ребра жесткости. Кто-то заметил девушку. Улыбнулся ей. Улыбка получилась такой же фальшивой, как и у управляющего. Ольга опять сжала ключ в кармане.

– Кстати, Ольга Константиновна, как же отсюда вынуть вал?

– Меня это совершенно не волнует. Я тут больше не работаю.

Кто-то чертыхнулся.

– Ну хоть объясни, как этот вал попал внутрь корпуса? – не сдавался механик.

– Так же, как мухи попадают внутрь оконного переплета, – весело ответила Ольга и, не прощаясь, пошла дальше, собирать свои вещи.

* * *

Здесь лампы светили так странно, что при ходьбе в определенном месте человек обрастал несколькими тенями одновременно. Казалось, будто за твоей спиной вдруг встает еще один человек. Новички здесь часто вздрагивали, но затем многие к этому привыкали и проходили место без остановок. Вот появились две тени, третья выскочила откуда-то сбоку и стала догонять остальные. Внезапно вспыхнула тень четвертая. Ольга обернулась:

– Здравствуй, Игорь.

– Здравствуй, Ольга. Говорят, ты уходишь.

– А кто такое говорит?

– В данный момент я.

Удивительно – к своему кабинету девушка шла дорогой короткой, остановилась лишь на минутку возле слесарей. Меж тем Игорь уже все знал. Вообще, складывалось мнение, что Игорь знает слишком многое, но предпочитает молчать. На заводе он начал работать давно, задолго до появления Ольги. Был человеком сухого телосложения и разговаривал соответствующе: казалось, будто в нем что-то хрустело и ломалось. Выглядел не то чтобы старым, но седым. Меж тем седина та казалась странной. Вот он помотает головой, и она слетит с него, словно какая-то пыль. Пост он все эти года занимал небольшой – сменного мастера, но многие произносили его должность, упуская первое слово и подчеркивая второе, словно оно шло с заглавной буквы. Обладал чувством юмора странным, ходил по верхним галереям без страховки и попадал туда каким-то таинственным образом. Говорили, что Мастер даже живет где-то в цеху. Во всяком случае, никто и никогда не видел его в городе…

– К себе идешь? – спросил Игорь, хотя, безусловно, знал ответ и на этот вопрос.

– Ага. Собрать вещи.

– Все-таки уходишь? Жаль, мне будет тебя не хватать.

– Не я ухожу, меня уходят.

– Не говори глупостей! Если бы ты не хотела уходить, сейчас бы стало все. Где-то в шестерни бы попала стружка, где-то кто-то насыпал бы в масло пыли. Почему этого не произошло? Или, может быть, завод рассыплется в прах, как только ты выйдешь за ворота? Может, мне самому следует паковать вещи?

– Не стоит… Я действительно ухожу по доброй воле. Вслед за колесами…

– Почему?..

– Я долго жила на заводе и не замечала, как за стенами лето сменяет осень. Или весну? Видишь, я уже сама путаюсь. Дни, годы. Здесь – всё не так, все – не те… А может быть, устала от одиночества. Игорь, мне четверть века, наверное, правда пора замуж. Разве ты позовешь… и…

Ольга грустно улыбнулась последней фразе, словно шутке, но Мастер остался серьезным, отвернулся, покачал головой. Пробормотал:

– Нельзя…

Внезапно Ольга остановилась, вспомнила что-то.

– Мне нужна твоя помощь… У тебя ведь есть резцы, сверла, заготовки?..

– Смешной вопрос.

Мужчина вдруг нырнул в совершенно темный боковой проход, загремел ключами, открыл дверку, зажег тусклую в десять свечей лампу. Свет озарил маленькую каморку, забитую заготовками, инструментами, приспособлениями. Игорь пнул ногой лежащую на земле болванку:

– Гляди, эта пойдет?

– Самое оно! – кивнула Ольга. – Еще бы мне инструмент: обычный набор, резцы проходной, отрезной, резьбовой… Сверла…

– Какой диаметр сверл?

– Какие тебе не жалко.

Игорь ухмыльнулся:

– Я не узнаю тебя… Но для тебя не жалко ничего – возьми лучшие. Зачем это тебе? Расскажешь?..

– Одно дело осталось недоделанным…

На заводе имелся довольно странный токарный станок. Имелись штифты, на которых когда-то крепилась табличка с наименованием, ныне сорванная. Ольга думала, что сделано это было не из хулиганства, а из нежелания позориться. Подобные станки производились на одной немецкой фирме, стоили баснословно дорого, но надо признать, цена была обоснованна. Оригинальный станок был прямо-таки напичкан коммерческими тайнами, загадками и просто хитростями. Отечественные конструкторы некоторые секреты не то не заметили, не то просто проигнорировали. В результате безымянный токарный станок работал, но как-то странно, словно не обращая внимания на токаря. Самопроизвольно переключал скорости, набирал обороты, врубал фрикцион, менял резцы. Определить заранее, что именно изготовит станок, не представлялось возможным. В цехе постоянно не хватало болтов, подшипников, и слесаря на ремонтируемые станки запчасти снимали с агрегатов списанных, брошенных, да и просто ненужных. Но непонятный станок не трогали – бытовала легенда, что снятые с него детали будут заражены этой хаотической болезнью, и станок, на который они будут поставлены, тоже начнет выделывать фортели… Ольга слыла слесарем замечательным. Раз она без чертежей разобрала и собрала хитрый английский винторез. Но за этот станок никогда не бралась. Сперва издали, чтоб не стоять над душой, смотрела, как возятся другие. После просто подходила, рукой проводила по станине, словно гладила какого-то металлического зверя. Себе давала зарок, что обязательно изучит повадки неуправляемого станка, выдрессирует его, но все откладывала, как иной гурман оставляет самое вкусное блюдо на конец обеда. И вот внезапно настал день, когда откладывать стало некуда.

У станка они остановились. Всю дорогу через цех Игорь нес заготовку и инструменты, будто даже не чувствуя их веса. Но около станка роли поменялись: Ольга принялась зажимать заготовку, устанавливать резцы, сверла…

– Управляющие кулачки проверять будешь? – спросил Игорь, когда все было будто готово.

Ольга покачала головой.

– Я так и думал… Включаем?

– Включаем.

Засвистели ремни, загрохотали шестерни. Ольга не прикасалась к рычагам и маховикам – станок был автоматическим. Полетела первая стружка.

– Что ты собралась выточить? – спросил Игорь. – На этом станке еще никто не выточил что хотел.

Ольга пожала плечами, она знала это. Станок всегда изготавливал не ту деталь, которую от него хотели. Порой мог сделать партию одинаковых никому не нужных железяк, а иногда выдавал на одной настройке из десяти заготовок десять различных фитюлек. Девушка решила рискнуть и проверить одну догадку, а скорее просто подумала: пусть будет то, что необходимо. И станок загудел…

– Что удивительного ты видишь?..

Игорь пожал плечами.

– Его пытались отремонтировать, но никто не пытался понять…

– А ты?..

– И я не понимаю пока. Как так выходит: станок, изготовленный из металла, лишенный глаз, не ломает резцы. Смотри: он замедляет подачу перед торцом, уводит инструмент по свободному пути… Как он это делает?

– Зачем он это делает? В этом есть смысл, но какой?

На минуту заработал резьбовой резец. Прорезал коротенькую нитку, всего витков в пять. После станок просверлил отверстие. Затем вдруг отключился шпиндель. Игорь успел подумать: вот и все. Но нет. Мертво застопорив шпиндель, станок стал двигать вперед-назад суппорт, пробивая в детали пазы. Снова включился фрикцион, на нужное место стал отрезной резец. Через несколько секунд в лоток полетела готовая деталь. Ее, еще теплую, Ольга взяла в руки. Это было нечто среднее между штоком, штопором и фланцем.

– Что это? – спросил Игорь.

– Откуда мне знать. Какая-то важная деталь – но, к чему она подходит, я пока не знаю. Смысл есть, но он не тут, не на этом заводе. Я не знаю станка, к которому бы подошел этот предмет.

Изготовленная деталь весила немного – может с четверть фунта, и заняла свое место в рюкзаке девушки.

Ольга покинула завод.

Сделала это на борту бандюковского бронепоезда. С крыши цеха состав взглядом провожал Игорь – как он попал туда, было непонятно. Всем было известно, что специальной лестницы на крышу не имелось. Бронепоезд перегонял старый опытный машинист вместе с двумя молодыми кочегарами. В отсеках у орудий скучала обслуга, навербованная приморскими бандитами прямиком с какого-то миноносца. По отношению к даме, да и к прочим все вели себя крайне пристойно… Не пили сивуху, не играли в карты, даже на интерес. Было понятно – среди бандитов имеются люди серьезные. Когда от города отъехали верст на десять, послышался рев гудка скобелевского завода бронепоездов. Он как раз будил рабочих, извещая их о начале нового трудового дня. Говорят, в хорошую погоду да при соответствующем ветре этот звук можно было расслышать за сорок верст от завода. А у птиц, пролетающих рядом с гудком, разрывалось сердце. Но сейчас, уже на расстоянии десяти верст, да еще за шумом бронепоезда гудок слышался словно плач, стон.

Кому-то могло показаться, что завод оплакивает уход своего лучшего механика…

Но Ольга так не считала.