Читать книгу Психодел - Андрей Рубанов - Страница 7

Поздним вечером пекли картошку в золе. Сначала хотели в камине, однако женщины потребовали, чтобы всё было по-настоящему. Костер устроили возле крыльца: Борис расчистил снег, Мудвин натаскал из сарая сухих дров и бросил сверху немного соснового лапника, для запаха. Дима был за главного: помогал советами и держал наготове флягу с коньяком. К девяти вечера ударило под минус двадцать пять, и Монахова раздала всем тулупы и одеяла. Завернулись, расселись на пластиковых стульях, летняя садовая мебель среди сугробов смотрелась слегка глупо, но в общем – бодро и необычно, такой подмосковный сюр: ночь, костер, еловые ветви в снежных пелеринах, ведро с картофелинами и бутылка коньяка, а за лесом – серебристо-желтое зарево большого города, где подобные напитки продают утомленным аборигенам по тысяче рублей за полтора глотка.

– Затоплю я камин, буду пить, – с выражением продекламировал умный Дима. – Хорошо бы кого-то убить.

– Хватит уже пить, – беззлобно сказала Мила.

– Не слушай ее, Горчаков, – велела Монахова. – Пей.

– Девоньки, – громко сказал Дима, – не мучьте меня. Я устал и отдыхаю. Поверьте мне, в трезвом виде я был бы ужасен. Испортил бы вам весь праздник…

– Это наш праздник, – возразила Мила. – Его нам никто не испортит. И вообще, пить из горла такой коньяк – пижонство.

Дима захохотал.

– Пить из горла коньяк – это стиль! И вообще, я умный и пьяный, не спорьте со мной. Я, может, весь год живу ради того, чтобы первого января посидеть у костра в лесу и выпить коньяку из горла. И картошку в золе испечь. Кстати, где соль?

– Я принесу, – сказал Мудвин.

– Сидите, – велела Маша. – Лучше я. А вы останьтесь. Не давайте нашему умнику слишком умничать.

– Я больше не буду, – пробормотал Дима, отхлебнул и передал бутылку Борису. – Сколько можно. Никто не понимает, как это трудно – умничать с утра до вечера.

– А кто тебя заставляет? – спросила Мила.

Дима вздохнул.

– Никто, – согласился он. – Но назад уже нельзя. Записался в умники – всё, назад хода нет. И противно уже, и тошнит, и сил нет – а надо.

– Кстати, – сказал Борис. – Позавчера я про вас слышал. По радио.

– Что говорили? – вяло спросил Дима.

– Что вы транслируете сексуальный пафос эпохи.

Дима вздохнул.

– Не наврали. Транслирую. А что еще делать?

Вернулась Маша с солью в эмалированной миске. Поставила на снег. Забралась к Диме под одеяло, повозилась, замерла.

Мудвин перемешал палкой горящие поленья: костер ахнул, брызнул оранжевыми искрами, обдал жаром.

– Я не поняла, – сказала Мила. – Что за сексуальный пафос?

– Центр событий переместился в частную жизнь, – объяснил Дима. – Люди эмигрируют в быт. А быт, частная жизнь – это прежде всего секс. Вот и весь пафос, девонька. В сущности, это даже не слишком умно… Конечно, имеется в виду не тот секс, который… – Дима сделал весьма наглядный неприличный жест. – А в широком смысле. Дети, родители, жилье – это тоже секс. Инстинктивная деятельность для продолжения рода. Но и в узком тоже, – Дима отхлебнул и опять сделал неприличный жест, еще более наглядный. – Если в рекламе нет секса, реклама не работает. Если в кино нет секса, люди не покупают билеты. Если толпа не испытывает к вождю сексуального желания, вождь теряет влияние, и его свергают…

– Не всегда, – возразил Мудвин и опять сдвинул поленья.

– А прекрасный принц? – спросила Мила. – Это секс? В смысле сексуальная модель?

– Ни в коем случае, – с отвращением сказал Дима. – Это социальная модель. Поведенческая. Я бы сказал, что прекрасный принц скорее сексуален. Стерилен. Это мечта невинных девочек, а не взрослых теток.

– Какой ты умный, Дима, – сказала Монахова. – Давайте уже положим картошку.

– Рано, – сказал Мудвин. – Сгорит. Подождем еще немного.

– Холодно, – пожаловалась Монахова.

– Выпей, – предложил Дима. – Слушайте, а кто-нибудь помнит вчерашний день?

– Я помню, – сказал Борис. – Ты дико нажрался и вызвал Мудвина на бой.

Дима захохотал.

– Это я тоже помню. Но я вызвал его на бой не потому, что нажрался. А потому что я сильнее его. Я и сейчас готов повторить свой вызов. Я его сделаю, Мудвина. Легко. Победю силой мысли!

Дима сбросил одеяло, вскочил. Грузный, неловкий, почти смешной.

– Вставай, черный пояс, – провозгласил он. – Посмотрим, каков ты в деле!

– Нет, – мягко сказал Мудвин. – Я не могу. Вы слишком умный.

Дима сорвал куртку, засучил рукава свитера, махнул белым кулаком. Его безразмерный живот колыхался.

– А ты – мудрый, – запальчиво возразил Дима, выдыхая плотный пар. – Вставайте, сударь! Посмотрим, кто сильнее, умный или мудрый.

– Принимаю ставки, – сказал Борис.

– Сядь, дурак, – сказала Маша Диме. – Простынешь.

– Пора картошку кидать, – сказал Мудвин. – Дима, садитесь и выпейте. Мы обязательно сразимся. Обещаю. Только не сейчас. Я не выхожу на поединок, не поев печеной картошки с солью. И вам не советую.

– Боишься, – мрачно резюмировал Дима. – Вот это и есть победа силой мысли. Никто со мной биться не хочет. Бывало, встанешь в кабаке, крикнешь: «Кто на меня?!» – все молчат. Знают, что человеку трудно, он умный, он сексуальный пафос транслирует… В пяти журналах колонки печатает…

– И еще блог, – подсказала Маша.

– Блог – это святое, – буркнул Дима, снова заворачиваясь в одеяло. – Бывает, в час ночи пост повесишь, в шесть утра глянь – триста комментов! Триста человек то есть сразу отреагировали на мои гениальные строки… Начинаешь читать. Первый комментарий: «Аффтар жжот!» Второй комментарий: «Аффтар, убейся апстену!» Третий комментарий: «Аффтар, выпей иаду!» И так далее… Бессмысленное производство знаков…

Мила положила голову на плечо Бориса.

Несколько минут молчали, смотрели в огонь.

– Одна вроде готова, – объявил Мудвин, вглядываясь в кострище. – Кому первому?

– Мне, – хором сказали Мила и Маша и рассмеялись.

Мудвин разломил черную картофелину, протянул каждой по половине.

– Горячая, – сказала Мила. – Мудвин, ты что, совсем не обжегся?

– Нет, – ответил Мудвин. – Соль берите.

– Пальцы закаленные, – пояснил Борис вместо друга. – Он ими доски на щепы ломает. Чувствительность утрачена.

– Бедный Мудвин, – сказала Маша. – Как же вы живете? Без чувствительности?

Мудвин достал вторую картофелину.

– Сам удивляюсь.

– Зато у него шестое чувство есть, – сказал Борис.

– Это как?

– Попробуй сзади подойти и по голове ударить. Увидишь.

– О боже, – сказала Мила. – Так хорошо сидим… Костер, ночь… А разговоры какие-то… дикие. Сексуальный пафос, по голове ударить… Грубо, гадко, неприятно. Что за цинизм? Давайте говорить о хорошем. О чистом. О любви, о дружбе, о книжках хороших. О Боге.

– Вспомнил, – сказал Борис. – Насчет Бога. Давно хотел рассказать. Точно доказано, что Бог – есть. Абсолютно, сто процентов есть. Хотите послушать?

– Конечно, есть, – сказал Мудвин. – Но всё равно, расскажи.

– Нет его, – сказал Дима. – Бога. Был, но умер. Давай, излагай.

Борис взял у него бутылку, сделал большой глоток.

– Слушайте тогда. Сразу скажу, история не моя, Кирилла. Того дядьки, который утром приезжал. Он в тюрьме сидел, знаете, да? До того, как посадили, в Бога не верил. Ну, то есть как бы… верил, как все верят… Высшая сила и всё такое… Но ничего конкретного. И вот он входит в камеру, знакомится с уголовниками, и у них завязывается… ну, типа, дружба. Уголовники садятся курить анашу, зовут Кирилла, угощают. Кирилл до тюрьмы тоже курил – но понемногу, а эти уголовники дымят, как паровозы, и он с ними, чтобы не показывать неуважения… День проходит, два, три, они его угощают: «На, братан, кури, план в тюрьме – самое то…» И вот он понимает, что больше не может. Анаша ядреная, и отказаться, ну, как бы… неудобно… Слабаком посчитают, перестанут уважать… Один раз попытался отказаться – смотрят, как на идиота. Совсем, что ли, ничего не понимаешь, в тюрьме от кайфа отказываешься, не знаешь, с каким риском этот кайф протащили сюда, в камеру? Кури давай! И Кирилл – курит. Что делать – не знает. Уже у него крыша едет от этой анаши, руки трясутся, голова не соображает, нервный стал, не моется, не бреется, полная деградация… Наркомания, в общем. Понимает, что еще неделя – и конкретно с ума сойдет. И вдруг он у соседа по койке случайно видит церковный календарь! Берет из любопытства – и читает, что назавтра наступает пост. Пост, понимаете? Он за ночь прочитал весь этот календарь, утром уголовники зовут его курить анашу – а он отвечает: «Братва, я – всё. Курить не буду, пост, никаких наркотиков, это большой грех». Братва кивает: раз верующий, тогда – нормально. Иди, молись, братан, не будем беспокоить… Так он поверил в Бога. Потому что если именем Бога можно повлиять на человека, значит – Бог есть.

– Неплохо, – пробормотал умный Дима. – Продай тему. Сегодня же вывешу это в блоге. И короткую версию в «Твиттере»…

– А как же подраться с Мудвином? – спросила Мила.

– Потом, – ответил Дима. – Завтра. И вообще, не слушай пьяного дурака. Даже если он умный. Дайте еще одну картофелину…

– Соль бери, – сказал Мудвин. – Только с картошкой лучше не коньяк пить, а водку. Такая картошка под водку хорошо идет. Кстати, и разговоры о Боге – тоже только под водку…

– А под коньяк о чем говорить? – спросила Маша.

– О женщинах, – хором сказали мужчины, все трое.

Смеялись, пили, разговаривали, пока костер не погас. Закидали угли снегом, пошли спать.