Читать книгу История одного сердца - Андрей Викторович Белов - Страница 1

Степан Семенович приоткрыл дверь своей комнаты, выглянул на кухню и, убедившись, что три конфорки свободны, а на четвертой греется чайник соседки, стал варить себе кофе. Квартира была коммунальная, ему принадлежала только одна комната, и частенько приходилось дожидаться, пока кухня освободится, чтобы лишний раз не встречаться с соседями. Слишком уж разного круга были все жильцы квартиры, чтобы найти общие темы для разговоров.

Лысоватый, в очках, среднего роста, слегка полноватый, он выглядел, как говорят, типичным интеллигентом. Тем не менее характер, манеры его и внешность вполне допускали называть его без отчества: просто Степаном, и он на такое обращение не обижался. Кроме него в трехкомнатной квартире одну комнату занимала старая женщина, бывшая раньше учителем начальных классов в школе, Наталья Валерьевна, жившая на пенсию и на помощь внука. Работа сильно сказалась на ее характере и манерах общения: разговаривать она умела только командным тоном, причем сразу переходила на крик, когда ей пытались возражать. В третьей комнате проживали муж с женой и мальчиком лет тринадцати. Родители мальчика работали по торговой части и общались даже между собой соответствующим образом. Отношение родителей мальчика к двум другим жильцам было не то что неуважительным, а просто хамским. Удивительно было, что, хотя и говорят в народе, мол, яблоко от яблони недалеко падает, сын их был очень добрым и любил слушать, когда что-нибудь рассказывал Степан Семенович, и всегда прибегал на кухню, если Наталья Валерьевна затевала пирожки с капустой, и, сидя на стуле, терпеливо ждал их готовности. При этом никогда не забывал сказать спасибо.

Дом их на современном жаргоне назывался «хрущевка» и должен был пойти на снос, срок которого никому не был известен, что не радовало обитателей квартиры. «Хрущевка? Жаргон, причем унизительного значения. А ведь когда-то именно за счет таких вот хрущевок выселили людей из бараков и таким образом сняли в городе напряженность жилищной проблемы! Но! Недолговечна человеческая память!» – так считал Степан.

Кофе – единственный напиток, который Степан любил, очень привыкнув к нему после покупки в офис, в котором он раньше работал, кофемашины, и варил его дома часто, пил по пять-семь чашек в день, несмотря на строгий запрет врачей. Стоя у плиты и с грустью оглядывая коммунальную обстановку кухни, он – в какой уж раз – подумал: «Удивительная штука жизнь! Прожив большую часть жизни в отдельной квартире с семьей, я оказался на кухне этой коммуналки. Вот уж действительно ни от чего на Руси зарекаться нельзя». И еще, улыбнувшись, он вспомнил поговорку, услышанную в свое время где-то на востоке: «Все будет так, как должно быть, даже если будет по-другому!» Никак он не мог осознать до конца смысл этих слов и каждый раз в своих размышлениях приходил к тому, что они связаны с понятием судьба, угадать которую невозможно.

У него было двое детей: сын Володя и дочь Мария, и у каждого была своя семья, оба имели по двое детей и жили отдельно от отца. В душе ворчал на них Степан за то, что навещали они его редко. Зато звонили частенько, справлялись о его здоровье, приглашали к себе в гости. Жили они в этом же городе. Степан, всегда думая о них, оправдывал детей: «У них своих семейных забот хватает. А все-таки не избежали они, как и многие из поколения, идущего за нами, потери чувства родной земли: оба в свое время хотели (да и сейчас хотят) за границу уехать, мол, там и образование, и жизнь лучше, да денег у них нет на это, а то бы… Да и само понятие Родина стало сейчас каким-то мутным, расплывчатым. Родина предполагает взаимную любовь государства и людей, которые в нем живут, а вот в этом-то многое под вопросом. Ладно, уехали – не уехали, все равно надеяться приходиться только на их помощь, когда совсем состарюсь или заболею: больше не на кого!»

Пока он рассуждал, кофе, конечно же, убежал, и, не раздумывая долго, Степан Семенович, налил кипяток из закипевшего чайника соседки прямо в чашку с молотым кофе, накрыл ее блюдцем и понес в свою комнату.

Затем он гулял по улицам города, идя, куда глаза глядят. Ходить каждый день – это была рекомендация кардиолога. К вечеру он снова оказался у своего дома. Стоял безветренный зимний вечер, и Степан Семенович сел в сквере на скамейку с видом на свой обшарпанный пятиэтажный дом, и ему вспомнилось недавнее прошлое.

То летнее утро несколько лет назад не предвещало ничего неожиданного. Рассвело, и Степан Семенович, открыв глаза, стал смотреть в открытое окно на верхушки деревьев, которые ему были видны прямо из постели. В этом году лето выдалось жарким, окно не закрывалось на ночь, и слышался слабый шелест листьев. Они вроде как тихо разговаривали между собой, делясь увиденным с высоты и услышанным от гуляющего по свету ветра. Тот клочок неба, который он мог видеть в проеме окна, весь был затянут серой пеленой, обещавшей затяжной дождь. Сильно парило. Простынь, которой он был накрыт, была вся мокрая от пота. «Наверное, как и три последние недели, опять будет жарко, душно, а к этому еще и прибавится затяжной дождь, – подумал Степан Семенович. – Тяжело дышится». Был он человеком хотя и не толстым, но достаточно полным, чтобы с трудом переносить такую погоду. На работе в офисе его тоже ждал не рай: кондиционеры в жару не включали, так как уже на следующий день после искусственной прохлады половина сотрудников не выходила на работу из-за простуды.

К шелесту листьев постепенно прибавлялся шум проезжающих машин: одной, третьей, пятой, проехал первый автобус, а за ним – с веселым звоном – и первый трамвай, стуча колесами о расположенные на перекрестках дороги рельсовые стрелки. Город быстро просыпался, и пора было вставать и собираться на работу.

Неожиданно для такого времени позвонил сын узнать, как в эту погоду чувствует себя отец; он знал, что при перемене погоды отец, как правило, ощущал себя неважно. Немного поговорили, и Володя, услышав, что голос у отца бодрый, сообщил тому, что давно уволился со своей работы и занимается сейчас бизнесом по продаже подержанных машин.

– Надоело работать менеджером по продажам чего попало, да и бесперспективно.

В разговоре упомянул о том, что сестра разводится. Для Степана Семеновича это было крайне неожиданно, так как дочь никогда не говорила о каких-либо проблемах в ее отношениях с мужем. Наверное, не рассказывала об этом из-за того, что не хотела, чтобы отец переживал. «Совсем взрослыми стали», – подумал Степан Семенович.

Он решительно откинул одеяло, поставил на огонь чайник, умылся, побрился, быстро перекусил бутербродом с ветчиной, запил его чашкой растворимого кофе, который он не любил, называя его химией, (но нехватка времени по утрам приучила его и к нему) и, быстро одевшись, вышел на улицу. Хотя было раннее утро, всего-то начало седьмого, духота стояла неимоверная, в воздухе ощущалась влажность, а о ветерке здесь – внизу, на улице – и речи быть не могло. Дойдя до автобусной остановки, он уже изрядно вспотел и все не мог отдышаться. «Одышка! Раньше не было. Надо срочно худеть!» – с тревогой подумал он, вспомнив утренний бутерброд с ветчиной и кофе с тремя кусочками сахара. Впрочем, мысль о том, что надо срочно худеть, последнее время стала появляться у него все чаще и чаще. Надо упомянуть, что она так и оставалась мыслью, и только.

Пока шел по улице, позвонила дочь и тоже расспрашивала о его самочувствии. О своих проблемах с мужем не промолвила ни слова. Отец возьми да спроси у нее о делах брата. То, что он услышал, поразило его, и вновь, как и при разговоре с Володей, сильно кольнуло слева в груди. Оказалось, что сын весь в долгах и от него уже, жестко угрожая, требуют выплатить кредит. Как раз он пришел к остановке, и разговор пришлось прекратить. «Совсем взрослыми стали», – снова подумал Степан Семенович, но уже с грустью.

Минут через десять к остановке подошел автобус, как раз следовавший по нужному ему маршруту. Но как только он решительно двинулся в толпу, скопившуюся около раздвижных дверей, грудь сжало как обручем, и он застыл на полпути.

– Что, так и будем стоять? – раздался раздраженный женский голос сзади него. – Вы едете или нет? Если нет, то отойдите в сторону, не мешайте людям садиться в автобус.

Степан Семенович хотел что-то ответить, но язык не повиновался ему, и он, медленно пробираясь сквозь толпу обратно к остановке, наконец-то дошел до нее и сел на скамейку под крышей этого сооружения. Так и не отдышавшись, но немного придя в себя, он встал и с большим трудом – начавшийся мелкий освежающий дождик немного помог ему – добрался обратно до двери своей квартиры, но попасть ключом в замочную скважину у него никак не получалось: руки дрожали.

– Вам помочь? – услышал он девичий голос.

– Да, если вам нетрудно, – шепелявя, почти не двигая губами, с трудом прошептал он.

Девушка, жившая двумя этажами выше, быстро открыла дверь и после того, как Степан Семенович вошел в квартиру, предложила:

– Может, скорую помощь вызвать?

– Нет, – ответил он. – Спасибо! Отлежусь сейчас: простудился.

Войдя в квартиру, он сразу же направился к кровати и, не сняв костюма, буквально упал на нее. «Наверное, на самом деле сильно простудился. Вчера, пока никого не было в офисе, он не выдержал духоты и включил кондиционер, чтобы хоть чуть-чуть освежиться. Услышав шаги приближающихся сотрудников, быстро выключил аппарат и вышел на улицу покурить. Лежа на кровати, он вспомнил, что с тех пор, как началась жара, особенно последнюю неделю, чувствовал себя слабым и даже значительно постаревшим. «Неужели старость? В мои-то годы? – подумал он. – А может, это нервное: приступ из-за острейшего чувства тоски и одиночества, которые продолжали только усиливаться со смертью жены, ведь прошло всего два месяца, как ее не стало».