Читать книгу Лоботомия. Роман - Анжелика Сергеевна Лавицкая - Страница 2

Мне довелось видеть, как это делается. Один псих разбежался и треснулся головой об стену. Стене ничего не сделалось, а вот его голова в буквальном смысле раскололась, как переспевший арбуз, который уронили на асфальт. Кстати, содержимое было чем-то похоже, только семечек не хватало. Это кажется невозможным, но это случилось: то ли он взял хороший разбег, то ли хорошо приложился к стене.

С этих пор моя идея – стать инвалидом и не ходить на работу, но получать при этом деньги даже больше моей нынешней зарплаты – меня покинула. Несколько раз я в шутку предлагала Ольке, подруге и напарнице, разбежаться и треснуться головой об стену. Нас бы признали психически нездоровыми, наши родители снова отвечали бы за нас, а мы, ничего не делая, все же получали бы копейки на свою корку хлеба, даже с маслом. Ольке предлагала в шутку, а сама серьезно подумывала над этим, но мысль о том, что будет дальше, меня не покидала. С математическими науками у меня как-то не сложилось, а траекторию бега и силу удара нужно было как-то рассчитать. Мои мозги никогда не были под это заточены, как, впрочем, и под многое другое. Гуманитарий с медицинским образованием. Каким образом мне это образование удалось получить – одной удаче известно и моему таланту выкручиваться.

В общем, чтобы посмотреть, что получится, мне не пришло в голову ничего лучше, чем подговорить того самого психа, чьи мозги соскребают сейчас со стены.

– Ты, Сень, говоришь, что он приходит за тобой, а ты попробуй в стену спрятаться. – Сеня жался в углу, подбирая ноги под себя, раскачивался, как и все дебилы, и что-то мычал.

Говорить он перестал месяца два как, а до этого при каждом припадке начинал нести околесицу, что за ним его умерший друг придёт скоро и убьет. Не всё было безобидно в истории Сени, с самого начала: он сам этого друга убил по пьяни, а потом сошел с ума или притворялся, что сошел с ума, чтобы не попасть куда следовало, а тут его уже обработали капитально.

В общем, друг пришел, когда умер Сеня, все подумали именно так. Нет его больше. Мозги соскребут, останки Сени закопают на кладбище для таких, как он, – и все. Кончилась история Сени.

Никто не стал ругаться или разбираться, этим здесь не удивишь. Койку Сени через час заняла бабка, которая что-то бурчала и звала то Любу, то Люсю, кто они ей – мне не известно.

Моё дежурство кончилось, мне хочется спать, а по дороге домой нужно купить хлеб, молоко, кефир, йогурт и сигарет.

Утро серое, ветки деревьев голые, под ногами лед. Хотя кого это интересует? Да, верно, от этого часто зависит настроение, по крайней мере, моё. В детстве мне ещё нравилось ассоциировать погоду с хорошими и плохими событиями: хорошие случались в солнечную, плохие – в пасмурную или дождливую, холодную или снежную. Плохих, как уже ясно, было больше.

Детство кончилось, а на душе скверно. Наверное, у взрослых всегда так, а мне когда-то наивно представлялось, что всё обстоит по-другому.

Навстречу мне семенит девушка в норковом полушубке и на высоких шпильках, она придерживает левой рукой капюшон, а правой держит сумку. Странно, что она – не блондинка, а ещё странно, что её не доставили к нам в отделение: здравомыслящий человек в такой гололед шпильки не наденет.

Мне вспоминаются мозги Сени на стенке, а воображение дает картинку, как эта ненормальная падает и разбивает голову об лед. Нет, её мозги не вытекут, как Сенины, максимум образуется кровавая лужица под головой, но всё равно – умрет.

К счастью для себя, «не блондинка» соображает прижаться к обочине и идти по рыхлому снегу. Хорошо, что я в сапогах на обычной платформе. Носки, правда, немного потерлись, но до весны прохожу, и так в кредит взяты были.

В нос бьет сладкий запах туалетной воды, знаю, что такой флакон можно выписать из каталога, который мне часто приносит моя напарница, но их стоимость меня отпугивает и напоминает о том, что у меня примерно такая же сумма ежемесячного платежа за кредит, ведь пару месяцев назад мне удалось купить новый телефон.

Интересно, какой телефон у этой семенящей? Наверное, экономит, все на туалетную воду спустила и ходит ещё с какой-нибудь «раскладушкой». А мне жаль деньги на воду тратить. Пшик – и всё, лучше телефон. Половина отделения мне завидует и фотографируется только на него, потому что тоже экономят и себе такого не покупают.

В дверях магазина с кем-то сталкиваюсь, и все мои мысли рассыпаются, но, не поднимая голову, невнятно извиняюсь, смотрю на красную плитку магазинного пола и шагаю вперед. Беру корзину для покупок и прямым ходом к холодильникам. Эти холодильники скоро начнут мне сниться или здороваться, мы встречаемся с ними каждый день. В корзинку отправляются: пакет молока, пакет кефира и стакан йогурта, сегодня взяла клубничный, вишнёвый был вчера. Миную стеллажи с консервами, поворачиваю и забираю с лотка булку хлеба. Теперь к кассе.

Иду под расслабляющую музыку. В подобных сетевых магазинах это делается специально – ты расслабляешься, а иногда там начинает играть знакомая песня, и на этой волне ты набираешь ещё кучу ненужного, а дома спрашиваешь себя: зачем это было куплено, и куда делись деньги. Мне это не грозит – здешнюю музыку я ненавижу, а денег у меня не так много, чтобы тратить на что-то ненужное. Мой бюджет ограничен и скромен, его хватает только на то, что у меня сейчас в корзинке, и на пачку сигарет.

Кассирша отпикивает мои продукты, её зовут Инга, она полная и ярко красится.

– Сегодня курим? – голос у нее прокуренный, она часто бегает курить за магазин, от того этот прокуренный голос ещё и простуженный, почти севший.

– Да, пачку, как обычно, – отвечаю сонно, отчего-то начинаю зевать, достаю из кармана кошелек и расплачиваюсь картой.

– На работе как? Что нового? – пока нет очереди, а я складываю свои покупки в пакет, интересуется она. Мы успели немного подружиться за все то время, которое мне сюда приходится ходить.

– Устала, – отвечаю и снова начинаю зевать. Нет, как приду, сразу лягу спать, так больше продолжаться не может. – Сегодня ещё убился один псих, полночи мозги его от стены соскребали, – зачем-то вру, мозги соскребала моя напарница, меня отправили в это время перестелить постель Сеньки, которую потом заняла новая старуха.

– Ничего себе! Насмерть?! – эти обычные люди, которые видели смерть только по телевизору, мне хочется улыбнуться её выражению лица – этот наигранный ужас в глазах, как будто она знала Сеню лично, и если я скажу, что он разбился не насмерть, ей станет легче.

– Да, насмерть, у нас по-другому не убиваются, – мои покупки сложены, мне пора домой, у меня нет желания продолжать разговор и рассказывать, как так получилось и всю историю Сени. Кому он нужен, очередной шизофреник? Сплетни до Инги и без меня дойдут, не я одна тут что-то покупаю каждый день, расскажут.

Закурить на улице не даёт хиус* и снег, руки замерзают так, будто их режут стеклом, прячу их в карманы пуховика и шагаю к дому.

Многоэтажка серая, с облупленными стенами, точнее – из нее выпадает белая мозаика или какое-то стекло в виде маленьких квадратиков, мне неизвестно, что это.

В подъезде хоть и тепло, с недавнего времени, но всё равно пахнет сыростью, как в подвале, свет уже поспешили выключить, потому серые тона всё ещё режут по глазам. Около почтовых ящиков доска объявлений. Посмотрим, не обещают ли что-нибудь отключить.

«Уважаемые соседи! Если вы на своем балконе обнаружите змею, огромная просьба: не бить её, не кидать в нее стулья, не хвататься за топор и не вызывать МЧС!»

Весело. Мне хотелось бы верить, что это – чья-то шутка, но в этом объявлении указан номер телефона, по которому следует звонить в случае обнаружения в своем жилище змеи, и номер квартиры, в который следует отнести змею. А если она ядовитая? Что за соседи мне достались?!

«ЗМЕЯ НЕ ЯДОВИТАЯ! Всем добра!»

На этих строчках облегченно выдыхаю. Такую информацию нужно давать сразу, в начале объявления, а не в конце! А такого соседа к нам, в отделение, рядом с той бабушкой, которая теперь на Сенькиной кровати с ума сходит.

Убедившись, что ничего не отключат и не начнут никакой ремонт, иду к своей двери, она напротив доски.

Вот и мой дом, моя крепость. Мне радуется мой пёс Фимка, заходится на визг. Все мои мечты о том, что немедленно лягу спать, разбиваются об этот радостный визг. Гулять, ему нужно гулять, а мне хочется спать.

– Сейчас. Сейчас пойдем, дай только пакет разобрать. Ищи ошейник. – Он у меня умный, ждёт утра, пока я не приду с дежурства или не проснусь, сам знает, когда ему нужно гулять, сам залезет в ванну, чтобы я его вымыла – всё вытерпит. Такая верная собака, а я ему сегодня даже колбасы у Инги не спросила просроченной.

Когда забирала его у Ольки, ещё щенком, она говорила, что он будет пуделем, но что-то пошло не так – лохматый, кудрявый, но не пудель.

Устало опускаюсь на табуретку и закуриваю, облокотив голову на руку. Фимка смотрит прямо в глаза своими блестящими большими черными глазами, в которые лезет его белая шерсть, нужно его подстричь. Он держит в зубах ошейник и поскуливает, напоминая о том, что нам нужно идти. Выдыхаю дым, если честно, мне ничего не хочется.

– Сейчас пойдем, – снова обещаю ему и поднимаюсь через силу, чтобы надеть на него ошейник и выйти во двор.

Не вовремя начинает звонить телефон.

– Соня, ты в сеть-то выйдешь? – если бы через телефон можно было бить, он получил бы по плечу, точно по плечу.

– Софья! Сколько можно говорить! – наигранно вскипаю от злости, по-настоящему злиться на Димку не получается.

– Ладно, ладно! Выходи, давай! – он смеется. Он выспался, а я нет. Этот кусок жира спал всю ночь, нажравшись перед сном.

– Полчаса подожди, я с собакой ещё не гуляла.

Фимка дергает ошейник и снова начинает переходить на визг, говорить Диме что-то ещё некогда. Мы идём гулять.