Читать книгу Правила боя. Исток - Анна Московкина - Страница 3

До Инессы отсюда десять дней пути. Если верхом. Но если сплавиться по Урмале – уже на сутки меньше, а если в Роканке – небольшом городке на север по течению – воспользоваться штатным телепортом, то сократится еще на четыре. Именно так мы и рассчитали дорогу. Но, как известно, колдуны предполагают, а сила располагает.

В Береговницах причал смыло еще весенним паводком, а восстановить руки не дошли. Мы поехали до Боровой переправы, где ходил межбереговой паром, соединяя рассеченные рекой концы восточного тракта, самого оживленного в Велмании. К другому берегу приставала баржа, на которой мы собирались доплыть до Роканки.

Стрелка, кобылка колдуна, начала хромать к вечеру, когда до переправы оставалось пару часов езды. Лошадь сначала оступалась, но послушно рысила, а потом заупрямилась и перешла на шаг. Майорин осмотрел ногу и недовольно цокнул языком.

– Подкова отошла, придется искать кузнеца.

Кузнеца мы нашли в селе у переправы, но добрались туда уже к сумеркам, подстраиваясь под тяжелый шаг охромевшей кобылы.

Паром ушел, а кузнец запил. Майорин не ждал милостей от судьбы и, к радости жены кузнеца, заставил его выпить некую дрянь. Четверть часа мужика тошнило в заботливо подставленный ушат, когда тот переставал блевать, колдун заставлял его пить дрянь дальше. Огромный, на голову выше колдуна и в два раза шире в плечах, кузнец безропотно подчинялся ставшему бесцветным хрипловатому голосу.

– Пей, – повторял колдун.

Удовлетворившись результатом, Майорин вручил кузнецу аванс, лошадь, склянку со стимулятором и отправил в кузню – работать.

На ночлег мы остались здесь же: у кузнеца. Быстро спрятав две серебрушки (можно было и без них обойтись, вывод из недельного запоя – четыре стоит), жена хозяина постелила нам в зимних комнатах. Кузнец, когда не пил, работал исправно, не без выдумки и зарабатывал хорошо, отстроив себе двухэтажные хоромы, с верхними летними комнатами на втором этаже. Я впервые за десять дней спала на кровати, но отчего-то всю ночь прокрутилась, путаясь в одеяле. Мне на зависть, утром вид у Майорина был довольный и выспавшийся, видно, ему мягкая перинка пришлась по вкусу.

Завтрак добрая женщина накрыла царский, я украдкой сунула в карман пару вареных яичек и потом мучилась совестью, когда она торжественно вручила мне узел со снедью, собранной в дорогу.

Кузнец перековал подкову. Но на паром мы опять опоздали, теперь колдун грозился сдать проклятую скотину на живодерню, живописно разъясняя то ли мне, то ли лошади, что там с ней сделают. А ничего не сделают, думала я. Знала: этот не сдаст. До последнего будет возиться с ней, пытаться вылечить, выходить, а если не сможет, самолично прирежет. Но только если это будет единственный выход. Но описывать грядущие ужасы у него выходило очень красочно.

Пришлось остаться в селе еще на один день. Майорин опять помрачнел, на вопросы отвечал односложно и по возможности старался не разговаривать вообще. Воспользоваться гостеприимством кузнеца второй раз мы не рискнули, сняли комнату в трактире «Большой ясень» – ясень, может, был и большой, да никто его не видел. Трактирчик был маленький, не чета шумному заведению по ту сторону реки. Я больше любила такие маленькие трактиры, где хозяин знает каждого гостя в лицо. Колдун уселся в самом темном углу, попросил себе пива и медленно цедил. И пиво и слова.

– Я пойду погуляю…

– Иди.

Село было огромным, но оставалось селом. Ни каменных или дощатых мостовых, только пыльные дороги. Не было здесь и крепостной стены или даже забора, если не брать в расчет небольшой заставы на берегу, приютившей ратных, следящих за покоем переправы. Около рынка пахло рыбой – Урмала в этом году родила щедро. Я бродила меж домов, заглянула ради интереса в знахарскую лавку. Ассортимент радовал разнообразием и печалил ценами. Можно подумать, они даже пустырник для успокоительной настойки в небесных кущах собирают – серебряный. Грабеж, но ничего не поделаешь – самый оживленный тракт страны.

– Сударыня что-то выбрала? – заискивающе спросил знахарь.

– Сударыня думает, – в тон ему ответила я. – Сейчас она подумает и, пожалуй, уйдет – ее пугают ваши цены.

Знахарь поджал губы и нахмурил редкие бровки, но стерпел.

– Сударыня не похожа на пугливую, она должна понимать, что хорошее лечение стоит любых денег.

– А у вас есть такая мазь, которой можно залепить рану?

– Заживляющая? – оживился торговец.

– Скорее, закупоривающая. – Я улыбнулась ступору знахаря. Но он честно попытался отработать грабительские цены, уставив прилавок множеством баночек и сверточков. Я добропорядочно перенюхала все. После чего расчихалась и ушла. Напоследок заверив знахаря, что будь у него то, что мне надо, я бы обязательно купила. Но он, похоже, решил, что я издеваюсь.

После пряного запаха знахарской лавки меня потянуло на свежий воздух, и я побрела к переправе, с интересом изучила механизм паромов, курсирующих поперек реки. Быстро устав от гомона толпы, побрела вдоль берега, прочь от заставы за высоким частоколом, с наслаждением пиная мелкую речную гальку босыми ногами – сапоги я несла в руке.

– Сударыня не боится одна гулять? – Сперва мне подумалось, что меня выследил знахарь – мстить за унижение, больно фраза построена похоже была. Но потом сообразила, что молодой борзый голос не может принадлежать тихому, дребезжащему всем телом старичку. Внешность оказалась под стать голосу: пшеничные волосы чуть не достают до плеч, яркие голубые глаза нагло меня изучают, хотя изучать в общем-то особо нечего. Парень, молодой и статный, прекрасно знал, что хорош собой. Он белозубо улыбнулся и подошел ближе.

Я не из тех женщин, которые хороши из любого положения, а подступиться ко мне сейчас можно только спьяну или сослепу: потрепанная рубашка выпущена из штанов, которые за неделю жизни в лесу подозрительно на мне болтались, ресницы и брови наверняка выгорели, а волосы заплетены в толстую косу. Сама по себе коса была ничего… может, на нее польстился…

– Вы меня испугались?

– Что вы, милсдарь! Просто мучаюсь догадками, отчего такой почтенный молодой человек заинтересовался моей никчемной персоной.

Он смеялся так, будто я удачно пошутила. Но глаза не смеялись, только рот.

– Боюсь, сударыня не раз слышала подобные ответы.

– Но я все равно с удовольствием послушаю, – весело сказала я, пятясь от него. Мой кавалер это заметил, резко махнул рукой, будто шутливо приветствуя кого-то.

К горлу лег нож.

– Я видел тебя с колдуном из Инессы, – начал объясняться белобрысый.

– С каким именно? – задиристо уточнила я.

– А ты не промах. Хотя не знаю, что он в тебе нашел.

– Тебе не найти, ума не хватит. – Хамить не стоило, нож сильнее впился в горло. Лишь бы не прорезал кожу.

– Где этот ублюдок? Я видел вас вместе вчера! – Значит, речь шла о Майорине. Уже легче.

– Гуляет. Я ему не нянька.

– Дура, я убью тебя, а выродка этого все равно найду. Неужто жить не хочешь?

Язык мой заметал вперед меня:

– Без него мне и свет белый не мил. Но ты меня не убьешь, убьют твои слуги, а ты будешь смотреть, как они меня убивают, как все трусы. – Породистое лицо залилось краской, вот кому надо было жить в лесу с колдуном, уж тот бы отучил его злиться. А язык надо бы откусить. Он кивнул своему слуге, лица того я не видела. Нож исчез, теперь на шею мне давила жилистая рука. Белобрысый размахнулся и заехал мне кулаком в живот. Воздух со свистом вылетел из легких, я скрипуче застонала.

– Говори. – Все равно ведь найдут. Предупредить бы… Второй раз он ударил меня по почкам.

– «Большой ясень», – выдавила я. Белобрысый сделал подручному знак, тот плотнее прижал меня к себе. Белобрысый снял кожаный браслет с моего запястья и ушел.

Первое, что сделал подручный, связал мне руки и ноги. Я брыкалась, пыталась вырваться, но после ударов белобрысого двигалась вяло. Слуга затянул последний узел и бросил меня на камни. Я больно ушиблась щекой о гальку, но кожа удержалась – не лопнула.

Лежать на холодных камнях со стянутыми за спиной руками не слишком умиротворяющее дело. Злиться в таком случае естественно. Я старательно убеждала себя в этом. Злиться надо так, чтобы только разбудить исток. Но вожжи не отпускать. Исток лишь часть меня, часть, которая мне подчиняется…

Был в моей жизни день, который я старалась никогда не вспоминать. Я закрыла глаза, шаг за шагом перебирая каждый миг того дня с наслаждением мазохиста. Когда я открыла глаза, вокруг меня шевелились камни.

«Даже чистая сила может быть оружием. Позже ты научишься ею управлять».

Пока Майорин учил меня не злиться, я училась злиться тогда, когда посчитаю нужным. Я привыкла учиться всему сама, не дожидаясь учителей, да и что они могли дать человеку?

Камень, выбранный мной, задрожал.

«Злость это не самый лучший союзник, Айрин, можно растормошить ею исток, но чтобы им управлять, потребуется трезвый ум».

Камень оторвался от земли. Но тут же упал обратно. Подручный обернулся, помахал передо мной ножиком. И тут слова колдуна дошли до моего сознания особенно ясно. Чистая сила – тоже оружие.

Мне не нужен был камень! Сила хлынула из меня, подчиняясь мне полностью, безраздельно. Хлынула в подручного, лучше любого камня огрев его по макушке. Мужчина завалился на землю, застонал и затих.

Мне потребовалось некоторое время, чтобы успокоиться и усмирить исток, намного меньше, чем раньше. Я, как большой червяк, подползла к ножу, перевернулась, села и начала пилить веревки.

Встала я со второй попытки, но исток добросовестно восстанавливал ущерб, нанесенный его вместилищу, и боль постепенно отползала.

Нож я забрала в качестве трофея.

Однажды в Инессу приехали цитадельские маги. Главный из них сидел в нашей горнице, когда я принесла вино и моченые яблоки (служанок – хордримских девушек, мать погнала, слишком важным был разговор).

– Владычица бережет силу, не тратит по пустякам? – спросил гость, стараясь задеть собеседницу.

– Берегу. Не след разбрасываться чарами, когда сгодятся и сноровистые руки.

– В Инессе недостает источников или чародеев? – И первого и второго было в достатке.

– Не обманывайтесь, милсдарь. Но если мои чародеи потеряют силу, они возьмутся за мечи. И в этом не оплошают.

Гость тогда смолчал, но снисходительный тон оставил, присматриваясь к инесским колдунам – у каждого при себе было оружие, и каждый им владел.

Женщины зависели от магии больше, может, оттого я провела полжизни, обучаясь держать в руках оружие или биться в рукопашной. Хмурили брови седые старцы – не след девушке хвататься за холодную сталь, когда рядом есть мужчины.

Нож удобно лег в руке, прячась в просторном рукаве, я знала – тонкая льняная ткань не сдержит хорошего клинка, а клинок был хорош. Я зашнуровала сапоги, мало ли что под ногу попадет. Острый камень или ореховая скорлупа одинаково больно поранят стопу. Сапоги шили для меня. Ни каблука, ни деревянной подошвы, только несколько слоев толстой, грубой кожи, в таких можно бежать, не боясь оскользнуться. И я побежала.

Быстро и легко по берегу, чуть медленней в толпе у причала, от меня отшатывались, кричали вслед, но я все бежала, считая вдохи и выдохи. Собьешься здесь – собьются и ноги. Еще одна наука отроков в Инессе – раз прошел, не забудешь никогда. Пронесешься по лесу, а потом закроешь глаза и расскажешь наставнику, что видел по дороге. Не поленится, сходит проверить. Выворачивать на улочку, где стоял «Большой ясень», я не стала, свернула на параллельную.

Обогнув трактир, заглянула в окно, распахнутое по летнему времени. Мы с белобрысым добрались почти одновременно. Видно, он еще ждал подкрепления, да шел пешком.

Один прийти к колдуну он не решился, знал, с кем дело имеет. Удивительно, но не подстерег, как меня, в безлюдном месте. Или наоборот? Боялся остаться с белоглазым колдуном без свидетелей, думая, что не переживет такой встречи?

– Рон, – без удивления прошелестел холодный голос, – пришел-таки?

– Что же ты от меня по углам прячешься? Боишься?

– Руки марать неохота. – Рон заскрипел зубами, но дернувшимся было подручным показал стоять за спиной. Я осторожно шагнула вдоль окна, но Майорина все равно не разглядела, зато белобрысый со свитой были как на ладони.

– Я не буду просить поединка, я буду просить суда.

– С чего бы? – Не видела, но знала: левый уголок губ приподнялся вверх.

– Ты нарушил условия, использовал свою чародейскую силу для победы.

– Лжешь. Даже не пытался, нужды не было.

– Ты убийца. И ты поплатишься за нарушение законов поединка.

– Твой брат знал, на кого поднимает руку. А ты остался в выигрыше, должен доволен быть.

– Я потерял брата, – зло бросил Рон.

– Зато приобрел знатное наследство, не рад?

– Золото не заменит мне его!

– А по-моему, уже заменило, – хмыкнул колдун. – Вон каких себе побратимов нанял, они, поди, побойчее твоего старшего будут. Что делать – не велят, наоборот, слепо подчиняются.

– Ты придешь на суд, колдун.

– Не чувствую себя виноватым.

– Пойдешь, твоя девка у меня. И я спущу с нее шкуру, хочешь умыться и ее кровью?

Некоторое время Майорин молчал.

– Чем докажешь?

Рон достал кожаный браслет из мошны на поясе. Швырнул колдуну.

– Доволен?

– Вполне. – В окне мелькнуло испуганное лицо трактирной девки.

– Уйди, дура, не мечись под ногами. – Белобрысый ухватил ее за косу и отшвырнул к кухонной двери. Служанка торопливо спряталась в проеме. «У кухни свой вход», – вспомнила я. На него выходили окна моей комнаты. Я завернула за угол и уперлась носом в забор, ограждающий хозяйственный двор. Забор был новым и добро сколоченным, легко не перелезешь, щели не найдешь. Пришлось бежать до тележных ворот, цепь накинули для порядка – я меж створок пролезу.

На ступеньках стоял незнакомый мужик, стоял напряженно, готовый в любой миг ринуться на помощь к своим в трактире. Меня он не заметил, слишком внимательно вслушивался в разговор внутри, не думая, что угроза пойдет со двора. Кожаная подметка не издала ни звука, левой рукой я зажала ему рот. Сейчас! Не дать опомниться!

Правая рука замерла. Нож, который должен был перерезать мягкое незащищенное горло, замер. Я знала, что делать. Знала малейшее движение…

Он резко выгнулся назад, будь я на пядь выше, он угодил бы мне затылком в лоб. Но я успела нырнуть вниз, извернувшись лаской, отпрыгнуть назад.

Я ждала крика. Он молчал, велика ли угроза – девка, не решившаяся его убить. Ухмылка вышла мерзкой, масленой.

Пятиться долго не вышло, на седьмом шагу меня встретила поленница, сложенная вдоль забора. К оружию мужик не притронулся, решил взять голыми руками. Я зло смотрела на противника, хотя злилась на себя. Сколько раз я раздумывала над тем, как придется забрать чужую жизнь, но не так. Не со спины.

Девка глупая, прав колдун. Предупредила, называется. Исток зашелестел внутри пеплом, который разносит ветер. Голову и руки залил жар, ставший за несколько дней привычным. Что бы сталось со мной, не встреть мы Майорина? Или ничего? Знала ли моя матушка, как вести себя с пробудившимся истоком, может, и ее не взял бы соблазн испить чистой силы?

Везение ли? Рок? Я сплела руки ладонями наружу и изо всех сил толкнула вперед воздух. Зашелестела земля, зашумела листва на старой вишне, срываясь с веток. Противника сбило с ног. Остаток двора я пролетела, будто исток гнал и меня, захлопнула дверь перед удивленным недоумевающим лицом. Засов задвинулся, чуть скрипнув в пазах.

В зал я ввалилась красная, растрепанная, тяжело дыша.

– А ты говорил, что схватил ее. – Ни один мускул на лице не дернулся. – Видно, девку спутал, они, знаешь ли, все чем-то похожи… Коса, грудь…

– Как? – перебил колдуна Рон.

– …попа, – закончил Майорин.

Немногочисленные посетители, затихшие было, ожили, засмеялись.

– Значит, по добру ты не пойдешь?

– Не пойду, – согласился колдун, хрустнул костяшками пальцев, разминая руки. – Мне и здесь хорошо.

– Тогда – взять его! Я наместник переправы, приказываю тебе сдаться. Это последний раз, Майорин. Слышишь!

– До наместника дослужился? Думал, эту должность твоему брату пророчили, тоже по наследству перешла? – Рон побелел. – Смотрящего пригласите. Без него с места не сдвинусь.

– Девку в поруб.

– За что? – опешила я.

– За вооруженное нападение на ратного.

– И какое у нее было оружие? – уточнил колдун.

Я осмелела и прошла через зал, села рядом на скамью, предательское желание нырнуть ему за спину пришлось задавить в зародыше.

– Боевая коса, – съязвила я.

– Ты его придушила? – Колдун улыбнулся.

– Никогда!

В дворовую дверь заколотили.

– Иди проверь, – кивнул Рон одному из ратных.

– Она меня с ног сбила чародейством, колдунья! – ткнул в меня пальцем ратник, стерегший кухонную дверь.

– Взять под стражу, руки связать! – приказал Рон. Я почувствовала, как горят ладони. Майорин тронул меня за плечо.

– Держи исток, – шепнул он одними губами. И уже громко сказал: – Не трогайте девку, я сдамся.

– Хорошо, – не слишком доверчиво согласился Рон. Колдун встал и покорно протянул ратному руки, я узнала веревку. Такими вязали мальчишек, заставляя их почувствовать себя лишенными силы. Сплетенная из конопли с серебряными заговоренными цепочками, она резала запястья. Но самое важное здесь нельзя разглядеть невооруженным взглядом: асбестовое волокно глушило силу, поглощая ее.

– Майорин?

– Возьми лошадь и отправляйся в Инессу, Айрин, – спокойно сказал колдун.

Его увели, а я, к своему стыду, сидела как прибитая к скамье и тупо таращилась в одну точку. Меня Рон не тронул, только презрительно фыркнул, когда проходил мимо, и добавил напоследок:

– Вас, колдунов, на цепи держать надо, пользы от вас никакой, только вред.

Очнулась я от голоса трактирщика:

– Плати давай.

– За что?

Он кивнул на пустую кружку на столе. Я торопливо зашарила в карманах, выложила несколько медных монет.

– Хватит?

– Хватит. Ты это… ночуй, ежели хочешь. Колдун твой за постой заплатил.

– Да. Хорошо.

– Ну, я тогда велю постель там расправить.

– Спасибо. – Трактирщик развернулся, прихватив кружку. – Милсдарь…

– Щелкун, – с готовностью ответил он, будто ждал, что я его окликну.

– Милсдарь Щелкун, вы знаете, за что его наместник?

– Долгая история… А там посетители подошли…

Серебряная корона, глухо звякнув, легла на стол. Некоторое время трактирщик ее изучал, не прикасаясь.

– Ладно, только пива себе принесу. Будешь?

Я кивнула.

Он поставил две кружки с пенными шапками, высоко вздымавшимися вверх. Сел на противостоящую скамью.

– Дело было месяца четыре назад, как раз посреди зимы, когда санный путь переполнен народом. Тут и мех везут, шелк, золото… Купцов видимо-невидимо, все таверны битком забиты, сани прямо посреди улицы останавливают. Ну и разбойные люди тоже не спят, куда без них. Такие обозы всегда себе колдуна в помощь нанимают, в одном из них твой и был. Что тут скажешь, жуткий он – сама знаешь, глазом зыркнет: все на шаг назад отходят, зато и лихих людей можно не бояться с таким защитником. Места ему в таверне не было, тут и купцов некуда селить, не то что свиту. Остался он с охраной добро стеречь. А зима трескучая стояла, морозная. Сам не видел, но люди сказывают, брат нашего наместника, глава ратных, досмотр им устроил. Мол, что везете, куда везете? Семья их не бедная, отец наместником был. Хороший мужик, но не без слабости: здорово руку в казну запускать любил. Вот и сынки в него удались. Крон вроде как намекал: мол, вы мне виру скиньте, а я от вас отстану, не буду глаза мозолить. Да только кто колдуну указ, наемники, быть может, скинулись бы, заплатили, среди них разные есть. Кто с каторги бежал, кто отработал, кто не попался, да она, родимая, по нему волчьими слезами плачет. А колдун послал его к купцу, по пути предложив заглянуть в несколько мест. Ох, как Крон лютовал! К купцу он не пошел, но зуб на белоглазого навострил. Купец, видно, сильно утомился да перемерз, шутка ли – с самого северного Хордрима шли, три дня отдыху назначил. А виру Крон в первую ночь просил. Наутро они трапезничать пришли. Наемники давай наперебой купцу рассказывать, как колдун Крона отвадил, а колдун только сидит, глаза щурит. Я смотрю, а он в кольчуге и при мече, хотя до этого у него только нож видели. Может, сказал кто, может, чутье чародейское что подсказало, да только пива колдун не пил, цедил квас и грелся. К тарелке и не притронулся тогда. А у купца дочка с собой была. Хороша девка, ничего не скажешь. Волос черный, глаза как два янтаря, эдакая ласточка маленькая, юркая. Семнадцатый год пошел, говорили.

Вечером Крон пришел с ратными. Заказали пива, мяса, сидят, пируют, я голову ломаю, за что мне такая честь выпала. А потом смотрю, взгляд у него стекленеет, но с купцова стола не сходит. Да все больше за дочку цепляется.

А та дурища рада-радешенька, то плечом поведет, то голову призывно склонит. Все красуется, да как не покрасоваться молодой девице перед красивым мужиком, у которого меч при поясе и пятеро молодцов свиты.

Может, и вправду она Крону по вкусу пришлась, может, купцу за колдуна отомстить решил… Пропала девка, вышла во дворик нужду справить и не вернулась. И Крон быстро засобирался. Дальше только сплетни да слухи… Может, купец колдуна сам позвал, может, он не только кольчугу надел, но и сторожить купца возле корчмы остался… Скажу, что своими глазами видел. Колдун зашел в зал, за ним девка плелась. Плакала, жалась к нему, дрожа осиновым листом. Папку завидела, бросилась, давай что-то лепетать, да только купец аж почернел весь. Встал, за нож схватился, что ему колдун сказал, тоже не слышал. Да только ушли они вдвоем.

А наутро на главной площади Крона в таком обвинили, что, будь его батька жив, быстро бы выпорол сынка, не посмотрев, что тому двадцать пятый год шел. Но Крон трусом не был, дураком был, а вот трусом никогда – предложил он купцу дело судом богов решить. Поединком.

Колдун сам вызвался, никто его не просил. Отговаривали Крона с ним биться, мол, не может отродье чародейское честный бой держать, не удержится – использует силу колдовскую. Но я уже говорил, трусом Крон не был. А колдун слово дал: только меч, ничего боле. Ни жеста, ни слова, только меч. Верить слову не стали, смотрящего мага вызвали, наблюдать за боем…

Может, ваши колдовские боги и не вмешивались… да только сам бес его силой да ловкостью одаривал, а леший потом драться учил. Крон вокруг него как щенок бегал, меч все из рук выпускал, будто тот маслом вымазан. Как он злился, а колдун стоит спокойно, устал, конечно, взмок весь, но и Крон уж шатался от усталости, а в толк все никак взять не мог, отчего тогда его белоглазый не убивает. Потом догадался… Проучить решил, унизить, а руки пачкать не желал.

Кто стрелу в него пустил, не видели. Да когда тут увидишь, все на них смотрели. И колдун ее отбил! Ты, девка, хоть раз видела, чтобы мечом стрелы отбивали? Я видел, в бою, когда стрел этих три сотни летит, две штуки отобьешь, от трех увернешься, а одна таки ужалит. И то готов ты к ним, когда залп поднимают – далеко слышно. Но одну, со спины? Виданное ли дело? Отвлекла его стрела, тут Крон и ударил. В спину, подло. Тогда-то все и поняли, что жалел его чародей, убивать не хотел. Хотя ошибаюсь я, вру. Не жалел – брезговал. Меч он мимо себя пропустил, увернулся, а рукой голой ударил под подбородок. Вся площадь слышала, как позвонки затрещали. Упал на снег тот уже мертвый. А чародей вроде как и расстроился, не собирался убивать. Да только не смог себя превозмочь – сделал машинально, как тело приучили.

Смотрящий не нашел к чему придраться. Признал бой честным. Наместник тоже никаких претензий не имел. Наоборот, перед купцом извинились.

– И куда тот наместник делся?

– Как корова языком слизала, говаривали, под лед со свитой по весне угодил.

– Под лед… Спасибо, милсдарь Щелкун. Скажи мне, а смотрящий под лед не провалился?

– Нет.

– И где мне его найти?

– Ехала бы ты отсюда. Сам твой колдун виноват, сам влез, пусть теперь разгребает.

– Не могу, милсдарь. Должна я ему ни много ни мало – жизнь. А долги надо возвращать.

– Только сама пропадешь! Рон не чета братцу, он честно биться не будет. Он трус!

– Я заметила. Так где смотрящий живет?

– На третьей улице. Опомнись! Глупая, пропадешь!

Я помолчала, отпила доселе нетронутое пиво, на котором пожелтела и опала шапка пены. Можно казаться какой угодно сволочью, жалить словом, порой больнее, чем клинком, но никогда нельзя проходить мимо беды.

– Пусть твоя девка меня проводит. Я вернусь через четверть часа.

Когда я спустилась в зал, трактирщик только хмыкнул и толкнул вперед девку, ту самую, что таскал за косу Рон.

– Значит, колдунья все-таки?

– Значит, – не стала я спорить. Хотя смотрящего курткой с серебряными бляхами и мечом с инесским клеймом не обманешь…

Девка смотрела на меня дикими глазами и за весь путь не проронила ни словечка.

Смотрящий жил в высоком тереме с острой двухскатной крышей. На крыше вертелся из стороны в сторону ворон, клювом указывающий ветер, – символ Инессы. Издавна во́роны служили колдунам, приобретя мрачную славу и отплатив нам той же монетой, хотя к их пристрастиям в еде мы никакого отношения не имели. И если уж говорить о колдунах, могущих обращаться в этих черных птиц, то много вероятней, что единственная не польстившаяся на мертвечину на поле брани птичка – это тот самый оборотень и есть. Хотя разговоры про таких оборотней – это, конечно, сказки. Вторая ипостась оборотня похожа на северного, самого крупного волка.

Рука легла на дверной молоток.

– Кого леший принес?

– Из Инессы послание.

– Не жду.

– Еще бы, – буркнула я себе под нос, – слушай, а ты…

Но девка уже успела превратиться в силуэт с мотающейся из стороны в сторону косой. Убежала, трусиха.

– Ты, что ли, из Инессы? – От смотрящего мага Береговниц его отличала только бородка. Короткая и, несмотря на годы, почти не тронутая сединой.

– Я. – За еще одну серебряную я узнала кое-что про смотрящего. – Мастер Ральер. Доброго дня.

– Человек? – удивился он. – С каких пор Владычица доверяет людям? Или в Инессе теперь плохо с колдунами?

– Не намекаете ли вы, что одежда и меч краденые?

– Даже не знаю. И что вы хотите?

– Пустите меня в дом. Я не наемная убийца и не соглядатай. Вам нечего бояться.

– Именно с этих слов я бояться обычно начинаю. Ладно, проходи, как тебя звать?

Я ненадолго замялась, думая, называть ли свое настоящее имя. Решив, что ложь дело неблагородное, я назвала домашнее прозвище, которое более уместно среди близких, нежели у смотрящего в гостях.

– Рин.

– Проходи, Рин. Я тебя выслушаю.

Внутри дом смотрящего Ральера был изукрашен не менее обильно и старательно, но здесь больше постарались женские руки. На раскрытых окнах ветер трепал вышитые занавеси, у рукомойника висел рушник, расшитый велманским узором.

На столе скатерть беленого льна с узорной каймой, на сундуках и полках плетеные салфеточки. Даже я, далекая от рукоделия (в том смысле что совершенно бездарная, и попытки вышивать крестиком напоминали о хордримских письменах, выполненных сумасшедшим со старческой дрожью рук), даже я восхитилась, восторженно цокнув языком.

– Это жена моя шила, – хвастливо поведал Ральер.

– Вы женаты? – Тут я снова оглядела горницу уже иными глазами.

Смотрящий внимательно выслушал меня.

– Я ничем не могу помочь.

– Но вы там были!

– Мастер Майорин много превосходит меня в силе, он мог скрыть свои чары.

– Да какие чары? Зачем?

– Замедлить движения противника. Или стрела была иллюзорной?

– Но тогда вы признали поединок честным.

– Тогда признал. Но потом…

– Только не говорите, что вас безмерно расстроила смерть прошлого наместника, и вы боитесь отправиться следом.

Маг сердито нахмурил брови.

– Рин – это сокращение, верно?

– Своя рубашка ближе к телу, – не ответила я на вопрос. Сидеть я больше не могла и начала расхаживать по горнице, рассматривая любовно вышитые занавеси, на каждой был свой узор. – Жена, детки… – Рука дотронулась до соломенной куколки в криво сшитой одежке.

– Инесса далеко. Рон близко.

– Отправили бы жалобу…

– Я цитаделец по происхождению, моя шкура мало кого заинтересует в Инессе.

– Вы ошибаетесь!

– Ты зашла бы сюда, если бы не потребовалось мое свидетельство за этого колдуна?

Я помотала головой.

– Кто он тебе?

– Наставник.

– Колдун – человеку? Езжай домой.

– Удивительно, как старательно меня туда все отправляют.

К вечеру ветер нагнал тучи, темные, мрачные. Пыль металась по улицам, силясь прорваться в скоро закрывшиеся окна, на меня она накинулась, хлестнув по щеке жаркой ладонью приближающейся грозы.

Куда податься?

Оседлать Пеструшку и уехать домой?

Первые капли сорвались с набрякшей тучи в сухую землю, оставив крупные влажные следы. Я подставила ладонь, смотря, как она намокает под усиливающимся дождем, на западе сверкнул длинный хвост молнии. Гром раскатился над переправой, глуша остальные звуки, хлопнули ставни еще не закрытых окон, попрятались в будки собаки.

Я сорвалась с места, на бегу накидывая капюшон.

У высокого частокола из потемневших от времени бревен остановилась. Верхушки у бревен, протыкавшие небо, тщательно заточены. Легко не перелезешь. Будь тихо, тут же залаяли бы собаки, предупреждая о приближении чужака, но небо снова сверкнуло раскатившимися алмазами молний, а их догнал гром. Собаки молчали.

Ворота стояли закрытыми, но калитка в них скрипела несмазанными петлями, мотаясь на ветру. Стражник вжался под козырек, прячась от плетей дождя, даже через плотную кожу куртки больно лупящих по спине.

Истоку нравилась гроза, они были похожи.

Я вытянула ладонь. Стражник тяжело опустился на землю, на лице застыла глуповатая полуулыбка. У него должен быть напарник, не остался же он один на посту.

Напарник выглянул из сторожки с флягой в руке. Как не погреться в такой дождь добрым вином, да и кто осмелится лезть на заставу?

– Эй, куда? – Я затолкала обмякшее тело в сторожку, подумала, достала пробку из фляги, щедро смочив мужчине рот и намеренно пролив вина еще на ворот. Даже на запах вино было крепким – вымороженным. Себе на память я взяла плащ, мне он был до пят, а глубокий капюшон надежно скрывал косу и лицо. Флягу я прихватила с собой. Огляделась. Но все попрятались от дождя. Теперь второй стражник тоже пах вином, флягу я ему оставила. Очнется – пригодится.

Найти порубы не составило труда. Три пятистенных сруба без окон с узкими отверстиями у самой крыши – пустить свежий воздух, выветрить вонь. Караульных было двое, они расхаживали по кругу, перекрикиваясь от скуки:

– Грозу, поди, колдун подозвал!

– Он в асбестовых цепях сидит, куда ему!

– Кто этих колдунов знает, слишком он смирный. Вот смоет нас к бесам, будет Рон знать, как руки к их брату протягивать.

– Тише ты! Еще услышит!

– Колдун или Рон?

– Колдун-то что? Пусть слышит! Эй! – Он постучал по двери одного из порубов. – Чародей, гроза твоих рук дело?

Мне из-за угла было не слышно, что ответила дверь. Но стражник так зло вскинул голову, что с нее упал капюшон.

– Паршивец! Я тебе сейчас задам трепку!

– Тише, Нетт, тише! Строго-настрого же наказали не заходить к нему!

– Да плевал я на их наказы! Язык оборву и выйду!

– Этот даже без магии тебе шею свернет, он только того и ждет! А не он – так Рон! – Видно, второй был умнее. – Вот не свезло в такую погоду на улице куковать. Кто из дома под такую дождину высунется…

Я вот высунулась… Гром развалился над головой, близко слышалось нервное лошадиное ржание.

Вскинутая рука опустилась. К порубам шел Рон. Светлые волосы потемнели от влаги, над полными губами мокрой паклей обвисли усы. За Роном тенями следовала его свита.

– У нас чужак. Из караулки пропал плащ, так что с каждого, кого встретите, сдергивайте капюшоны, – скомандовала Рон.

Как быстро…

Парни единовременно кивнули. Рон продолжил командовать:

– Нетт, от этих дверей не отходи. Томан, Елес, сторожите двор…

Если верить запаху и звуку, за порубами располагалась ратная конюшня. Прятаться там опасно – первым делом в таких местах искать будут, но если…

Рон и его свита прошагали в паре локтей от меня, я вжалась в стену, чувствуя, как мышцы спины вдавливаются округлыми вмятинами. Выждав некоторое время, я вынырнула из-за угла и открыто пошла к конюшне.