Читать книгу Алена Винокурова - Анна Сергеевна Кубанцева - Страница 4

Народу было много и зал прощания городского крематория с трудом вместил желающих.

Губернатор, который в былые времена с разбегу бежал, чтобы лизнуть Кожемятова, как и остальные официальные лица, в виду последних событий, присутствовать не пожелали, хотя могли бы и попрощаться с дорогим другом. По той же причине не было и всенародно известных богатеев, которые не желали, чтобы их имя фигурировало в отчетах. Как-то отец сказал мне, что у очень богатых людей служба безопасности и разведки работает едва ли не лучше, чем ГРУ в целом. Так что, были соратники и партнеры не самого высокого полета. Только один человек, имя которого слишком известно, чтобы его называть, плевать хотел на все отчеты и приехал отдать дань памяти Ивану Кожемятову. Кажется, в юности они часто встречались то ли на турнирах по борьбе, то ли по самбо. Я зауважала этого человека за его смелость и порядочность. Хотя последнее, конечно, весьма и весьма спорно.

Дамы, присутствовавшие на церемонии прощания, вызывали у меня приступ неуместного веселья. Стараясь как можно больше подражать западной культуре, наши перекачанные силиконом и гилауронкой Мани и Тани дополнили свои наряды шляпами и большими черными очками. Уж им-то, конечно, было необходимо прятать свои заплаканные глаза. Слово дали вдове, и я вторично развеселилась. Законной женой она пробыла аж три месяца, пока весьма неосмотрительно не бросила на кровати свой телефон с открытым мессенджером, где достаточно часто называла мужа непроходимым тупицей и жаловалась, как он ей надоел. Кожемятов собрал ее вещи, пока она была в душе. В разводе они были уже около двух лет.

Я вздохнула. Ивану Кожемятову было сорок два года и как-то так выходило, что по-настоящему близких людей у этого человека не было. Воспитывала его бабушка, почившая 5 лет назад, родители женаты, кажется и не были, мать непутевая, бросила сына и ушла в загул, из которого так и не вернулась. Бабушку Кожемятов боготворил и очень горевал, когда ее не стало. Он купил ей хороший дом за городом, нанял помощников, в общем, обеспечил достойную старость, но самой большой радостью для старушки были визиты Ванюши. Все просила она правнуков поняньчить, но не дождалась. Детей у Кожемятова не было, родственников не было, жены нормальной и той не нажил.

Вдова вытирала черным ажурным платочком сухие глаза и картинно судорожно запиналась. Видно надеялась на долю в наследстве.

Следом выступал его заместитель и, по его словам, настоящий, близкий, преданный друг Вани.

Я открыто усмехалась, так как этот настоящий и преданный друг сдал Кожемятова со всеми потрохами первым. Причем, делал это столь усердно, словно на дворе был снова 37 год.

– Да, не хотел бы я, чтобы мои похороны были похожи на эти, – задумчиво сказал мужчина рядом.

Я оглянулась на незнакомца. Рядом стоял мужчина средних лет, ближе к сорока, бритый налысо, с аккуратно очерченной черной бородой по моде. Он был похож на кавказца, но речь была с английским акцентом.

– Почему?

– Столько фальши, – покачал он бритой головой.

– Почему Вы так считаете? – слегка улыбнувшись, спросила я.

– По той же причине, по которой Вы так ехидно ухмыляетесь, – парировал он.

– Наверно на официальных похоронах всегда так, – пожала я плечами.

– Мне кажется, что единственный человек здесь, который по-настоящему горюет, это вон та молодая женщина.

Я проследила направление его взгляда и нахмурилась, узнав Ирину. Она по-сиротски приткнулась в самом конце зала.

– Вы не знаете, кто она покойному?

– А Вы кем ему приходитесь? – решила я ответить вопросом на вопрос.

– Мы занимались вместе спортом и имели кое-какие дела. Бизнес. Могу ли я задать Вам тот же вопрос?

– Мы были знакомы по работе, – пробурчала я.

Он кивнул и снова начал рассматривать толпу.

– Мы с Вами раньше не встречались? – спросила я, чувствуя что-то смутно знакомое в его фигуре и голосе. Глаза скрывали темные очки, впрочем, как и у половины присутствующих.

Словно прочитав мои мысли, мужчина снял очки и посмотрел на меня черными, словно уголь, глазами под красиво оформленными бровями. Несмотря на всю брутальность его образа, он был настолько ухожен, что, если бы мне просто показали его фотографию, я бы решила, что он гей.

– Джованни, – протянул руку мужчина, представляясь, – думаю, что запомнил бы столь милую девушку.

– Алена, – коротко ответила я.

Гражданская панихида закончилась и тело перенесли в помещение для кремации.

Народ постепенно потянулся к выходу. Кто старался выйти незаметно, кто, не стесняясь, направлялся к выходу, как например, вдова, под руку с кем-то столь же скорбящим, как она сама.

Когда процедура была полностью завершена и урну с прахом поместили в специально отведенную ячейку, дорогой и близкий друг – заместитель, положил руку на плиту, громко, театрально вздохнул и за ним вышли последние провожающие.

Мы тоже вышли на улицу, я поискала глазами Ирину и не увидела ее.

– Ну, что, поехали на поминки? – спросил Паша.

– Если можно, без меня. Я видела здесь Изотову, хочу с ней поговорить, – вздохнула я.

– Окей, – согласился Пашка.

Я вернулась в зал с прахом усопших. Как я и ожидала, Ирина была там.

– Ванечка, прости меня, пожалуйста, прости, – тихо плакала она, прислонившись лбом к плите.

Я постояла в нерешительности. Потом кашлянула, Ирина обернулась.

– Алена? Я…Я хотела проститься, я уже ухожу, – торопливо вытирая глаза, сказала она.

– Давайте прогуляемся, – предложила я, – только не здесь.

Доехав до ближайшего парка, мы не спеша побрели по аллеям. Ирина сокрушенно молчала и выглядела очень подавленной.

– Ирина, можно нескромный вопрос? – решилась я.

– Задавайте, – безучастно отозвалась Ирина.

– Вы влюбились в Кожемятова? – без обиняков спросила я.

Ирина грустно улыбнулась.

– Ален, Вы можете посчитать меня глупой фантазеркой, но мы с Ваней действительно полюбили друг друга. Я всегда считала, что для каждого человека существует своя половинка и вот свою я нашла. И потеряла, – она снова заплакала.

Если не считать, что все было продумано заранее, то познакомились они весьма романтично. Кожемятов сбил ее машиной, выезжая из ворот собственного дома, когда она совершенно случайно проезжала мимо. Ну как случайно, ее просто выпихнули из кустов под колеса машины.

Вообще, за тот месяц, что мы были знакомы с Кожемятовым, я могла бы его охарактеризовать как «неплохой мужик». Ирину он таскал почти на все встречи, но в отличие от многих своих товарищей по миллионам, относился к своей спутнице уважительно и требовал этого от окружения.

Я усадила ее на скамейку и подождала, пока она немного успокоится.

– Может за месяц, что вы провели вместе, рано говорить о любви? – попробовала я вразумить горевавшую девушку.

– Алена, Вы любили? – и, не дождавшись ответа, продолжила, – разве для любви существуют сроки, чтобы определить ее подлинность? Ваня был самым настоящим, самым добрым, самым искренним человеком, которого я встречала. Мы ведь так похожи, мы с Никиткой сироты, Ваня сирота и нас это как-то по-настоящему сблизило, мы говорили на одном языке. И я предала его. Я предала того, кого так любила.

– Вы спасали брата, – попробовала я ее убедить.

– Да, но…Я не знала, что Ваню убьют. Я думала, что его просто посадят. А я бы дождалась его. Правда.

– Ирина, Вам всего 28 лет, Ваню посадили бы минимум на десятку, Вы готовы были убить десять лет на ожидание человека, который виновен во многих грехах? Да Вы знаете, что Вашему Ване шьют ОПГ? – не выдержала я.

– ОПГ? – не поняла Ирина.

Я только рукой махнула.

– Пусть. Для меня его деятельность ничего не меняла.

– Ирина, давайте я направлю Вас к нашему психологу? Вам необходима реабилитация, – предложила я.

Она покачала головой.

– Спасибо, Алена, Вы и так очень помогли нам.

– Ирина, а Иван никогда не говорил, что ему кто-то угрожал? Что кто-то хотел его смерти?

– Он так всегда про Петрова говорил, своего финансового директора: «Ты моей смерти хочешь», но я думала, что это просто фигуральное выражение.

Петров был не лучше Горбенко, зама Кожемятова. Тоже был готов сделать, что угодно, лишь бы его за шарики не подвесили самого.

– Больше ни о ком не упоминал в этом контексте?

Ирина снова покачала головой.

– Хотя знаете, был один звонок…Вроде бы и ничего особенного, он говорил междометиями, но, когда положил трубку, обернулся ко мне и вроде как в шутку спросил: «А если меня не станет, ты будешь тосковать?», я испугалась, а он засмеялся.

– Когда это было?

– Дайте подумать…Во вторник. Да, это было точно во вторник. Чувствовал, Ванечка…

Я задумчиво посмотрела в пространство. Чувствовал или знал? И если знал, почему ничего не предпринял? Или предпринял, но не удалось?

– Единственное, что Вы еще можете сделать для Вани, это помочь найти его убийц, – сказала я Ирине, – если что-то вспомните, то обязательно позвоните.

Она кивнула, и я попрощалась.

Я поехала к ребятам. Пока я гуляла с Ириной, поминки, по старой русской традиции, начинали постепенно переходить в гуляния. Скорбящих родственников не было, урезонить подвыпивших «настоящих друзей» было некому, и взрывы смеха звучали все чаще.

– Ну что тут у нас? – спросила я у Димы, подходя к ним.

– Да все как обычно, еще час и вдова исполнит на столе канкан, – кивнул он на девицу.

Я посмотрела в направлении его кивка и заметила, что экс мадам Кожемятова успела хорошо подкрепиться спиртным и практически висела на том же товарище, который провожал ее из крематория.

– Чувствовал он, говорю вам, чувствовал, – рассказывал Петров, – приходит он ко мне, где-то месяц назад, и говорит: «Иваныч, а вот помру я, кому мои миллионы достанутся, вам что ли?» Я давай его убеждать, что мол ты мужик молодой, еще детей наделаешь, а он и не слышит будто…Да, жаль его, жаль…Хороший мужик был…

– Но не так жаль, как себя, – прокомментировал Пашка, сложив руки на груди, я только улыбнулась.

Когда большая часть гостей разъехалась, мы решили, что и нам пора.

Заехали в фаст-фуд перекусить и обсудить дела наши скорбные.

– Ну, что у тебя? – спросил Пашка.

Я пересказала наш разговор с Ириной.

– Интересные дела, – задумался Пашка, – получается, что ему кто-то угрожал, если откинуть весь этот бред про предчувствия собственной смерти?

– Получается так, – кивнула я, – а у вас что-то интересное было?

– Да в общем-то нет. Поминки, по сути, превратились в корпоратив. Какие-то случайные знакомые и провожающие, не связанные с корпорацией, на поминки не поехали, а половина тех, кто там были, уже успели у нас побывать до. Знаете, ребят, о чем я подумал, а ведь те, кто искренне мог с ним попрощаться просто не пришли, посчитав, что не по Сеньке шапка. А те, кто пришли… – Пашка только рукой махнул.

– Ну, двое пришли, – возразила я, – Ирина по-настоящему горюет. Еще был какой-то тип Джованни, который тоже был поражен фальши происходящего.

– Это тот, с которым ты разговаривала? Что за тип?

– Да мутный какой-то тип. Сказал, что вместе занимались спортом и имели какие-то незначительные дела. Он очень хорошо говорит по-русски, но живет не в России. Во-первых, акцент, во-вторых, внешность.

– А что с внешностью? – не понял Дима.

– Ну, он слишком ухожен для россиянина, – пожала я плечами, – у нас так только геи за собой следят. А на западе это вполне себе норма.

– Слушай, Винокурова, – неожиданно сменил тему Пашка, – а чего ты в пресс-службу не пошла? С твоей мордахой тебе там самое место.

– Чтоб подпрыгивать, чтобы в камеру попасть? Нет, спасибо, – усмехнулась я.

Мой рост был 157 сантиметров.