Читать книгу На вилле Монтанья-Гранде. Из романа «Франсуа и Мальвази» - Анри Коломон - Страница 7

* * *

Следующее утро началось для Мальвази очень неожиданно не с омовения теплой водой, приносимой Марселиной, а с нее самой без воды, но как оказалось с холодным душем.

– Вы не знаете, что? – со сквозящей рассерженностью, готовой вырваться разом спросила она.

– Нет, еще не знаю, а что? – взяла Мальвази напыщенно-насмешливый тон и подстать ему заняла удобное положение в полуприсяде, на подушках.

– Вчера вы срочно нуждались в стихах!

– Так.

– И зачем-то взяли ключи от библиотеки.

– Это затем, чтобы помнилось о том, что библиотекой не надо пользоваться!

– А на ночь он должен был воспользоваться жильем как все, или что не пришелся ко двору и можно с ним поступать небрежно?

Мальвази с испугом спохватилась и была больно задета сказанным, и подумала об этом с легкостью прошедшего.

– Так он недоволен, что не попал в свой кабинет, или что спать пришлось где попало?

– Ему не пришлось спать этой ночью!

– А что так?

– А то, что вы его оставили без ничего, одного на ночь, наедине с вашим безумным заданием!

Голос девушки звонкий и отчаянно смелый осекся, а гримаска на лице приняла испуганное выражение, и Мальвази простила бестактность не ответив резко:

– А что выходит, он поняв что его забыли не попытался найти себе ночлег?

– Конечно, он даже не стал! Я представляю каково в его состоянии было столкнуться с закрытой дверью!

– Ах да, он гордый. Из принципа не смог.

– Вам легко и смешно! Вот на какой шаг вы своим пренебрежением толкнули его!

Марселина резко протянула ей свернутый листок, с которым оказывается пришла и держала все это время. Мальвази вальяжно взяла сложенный листок и к скрытому неудовольствию той развернула бумагу полностью, заметив на обратной стороне еще что-то написано.

– Не это, – поспешила перевести ее внимание Марселина, но только способствовала худшему.

– Что это стихи? Он все-таки пытался, – продолжила насмешку княгиня, увидя, что куплеты перечеркнуты крест на крест, зачитала вслух:

– Это кажется Лопе де Вега. Правильно, это его раскаты. А это что? А это уже проза.

Она углубилась в прочтение содержания записки:

Сеньора!

Я не терплю когда надо мной насмехаются, и более того издеваются. Этой ночью я в полной мере на себе почувствовал отношение ко мне здесь. С вашим приездом ваш дом стал мне чужим и даже враждебным. Ставлю вам в известность, что мне нужно забрать свои вещи, оставшиеся в кабинете.

Амендралехо

Мальвази не ожидала, что дело могло принять такой оборот. Нужно было немедленно что-то решать, от нее ждали выразительно глядя сверху вниз. Она сразу же нашла что сделать, может быть, подав это в не лучшей форме, только усложнившей ее положение потом при дальнейшем размышлении.

– Милочка, что вы так убиваетесь за него? Не стоит! Зовите его сюда, я покажу, что вы его не правильно понимаете. Да он у меня сейчас все свои принципы растеряет, стоит мне только пожелать.

– Вы!.. Такая ненависть к человеку, который ничто вам плохого не сделал. О-о, я наверно тоже долго не смогу…

Уходила Марселина крайне взволнованной и растревоженной, чуть не с плачем проговаривая последние слова, обращенные вовне, что в эмоциональном плане очень подействовало на сердце другой молодой девушки, к тому же находившейся в безмятежном состоянии духа после сна. Обвинения сразу двух людей, легшие на ее чистую юную душу, показались тяжкими и слишком напрасными, что произвели совершенно иной эффект, чем можно было бы ожидать; она обиделась. Но уходить в свои чувства было не время, не для того она выгадала паузу, чтобы не подготовиться. Она быстренько встала с диванчика, направившись к зеркалу. Взяв гребень, Мальвази убрав свой шикарный густой волос назад, стала медленно спокойно расчесывать еле заметные пряди. Мысли пришли сами собой. Марселина сердита на нее, боится, что Амендралехо уйдет, она любит его. Значит, его как-то нужно задержать. Как это сделать? Как нужно так сказать, чтобы на случай если он твердо решил уйти, не пришлось его упрашивать? – она не знала. Она лишь понимала, что нужно начать со стихов,… но началось все совсем с другого. Он вошел в дверь с хмурым взглядом и заметив ее лицо в зеркале, но стоящей к нему спиной, то есть всю, привлеченный ее видением, поднял заметно просветлевший взор. Мальвази замерла под ним, хотя затем скорее инерциально продолжила водить гребнем по волосам, безотрывно глядя на взгляд в зеркале. Незаметно в ней сначала в голове, затем во всем теле загорелось тлетворной теплотой разлившееся до самых босых ступней, переставших чувствовать холодный еаменный пол. Она уже бессознательно обернулась назад, чтобы видеть волнующее как есть.

Мальвази была одно слово из многих: обворожительна, она была великолепна как девушка соблазнительной наружности, восхитительным личиком, взглядом. Ее естество или то, что называют личностью, особой, может и то, что она взаимно ответила, тоже подалась навстречу, заставило содрогнуться Амендралехо так, что он готов был и опуститься на колени, и найти на нее, и просто что-либо сделать, только дать волю движению к ней.

Первой перестала, прекратила Мальвази, томно закрыв глаза и отведя взгляд. Она испугалась, что Марселина могла видеть что было, хотя Марселины почему-то не было? Она поспешила к столу, все еще также поглядывая в глаза Амендралехо.

Первой мыслью его был испуг за письмо. Глаза его взмолились не принимать во внимание, он замотал головой. Не уезжать ему хотелось, да ему и не хотелось, а только остаться. Эти шагающие ножки, на них так хотелось припасть лицом и губами облобызать от низа до самого верха. Губы ощущали горячую теплоту ее тела. Конечно бы он ничего резкого сделать сейчас не мог, но он чувствовал что может с ней.

Мальвази взяв листок, указала ему садиться. Говорить она не стала, когда почувствовала как налились, отяготели щеки, только после произнесла.

– Хорошие стихи, это вы их написали?

– Тебе, – дрогнувшим голосом ответил ей он, и еще хотел сказать что-нибудь интимное, шепотом наговорить много этого, чтобы преодолеть завесу возникающих посторонних интересов, уводящих от той взаимности, но сзади послышались шаги входившей Марселины со звяканьем ключей.

– Сеньор Амендралехо, – проговорила Мальвази чистым приятным голосом и положила свою холодную босую ножку на его, заставив содрогнуться. – Хоть вы и ужасно сердитесь на меня, все равно пожалуйста, давайте на вы. Будьте любезны правильно ответить на мой вопрос еще раз. Эти хорошие стихи, вы их мне написали?

– Вам, кому же еще?

– А еще их сеньор Амендралехо писал Лопе де Вега. Так как прикажите вас понимать?

Она убрала свою ножку к себе и хоть с трудом, но стала им понимаема. Он спохватился, поняв в какую трясину попал, но нашел удачный ход, перейдя в нападение.

– Вы ошибаетесь, это не Лопе де Вега, этот сонет принадлежит перу другого автора.

Несколько изумленная Мальвази все же удержалась от того, чтобы не заспорить хотя слово сонет чуть не толкнуло ее на это. Не нужно было упускать инициативы, а говорить по существу.

– Если так, то почему же вы говорили, что это вы написали мне эти стихи?

– Видите ли, дорогая сеньора, ваш вопрос очень личного плана несколько меня взволновал. К тому же идя на встречу с вами я пребывал во взволнованном состоянии и может быть поэтому не уточнил что написал – переписал, потому что мне оставалось только коротко отвечать на ваши вопросы. И еще подумайте как бы неуместно звучало мое уточнение: нет это не я – это Лопе де Вега написал. Поучилось бы как будто… В общем эти стихи не он вам, а я вам написал, и точка!

– Сеньор Амендралехо, вы большой мастер выкручиваться…

– Вы бы даже посоветовали мне, если я стану сиятельным вельможей взять в свой герб угря?

– В ситке.

– О, вы должны знать, что это такое, у вас разводят угрей, не могли вы бы мне показать…

– Могу прямо здесь. Сколько бы ты не выскальзывал как угорь, все равно настанет момент попасться и бесполезно извиваться вокруг руки.

– Берегитесь, ловя не попадитесь сами с теми же последствиями.

– Это что такое? Как вы смеете? Это вы мне?

– Это эзопов язык, на который мы перешли. Это как-будто и не вам – заговорил он ее, хотя это было и не трудно, Мальвази только и ждала когда он кончит, чтобы начать свое:

– Сеньор Амендралехо, я вам строго-настрого говорила чтобы вы мне не переляпывали чужое, почему вы это делали, да еще после этого говорили, что написали мне, не уточнив что переписали?

– Сеньора, когда я получил ваше задание, сразу я отчаялся, а потом вдруг после долгих мучений мне стали приходить на ум какие-то рифмы, сначала вразброс, но потом я их легко складывал в строки и куплеты. Сложив и написав, я подумал, что это не мои стихи, но они так сильно подходили к вам, я лишь только перечеркнул их.

– Угорь! – с премилым девичьим презрением бросила она ему. – Ни одному слову не верю. Я могла бы поверить, если бы не одно обстоятельство, то с чего вы начали – с вранья, ради маленькой пользы, откровенная ложь, вы потом проговорились, не заметив этого. Вы знали и держали это в уме используя, как станет нужно. И так во всем остальном, и cо всем остальным, но с одним-то вы проговорились:

– Я ошибся.

– Да вы ошиблись и перестаньте, не надо оправдываться, я все понимаю, что все это значит!

– Вы можете не слушать мои оправдания, могли бы не слушать, если бы насчет имени поэта не ошиблись в том же чем и я. Моя ошибка это и ваша ошибка.

– Я перестала понимать о чем вы говорите?

– Вы поймете, когда возьмете в руки источник, о котором мы спорим. Я вспомнил, что прочитал эти стихи в книге, которая лежала в этой зале на столе, когда вас еще не было.

Мальвази было ушедшая в себя в сознании своей неприступной правоты, вдруг оживилась и вспомнив, обратилась к Марселине, которая тихо стояла с ключами у дверей и давно уже ничего не понимала, о чем они говорят, хотя помнила, что весь сыр-бор разогрелся из-за сущего пустяка, но так не спросила: «Помнишь, он говорил», а попросила принести из соседней комнаты книгу с золотыми застежками.

Книга называлась Сонеты, а имя поэта Мальвази торжественно швырнула по столу прочитать Амендралехо. Тот, не глядя на книгу, но глядя на Мальвази вежливо пододвинул томик обратно ей.

– Прочитайте, пожалуйста, повнимательней.

Она, видевшая что он от большой уверенности даже не читал, с удовольствием повернулась к книге, чем темпераментней она ему докажет, тем полностней будет ее победа:

– Де ла Вега! – четко и твердо зачитал он, наклонившись лицом поближе к ее застеснявшемуся лицу, отведенному взглядом от его взгляда. Ей было стыдно и становилось с этим все более хуже по мере того, как она себя вспоминала. Мальвази поднялась уйти, но молниеносно подавшись вперед, Амендралехо ухватил ее за запястье руки и сдернул вниз, заставив одним рывком усесться на прежнее место, вовсе рядом с собой. Она отчего-то так испугалась столь неожиданной резкости, может от непривычности такого обращения, может от чувствования самой силы, что оробела и сникла, не могла ни хоть как-то постоять за себя, ни попытаться.

– Доразговаривалась?.. Так кто кому в руки попался? Ты я вижу девочка с норовом, необъезженным еще. Все что угодно себе позволяешь… Не со мной!

– Бедняцкая гордость, – вдруг набравшись смелости выпалила она снова, отвернувшись.

– Прикуси язычок и закрой свой… ротик, – чуть не добавил вот какого прилагательного, но Мальвази и без того до крайности расстроенная, разрыдалась и завырывалась, в чем ей стала помогать Марселина, сразу полностью перешедшая на ее сторону.

– Это не бедняцкая гордость тебе виной, а богатая распущенность. Беги, оденься как следует, красавица, да приди сюда, объяснимся, – чуть не хлопнул он молодецки покровительственно по фигурным округлостям вдогонку, да Марселина помешала. Мальвази тем временем со слезами на глазах резвой ланью убежала в комнаты.

Амендралехо выслушал Марселину.

– Что ты натворил, она тебя выгонит за это!.. Не самодовольствуй, она тебя если захочет, к ноге быстро приставит, а потом отопнет. Извинись перед ней.

– Отопнет значит? Ну ничего, она однажды ловила и поймала.

Под улыбчивым взглядом Марселины он самоудовлетворенно расселся на стуле, раскинув руки. Ему было свое, не столько даже бахвальского, сколько он понимал наоборот, почему бедняжка так смущенно сидела. Ей ко всему прочему еще и была охота посидеть насильно рядом с чужой силой. Он мысленно брался устраивать ей такие насилия и воображением рисовал сценки, как неожиданно он почувствовал, что Мальвази, вырвавшись из его представлений одной, совсем другой подошла сзади в костюме для верховой езды с плеткой в руках.

Амендралехо сначала искоса взглянул на нее, затем как бы продолжая попытку взглянуть, повернулся всем телом к ней, все еще выгадывая то время, в которое она не могла еще возмутиться тем, что он можно сказать обнаглел до крайности и дождался, когда сидеть стало можно, когда она вызывающе резко опустила перед его носом скрученную концом вниз плетку, поднимая глаза к верху проговорив:

– Сеньор Амендралехо, я прошу меня извинить за то, что забыла вчера отдать вам ключи, а сегодня подозревала вас в лицемерии. Больше я постараюсь чтобы этого не повторилось.

– Я ваш покорный слуга, – только и пробормотал Амендралехо ей в ответ.

От той прежней девочки в легком розоватом пеньюаре не осталось и толики, и все затаенные мысли родившиеся после блестящей победы теперь как пустые кошельки остались в нем. Хотя может быть девушка представляется, они на это большие любительницы…, но девушка тем временем пока он это так думал, выдала еще такое, что не оставило в дерзателе никаких сомнений в обороноспособности ее. Оставив Амендралехо без внимания со своим вернопоклонническим мямленьем, превратившем его в покорного слугу, Мальвази цокая обитыми каблуками на сапогах, отошла к Марселине.

– Поди, скажи повару, чтобы приготовил на обед угрей. Этому сеньору, что вон там сидит… не давать.

С этими словами она звучно прошагала к дверям на утреннюю верховую прогулку.

– Не бойся, она не опасная, – прошептали ему.

– Марселина, пошли угрей посмотрим! – вместо всего того, что он хотел бы ей сказать, предложил ей это и с пылом, не терпящим упирательств, подхватил и повел ее на пруд смотреть угрей.