Читать книгу Тайна Медонского леса - Анри Шадрилье - Страница 3

Плачевный исход дуэли, по-видимому, очень встревожил и опечалил Марсьяка.

– Что я наделал! Что я наделал! – причитал он в отчаянии. – Из-за глупой ссоры убил человека!

Раненый хрипел, жизнь, казалось, уже готова была оставить его. Свидетели тревожно переглядывались и многозначительно покачивали головами.

– Ну, Буа-Репон, скорее показывайте свои познания в медицине, говорите нам, что делать!

– Ему необходима немедленная помощь, а нам…

– Да говорите же поскорее! – нетерпеливо топнул ногой Медерик.

– Нам нужно уйти отсюда и молчать – вот и все.

– Ах, господа! – суетился, казалось, окончательно потерявший голову Марсьяк. – Все дальнейшие заботы лежат на мне одном, вина моя, и я должен хоть чем-нибудь ее загладить. Уезжайте, ради бога, уезжайте скорее! Экипажи стоят у пруда. Не теряйте времени, спешите в Париж!

– Ну, а что будет с ним? – Медерик указал на убитого.

– Я сбегаю к опушке, в селение Дам-Роз, приведу людей и прикажу перенести его в свой маленький домик в Виль-д’Авре.

– Значит, мы вам не нужны? – спросил Карлеваль.

– Нет-нет! Даже напротив, я попросил бы вас уехать поскорее, чтобы вы не навлекли на себя подозрений.

Викарио, Карлеваль и Буа-Репон предпочли, чтобы в ответе остался один Марсьяк, но Поль Медерик все еще не решался уйти: он никак не мог понять, что за темное дело вершится у него на глазах.

– Какая роковая случайность! – говорил он. – Из-за пустяка, из-за простого дурачества!

– Не теряйте драгоценного времени! – прервал журналиста Викарио, увлекая его за собой.

– К каретам, господа! Живее! – торопили остальные.

– До вечера, друзья мои! Я принесу вам хорошие вести, – сказал Марсьяк, торопливо пожимая руки приятелям; в ту же минуту он быстро направился в ту сторону, где находилось селение Дам-Роз.

Приятели его повернули к пруду Сарсо. Еще минуту или две их удалявшиеся голоса доносились до чуткого уха сидевшего в засаде оборванца. Но вот и голоса, и шаги стали удаляться и, наконец, совсем затихли. Фрике осторожно, едва переводя дух, приподнялся и намеревался уже перепрыгнуть через кусты, отделявшие его от просеки, но, к счастью, успел вовремя остановиться и опять присесть за куст.

Ему послышались чьи-то осторожные шаги: кто-то крался к тому месту, где происходила дуэль. Скоро из за деревьев показалась уже знакомая ему фигура Марсьяка, который возвращался к месту поединка, стараясь ничем не выдать своего присутствия. Он пугливо оглядывался по сторонам и долго прислушивался. Убедившись, наконец, что шумят только верхушки леса, что вокруг нет ничего подозрительного, – заметить притаившегося в густой чаще оборванца он не мог, – Марсьяк приблизился к раненому, или, вернее, к умирающему человеку, губы которого уже посинели.

Злорадным, торжествующим взглядом он смотрел на зиявшую рану, из которой лилась кровь побежденного противника, и, казалось, считал его последние минуты. «У него, однако, свои, особые приемы для оказания помощи умирающим!» – подумал Фрике, увидев, что Марсьяк расстегивает сюртук раненого и осторожно вытаскивает из кармана большое портмоне. С жадностью Марсьяк открыл кошелек незнакомца и принялся медленно и внимательно разглядывать его содержимое. Это обстоятельство до глубины души поразило оборвыша.

«Отлично одет – и вор! – ужаснулся он. – Нет, я ошибся, он кладет бумажник на прежнее место… Уверен, там уже ничего нет, этот негодяй вынул из него все, что в нем было, и переложил в свой».

Удвоив внимание, Фрике пожирал глазами странное зрелище. Он видел, как Марсьяк вырвал из своей записной книжки лист, написал на нем несколько слов и затем осторожно вложил его в левую руку умирающего. В правую он всунул пистолет, который все еще валялся у его ног. Приподнявшись с земли, он еще раз внимательно осмотрел свою жертву и после некоторого размышления вновь взял у него портмоне и открыл его.

– Я же говорил, что это вор! – прошептал Фрике, не сводя глаз с мужчины.

Но Марсьяк вместо того, чтобы взять деньги, отошел в сторону, выкопал под развесистым дубом небольшую, но глубокую ямку и старательно зарыл в ней портмоне незнакомца. «Неужели он надеется, что из него что-нибудь вырастет?» – подумал оборванец, окончательно сбитый с толку.

Оглядевшись по сторонам с торжествующим видом, довольный собой Марсьяк удалился, на этот раз направляясь уже не к селению, а к парку Шале. Победитель спокойно возвращался в Париж, предоставляя судьбе позаботиться о спасении побежденного, рассчитывая в душе на его почти верную смерть.

Тут только решился Фрике выйти из своей засады. Подбежав к несчастному, почти без всяких признаков жизни распростертому на земле, он вынул у него из руки только что вложенную Марсьяком бумажку и прочел: «Не вините никого в моей смерти… Я покончил с собой, потому что не мог больше бороться с нищетой». Записка была без подписи.

«Ловкий господин, нечего сказать! Но зачем он зарыл портмоне?» – недоумевал наивный оборванец. Бедолага чувствовал страшнейший голод, который нашептывал ему нехорошие мысли. Ноги у него подкашивались, голова кружилась. Его тянуло к дубу-соблазнителю, под которым был зарыт кошелек с золотом. Он не мог оторвать хищного взгляда от места, где покоились блестящие луидоры… Но вдруг ему показалось, что мутные, стеклянные глаза умирающего глядят на него… Фрике стало страшно, и он забыл о деньгах.

«О-о, Фрике, друг мой! Подохни лучше от голода, но не становись вором-грабителем, как и… как тот». Будто гора свалилась у него с плеч – демон-искуситель оставил голодного человека. И, словно в награду за свое воздержание, за благородный порыв, в эту самую минуту Фрике приметил что-то блестящее в траве. Это была двадцатифранковая монета, выпавшая из портмоне, когда Марсьяк открывал его.

Новая мысль пришла в голову бедняка. Он голоден, а с этими деньгами можно прожить целую неделю. Зачем ему воровать? Он может занять их у умирающего, а потом уплатить ему этот долг, да еще с процентами, – он уже знает, как с ним рассчитаться. Оборванец похвалил себя за эту идею и уже с веселой улыбкой обратился к тому, кто еще минуту назад внушал ему суеверный страх.

– Вы одолжили мне, бедняку Фрике, двадцать франков, вы не дали мне умереть от голода, и я постараюсь доказать вам, что умею быть благодарным, – сказал он лежавшему перед ним человеку, нисколько не заботясь о том, слышит ли тот его.

И голодный юноша принялся, как умел, за дело. Прежде всего надо было остановить кровь, ручьем бежавшую из раны. Взяв носовой платок раненого, Фрике скомкал его и приложил к ране, а затем крепко перевязал ее галстуком. Сделав это, оборванец хотел уже встать, как вдруг заметил у себя под ногами предмет, на первый взгляд не стоящий внимания, в действительности же имевший большую цену. Это был тот самый клочок бумаги, который служил пыжом для одного из противников. Клочок был измят, разорван, края его обожжены и истрепаны, но в нем все же можно было узнать обрывок конверта.

Подстрекаемый весьма понятным любопытством, Фрике принялся старательно разбирать, что на нем написано. Но прочесть можно было только:

…ен.

…ьер.

Это были, конечно, имя и адрес, но начало обеих строк было сожжено. Фрике бросил бумагу на землю и пустился бегом по направлению к Кламару. Добежав до большой дороги, он тут только принялся обдумывать свой поступок и пошел быстрым, но уже более спокойным шагом.

«Ну не дурак ли я? – рассуждал голодранец. – Я бегу заявить о том, что случилось, и не подумал, что меня же, бездомного бродягу, заберут и арестуют, самого же и обвинят в убийстве. Я им буду говорить, что видел, а они будут говорить свое… Ну как докажу я этим людям свою невинность? Арестуют и будут таскать по допросам, а там кто знает, когда отыщут настоящего преступника, да и отыщут ли… Вот и попался ты, дружок Фрике, попался! Хотел спасти несчастного, да сам себя и захлопнул в западню! А ведь человек этот, сам того не зная, оказал мне громадную услугу и, брошенный на произвол судьбы, может умереть… Но что я могу для него сделать?.. Ну, будь что будет, а я обязан выполнить свой долг».

Как видите, у Фрике было доброе сердце и при случае он мог принести в жертву ближнему свои личные интересы. Едва он пришел к столь благородному решению, как заметил вдали месье Лефевра, совершавшего свою ежедневную утреннюю прогулку. Фрике тотчас сообразил, что эта встреча может быть полезна и раненому, и ему самому: умирающему будет оказана необходимая помощь, которая, конечно, вернет его к жизни, если есть какая-нибудь надежда на спасение, а его, Фрике, избавит от всяких подозрений и нареканий.

«Что может быть лучше? – говорил себе бродяга. – У него дом в Кламаре, он бывший доктор… Конечно, он еще не так давно выгнал меня из своего особняка, но причина, заставившая меня вновь обратиться к нему, слишком серьезна, и он должен меня выслушать». И Фрике принялся кричать что было сил:

– Эй! Месье Лефевр! Месье Лефевр!

– Что ты болтаешься тут ни свет ни заря, негодный мальчишка? – сердито спросил Лефевр.

– Об этом мы поговорим после, сейчас надо спешить! – воскликнул Фрике, уцепившись за пальто господина Лефевра и увлекая за собой этого спасителя, посланного самим Провидением.

– Куда ты меня тащишь? – спросил удивленный Лефевр, едва переводя дух.

– Исполнить долг человеколюбия… Вы сами всегда говорили мне о любви к ближнему, об обязанностях христианина.

– Конечно, но…

– Притом ваши познания в медицине могут спасти жизнь человека.

Они уже подходили к просеке.

– Смотрите! Вот кого я нашел в лесу.

– Что это?! – вскрикнул Лефевр. – Убитый?

Фрике хотел что-то сказать, но доктор заметил в руке несчастного бумажку, подтверждавшую самоубийство. Через четверть часа раненый был бережно перенесен в Кламар. Он все еще не пришел в себя и вообще подавал мало надежд на спасение. Дочь месье Лефевра, мадемуазель Мари, которой Фрике сообщил о происшедшем, тревожно расспрашивала отца о положении несчастного.

– Немедленная помощь и хороший уход – или я ни за что не отвечаю, – заключил доктор.

«Ему будет оказана медицинская помощь, а это, я полагаю, стоит двадцати франков!» – Фрике торжествовал. Однако месье Лефевр прибавил:

– Если он останется жив, это будет равносильно чуду, но в том, что этот человек не хотел покончить с собой, я уверен.