Читать книгу Солнце на краю мира - Антон Шаманаев - Страница 18

*

Еды в столовой осталось мало, потрудились мои голодные братья по разуму. Пришлось взять остатки крем-супа, паровую рыбу и болезненно-бледные спагетти. Ну и пусть, такое у меня наказание на сегодня. Зато козырный столик у окна был свободен. Я уселся, вытер с него пятна от чужого супа и принялся поглощать добытые яства.

Вкуса старался не чувствовать, что было легко, поскольку мысли мои блуждали вокруг недавней аварии. Я больше не паниковал, но анализировал. Пытался анализировать. Куда оно вылетело, насколько высоко и далеко, и главное – что вылетело?.. Сходить на парковку, посмотреть, повредил ли чей-то оверкар… Все это второстепенно. Важно понять, как пространство искривилось столь немыслимым образом… От этой задачи я будто бы отмахивался, ибо заранее предвидел, что она не имеет решения. Не бывает так. Нет смысла решать задачу о том, как может бывать то, что не бывает… Где Деев? Он же обычно поздно обедает…

За окном палило солнце. На светофоре каждую минуту скапливались новые кучки оверкаров и на зеленый свет разбегались, как напуганные рыбы. У лотка с кебабами выстроилась очередь из нескольких человек, среди которых я узнал и наших фундаментальщиков. От солнца люди прикрывали головы бумажками. По тротуару ехал парень в шортах на оверборде и отталкивался ногой то от земли, то от попадавшихся по пути цветочных клумб и пожарных кранов.

– Не возражаете, Артур? – произнес по-русски знакомый голос. Я вздрогнул: передо мной стояла Дженнифер с подносом.

Так и оставшись с полным ртом, я сделал пригласительный жест рукой и уставился перед собой, спешно дожевывая. Она села напротив. На подносе у нее был тот же крем-суп и рыба, но без спагетти.

Вот ведь сила красоты, подумал я, глядя на ее поднос (и стесняясь смотреть выше, на выдающуюся вперед блузку с распахнутым воротом). У такой сногсшибательной девушки даже унылая студенистая рыба выглядит как часть здоровой диеты. А у меня – как кара за собственную неорганизованность.

Поставив поднос, она сделала неожиданно резкое движение рукой, чтобы поймать стакан с соком – ей показалось, что он опрокидывается. Устроившись, она поправила рукой волосы, и, я заметил краем глаза, сделала медленный выдох. Взяла ложку и приготовилась начать с супа.

– Никак не могу перестроиться, привыкла поздно обедать, а тут после половины третьего есть нечего, – сказала она приветливо.

– Приятного аппетита, – ответил я и понял, что пожелание прозвучало с сарказмом, отчего меня вдруг охватило волнение, стало жарко и захотелось снять пиджак.

– Да уж, спасибо, – засмеялась она.

Не расположен я был к общению и сердился на нее из-за того, что поймала меня сейчас, когда я на взводе. С трудом сделал над собой усилие, чтобы не промолчать и не прослыть законченным социопатом.

– Особо ушлые из таких неудачников, как мы, вон, за кебабами пошли, – кивнул я в окно.

– Нет, для моего желудка это слишком жестоко, – сказала она, аккуратно отправляя в рот ложку супа.

Я поковырял вилкой рыбу. Есть ее не хотелось.

Мы помолчали. Дженнифер стучала ложкой о тарелку. Я украдкой бросал взгляды на ее струящиеся шоколадные волосы, на безупречно подчеркнутые ресницы, на то, как напрягается первая застегнутая пуговица ее блузки, когда она расправляет плечи.

Я старался отвлечься и осилить спагетти – они были более-менее съедобными. Неловкость ситуации давила и мешала пищеварению. Переборов себя повторно, я выдавил следующую непринужденную фразу.

– Давно вы переехали в Стратос?

– Пять лет назад, – сразу ответила она. – Почти шесть.

– А в России где жили?

Она улыбнулась укоризненно.

– Ни одной свободной минуты не было, чтобы почитать ваш профиль, – оправдывался я. – Серьезно.

– Что вы, я охотно расскажу, – отозвалась она миролюбиво. – Приехала из Казани. Там работала и училась. До этого мы жили в Ростове; там мое детство прошло, с тех пор как перебрались из Филадельфии…

– Вы родом из Филадельфии? – удивился я.

– Мы оттуда быстро уехали, я почти ничего не помню, – сказала она, глядя в суп.

– Ясно, – произнес я неопределенно. – А я вот не был ни в Казани, ни в Ростове… Сам я из Твери. Родился, учился близ Твери. Потом – Подмосковная школа ПАК…

– Да, я читала, – сухо сказала Дженнифер.

– Н-да… – заключил я и вернулся к спагетти.

Повисла новая пауза. Зачем пустился по волнам своей памяти? Обычно из меня такого силком не вытащишь, а тут сам полез…

– Наверное, трудно было привыкнуть к бетонной коробке? – вернулся я к теме переезда.

– Вы о чем?

– Ну… о стене вокруг Стратоса, – я помахал руками, изображая преграды с четырех сторон. – Раньше вы, наверное, жили на природе?

– А, да, – посветлела она. – Честно говоря, первое время было тяжело, вы правы. Очень скучала по собственному дому и саду!.. Где я сейчас живу, в здании есть терраса на крыше… ну, знаете, для своих жильцов, позагорать или в мини-гольф поиграть. На ней деревца в кадках, цветочки; мажордом за ними ухаживает. Представляете, поначалу каждое утро, часов в семь выходила туда – подышать, под солнцем постоять с закрытыми глазами. Без этого ритуала не могла начать день.

– Потом перестали?

– Да… Все равно воздух не тот, городской. Суррогат. Решила: что ж поделать, раз живу в Стратосе, о загородном доме пока придется забыть. На пенсии наверстаю… Мама моя жила в квартире лет двадцать, пока я не родилась; и ничего.

– Ну, тогда только зарождалась эта мода. Каркасные дома, роботы-садовники, роботы-огородники, натуральное хозяйство… Помните?.. Когда начали массово переселяться за город, я уже в школу ходил.

– В Ростове мы всю жизнь жили на своих огородах, – возразила она. – Дом в частном секторе, а на работу ездишь в город.

– Наверное, – согласился я. – Это из Европы пошло, послевоенное: деурбанизация, культ DIY23…

Снова молчание и мои тягостные попытки придумать тему для разговора. Но на сей раз инициативу проявила Дженнифер.

– А вы? – спросила она. – За стену выезжаете?

– Стараюсь выбираться, – соврал я. – На пляж, в горы… К кому-нибудь в гости в коттедж… У меня самого дом неподалеку, в Мастиано, правда я там давненько не был.

– Собственный дом? – удивилась она. – А почему не ездите туда на выходные?

– Ну… – почесал я голову и тут же остановился, потому что из нее сыпался песок. – Не получается как-то…

Она сделала недоуменное лицо и вернулась к еде.

– Я бы ездила, – добавила она задумчиво. – Там красиво.

Я немного помял спагетти и стал смотреть в окно. Очередь за кебабами не оскудевала. Теперь к ней примкнула нелюдимая девочка-фундаментальщица, «синий чулок», а с ней – сам Смит в своем угольно-черном костюме-тройке, застегнутом от пупка до шеи. Лоточник легкими движениями упаковывал кебаб в питу, подтыкал нарезанной капустой, ломтиком томата, огурчиком, обливал соусом и отдавал голодающему. Наблюдать за ним можно было бесконечно.

– Разузнали что-нибудь про стажера в халате? – осведомился я, не отрываясь от лоточника.

– С ним оказалось сложнее, чем мы планировали, – с готовностью начала Дженнифер, отложив ложку. – В полицейских базах его фотографии нет. Но, сами понимаете, там многих нет. Меня, например; потому что я в SP имела допуск к секретным материалам… Мы сделали запрос в Верховную Ассамблею по своим каналам и пока ждем ответа. К базе сотрудников Штаба ПАК доступ получить можем, но это рискованно, поэтому оставили напоследок. Все бы сильно упростилось, если бы вы подсказали его имя.

– Имя? Откуда я могу знать его имя?.. Вы посмотрели по камерам, где он еще побывал? – добавил я, не дав ей ответить.

– Он был в нескольких лабораториях, но почти ни с кем не вступал в контакт. Везде подолгу осматривался, щупал аппаратуру, перебирал бумажные документы, если находил… Общался он только с Дэвидсоном, поэтому пока я могу предположить, что он – сотрудник дэвидсонской конторы, которого тот вызвал на подмогу из-за теперешнего аврала.

– Вы действительно так считаете? – спросил я подозрительно.

– Это лишь предположение, даже не версия. Мы продолжаем искать, – успокаивала она.

– А можно ли по вашим каналам в Ассамблее узнать, идет ли сейчас проверка?

– Нам ответили, что идет аудиторская проверка. Прокурорской проверки нет. Но для верности мы переспросили и пока ждем ответа.

– Стоп, Дженнифер, – сообразил я вдруг, – а как он вообще был нанят мимо вас? Вы же всех новобранцев проверяете.

Она замялась.

– Я потому и предполагаю, что он не сотрудник, а внештатник Дэвидсона…

– А по какому пропуску он попал в здание? Кто его выдал, кто одобрил? – напирал я.

– Артур, послушайте, мы полноценно работаем всего месяц, – сказала она оправдательно. – Он через нас не проходил, и пропуск его – тоже. Значит, он получил пропуск раньше…

– …или воспользовался чужим? – подсказал я.

– Нет, мы это проверили, – терпеливо возражала она. – Он прошел по гостевому пропуску. О том, кто заказал пропуск, данных нет.

– Как это – данных нет?! – откинулся я и всплеснул руками. – Мы в каком веке с вами живем?

– Артур, ну я же не виновата, что у вас такой бардак с кадровым учетом! – воскликнула она. – Я уже представила доклад на эту тему Рустему Опаляну, он обещал принять меры… Давайте исходить из реалий. Если бы его можно было отследить элементарными способами, мы бы давно это сделали.

Я продолжал сердито смотреть на нее. Она отвела глаза, взяла ложку и вернулась к супу. Потом добавила:

– Не кипятитесь, прошу вас. Как только узнаем что-нибудь точное, я вам сразу же сообщу. Я отлично понимаю важность вашей просьбы, – сказала она, улыбнулась и прищурилась.

Кажется, у меня дрогнул взгляд. Мысли смешались, я больше не думал ни о каком внештатнике. Передо мной стояло лицо Мари, обрамленное круглой короткой стрижкой, в рассеянном солнечном свете от занавески в нашей любимой кафешке за углом, куда мы ходили завтракать по выходным. Она сидела в ожидании обожаемых своих оладий, подперев голову точеной ладошкой, и щурила сонные глаза, а я втайне хотел, чтобы эти оладьи подольше не приносили…

Многие говорят, что после расставания с близким человеком спустя довольно короткий срок ты уже не можешь нарисовать в памяти его лицо, но это не про меня. Я помню Мари во всех подробностях, будто мы расстались пять минут назад. Помню ее непроницаемые, цвета крепкого кофе волосы, короткую, «под мальчика», прическу, бездонные карие глаза, хитрые и нежные, ямочки на щеках от улыбки, тонкие, как ниточки, брови… У меня много ее фотографий, но причина не в этом. Просто такие как Мари не забываются.

К фирменному прищуру Дженнифер совершенно необходимо привыкнуть, иначе так и буду реагировать, как побитая собака. Я поспешно склонился над рыбой и зачем-то отправил очередной кусок в рот. Тотчас пожалел об этом, через силу прожевал и стал смотреть в окно. Продавец кебабов жарил на гриле новую партию, перед ним никого не было, все разошлись. Солнце слепило глаза, отражаясь в окнах соседних зданий, и обдавало лицо жаром.

– У вас глаза красные, – сказала Дженнифер. – Дать вам капли? У меня есть.

От неожиданности я проглотил недожеванный кусок, вскинул голову и молча взирал на нее секунд десять. Она озабоченно рассматривала мое лицо.

– Не надо, спасибо… Всю ночь сидел за терминалом, – опять соврал я. Глаза до сих пор пощипывали от дыма, а вот что они красные – я не догадался.

– Ну как знаете, – сказала Дженнифер и замолчала.

Мне стало не по себе. Напоминание о дыре возбудило подозрительность. Чтобы не культивировать ее, я решил возобновить наступление по начальственной линии. Тем более, новостями Дженнифер меня не обрадовала – не могут, понимаешь, выяснить, кто средь бела дня шастает у нас по офису!

– Вы утром хотели со мной о чем-то поговорить?

Она удивленно подняла брови, затем покачала головой.

– Да, извините, мне все удалось решить с Артем Палычем.

– Что именно?

– Технические моменты по презентации, – она махнула рукой. – Регламент, доставка аппаратуры, хранение данных…

– Но вы и со мной что-то хотели обсудить, – не унимался я.

– Извините… Моя ошибка, я не до конца понимала, кто за что ответственен.

Ответ меня слегка обескуражил, отчего я лишь сильнее рассердился.

– В таком случае, расскажите немного о вашем отделе, Дженнифер, – продолжил я допрос. – Кто у вас чем занимается? С утра мы познакомились как-то скомканно…

На ее щеках появился легкий румянец.

– Да… Артур, я как раз хотела принести извинения за поведение своих ребят. Бойко сегодня какая-то муха укусила, он с утра на всех бросается. Вообще, он моя правая рука, многоопытный и ценный сотрудник… Когда мы поймали шпиона из Super, который устроился к нам в SP, Ярослав первым его заметил и принял меры. Вы наверняка слышали эту громкую историю?

– Нет, – сказал я холодно.

– Что ж, – она смутилась, – тем не менее, многие считают ее важным успехом моей команды. Раскрыть этого шпиона было непросто, он все обставил очень грамотно. Но мы обнаружили, причем довольно быстро. Также помогли…

– Многие – это кто? – перебил я.

– Что, простите?

– Многие считают эту историю вашим успехом. Кто – многие?

Она совсем смутилась и сказала тихо:

– Я имела в виду мое начальство и главных акционеров SP.

– А, вот вы о чем… Понятно, давайте дальше, – сказал я.

Она посмотрела на меня пристально, как бы изучая, к чему я веду и что еще собираюсь выкинуть. Скулы были напряжены и придавали взгляду агрессивность. Через пару мгновений от смущения ничего не осталось, и она продолжила:

– Картрайт и Бенедикт… Кстати, вы наверняка спросите: они не братья и не родственники. Раньше работали в ПАК. По тому самому шпиону они помогли нам неоценимо. За одну ночь собрали дайджест всех его перемещений за последний месяц, выжимку из личных разговоров, писем, сообщений и даже записи камер наблюдения, в которые он попадал по пути от работы до дома. За одну ночь, а это же огромный объем информации! Дальнейшее было делом техники, Ярослав организовал поимку с поличным на следующий же день…

– Такой отчет самый обычный штабной аналитик делает за час, – хмыкнул я. – максимум за два, если он новичок.

Она осеклась, но сохраняла самообладание и располагающую улыбку:

– Согласитесь, во-первых, есть разница между ПАК и Штабом ПАК…

– Нет разницы, аналитики там и там абсолютно одинаковые, – занудствовал я.

– …и, во-вторых, мы же не военные, а заурядная служба корпоративной безопасности. Обычно мы ловим офисных воров, раскрываем служебные романы, проверяем наличие судимостей у новых сотрудников… И тут вдруг – настоящий шпион. Позже выяснилось, что он не у нас одних копал. Он был шпионом государственного масштаба, и им должна была заниматься госбезопасность, а не мы… Согласитесь, будь вы на моем месте, таким эпизодом своей карьеры вы бы гордились?.. Кстати, забыла упомянуть: нас удостоили награды ПАК за эту операцию – медаль за доблесть в гражданской службе.

Становилось ясно, что Дженнифер относится к хорошо знакомому мне типу женщин. У нас в ПАК только такие и работали на сколь-нибудь значимых должностях. Красивая, ухоженная, со вкусом одетая, с прекрасными манерами. Прирожденный манипулятор, уверенная в себе, хваткая и сильная, каким должен быть настоящий мужчина. Я вспомнил Кэйси, комиссара по кадрам из Верховной Ассамблеи. Серый кардинал, которая не давала спуску даже Корлейну. Не знаю, как с ней справлялись тамошние генералы, но меня такие женщины попросту выбешивают. От попыток манипуляции мое эго моментально восстает и жаждет разоблачить врага.

Последнее про медаль она сказала, похоже, от отчаяния. Я решил не игнорировать ее промашку и усмехнулся:

– За доблесть в гражданской службе… Спросите, сколько у Деева таких медалей! Однажды мы с ним поспорили, что он ее получит всего через неделю после получения предыдущей такой же – и, знаете, он выиграл.

Беседа начинала веселить, хотя я понимал, что до добра это не доведет. Дженнифер отложила ложку, помолчала и поправила волосы.

– Артур, вы же боевой офицер… Зачем вы так?

– Как?

– У всех свои награды. Мы же не военные…

Под «боевого офицера» она сделала большие печальные глаза, что лишь укрепило меня в мысли, что манипуляция в разгаре, и нужно противостоять. Вот на какие глаза купился Деев, прохвост, нанимая ее… Глаза обворожительные, ничего не скажешь. Можно и заглядеться.

Я сложил руки перед собой и выдвинулся вперед. Мне доставляло удовольствие, что я выигрывал поединок, и хотелось додавить до конца. На самом деле, как я позже размыслил, в лице Дженнифер я хотел уязвить не только ее, но и Ярослава, на которого так и не перестал злиться с утра.

– Дженнифер, вы, я вижу, хорошо знаете мою профессиональную биографию, – сказал я утвердительно.

– Читала… – сказала она тихо.

– Вам наверняка известно, что я не только офицер, но и агент 25-го грейда, аналитик со стажем и не первый год руковожу проектом, который иной раз требует почти военной секретности.

Она кивнула. Возможно, то было частью тактики, но вид у нее был жалкий. Она вжалась в спинку стула, лицо было бледным, руки – бледны и напряжены. Глаза горели, как два топаза. Она была готова принять следующий удар без сопротивления. И я невольно смягчился.

– Когда речь идет о подчиненных по научной линии, – заговорил я проникновенно, – на многое закрываешь глаза. Чем ближе мои коллеги к фундаментальным наукам, тем больше им приходится прощать, вы понимаете… – попробовал я пошутить, но она не поняла. – Когда же речь о тех, на кого я должен полагаться как на своих боевых товарищей – я крайне требователен. Это профессиональное… Поэтому, Дженнифер, ничего личного, вы наверняка замечательная девушка, но мне необходимо знать, что вы из себя представляете как профессионал. Из какого вы теста. Чтобы иметь основания доверять вам… Понимаете?

Она часто кивала, пока я говорил. Потом потупилась и стала разглядывать рыбу, которую бессмысленно шевелила вилкой. Помолчав, подняла глаза на меня. Я заметил это боковым зрением, поскольку снова смотрел в окно и наблюдал, куда лоточник денет котлету, случайно оброненную на асфальт. Он стоял ко мне спиной, наклонившись, и, кажется, мыл ее в каком-то тазу.

– Прекрасно вас понимаю, Артур, – заговорила Дженнифер, прокашлявшись, – но, по большому счету, ничем более ярким похвастаться не могу. В SP мы внедряли новую систему отслеживания утечек, я разрабатывала на нее техзадание и руководила айтишниками. Новые корпоративные стандарты безопасности, новые компоненты в системе мотивации ключевых сотрудников… Все это делали мы, и оно принесло пользу. Слив информации перешел из разряда мелких шалостей в преступления. Для топ-менеджеров перестали делать исключения. Были показательные судебные процессы… Но мы не военные, Артур, и боевых подвигов в нашей биографии нет, к сожалению. Поэтому…

– Дженнифер, я вас не о подвигах спрашивал, – проговорил я тихо и очень веско. – Я просил рассказать о вас и вашей команде.

– Да, я понимаю, – хрипло сказала она и потянулась к стакану с соком. Я рассмотрел на среднем пальце кольцо с маленьким сапфиром. На безымянном пальце кольца не было.

Глоток сока взбодрил ее, она выдохнула и продолжила ровным голосом. Рассказала о том, что Картрайт Ллойд и Бенедикт Бейкер – бывшие хакеры, участники международной хакерской группы NRG, которая известна особым умением досаждать ПАК: взламывать самые защищенные сервера и публиковать найденную информацию. Бойко раньше работал в подмосковном представительском офисе ПАК, по части тамошней безопасности, и волей-неволей был вынужден копать под эту хакерскую группу, поскольку его коллегам по офису то и дело приходилось сочинять пресс-релизы и позориться перед телекамерами после публичных разоблачений. Однажды он вышел на эту парочку британцев и сумел завоевать их расположение, после чего договорился с паковскими рекрутерами, и те их перекупили. Ну а затем Бойко переехал в Стратос, начал работать в SP в отделе связей с ПАК и жесткой рукой воздействовал на нелояльных сотрудников. В SP Laboratories отдел отношений с ПАК пересекался по своим функциям с отделом секьюрити и вел себя порой пострашнее последнего. В конце концов, когда Дженнифер потребовалось набрать команду в Gateway, она позвала Ярослава втроем с Ллойдом и Бейкером. С ними он поддерживал хороший контакт. На ее взгляд, получилась разносторонняя и сильная команда.

– По-честному, Артур, мы больше работники тыла, но я очень постараюсь, чтобы мы стали вашими верными боевыми товарищами, – закончила Дженнифер. Уверенность и располагающая улыбка вернулись к ней.

Я поблагодарил ее за рассказ, который, в общем-то, развеял мои сомнения, и даже Деев больше не казался прохвостом. Ложкой дегтя оставались ее брачные игры с Ярославом. Они весьма извращенно вписывались в образ «разносторонней и сильной» команды.

Я спросил ее напрямик. Она в очередной раз покрылась румянцем, однако ответ, похоже, был заранее продуман и заготовлен:

– Никаких отношений между нами давно нет. Насчет конфликта интересов можете не волноваться. Если я увижу хоть намек на конфликт интересов, он сразу будет уволен, и он об этом знает.

Я попытался представить Ярослава, объятого страхом увольнения, и не смог.

– При всем уважении, меня эта ситуация будет беспокоить и впредь…

– Прошу вас, Артур, – перебила Дженнифер, – будьте уверены, я десять лет имею дело со служебными романами и хорошо знаю, как с ними справляться. Я прекрасно осознаю всю…

– Нет, вы посмотрите, он стал ее жарить! – завопил я, тыча рукой в окно на продавца кебабов. – Он помыл эту котлету и жарит ее снова!

Мой выпад окончательно сбил ее с толку. Она так и осталась с раскрытым ртом и глядела на меня как на умалишенного. Затем уставилась в окно и, наконец, рассмеялась, прислонив к лицу ладонь. Она смеялась без притворства, и не столько над этой котлетой, сколько от облегчения, которое было буквально написано на ее лице.

И дальше разговор пошел совсем в другом ключе. Мы посмеялись над лоточником и его клиентами, я повторил, что Ярослав будет меня беспокоить и впредь, но получилось как-то несерьезно, и я перевел все в шутку. Она поддержала и с наигранной таинственностью ответила, что у нее над ним особая власть, и он только с виду дерзкий, а в действительности ходит у нее по струнке. Я благосклонно признал, что, в целом, впечатлен ее историей и взаимно надеюсь, что мы сработаемся. Подумал извиниться за жесткий допрос, но не стал.

Неожиданно пробудился аппетит, и мы по взаимному согласию вернулись к останкам еды. Я повторно пожелал приятного аппетита, Дженнифер, жуя, улыбнулась и опять стрельнула своим прищуром. В этот раз я ничего не ощутил – то ли начал привыкать, то ли отвлекли мысли о дыре в потолке, навеянные пробивающимся запахом дыма от рубашки.

О дыре рано или поздно придется кому-то рассказать. Хочется – Дееву, но скорее всего это бессмысленно и принесет лишь успокоение собственных нервов. Мы оба с Деевым не любим, когда кто-то из коллег приходит с проблемой, а о том, как ее решить, у него ни одной мысли. Рассказать ли о дыре Дженнифер? Вопрос. По идее – надо; подобные проблемы, а в особенности их последствия, и есть самая компетенция ее отдела…

– У вас новый пиджак? – заметила она, поднимая брови.

Я выпучил глаза и вдруг вспомнил, что в самом деле сижу в этой уродливой лоснящейся тряпке:

– Да… Вы знаете, я вообще такой модник!

Она чуть не подавилась со смеху.

– Интересная расцветка, – пробормотала она.

– Да, винтаж, знаете ли… А вообще, перестаньте, – махнул я рукой. – Это мне Деев подбросил сто лет назад. Купил его в Космонете, а потом оставил мне. Сказал, что он носить такое не будет. А сегодня вот пришлось переодеться… я не специально, я облился кофе, а это было единственное, что висело в шкафу.

Мы помолчали, поглощая пищу. Когда Дженнифер разделалась со своей порцией, она возобновила деловую тему:

– А вы над чем сейчас работаете, Артур? Поделитесь?

Стреляю в потолок, подумал я, и вновь почувствовал, что потею от волнения. Чтобы этого не показывать, я стал еще быстрее доедать, хотя аппетит снова отрезало.

– Мы работаем над Porta, – проговорил я с набитым ртом, считая, что так волнение менее заметно, – Ну, вы знаете, новая серия… Как всегда, перед презентацией аврал… Трудно назвать что-то одно, сейчас куча дел и суета… Доделываем всякое…

– А что именно доделываете?

Я посмотрел на нее пристально: с какой целью она интересуется и что ожидает услышать? Внешне выглядело как безобидное вежливое любопытство.

– Ну, последнее тестирование выявило один неприятный момент, который мы не могли заранее предвидеть… Устранить его несложно, но времени мало.

Хотелось добавить крепкое словцо в адрес Виточки и Дэвидсона, и аудиторов, и Рустема… И, возможно, Дженнифер даже нужно посвятить в наши интриги. Но почему это должен делать я?..

А Дженнифер, между тем, не унималась:

– По образованию я технарь, к тому же работала в SP Laboratories, поэтому не беспокойтесь, можете употреблять научные термины. Расскажите толком, что за проблему вы сейчас решаете?

– Раз вы настаиваете… Во время MSA молекулярный пойнтер хранится в отдельной памяти, поскольку у него размерность как у числа Авогадро, да еще в трех измерениях. И этих пойнтеров там одновременно хранится тоже двадцать второй – двадцать третий порядок. – Я сделал проверочную паузу. Дженнифер кивнула, ожидая продолжения. – Дэвидсон, в своем репертуаре, увеличил их количество еще на пару порядков. Память не резиновая, она начала выкидывать что-то в своп. Алгоритм свопа там стоит простейший, он не отслеживает, сколько времени в памяти пролежал тот или иной пойнтер, а свопает все без разбора. И получается, что туда-сюда он гоняет одни и те же ячейки, ненужные, и в итоге контроллер памяти перегревается… – Дженнифер кивнула менее уверенно. – Нарастить память мы не можем, тогда всю архитектуру надо менять, разрядность увеличивать. Алгоритм свопа переделывать – сложно и чревато, его нужно тщательно отлаживать, это очень низкий уровень системы… Да и вообще, про своп – пока мое личное предположение, потому что я с таким и раньше сталкивался. В итоге, мы сейчас тупо монтируем дополнительную систему охлаждения памяти. Видимо, единственный вариант в нашей ситуации.

Дженнифер старательно вслушивалась в мою тираду, подавшись вперед и напрягая брови. Когда я закончил, она секунд десять хмурилась, делая вид, что вовсю обмозговывает мои слова. В тот миг я бы не удивился чему-нибудь вроде: «А память ASA вы использовать не пробовали? Она же больше». Но Дженнифер внезапно рассмеялась:

– Нет, все-таки ничего не понятно! У вас что-то перегревается, и вы это охлаждаете, потому что причину исправить не можете. Вот и всё… Ну, Артур, не смотрите на меня, как на блондинку, зато я в информационной безопасности разбираюсь почище вашего Дэвидсона!

Она улыбнулась не без кокетства. В ответ я изобразил свою лучшую отеческую улыбку.

– Да бросьте, что вы… Я на пару недель уйду в отпуск – тут же забываю, что у нас какими словами называется! А вы говорите: работали в SP…

– А конкретно вы чем из всего этого занимаетесь? – спросила она. Несмотря на заигрыши, она не сдавалась, и это настораживало. Не из вежливости было ее любопытство.

– Как вам сказать… – произнес я неопределенно. – Бегаю за всеми и подтираю, извините за выражение… Называется: проектный менеджмент.

Между тем испарина у меня на лбу, казалось, выдавала всю правду об аварии в кабинете. За резким выражением я старался это скрыть, но Дженнифер как будто чувствовала фальшь. Она сверлила меня глазами секунд десять, ожидая услышать подробности, но их не последовало. Я делал вид, что мне не интересно распространяться на эту тему: показательно смотрел в окно, улыбался тому, что перед лоточником выстроились новые голодные, и задумчиво жевал свой обеденный корм.

– Кстати, Дженнифер, – спохватился я, изобразив внезапность, – не возражаете, если мы будем на «ты»? У нас так принято.

– Да, Артур, конечно, – сказала она безразлично.

С минуту мы молчали. Под рубашкой по бокам у меня сползали капли пота. Пора было сворачивать разговор, черт с ней с недоеденной рыбой. Я поднялся.

– Ну, спасибо за компанию и ваш… то есть – твой рассказ о себе… И помни, что я очень жду деталей по этому внештатнику.

– Большое спасибо взаимно! – пропела она и очаровательно улыбнулась. Ее недавней пытливости и след простыл, улыбка была теплая и искренняя, отнюдь не соответствующая столь дежурной благодарности… Меня кольнуло чувство вины за устроенный допрос.

Осклабившись, как имбецил, я помог ей убрать поднос. Мы распрощались и разошлись в разные стороны по коридору.

Ощущения после разговора у меня были смешанные. Начальственный гнев внезапно сменялся юношеским мандражем. «Не влюбился ли ты, Борисыч?» – нет, не то. Просто красивая женщина и гормоны, от которых я отвык. Их нужно прятать; давать им волю у меня всегда плохо заканчивается, я этого не умею. Нужно подчинять их логике.

А логика в том, что Дженнифер – странная. Непонятная. Кого-то из себя строит. Втирается в доверие и норовит что-то выпытать. Взывает к чести «бывшего аналитика» и «боевого офицера»… Однако минутка слабости, похоже, была натуральной. Пыталась выправить ситуацию, но спотыкалась… И прощальная улыбка была настоящей. Утром она улыбалась совсем иначе…

Да ну, хватит. Какой из меня психоаналитик? Зарекся же читать по глазам… Обычная тактика: к тебе благосклонны – улыбайся и нападай; допрашивают – бойся и плачь… Возможно, я вовсе не выиграл эту беседу, а поддался на ее многоходовку. Она открыла мне свою слабость, и теперь я вынужден относиться к ней с долей нежности.

Вспомнилось, как однажды Фрайд умудрился растрогать тем же методом саму Кэйси. Ее излюбленным приемом убеждения было пустить слезу. Казалось, все вокруг понимали, что это игра (кроме Корлейна, разве что), но ничего не могли с собой поделать и поддавались. А Фрайд отплатил ей той же монетой: он единственный распознал, что в ней «сильно материнское начало», и с ней надо быть «маменькиным сынком». Помню, я его в шутку обозвал Фрейдом, на что Крег поржал, а потом втихаря выяснял у меня, кто такой Фрейд… Надо знать Марка, чтобы понять, как он грамотно сумел выстроить разговор, чтобы и достоинство не уронить, и поныть как следует. В результате из нас троих он один получил увольнительную на целый месяц и укатил куда-то в Юго-Восточную Азию. А мы с Крегом, как и положено, пооткисали всего неделю: он на пляже под Барселоной, кишащем потными испанцами, я – в Мастиано с Мари.