Читать книгу Дневник архимандрита Антонина (Капустина). 1850 - архимандрит Антонин Капустин - Страница 5

Март

Среда, 1 число

Блины, блины и блины! Вот все, что можно сказать о каждом из сих дней. Ученье, разумеется, сегодня кончилось, и академия погрузилась в абсолют. Мы с батюшкой{58} постоянно толкуем о Риме и об Афинах, к чему отчасти примешиваются трактаты о неприязненных прежней инспекции отзывах и действиях нового инспектора и о кое чем прочем…

Четверток и пяток

Ни тот, ни друтой день не оставили по себе замечательных следов. Известное дело: маслянка! Довольно одного этого, чтобы не желать Дневнику сему ничего более в рекомендацию тому и другому дню.

Суббота, 4 марта

О. Ф<еофан> уехал за благословением к Владыке и батюшке. Сверх чаяния последний не советует ему ехать. Долго ждал я возврата его из Лавры. Он возвратился и стал писать ответное письмо в Питер. Истребовав от меня решительное да, он стал рекомендовать в Афины… Я изнемогал от треволнения душевного. Когда письмо было кончено, б<атюшка> настоял непременно, чтобы подписался и я. Я засвидетельствовал истину своего желания и предал судьбу свою воле Божией.

Воскресение, 6 марта

Целовник{59}. Служили обедню, после чего поехали на прощание с Владыкою. Слушали у него проповедь, закусили у него и простились с ним. Обедали в трапезе и к вечерне прибыли восвояси. С 8-ми по 11-ть часов сидели по обычаю у о. ректора и простились с ним, а потом и друг с другом. Господи! прости наше лицемерие!

Великий пост

Чистый понедельник, 6 ч<исло> Начали с помощию Божиею поститься, и я принялся за сочинение следующих проповедей «Круга», и именно Пасхальной. В четверток кончил ее. В пятницу писал уже проповедь на пассию второй недели. Хотели с б<атюшкой> ехать исповедаться в Лавру, но не нашлось для нас экипажа. Нов<ый> инспектор не пожелал взять из Лавры духовника и поручил исповедывать студентов о. Арсению. И все это делается потому, чтобы решительно истребить так называемую феофановщину!.. При таком инспекторе можно ли быть усердным мне – феофановскому помощнику?.. Уже одни дела певческие оттолкнули меня совершенно от о. Даниила! – Прости, Господи! Не в такое бы время заниматься подобными пересудами. В досаду вводит и типография{60}, доселе не напечатавшая ни одного листа моих проповедей, хотя обещание дано было печатать каждую неделю полтора листа и на крайность – лист.

Суббота, 11 марта

Намеревался служить раннюю обедню, но проспал (?) утреню. Что делать? Уж как пошло неладно, так не поправишь своей оплошности. Зато целый день и ночью очень долго писал проповедь. Так много зараз, кажется, еще никогда не писал.

Воскресение, 12 марта

Видел ночью, часу во 2-м или з-м чудный сон. Куда-то ехал или шел вместе с Петром{61} за город. Там неожиданно встретил меня о. Парфений{62} и, показывая особенным образом исписанный им лист бумаги, утверждал, что по силе писанного тут меня надобно постричь в схиму. Я принял это с великою горестию и неохотою и отказывался от того. Но он, немного думая, снял с себя клобук или куколь и надел на меня, прибавив: будь ты Пимен многоболезненный! Мне жаль стало прежнего имени и прежнего положения. Я горько заплакал, но потом скрепился сердцем и сказал сам себе: разве я не человек? – Когда так или иначе стал схимником, то так тому и быть, надобно и жить по-схимнически! О. Парфений собирался потом ехать назад в город вместе со мною для моего утешения и подкрепления, но я сказал: пойдем пешие, и он был рад этому. Потом его не стало, и я остался один. Меня опять взяло горе. Иду куда-то; смотрю: Петр мой лежит и спит, раскидавшись. Я хотел прикрыть его одеялом, но совесть сказала мне: теперь тебе – схимнику – уже неприлично заниматься этим. Затем сцена переменилась. Вижу: стою во множестве народа… Из города тянется длинная процессия монахов и послушников с зажженными свечами, и все, кажется, из здешнего монастыря. Они приближаются ко мне с тем, чтобы совершить мой постриг. Я стоял перед стеною, и передо мною была икона Василия Великаго. Дошедши до меня, процессия остановилась и о. Анастасий{63} спросил: чего ради пришел еси семо?

Услышав это, я припал к иконе Святителя и горько зарыдал. Что было дальше, уже не помню. Некоторым объяснением этого сна может быть то, что сегодня в Петербурге получено будет письмо с изъявленным мною желанием быть в Афинской миссии. День прошел без особенных приключений. Написал в проповедь мало.

Вторник, 14 марта

На часы с батюшкой поехали в Лавру и прямо спустились к ближним пещерам. Отстояв преждеосвященную обедню, тут, в алтаре, у престола исповедались. Потом зашли к батюшке о. Парфению. Когда я рассказал ему свой сон, он сказал: верно тебе Господь пошлет какой-нибудь подвиг на спасение души! – Вечером в тот же день я ходил к о. Антонию осведомиться о судьбе стихов своих, и он при мне же пропустил их к напечатанию{64}. Что за милый цензор! Целую ночь потом я кое-что исправлял в них.

Среда, 15 марта

Занимался тем же делом, или, вернее, оканчивал проповедь на пассию. Вечером Ф.В.Ч.{65} пригласил нас на музыкальный вечер к Ник. А. Р-у.{66} Сперва мы слышали квартет Гайдена, потом Шторха, потом еще кого-то и, в заключение всего, Бетховена. Последний заставил нас совершенно растеряться. Что за пречудная композиция! Отчета о слышанном не могу дать.