Читать книгу Апельсиновые святые. Записки православного оптимиста - Архимандрит Савва (Мажуко) - Страница 4

Часть 1
Непридуманные рассказы
Пастырь детей и деревьев

Оглавление

Какое это, должно быть, счастье – знать деревья по именам. Священный мир растений поименован, назван, озвучен, и прозвища деревьев, имена цветов звучат благородно и чарующе. Когда из томика Вергилия вдруг «прорастают» низкорослые тамариски, волшебные цветы колокассий с акинфом веселым, а рядом вьется аммом ассирийский, кажется, что пьешь свежайший ароматный напиток, так звучат эти имена. А для меня это еще и невиданные цветы, – я только слышал их чудесные голоса и полюбил их заочно. Гомер был слепцом, но и он трепетал и преклонялся перед всем прекрасным, благоговейно поминая луг асфоделий или волшебное растение моли, спасшее Одиссея от магии капризной нимфы. Имена деревьев и цветов не были просто красивым звуком, они будили аромат, воскрешали шелест листьев, ложились в руку неповторимым рисунком коры, легким полетом семян. Эти благородные люди знали, о чем пишут: благозвучные цветы и сладкогласные деревья росли рядом, отбрасывая тень на рукопись неоконченной поэмы.

Некоторые страницы чудесных книг Виктора Астафьева напоминают реестры сакральных имен, гностические толедоты, целые родословия растений. Если бы я был охотником, рыболовом или таким лесным человеком, каким был Виктор Астафьев, я бы рассказал много историй из жизни леса, но я, видно навсегда, сын города, слабо посвященный в тайны цветов и соцветий, и нет у меня в запасе волшебных историй, хотя к одному эпизоду своей биографии возвращаюсь снова и снова.

Светлым пасхальным утром я стоял на монастырском дворе. Было раннее утро, и в природе всё будто игриво затаилось и только и ждет, чтобы вдруг выбежать из укрытия и разлиться звонким смехом на всё утро. Мягкий утренний свет, необычная для города тишина и в этом безмолвии вдруг свежая нота – аромат новой свежести, неповторимый запах лопнувших почек. Деревья проснулись! Ведь они такие молчуны – деревья, цветы, низенькие кустики – они разговаривают ароматами, здесь они главные, тут им понятно всё, но нам, шумным и слишком главным, не интересны их язык и тихая неторопливая жизнь, которая открывается нам через прикосновение и запах.

«О, запах цветов, доходящий до крика!»

(М. Волошин).

С детства мне нравилось обнимать деревья. Не знаю почему, но когда я вижу дерево, мне хочется прижаться к нему щекой, обнять его, погладить. Никогда не любил рвать цветы, и хотя я до сих пор не знаю, как же с ними быть, мне ближе всего и понятнее то легкое прикосновение к цветку или травинке, которое так изящно у кошек – пройти мимо цветка, слегка прикоснувшись мордочкой. Деревья и цветы – прекрасные и мудрые создания, лишенные зрения и слуха. Их глаза и уши – у нас, пастырей деревьев, пастухов цветов и растений. Мы – их дриады и наяды, это наше древнее и благородное служение, которое дает о себе знать, неожиданно просыпаясь в детях и просто хороших людях, искренне и бескорыстно восхищающихся чудом живого, многообразием и многоликостью этого прекрасного мира, сочиненного как раз нам под руку, впору нашим рукам и лицам.

Иногда мне кажется, что кошка сотворена такой «удобной» именно для человеческой руки, но и рука наша предназначена для ласки и заботы не только о людях, но и о кошках, о деревьях, о нашем славном мире, самом чудесном из сотворенных миров. Человеческие руки сделаны под деревья и кошек, деревья и кошки приходятся впору нашим рукам. И знаете что? Они ждут нашего прикосновения, нашего восхищенного взгляда, восторга и восклицания. Как дети, танцуя на утреннике, читая стихи, выступая на концерте, ждут ободряющего родительского взгляда, деревья, цветы и звери ожидают благоговейного и благословляющего касания взглядом и рукой.

«Почти все вещи ждут прикосновенья.

За каждым поворотом нас маня,

Когда-то неприметное мгновение

Вдруг властно вскрикнет: вспомни про меня»


(Р. М. Рильке).

Утро Воскресения Христова, утро первой христианской Пасхи было пронизано светом. Последние главы Евангелий, сохранившие для нас эти утешительные свидетельства, так отрадно читать и перечитывать. Каждое евангельское событие имеет свои краски, свой особый фон и запоминающееся освещение. Христос, победитель смерти, гуляющий по утреннему саду. Веселый и уютный костер на песчаном берегу и хлеб с медом и печеная рыба для детей-учеников, и сами дети-апостолы – Петр бросается в воду, чтобы скорее увидеть Учителя, Фома трогает ранки, совсем как ребенок, зачарованный ранением или ссадиной. Горница, где таились ученики, путешественники в Эммаус и вечерняя трапеза с Воскресшим Богом – всё охвачено тихой радостью и мягким утренним светом, даже поздний ужин учеников, даже ночная ловля рыб.

Весна и Пасха – какое дивное и естественное сочетание! Оно будит в нас пастырей и заботливых старших братьев и хлопотливых сестренок, которых зовет земля, ждущая внимательных и чутких рук, любящих глаз, радетельного присмотра. Поля скучают о людях, деревья ждут детвору, а речной песок тоскует по детским ножкам, ведь он помнит наши следы, все розовые пяточки, которые когда-либо ступали по этому мягкому и родному животику, потому что он создан для детских ножек, потому и вода так хороша, и весело купаться – она «лепилась» под наше тело, у нее тоже есть заботливые руки, ждущие и нашей ответной заботы, и нашего братского благоговения. И ветер так хорошо дует в лицо, и солнце такое ласковое, и так хорошо кусается яблоко и растекается соком по детским мордочкам, по этим чудесным вечно липким пальчикам, и всё это – в откровении весны и пробудившейся жизни, оправданной, примиренной и освященной Пасхой, откровением Вечного Пастыря, явившегося не в царственном величии, а в облике смиренного пастушка, чуткого и заботливого, Пастыря людей и деревьев, вернувшего отцов детям, братьям сестер, деревья детям.


Воскресение Христово. 1896. Худ. Николай Кошелев

Апельсиновые святые. Записки православного оптимиста

Подняться наверх