Читать книгу Неизбежность Пасхи. Великопостные письма - Архимандрит Савва (Мажуко) - Страница 7

Старушка на двух палочках с большим трудом приходит в субботу вечером, в канун Прощеного воскресенья. Ее давно не было. Ей трудно ходить. Но эту службу она не пропустит. Спросите: что ей дома не сидится? И она вам ответит: сегодня последние «вавилоны». Это она про 136-й псалом «На реках Вавилонских». Красивейшее песнопение. Грустное. Трогательное. Его поют в той части службы, когда священники выходят на полиелей – это торжественный момент вечерней службы. Зажигают все светильники, батюшки выходят на середину храма, начинается каждение.

Таких старушек сейчас и не найдешь. Все упокоились. Как их назвать? Может, люди церковной культуры? Тогда уточним: люди церковной богослужебной культуры. Их отличал особый стиль церковного поведения, воспитанный вкус к церковной службе. Когда мы спорим о воцерковлении, этот важный момент всегда ускользает, ему мало придают значения. А потому так режет глаз, коробит слух, когда встречаешь не только простых прихожан, но и священников и епископов, не воспитанных в церковной культуре, с неразвитым вкусом к богослужению.

Вспомнил свое знакомство с «вавилонами». Я был советским школьником и совсем ничего не понимал в богослужении. В тот год к нам в Гомель был назначен епископ – владыка Аристарх, монах лаврской школы, человек горячо любивший и понимавший богослужение, искренний и скромный молитвенник. И вот я вижу привычные действия: владыка с батюшками вышел в центр храма, хор поет величественное «Хвалите имя Господне», началось каждение алтаря. Владыка, покадив алтарь, вдруг останавливается в царских вратах, поворачивается лицом к престолу, и во всей церкви вдруг гаснет электрический свет, и в полном молчании колышутся только огоньки свечей и лампад. И тут хор запел «На реках Вавилонских». Смогу ли я когда-нибудь передать, что чувствовал в тот миг? Может, и не стоит. Лучше пережить это самому, окунуться в эту красоту и молитвенное сокрушение.

Евреи на чужбине оплакивают свою бездомность. Маленький эпизод истории древнего народа, сделавшись предметом созерцания, обратился в образ моей личной бездомности и сиротства. В юности мне казалось, что свет гасят в церкви, чтобы можно было спокойно поплакать, без свидетелей. Плачут епископы, рыдают священники, всхлипывают школьники – все мы обездолены, одиноки, бездомны – просто потерянные дети, потеряшки и сиротки. Плачут, потому что найдены, взяты на руки и согреты.

Наш хор всегда исполнял «На реках Вавилонских» по нотам композитора Крупицкого. Простая музыка. И неповторимая. Но этот псалом поется три раза в году: в Неделю о блудном сыне, в Неделю о Страшном суде и в канун Прощеного воскресенья. Три раза. Это мало. Однако наши церковные бабушки целый год ждут неповторимого, тех молитв, которые поются лишь раз в году.

Старушка на двух палочках привычно осведомилась, будем ли мы сегодня петь «Седе Адам» и стихи по шестой песни канона? Какие тонкие слушатели! Когда-то давно я раздобыл нотные рукописи одного старинного монастыря. Девчоночьи ноты, сказал бы я: вся партитура в витиеватых буквицах с завитками, а по краям цветочки и херувимы, вырезанные из открыток и конфетных оберток, – женщины, хоть и в монашеских одеждах, никак не могут без красоты! Среди рукописных «пиэс» одна сердечно сентиментальная – стихира Сырной недели на «Господи воззвах» «Седе Адам». И мы ее пели. Музыка незатейливая, даже в чем-то примитивная, но чрезвычайно трогательная. И вместе с бабушкой я теперь жду этот вечер и эту стихиру. Теперь мы ее поем просто на шестой глас. Если вы умеете петь «Царю Небесный», значит, знаете этот напев, знаете, как звучит шестой глас. Вот и спойте: