Читать книгу Фронтовые разведчики. «Я ходил за линию фронта» - Артем Драбкин - Страница 5

Кобец Иван Лукич

Оглавление

В 1939 году, буквально через три месяца после того, как я окончил педагогическое училище и начал работать школьным учителем, меня призвали и послали в Пуховическое пехотное училище, располагавшееся под Минском. В училище было три батальона: один батальон состоял из курсантов Ленинградского Краснознаменного училища им. Кирова, которые семь месяцев уже проучились, второй состоял из военнослужащих, прослуживших в войсках год-полтора сержантами, и третий – мы, гражданские. Учиться было очень тяжело. Мы занимались каждый день без отдыха часов по двенадцать и за полтора года прошли трехгодичную программу! Обучали нас прежде всего тактике – наступлению, обороне, как располагаться, как стрелять, рыть окоп. Изучали технику – артиллерию, танки, минометы. Тяжело было… Тогда же все пешком! Несешь винтовку, а еще и пулемет Дегтярева или диски к нему – в училище лошадь положена была только командиру батальона.


В мае месяце 1941-го училище перевели из-под Минска в Великий Устюг, где 19 июня у нас был выпуск. Все в отпуск хотели, но начальство сказало, что мы его получим по прибытии в часть назначения.

Мне присвоили звание лейтенанта и направили в Заполярье. В поезде, за полчаса до Ленинграда, нам объявили, что началась война. Остановились. Перед нами выступил капитан, который сказал: «Эта война будет серьезной. Тут уж – кто кого победит». Так и сказал, а не как нас учили – малой кровью на чужой территории. Потом приехали в Кандалакшу, и нас сразу повезли на границу, где мы влились в состав 596-го стрелкового полка. Выдали мне противогаз, пистолет, каску. Вот так для меня началась война.

Немцы на нашем направлении пытались прорваться, но их отбивали, потому что дивизия за сутки до начала боевых действий была выдвинута к границе. Перешли они в наступление 1 июля, и наша 122-я дивизия 7 дней держала на границе немецкий 36-й АК. Потом мы отступили к подготовленному рубежу обороны Кайрала, где уже стояла 104-я дивизия. Надо сказать, что в то время существовала только полковая разведка, а в батальоне разведки не было. Поскольку постоянно изменяющиеся условия требовали потока разведданных, то командир батальона поручил мне сформировать взвод охотников. Я его создал и с ним воевал до зимы 1942-го.

Разведка – это очень тяжелая работа. Нас же никто специально не готовил! Вот был такой случай в первые дни войны. Немцы стали обходить нас с правого фланга. Командир батальона поставил нам задачу выйти на дорогу и пронаблюдать за перемещением немцев. Подобрались мы и сутки лежали в болоте, наблюдая за дорогой. А там мошкара, комары! Не то что смотреть – дышать было невозможно! Все кровью залились. Когда начали возвращаться, я увидел, что немцы строят обходной путь от дороги на Куалоярве в наш правый фланг, с тем чтобы вывести его к господствующей высоте. Когда переходили передний край, пришлось идти через открытую поляну, и я интуитивно понял, что немцы нас заметили и попытаются остановить. И точно! Смотрю, прямо на нас лось бежит! Ага! Значит, кто-то его спугнул. Я приказал остановиться и замаскироваться. Только мы устроились, смотрю, группа немцев спускается с высоты. Почему-то лучше всего я запомнил кокарды на их фуражках. Подпустили их, забросали гранатами и из автоматов добили. Пришли мы в свое расположение, доложили командиру полка о намерениях немцев закрепиться на высоте. К сожалению, нашей информации значения никто не придал. Немцы же закрепились, и обороняться нам стало невозможно, поскольку с высоты они просматривали расположение и тылы нашего 596-го полка. Командир видит, что дело плохо и надо немцев сбить. Да куда уж там – только людей положили. А тогда можно было и ротой эту высоту удержать. Обидно было, что не прислушались к нам.

– Как часто ходили на разведку?

– Первые месяцы, начиная с июня и по ноябрь, ходили каждые 2–3 дня. А потом, когда фронт встал, ходить стало очень тяжело – проволочные заграждения, минные поля, пристрелянные реперы. Поэтому, чтобы пойти, нужно было очень серьезно готовиться – изучить объект, местность, подступы. И все равно брать «языка» на переднем крае было очень трудно. Легче было в тылу и на флангах, где фронт прикрывался опорными пунктами и патрулями. Там можно было устроить засаду на дорогах, на лыжне. Вот в это время ходили примерно 1–2 раза в месяц.

– Вы старались одеваться так, чтобы не отличаться от солдат?

– Летом 1941-го я оплошность допустил. Пошли в разведку человек двенадцать. Во-первых, заранее не выбрали объект. Во-вторых, я и помкомвзвода в офицерских шинелях, и мало того – поверх еще и ремень с металлической яркой звездочкой! Боевое охранение прошли. Ничего не видно. Личный состав лежит, а помкомвзвода говорит: «Давай немного проползем». Проползли. Я привстал на одно колено и показываю ему что-то рукой, и только – «вжжжик!» – и я упал. Пуля прошла ниже колена между берцовыми костями. Оказывается, немец сидел в окопе метрах в 15–20 и специально стрелял, чтобы ранить и захватить в плен, поскольку он видел, что я офицер. Не дает вытащить! А сам я двинуться не могу. Ну, мне веревку кинули и вытащили. А если бы я не был в офицерской шинели, так, может, и убил бы. Вот такой был случай. А потом уже одинаково одевались, солдата от командира не отличишь. Надо сказать, что на переднем крае одевали нас очень хорошо: теплое белье, ватные штаны, полушубки. Правда, с обувью были проблемы – она быстро изнашивалась на камнях. Что касается камуфлированной одежды, то ее у нас не было. Впрочем, как и у немцев.

– Чем вас кормили?

– В основном это каша. Были различные консервы: сначала наши, в основном рыбные, а затем и ленд-лизовские, мясные. В обед давали суп, кашу с консервами и чай или компот. Когда в разведку ходил, брали сухой паек – сухари, консервы, колбасы, сахар, масло. Шоколада не было. Спирт давали, но только непосредственным участникам боев, каждый день 100 грамм. Потом были спиртовки – смесь стеарина и спирта, так вот спирт отжимали. Но в разведку я никогда водку не брал. Во-первых, с запасом надо брать, а выдавали-то только в этот же день вечером. Потом, если взять с запасом, его тут же выпьют, а пьяный будет либо ранен, либо убит, это без вопросов. У меня мой друг так погиб, Макаров Николай Александрович. Он был на НП, когда его разведчики были в поиске. Что-то он там выпил, стал смелый, и они уже тащили пленного, а он пошел им навстречу. Зимой, без маскхалата! Ну и немцы, конечно, его убили. Может, если лишнего не выпил бы, и жив остался. Никогда перед боем не пили! После боя – да! Если успешный поиск, то сам командир полка и спирт поставит, и еды дополнительно даст, и рядом за стол сядет.

– Как вы относились к немцам?

– Было четкое понимание того, что если ты промахнешься, то он тебя убьет. Никакой ненависти не было. Раз ты на войне, значит, должен стрелять и убивать.

– Страшно было?

– Необстрелянный человек – у него все нервы напряжены. Он любого разрыва и выстрела боится. Таких людей, которые заранее готовы к войне, нет, но этот страх преодолевается. Через некоторое время, когда пообвыкнешься, уже понимаешь, что вот этот снаряд мимо пролетит, а вот этот опасен. Но даже после кратковременного отсутствия на передовой, например после госпиталя, чувство страха на некоторое время возвращается.

Потом, если бояться, так и в разведку не пойдешь! А ты знаешь, что люди чувствуют командира так же, как и лошадь ездока?! Если лошадь чувствует, что ездок трусит, то она не пойдет брать препятствие! Так и здесь – если командир смелый, то солдат чувствует: «О! С этим командиром не пропадешь! Он не подведет!» Смелость и спокойствие командира играют решающую роль! Я, например, когда действовал, всегда рассуждал так: «Не сегодня, так завтра убьют! Что мне бояться, боже мой!» Поэтому, наверное, люди ко мне всегда старались попасть. Отбирал я их так: главное – это желание! Если он желает – все приложится! Потому что трус, больной или слабый не пойдет! Внешние данные, конечно, тоже играют роль. Был у меня такой Волков… Мне его так было жалко, когда он погиб. Выше среднего роста, крупный парень, хороший. Он мне говорит: «Я ранен». Я ему: «Не шевелись, прижмись. Полминутки, минутку, и все!» Но это хорошо, когда не ранен, можешь прижаться, а раненый – он кидается. Смотрю – все, убит.

Почему он погиб? В середине августа мы отступали на промежуточный оборонительный рубеж в районе Алакуртти. Наш 1-й батальон после отхода из района горы Юнгойванселька к исходу дня подошел к горе Иеникуваара. В это время потерялась связь с командиром полка. Батальоном командовал вновь назначенный старший лейтенант Данилов Павел Гаврилович, опытный, уравновешенный и требовательный командир. Потом немного позже он станет командиром 596-го СП.

Находясь на горе Иеникуваара, я получил от командира батальона задачу – в течение ночи найти место расположения командного пункта полка и получить задачу на дальнейшие действия батальона. Комбат показал на карте направление, где нужно искать. Задача была не из легких, так как на указанном направлении уже действовал противник и встретиться с ним можно было в любую минуту. Времени на размышление не было, и я должен был как можно быстрее выступить на задание. Собрав разведчиков, которых во взводе насчитывалось 12 человек, я ознакомил их с предстоящей задачей. Ребята были измотаны в предыдущих боях, кроме того, продовольствия почти не было – немцы захватили участок дороги Алакуртти – Кайрала и подвоза не было.

Уходя на задание, мы предупредили своих, что обратно возвращаться будем по этой же тропе. Ночь была темная и тихая, шли медленно и осторожно. Приходилось часто останавливаться и прислушиваться к каждому звуку и шороху. Когда на пути слышались отрывочные слова на немецком языке, мы уклонялись в сторону и продолжали двигаться в нужном направлении. Разведчики были рядом, и все распоряжения отдавались вполголоса. И так мы продвигались до наступления рассвета. Под утро на пути следования встретились с бойцами нашего полка, это были связисты, их было трое. На мой вопрос, где находится штаб полка, они показали направление и сказали, что, пройдя метров 300–400, нужно повернуть направо.

На наше счастье, мы быстро подошли к месту расположения штаба, и я встретился с командиром полка. Встреча была неописуемая, так как все очень волновались из-за отсутствия в течение продолжительного периода времени связи с 1-м батальоном. Пока оформляли документы для командира батальона, мы немного отдохнули от ночных похождений. Получив пакет, двинулись в обратный путь. Шли быстро, чтобы не опоздать, ибо время было крайне ограниченно. Утром идти было легче, но и опасность увеличивалась. Уже поднялось солнце, и было приятно ощущать его теплые лучи после холодной ночи. Под ногами было изобилие ягод, и мы рвали их горстями, на ходу утоляя голод.

До нашего переднего края оставалось метров 300–400. Осталось пройти по редколесью. На душе было какое-то чувство удовлетворенности и радости, что задание мы выполнили своевременно. И вдруг впереди прогремели автоматные очереди, и тут же подбегает один из разведчиков, действовавший в головном дозоре, и сообщает, что впереди, метрах в 30–40, немцы. Наш дозор был внезапно обстрелян противником, и один из разведчиков был убит. Все это настолько меня ошеломило, что трудно даже представить. Где угодно я ожидал внезапную встречу с немцами, но только не в этом месте, так как рядом был наш батальон.

Сколько было здесь противника и как он расположен, мы этого не знали. Ясно только было то, что он здесь появился ночью после того, как мы ушли на задание. В такой обстановке нужно действовать быстро и решительно, размышлять было некогда. И тут же сработало подсознание – немедленно атаковать, прорваться через его боевую цепь и как можно быстрее выйти к своим. Другого выхода не было. Все это происходило в считаные секунды, и когда я взглянул на своих разведчиков, то сразу же почувствовал, что они уловили мои мысли, и это ускорило начало атаки.

Тут же все рванулись вперед и с каким-то остервенением и криками «ура!», забрасывая противника гранатами и ведя на ходу автоматный огонь, проскочили через его боевую линию. Все это произошло так быстро, что противник не мог разобраться, что же делается и почему его атакуют с тыла. Мы действительно оказались у него в тылу, так как фронтом он был расположен в сторону нашего батальона. И вот тут-то произошло что-то невероятное и непредсказуемое: с высоты, на которой находился батальон, на нас обрушился сильный пулеметный огонь, даже невозможно было поднять голову. Таким образом, мы оказались между двух огней.

Наши вели огонь сверху, а противник снизу. На какое-то время немцы затихли. По-видимому, они тоже были в недоумении, почему русские стреляют по своим. В такой жуткий момент нужно было что-то предпринимать. Рядом со мной лежал этот Волков. Вдруг он простонал и прошептал, что ранен в бедро. Я приказал ему не шевелиться, но он же раненый…

Неожиданно стрельба прекратилась. Немедленно дал команду разведчикам: «Вперед!» Ползком, а где можно, полусогнувшись начали двигаться к своим. Помог кустарник – мы оторвались от противника. Я находился в сильнейшем нервном потрясении, но постепенно отошел и доложил командиру батальона о случившемся. А произошло то, о чем я беспокоился, когда уходил на задание. Оказывается, в наше отсутствие в батальоне провели в этом месте замену подразделения и забыли предупредить о предстоящем нашем возвращении после выполнения задания.

В итоге мы потеряли трех разведчиков убитыми и двое были ранены. Лично у меня в этом бою пулей пробило пилотку на голове и разорвало хлястик на шинели. Надо сказать, что я прижимался к земле так, что, будь одним сантиметром выше, мне бы не остаться живым.

Убитых своих товарищей мы похоронили на этой же высоте, оставив у могилы три больших камня.


Так вот, я имел право отбирать людей из полка. Штатный взвод разведки 20–25 человек, конечно, был, но, когда я уходил в тыл противника, мне предоставлялось право при необходимости набирать дополнительно. Много было ребят, желавших пойти в разведку из уголовников, потому что в разведке отличиться можно было быстрее, а уж если он отличился, то сразу подавали представление о снятии судимости. Вот таких у меня было человек 5, и двое из них имели приговоры даже по 10 лет тюрьмы. Очень хорошие ребята.

– Вас берегли, не использовали как пехотинцев?

– Каждый командир берег разведчиков знаешь как? Оооооо! Для него разведка все! Если командир хороший, он свой взвод бережет как зеницу ока!

– У вас были послабления, привилегии?

– Нет, я знал только то, что поставленную задачу надо выполнить. Если вернешься, значит, струсил. А то бывает так: пошел, его обстреляли, он вернулся и доложил: «Нас обнаружили». А у меня тогда и пулемет обстреляли, и немцев встретили, а задачу все-таки выполнил. Вот только этого пленного не уберегли. Правда, никого тогда не представили к наградам.

– Расскажите этот эпизод.

– Это было в начале сентября 1941-го, немцы были остановлены на Верманском рубеже. Наш полк занял оборону на участке озера и реки Нижний Берман и далее своим левым флангом примыкал к озеру Толванд.

Начальник штаба полка капитан Бутов вызвал меня к себе в штаб и поставил задачу – с наступлением ночи проникнуть в расположение противника в районе севернее озера Нижний Берман и захватить «языка». Место захвата было указано на карте. Конкретный объект для нападения не указывался, нужно было идти и искать. Времени на подготовку к выполнению задачи практически не было, а за оставшийся небольшой промежуток до начала действий можно было только ознакомить бойцов с полученной задачей, назначить в группу конкретных людей и собраться. Для выполнения предстоящей задачи я взял девять человек. С таким количеством людей легче было проникнуть через передний край обороны противника, да и проще маскироваться у него в тылу.

Передний край проходил по неглубокой реке Средний Берман шириной до 8—10 метров. С наступлением ночи подошли к устью реки. По бревнам потихоньку перешли на противоположный берег. Один из разведчиков, рядовой Рыбин, поскользнулся и свалился в воду. Вначале я решил вернуть его обратно, но он очень просился идти с нами. Пришлось уступить. После небольшой задержки мы ползком преодолели передний край обороны и пошли в тыл. Чтобы никто не потерялся в ночи, двигались очень медленно и не цепочкой, как днем, а все вместе, компактно, чтобы всем были слышны мои команды, подаваемые вполголоса. Пройдя от переднего края метров 500–600, внезапно наткнулись на проволочный забор, послышался грохот железных консервных банок, навешанных на проволоку, и тут же в нашем направлении прогремела пулеметная очередь. Пламя от работающего пулемета на мгновение осветило нас. Вся группа мгновенно отскочила в сторону, и, к счастью, никто не потерялся и не был ранен. Опасаясь преследования, мы быстро отошли в более безопасное место. Я начал размышлять, как же поступить дальше, так как мы уже обнаружены и обстреляны. Противник, естественно, повысил свою бдительность. О возвращении обратно не могло быть и речи. Единственный был выход – оставаться в расположении противника до утра и путем наблюдения и скрытного проникновения в его глубину отыскать и определить объект для нападения, а с наступлением следующей ночи внезапно напасть и захватить «языка». Мое решение все разведчики поддержали.

Фронтовые разведчики. «Я ходил за линию фронта»

Подняться наверх