Читать книгу Вампиры. Из семейной хроники графов Дракула-Карди - Барон Олшеври - Страница 7

Солнце закатилось, и начало быстро темнеть.

Пройдя густо разросшийся сад, все подошли к большой крытой веранде.

Управляющий открыл дверь, из нее пахнуло плесенью и затхлостью, как из нежилого помещения.

Было темно. Пришлось позвать лакеев со свечами. Первая комната не представляла интереса, да и трудно было определить ее назначение: сюда поставили лишние вещи и мебель из приготовленных уже комнат, и она походила на лавку старьевщика. Тут же, прислоненный к окну, стоял большой письменный стол с подогнувшейся ножкой.

– Карл Иванович из этого стола взял пачку писем, – указал на стол управляющий, – но там еще есть бумаги.

– Не трогайте их до Карла Ивановича, – приказал Гарри.

Двинулись дальше.

Комнаты ничем особенным не выделялись, но были выдержаны в одном стиле. Там, где мебель была черная, там и рамы картин были черные. Комнаты, отделанные дубом, имели и мебель дубовую. Все массивное и мрачное.

В одном из помещений обратил на себя общее внимание портрет. В темной обстановке богатая золотая рама невольно бросалась в глаза. Казалось, что портрет этот попал сюда случайно, тем более и висел-то он как-то сбоку, около двери. Чувствовалось, что его повесили наскоро, на первое попавшееся место.

По желанию Гарри портрет хорошо осветили. Высокий сухой старик в богатом бархатном платье, с золотой цепью на шее и в высокой, того времени, шляпе гордо глядел из рамы. Большой нос и тонкие губы говорили о породе и злом характере, глаза…

– Э, да он в самом деле смотрит! – вскричал один из юношей.

При неверном, мигающем свете свечей глаза блестели злобным красноватым отливом. Все согласились, что живопись великолепна. Глаза жили.

Доктор, большой любитель старинной живописи, заходил то с одной, то с другой стороны, очень живо выражая свое восхищение. При одном из поворотов он нечаянно толкнул старосту деревни, а тот, чтобы не упасть, сильно оперся рукой о стену. В ту же минуту он с криком полетел в темное пространство.

Портрет был забыт. Все бросились на помощь старику.

Оказалось, что староста, думая опереться на крепкую стену, оперся на потайную дверь. Дверь сдала, и старик упал.

К счастью, он отделался только испугом. Все с большим интересом вошли в новую комнату, так неожиданно открытую.

Управляющий и его помощник уверяли, что не видели этой комнаты при осмотре дома. Им можно было легко поверить, так как комната имела совершенно иной характер и заметить ее было невозможно.

По своим большим венецианским окнам, по изяществу и дороговизне обстановки она подходила к спальне невесты-привидения.

Если б не слой пыли, можно было бы думать, что комната не так давно оставлена своей обитательницей.

На столах лежали книги, гравюры, какое-то женское рукоделие. Около кушетки, стоявшей почти посредине комнаты, на изящном столике в дорогой серебряной вазе – увядший букет полевых цветов. В головах кушетки – шелковая подушка, еще сохранившая следы женской головки, покоившейся на ней. Рядом стул с брошенной на него лютней.

Подойдя ближе, доктор на что-то наступил. Это что-то оказалось небольшой книгой в черном переплете и с золотым обрезом.

Католический молитвенник! На заглавном листе красивым женским почерком, но, видимо, слабеющей рукой, написано: «Помолитесь о несчастной!»

В ногах кушетки прекрасная плюшевая дамская накидка ярко-пунцового цвета и несколько засохших розанов.

После того как доктор прочел просьбу умершей: «Помолитесь о несчастной!», смех и разговоры смолкли, все сдерживались, точно труп был тут же, в комнате.

Этому чувству способствовала никем не нарушенная обстановка помещения.

Даже стакан и графин с открытой пробкой свидетельствовали, что комнату оставили неожиданно.

Видимо, какое-то большое несчастье выгнало ее обитателей, а раз ушедши, никто уже не вернулся.

Такое предположение еще более подтвердилось видом птичьей клетки. На дне за раззолоченными прутьями лежал полуистлевший скелет птички. Бедняга погибла от голода: в кормушке в виде раковины ни одного зерна.

Было тихо, свечи тускло горели, а белые кружевные занавесы на окнах, выглядывая из-под тяжелых шелковых портьер, казались крыльями улетевших ангелов.

– Черт возьми, Гарри, да это точь-в-точь из спящей красавицы, только где она сама, чтобы ты мог разбудить ее поцелуем, – не выдержал наконец Райт.

Очарование было снято: зашумели, заговорили; посыпались догадки, предположения.

Управляющий, подойдя к последнему окну и раздвинув портьеры, увидел, что это дверь. Она оказалась запертой, но ключ торчал в замке.

С неприятным скрипом, точно со стоном, замок поддался, и дверь открылась.

Ночной свежий воздух ворвался в комнату. Свечи замигали, занавесы и сухой букет задвигались, точно дух усопшей ворвался в комнату, озлобленный нарушением покоя.

– Так я и думал, эта комната примыкает к большой дамской спальне, – заявил Смит. – Отсюда это нетрудно определить: эта сторона дома выходит к замковой горе и вида на далекое озеро отсюда нет, а за углом будет большой балкон.

Гарри убедился, что Смит прав. Балкон, на который он сейчас вышел, был крошечный, словно гнездо ласточки.

Тотчас же нашли и дверь, ведущую в спальню; ее не заметили сразу только потому, что она представляла художественное произведение и могла быть принята за картину. Дверь не была заперта, но тем не менее открыть ее не могли.

– Да это потому, что с той стороны стоит тяжелый шифоньер, тот самый, в котором мы видели столько вещей. Недаром мне показалось, что он стоит как-то не у места: занимает лучший простенок, тогда как его место скорее в углу, – сказал Гарри. – Завтра это разберем, а теперь ужинать. Все эти новости прибавили мне аппетита.

Все повиновались хозяину и пошли обратно. Возвращаться пришлось через сад.