Читать книгу Флотская богиня - Богдан Сушинский - Страница 11

Вернувшись после посещения эскадронной коновязи, располагавшейся в степной долине, старшина застал девушку за странным для нее занятием: перебегая от одной хозяйственной постройки к другой, укрываясь то за сеновалом, то за стволами деревьев, она имитировала участие в бою. Понятно, что это была игра, однако в руках у Евдокимки поблескивал под лучами предвечернего солнца настоящий кавалерийский карабин, который перед каждым холостым выстрелом она вскидывала, передергивая при этом затвор. Оружие недавно было подобрано старшиной у железнодорожной станции, где, во время бомбежки, полегло несколько казаков; тогда же привел он в усадьбу Гайдуков и осиротевшего коня.

– А, чтобы по-настоящему, боевыми патронами, стрелять когда-нибудь пробовала? – поинтересовался Разлётов, сходя со своего вороного.

– Так ведь здесь нет ни одного патрона.

– Карабин этот не заряжен, ты права. Разрядил я его, как и положено. До этого, спрашиваю, стрелять приходилось? Во время военной подготовки, скажем?

– Не приходилось. И карабин вы зря разрядили. Вдруг сюда прорвутся немцы, с чем воевать?

– Ты-то здесь при чем?! – мрачно проворчал эскадронный старшина. – Воевать пока что есть кому и есть чем.

Разлётов повернулся, чтобы уйти, но Евдокимка сумела остановить его:

– Как же со стрельбой, товарищ старшина? – иронично напомнила она. – Только по-настоящему, боевыми.

– В обойме оставалось три патрона. Еще два из личного резерва добавлю. Для начала – хватит. Кстати, карабин этой системы – переделка с обычной трехлинейки, так что любой винтовочный патрон для него сгодится.

– Вот это уже мужской разговор.

– Совсем ошалела девка! – эскадронный старшина пожал плечами. – Ладно, садись в седло, отъедем, чтобы всех стрельбой не переполошить.

Через какое-то время они уже спускались в Волчью долину, где на склоне росла старая, короедом иссеченная липа. Разлётов несколько раз заставил Евдокимку наполнить, опустошить и снова наполнить патронами обойму, затем раз пять, словно новобранца, принудил вставить обойму в магазинную коробку карабина. И только тогда, научив, как правильно держать оружие и целиться, позволил сделать первый выстрел.

Тот оказался настолько неудачным, что Евдокия едва не выронила карабин.

– Да, рядовой необученный, стреляешь ты лихо, – иронично покачал головой эскадронный старшина, и тут же посоветовал покрепче прижимать приклад к плечу.

Учителем он оказался хорошим. После нескольких занудных упражнений «прижать – отставить, прижать – отставить», три последующие пули девушка уверенно вогнала в ствол дерева.

– Пусть этот карабин будет моим, – попросила казачка, когда, опустившись на колено, освободила обойму от последнего патрона.

– Передавать оружие гражданским лицам не имею права, – сухо ответил старшина.

– Не сегодня завтра здесь появятся немцы; кто станет интересоваться, куда девался карабин одного из погибших кавалеристов? И потом, вы не передавали оружие, просто я сама изъяла его для нужд будущих партизан-подпольщиков. Ведь наверняка все будет происходить так, как происходило в Гражданскую – подпольщики, листовки, партизаны, диверсии на железной дороге. Надо же как-то с врагом бороться.

– Ну, может быть, мы еще остановим его… – неуверенно произнес старшина, взбираясь в седло.

– Именно в это все и верили, что на Южном Буге остановите. Но я сама слышала, как вчера у лазарета раненые говорили, что немцы уже на левом берегу его и приближаются к Ингулу, нашей маленькой речушке, где… – не договорив, девушка безнадежно махнула рукой.

Разлётов подождал, пока Евдокимка тоже окажется в седле, и мрачно пробубнил:

– Ладно, пусть карабин будет у тебя. Две обоймы для него найду. Да только боже упаси тебя оставаться в поселке!

– Отец тоже настаивает, чтобы мы уходили отсюда. Куда-нибудь подальше, в тыл, на восток…

Старшина с грустью посмотрел вдаль, туда, где располагалась железнодорожная станция, откуда давненько не доносилось паровозных гудков и за которой открывался пологий склон степной возвышенности.

– И правильно отец делает, что в тыл отправляет, – проговорил он, не отрывая взгляда от этого степного пейзажа. – Слишком уж ты хороша собой. Не ко времени, прямо скажем, хороша…

– Что значит: «не ко времени хороша»?! Скажете тоже…

– Да потому что в войну всякая красота – не ко времени. Только не дай тебе бог познать, что на самом деле на войне значит «не ко времени».

– Не настолько уж я и хороша. Мне в школе говорили, что внешность у меня «мальчуковая». Подруга моя, Томка, на весь класс однажды так и объявила: «Стрижку тебе «под Котовского» – и в новобранцы!»

Старшина приблизился к Евдокимке так, что оказался с ней стремя в стремя; прищурил взгляд, очевидно, прикидывая, как она станет выглядеть, когда дело действительно дойдет до стрижки «под Котовского», и рассмеялся.

– Суровая у тебя подруга, – признал он, думая при этом о чем-то своем. – «Под Котовского – и в новобранцы», говоришь? А что?.. Бойца женского полу признал бы в тебе не каждый и не сразу.

– Вот и возьмите в свой эскадрон этого самого бойца, – напористо посоветовала Евдокимка. – Поговорите с командиром…

По тому, как старшина долго и растерянно прокашливался, девушка поняла, что просить о ней своих командиров он не намерен, однако мысль какая-то в голову его все же закралась.

– На Кубани, под Краснодаром, у меня два дома – собственный и родительский, – подтвердил ее худшие опасения Разлётов. – Жене и матери письмо с вами передам, они вас и приютят. Уж куда-куда, а до Кубани фрицы, точно, не дойдут.

– Да как же мы, у чужих людей?..

– Теперь уже не чужих. Раз твой отец стал офицером нашей дивизии, то теперь мы, считай, родня, поскольку однополчане, – и тут же спросил: – Шашку в руках когда-нибудь держала?

– Так вашу же и держала. Подсолнухи в огороде рубила, пока вы отдыхали. В седле, правда, не пробовала.

– Прямо сейчас и попробуешь.

Разлётов тут же извлек свою шашку и сначала медленно продемонстрировал несколько способов боевой рубки, а затем, подъехав к желтеющим у дороги высоким подсолнухам и чертом вертясь между ними, словно оказался в окружении врагов, те же приемы фехтования повторил уже в быстром темпе.

– Только ты горячку не пори, – предупредил он Евдокимку, передавая ей шашку. – Медленно отрабатывай, как положено, чтобы ни коню уши, ни себе коленки не изрубить.

Понадобилось несколько набегов на островок подсолнухов, чтобы и старшине, и самой кавалеристке стало ясно: фехтовальщица из нее, увы, получится нескоро.

– Все равно уйду я отсюда только с вашим полком.

– Уйдешь – отец тебя так отходит… А я не только не посочувствую, но еще и подправлю собственной нагайкой…

– Санитаркой уйду, – прервала его угрозу Евдокимка. – Не с вашим, так с любым другим полком, который встретится. Все, я так решила. С самим командиром полка поговорю. Или, может, сначала вы с ним поговорите?

– Ну, я попробую. Хотя твой отец…

– Мой отец – ветеринар, и у него своя служба. Стоит ли вмешивать его? Обещайте поговорить с командиром.

– Если уж так решила, – неуверенно пожал плечами старшина.

– Только не вздумайте говорить ему, что мне еще нет восемнадцати. Вообще никому ни слова. И еще: почему вы со мной возитесь? Обучаете, наставляете? Будь вы моложе, мне было бы понятно, а так…

Старшина грустно ухмыльнулся и лихо подкрутил усы:

– Годами мы с тобой не сошлись, это точно. Тут, понимаешь ли, другой аллюр: очень уж ты на младшую дочь мою похожа.

– Тогда все ясно, – облегченно вздохнула Степная Воительница, намеревалась совершить еще один, последний набег на уцелевшие подсолнухи.

В это время послышался мерный гул моторов, и на горизонте появилось первое звено самолетов, затем еще и еще одно.

– Судя по моторам, штурмовики идут, немецкие! – прокричал Разлётов, отбирая у Евдокии шашку. – На станцию или еще дальше, на Запорожье идут. Я – в эскадрон! Ты тоже уходи. Все, игры кончились! – и, чтобы сократить путь к эскадронной коновязи, старшина, с шашкой наголо, понесся прямо по курсу штурмовиков, словно пытался их остановить лихой кавалерийской контратакой.