Читать книгу Времени вопреки - Борис Алексеев - Страница 4

4. Яхта

Оглавление

С того дня прошло шестьдесят лет, но я отлично помню ужас, охвативший меня от внезапной перемены декораций. Однако самым удивительным оказалось не это. Увлечённый игрой в преследование, я не стал ломать голову над чудовищной метаморфозой бытия, свидетелем которой только что оказался, но беспечно (о, молодость!) вновь поспешил за стариком.

Мы подошли к пирсу. Мой «провожатый» махнул кому-то рукой. Через пару минут напротив нас причалила старенькая двухмачтовая яхта. Судя по облупившейся покраске и канатным скруткам, время службы этой старой посудины давно подошло к концу. Я не большой знаток бригантин, но даже мне показалось, что в послужном списке причалившей яхты значится не одна сотня бедовых океанических лет. Её допотопное убранство напомнило мне картинки про пиратов, которые я любил в детстве рассматривать, сидя у отца на коленях.

Вкруг корпуса яхты трепетало странное облачное уплотнение. Оно полностью скрывало судно от посторонних глаз и в то же время для тех, кто находился на самой яхте (в этом свойстве «облачка» я вскоре убедился сам) окрестная видимость никак не менялась, будто не было никакой завесы. Но сейчас я видел одновременно и яхту, и облачко.

* * *

Пусть читателя не удивляет внезапно появившаяся фраза: «шестьдесят лет назад». Какие шестьдесят, когда герою (как сказал сам Шерлок Холмс!) двадцать, не более? Однако вот какое обстоятельство следует принять во внимание. События, о которых повествует начало романа, произошли, судя по названию первой главки, двенадцатого апреля 1991 года. То есть сегодня. В то же время я вглядываюсь в календарь, висящий напротив, и вижу, что в столбиках цифр нынешний день значится… вторым февраля 1971 года. Как так? Я человек верующий и готов засвидетельствовать перед читателем крестное знамение в том, что обе даты верны и относятся именно ко мне как автору книги!

Скажу более, через три с половиной месяца моему главному герою, коренному испанцу с французским именем Огюст (что значит Август, Августин, Августа) предстоит родиться, и ему же, не далее, как через три с половиной месяца или раньше того предстоит… закончить свою земную жизнь! Так в романе складываются его биографические обстоятельства – главный герой не может пережить свой собственный день рождения!

Читатель усмехнётся: «Не много ли загадок для столь небольшой книги?» Что тут скажешь? Он прав. Давайте просто читать дальше.

* * *

Старик обогнул парапет и по откинутому трапу перешёл на палубу.

– Ты идёшь? – обратился ко мне матрос, заканчивая скручивать канат с оголовка пирса.

Я ловко перепрыгнул через ограждение и ступил на дощатый трап вслед за стариком, не замечая того, что происходящее всё более начинает диктовать мне условия игры. Присев на кормовую поперечину, я стал ждать, когда меня или вежливо попросят сойти на берег, или ткнут шваброй в спину и погонят восвояси парой солёных морских прибауток. Однако время шло, матросы совершали последние приготовления к отплытию, и на меня никто не обращал никакого внимания. «Ладно, покатаемся!» – решил я, продолжая находиться в полубредовом возбуждении от своей шпионской затеи.

Тем временем судно аккуратно отчалило от пирса, подхватило парусами порывистый береговой ветер и уверенно легло на курс. Лёгкие покачивания корпуса яхты пришлись мне по душе. Я осмелел и принялся разгуливать по палубе, наблюдая за действиями команды и их статного седого капитана. Все участники плавания деловито выполняли обыкновенную морскую работу, и то, что на меня никто не обращал внимание, я объяснил себе элементарной флотской дисциплиной.

Мне давно не случалось бывать на корабле. Поэтому теперь я с упоением вглядывался в исчезающий берег и полной грудью вдыхал сырой морозящий бриз. Увы, моя «беспутная» эйфория продолжалась недолго. Невнимание команды породило тоскливое чувство одиночества. Я вновь присел на кормовое возвышение и, чтобы хоть как-то занять себя, принялся разглядывать мускулистые тела матросов.

Их нарочитое ко мне безразличие заставило-таки задуматься над собственным положением. Я ощутил первый неясный страх. Он, как комок бумаги, брошенный стариком в корзину, совершал свою невидимую работу, наддавливая мозг и путая мысли. Сменив роль сыщика на положение беспомощного статиста, я впервые в жизни ощутил тревогу за собственные действия. Как странно может обернуться безделье души!..

* * *

– Куда направляется наша яхта? – спросил я матроса, занятого креплением каната на оголовок кнехта.

Матрос равнодушно взглянул на меня стеклянными, будто невидящими глазами, собрал к переносице густые чёрные брови и, ничего не ответив, продолжил наматывать канат.

– Любезный, скажите: куда направляется наша яхта? – обратился я к другому матросу. Тот ловко орудовал шваброй и разгонял по палубе пенистый следок перекатившейся через борт волны.

Матрос выпрямился, облокотился на древко швабры и крикнул товарищу:

– Васса, ты чё пузырь дуешь? (О чём спрашиваешь – догадался я).

– Топи, Филя (отстань)! Крысиная ты голова…

Васса, хотел ещё что-то прибавить для убедительности, но в этот миг первая серьёзная волна сшиблась с носовой частью яхты и задрала палубу. Я упал, покатился вниз и через пару секунд ударился головой об угол металлического ящика. Удар пришёлся в висок, и я на время потерял сознание.

Разодранная в клочья волна взлетела вверх и «просыпалась» на палубу крупными водяными комьями. Один ком пришёлся аккурат мне в голову. Я очнулся, но в то же мгновение моя голова под напором воды резко мотнулась в сторону, и я ещё раз приложился к чему-то металлическому. Огромная шапка морской пены вспучилась надо мной. Пена оседала, лопалась и стекала по щекам солёными струйками.

Я протёр глаза и ощутил прикосновение к зрачкам пенной паутинки. Соль пощипывала. «Надо промыть глаза чистой водой!» – подумал я, сознавая, что сейчас это сделать никак невозможно. «Держись, парень!» – скомандовал я себе и, несмотря на тошноту, вызванную сотрясением головы, поднялся. Мне вдруг захотелось увидеть, куда попадали матросы? Ведь устоять при такой качке невозможно. Однако к моему величайшему удивлению, оба моряка спокойно продолжали свои занятия и не обращали ни на волну, ни на меня никакого внимания.

Что происходит? А вдруг яхта пойдёт ко дну, кто будет меня спасать, если я для них не существую? И вообще, как это я не существую?! От этой мысли мне стало холодно, грустно и ещё более одиноко.

* * *

Тем временем погода улучшилась. Яхта, как барышня, засидевшейся за рукоделием, резво бежала в открытое море. Она весело подбрасывала буруны встречных волн и приплёскивала ими палубу. Свежая, умытая, красавица яхта посверкивала в лучах заходящего солнца начищенным судовым металликом. И несмотря на прожитые годы, молодилась перед каждой встречной волной, подобно даме нежного бальзаковского возраста. Берег же, напротив, плющился и превращался (вместе с моей двадцатилетней биографией) в узкую, едва различимую полоску суши между огромным неподвижным небом и морем, таящим предзнаменования грозных будущих событий.

Тёплый морской бриз просушил мою одежду. Я вернулся на корму и расположился на полюбившейся мне кормовой поперечине. Тихая отрешённая задумчивость овладела моим сознанием. Я опустил голову на грудь и вскоре уснул, обласканный попутным ветром и мерными покачиваниями моего нового пристанища.

Времени вопреки

Подняться наверх