Читать книгу Офирский скворец (сборник) - Борис Евсеев - Страница 4

Осанна Осиповна была дама вальяжная, но вперекор вальяжности и острой гордости – страшно любопытная. Ей было интересно узнавать про посторонних мужчин дурное, чтобы потом без устали руководить ими. К дородной Осанне тянулись мужичонки незаметные, даже плюгавые. И сама она к таким плюгавеньким сердцем прирастала сильней. Когда-то давно, случайно опустив в своем имечке букву «к», Осанна и вести себя стала созвучно имени: ежеминутно вскидывала глаза к потолку, гремела басом.

– Принесли?

– А то!

– Развязывай.

Старший Мазлов, радостно поплескав себя ладонью по черепу, наклонился к мешку. Мешок резко вскрикнул:

– Петушар-ры! Ур-роды!

– Ах ты, змей пернастый! – Младший Мазлов, тоже лысостриженый, но зато с черными густыми волосами, торчащими из ушей и ноздрей, решил скворца за дерзость проучить, схватил со стола вилку.

– А ну, кыш оба отседа!

Два веских подзатыльника быстро успокоили братьев.

Разобравшись с Мазловыми, Осанна Осиповна уже меньше чем через час сидела все в той же гостиной, пила чай с бергамотом. По столу мимо ее чашки и мимо блюдца (туда-обратно, туда-обратно), задрав голову и заложив крылья, как те руки за распрямленную спинку, ходил скворец.

На одни вопросы скворец не отвечал, на другие отвечал, но как-то заковыристо. От таинственности птичьих слов у Осиповны захватило дух:

– Себе тебя, что ль, оставить? Так дорог ты больно. Ладно, покумекаю. А тогда ты вот что, скворушка, мне вдруг скажи: как жизнь моя в дальнейшем сложится? Не таи, скворушка, ответь, – мягко увещевала Осанна.

– Ур-рки, все ур-рки, – звонко щелкал клювом у Осанны над ухом скворец, – петуш-шары, в кон-нце кон-нцов!

– Твоя правда, скворушка, ну просто спасу нет, какие уркаганы вокруг. А ты сам-то кто будешь?

– Кр-рутой я, кр-рутой…

* * *

Володя Человеев прочитал в поисковиках про Офирское царство и пригорюнился. Но потом снова взбодрился. Сказано про Офир было мало, но сказано трепетно. Тут же захотелось скинуть лаковые штиблеты, зашвырнуть их далеко-далеко за Битцевский лес, срочно обуть лапоточки, сдернуть с крюка не крохотную сумку-«пидораску» – подхватить тяжелую котомку и, выйдя за МКАД, громко пригласить в сотоварищи какого-нибудь серого волка на японской «Хонде».

И хотя призрачное Офирское царство ни с какого боку к сегодняшнему дню прилепить было нельзя, сделать это Володе захотелось нестерпимо.

Вот только московская богема, приобретшая в последние годы внятно-паразитический оттенок и пряный устричный вкус, звала, не отпускала его!

Звал ресторан «Метрополь», с хрустом всасывал исторический отель «Советский», выл и пиликал в ушах грубо водвинутый в этот же отель ресторан «Яръ», ночной клуб «Григорий Распутин» манил неотступно.

Но в тот вечер, отринув приманки, Володя остался дома, стал по крохам выискивать в личной библиотеке все, что еще можно было найти про Офир и Офирское царство.

– «Сделаю то, что люди будут дороже чистого золота, и мужи – дороже злата офирского…» – увлеченно читал Володя.

Правда, дойдя до слов про золото, Человеев усомнился. Где это слыхано, чтоб человек был дороже благородного металла? Нынешний человек – пыль, грязь и скотские помыслы, ложное оппозиционерство и ни на грамм чистого искусства! А золото, оно беспримесное, оно по-человечески теплое. Берешь в руки – почти живое. «Вот и надо было спервоначалу золотых людей отлить, а уж потом дымить на весь белый свет глиной! Или, в крайнем разе, сорок лет подряд заставить удрученные народы глотать золотой порошок. Только нет! Сколько не заставляй глотать – не поможет. Разве, где-то изначально золотой народ существует…»

Тут Человеев почувствовал легкий депрессняк и упадок духа. Удручаловку и телесный прогиб он почувствовал внезапно!

«Что это я все про золото? Вот – птица. Она ведь золота дороже!»

Тут же до рези в носу захотелось послушать говорящего скворца, чинно поговорить с ним. Вот только находился сейчас скворец в недоступном месте, у некой дамы по имени Оксана Осиповна, а по фамилии Крышталль. Это Володя знал наверняка. Удачно поймав такси, проследил-таки вчера за упырятами!

Госпожа Крышталль – так говорилось в ее парадной биографии на сайте «Все девочки Тверской» – была дамой не столько богемной, сколько, на взгляд беспристрастных биографов, панельно-бандосовской.

Кое-что о даме узнав, идти к ней напрямую Володя поостерегся. Купить скворца? Могут и не продать. Украсть? Ни в какие ворота не лезет.

– Обменять! Икченьдж! – От радости Володя вскочил на стул, потом, застыдившись, спрыгнул вниз и, ловко взбив очень тонкие, но при этом крепкие и слегка даже завивающиеся русые волосы, кинулся в гараж.

* * *

– Слышь, Осиповна? Пусти на минуту! Разговор есть.

– Ты, Плюгаш?

– Плюгаш почку лечит. Это я, Киша Мазлик. Серьезные люди перекупить у твоего клиента птичку хотят, – заварнякал в домофон Мазлов-старший и подмигнул младшему, Тише, прятавшемуся невдалеке за деревом.

– Ну, не знаю… Надоел ты мне, Киша. Опять лясы да балясы плести будешь!

– Пусти. Не жеманствуй. Я ненадолго.

– А брательник твой, он где? Ушел куда или как?

– Ушел, милка, ушел…

* * *

Думать священный скворец не умел. Но когда произносил слова или отдельные звуки, некий упреждающий мысль восторг, некое тихое, сходное с умственным, воодушевление посещало его. Но ведь кроме мыслей есть еще и чувства! Чувствовал скворец остро и чувствовал многое.

Когда подражал трубному крику слонов – чувствовал в себе неодолимую силу. Когда тренькал велосипедным звонком Петюни Ракова – ощущал кислородную емкость крови и пьяную синь в глазах. А когда передразнивал Осиповну – хотелось ему иметь скворчиху: теперь и сразу, сразу и всегда! Но по-настоящему одно только слово «Офир» повергало птицу в священный трепет. Скворец колотился в судорогах и выкрикивал слова непонятные, никогда ранее им не слышанные, в общем, становился священным и великим, пугающе прекрасным и до крайности загадочным.

– Офир-р-р, оф-фирон!.. Офир-рское цар-рство!

Что-то за этими звуками стояло высокое и плескучее, полное пшена и прозрачной воды без всякой химии! Это высокое обещало скворцу нескончаемую влагу в гортани, обещало ирей, вырей и другие сказочные края. Иногда скворец после долгих отрывочных выкриков, словно бы затуманившись мыслью, повторял чьи-то далекие и грозные слова:

– И будешь вменять в пр-р-рах золото Офир-ра!..

Третий день жил скворец у Осиповны, а за ним все не приходили.

В конце концов, крики про Офир ей надоели. Скворцу, в свой черед, надоели вопросы гражданки Крышталль про ее мутное будущее.

– Пшла вон, дур-ра, – внезапно отрезал скворец.

Дородная Осиповна заплакала, потом в сердцах швырнула в скворца каминной кочергой.

– Отдам тебя, далалай, Кише Мазлику! Вон он, внизу мается. Сейчас сюда пущу. Уж он тебе…

* * *

Володя Человеев отыскал в гараже старую, плотно набитую спортивную сумку и пошел к Осиповне меняться. Содержимое сумки было дорогим и прекрасным: три металлических у́гольницы XVII века, полученные в наследство от деда-священника! Угольницы эти, кадильницы эти, давно пора было перенести в дом: руки не доходили.

По дороге повеса Человеев встречал знакомых. Иным – кланялся. Встречные удивлялись Володиной богемной одежде. Илья Тюйчев, весовщик и проказник, а кроме того, сосед Володи по гаражу, такую одежду порицал.

Еще один сосед, Бобылев, тоже порицающий, даже выразился в том духе, что пора бы Володю на Колыму или лучше на остров Врангеля.

– Там ему медведи лишнее быстро отъедят. Даже прикрывать конфедераткой ничего не надо будет. А то – ишь, приобрел замашку! Художество в одежде он, видишь ли, ценит… А остров Врангеля в советские времена просто переименовать забыли. Теперь и подавно предательское название оставят, – продолжал жаловаться Бобылев.

Тюйчев, пряча глаза, с ним соглашался.

* * *

Снова чиликнул домофон. Осанна, всхлипывая, нажала на кнопку.

Через минуту раздался звонок в дверь. Мадам Крышталль установила клетку со скворцом в своей спальне, на тахте, на том месте, где обычно высились подушки, однако вдруг, повинуясь безотчетному порыву, накрыла клетку покрывалом: Кише Мазлику она доверяла, но не всецело.

* * *

Весть о пропаже говорящего скворца дошла до дирекции зоопарка, обогнула дугой Пресненскую управу и, не теряя скорости, влетела в правоохранительные органы. Будучи оттуда изгнана как малоприбыльная, весть мигом долетела до газеты «В охотку». Из «Охотки» – в гламур-журнал «Бедра», а уж после, как и положено, в Администрацию Президента.

– Уху-ху, – качнуло несколькими головами сразу белое и пушистое чинодральское пугалище, – уху-ху и, опять-таки, блин! Только о скворцах нам сегодня и осталось беспокоиться, одни скворечники – спим и видим. В общем, так: скворец ваш – просто спам, мусор из беззаконного пространства. Как с мусором с ним надо и поступать!

* * *

Плюгаш и двое Мазловых шныряли по комнатам. Скворца нигде видно не было. Мадам Крышталль немо рыдала в спальне: слезы текли по щекам и падали на кляп, который был засунут второпях, без знания дела, и поэтому закляпленную Осиповну сильно мучил.

– Куда ж она его дела?

– Ну, ведь не сожрала же ты враля этого? Показывай где!

– Может, в камине?

– Где скворец, мымра полоротая?

– Мммыа…

Клетку Плюгаш и братья нашли быстро. Но скворца там не было: Осиповна забыла опустить щеколду на дверце.

– Куда дела, говори!

– Мммыа…

– Стоп. Ты табличку читал?

– Ну.

– Баранки гну! – Плюгаш осерчал не на шутку. – Вы с брательником и правда петушары. На табличке в зоопарке было ясно написано: гракула религиоза и еще раз религиоза.

– И че?

– А то, что дважды религиозная птица вам попалась! А вы ей в клюв сигаретку, опять же табак на перья крошили. Вот скворец и упорхнул. Гляди, у Осиповны окно нараспашку… Верно говорят: недомерки вы!

Скворец выступил из-за портьеры, обогнул платяной шкаф, не спеша прошелся по спальне. То, что скворец не летел, а шел, причем уверенной и четкой, почти людской походкой – выпрямив спину, чуть наклонив голову и при этом слегка поигрывая крылышком, – взбудоражило Осанну и налетчиков не на шутку.

– Мммыа, – опять замычала мадам Крышталль.

– Да заглохни ты!

Скворец пересек спальню наискосок, постоял у открытой стеклянной двери и все той же раздумчивой, но и полной достоинства походкой дзюдоиста третьего уровня, слегка покачивая торсом и к тому ж клоня лысоватую голову чуть влево, направился в сторону кухни.

– Как прынц шествует, – зареготал Мазлов-младший.

– Тихо ты! Не видишь? Прототипам подражает!

– Че? Каким таким типам?

– Пасть закрой, петушара. Серьезным людям, говорю тебе, подражает… Только где ж это скворушка нашего ВВП мог видеть? Ну не по ящику же?

– А вдруг это евонный, ну, я хотел сказать, вдруг это – «вэвэпэшный» скворец? – холодея от ужаса, спросил умный Киша, чье сиро-халдейское имя многих отвращало, но и привлекало кой-кого.

От вспышек истины, сулившей долгий тюремный срок, Плюгаш сел на пол. Скворец вернулся, не торопясь обошел вокруг Плюгаша и, не тратя чувств на растопыривших пальцы Кишу и Тишу, а также думать не думая про заплаканную свою хозяйку, скрылся в кухонном чаду.

Такое невнимание скворца к людям вмиг довело мадам Крышталль до нервного срыва. Она стала метаться по тахте, биться затылком о стенной, толстый ковер.

Первым опомнился Мазлов-младший. С криками: «Да ему просто лень по́рхать! Вот он и подражает важным лицам!» Тиша ринулся за скворцом на кухню.

– Щас он ему «Общество защиты животных на кухне» устроит, – забеспокоился умный Киша.

* * *

К Осиповне Володя опоздал. Встретил по дороге Дашутку Дрееву из журнала «Бедра» и, как раненный электропулей, замер. Дашутка манила его давно. Но сама на Володю – ноль внимания, фунт презрения.

– Гламуризация информационного поля… – пропела вместо приветствия Дашутка, – во как она меня достала, – интимно провела девушка по своему горлу острым ноготком.

– А чего это она тебя достала? – заморгал светленькими ресницами Володя.

– А не знаю. Достала – и все. Ну ладно, пока, – тряхнула золотистыми прядями Дашутка.

Володя долго смотрел Дашутке вслед, пытаясь определить, можно ее пригласить в ночной клуб «Распутин» или об этом нельзя и мечтать?

Наверное, как раз поэтому, увидав через несколько минут сквозь полуоткрытую дверь распростертую на полу Оксану Осиповну, Володя, еще оглушенный встречей с Дашуткой, сообразил не все и не сразу.