Читать книгу Восхождение - Борис Сопельняк - Страница 6

На следующий день Борька снова отправился в отель под названием «Лагуна». Он не шел, а, можно сказать, плыл по набережной, покуривая ароматную сигарету и помахивая своей волшебной тросточкой. Перед этим он заглянул в салон Рамоса, где относящийся к своему делу как к искусству горделивый парикмахер тщательно его побрил, поправил височки, набриолинил волосы и так отточил пробор, что он стал похож на бритву.

В заключение, привстав на цыпочки, чтобы еще раз поправить пробор, Рамос поинтересовался, предстоит ли сегодня господину барону встреча с дамой.

– Возможно, – буркнул Борька. – А вам-то что за дело?

– Я, конечно, извиняюсь, но от этого зависит, каким вас освежить одеколоном. Неудачно подобранный одеколон – и все, баста! – как саблей, рассек он воздух зажатыми в руке ножницами. – Успеха в этот вечер кавалеру не видать.

– Да-а? – удивился Борька. – Первый раз слышу. То, что женщины любят ушами, это я знаю. – Хотя, – добавил он, – сначала все-таки глазами: не будет же какая-нибудь синьора слушать завиральные речи мужчины, если он ей не понравился внешне. Но чтобы, пардон, носом?

– Еще раз говорю: первый раз слышу.

– О-о, господин барон, – с оттенком сочувствия вздохнул Рамос, – сразу видно, что в Испании вы недавно и не успели изучить нашу историю. А между тем рецепты соблазнения женщин с помощью ароматов в Испании знали еще в Средние века. В старинных книгах подробно описано, как действует на женщин аромат сандалового дерева, увядшей розы, молодого кипариса и даже скошенного луга.

– Вы это серьезно? – заинтересованно привстал Борька. – Это не сказки?

– Серьезно, господин барон. Очень серьезно, – нравоучительно заметил Рамос. – Это, если хотите, азбука покорения женских сердец. Скажем, на молоденьких, романтического склада девушек безотказно действует пьянящий аромат виноградной лозы; на синьор постарше, которые уже несколько устали от жизни и нуждаются в покое, нет ничего лучше только что скошенной травы, которая еще не сено, но уже и не трава, – закатив глаза, не говорил, а прямо-таки пел Рамос. – Но есть один аромат, – вдохновенно продолжал он, – который бьет наповал абсолютно всех – блондинок и брюнеток, аристократок и простолюдинок, молодых и не очень – это тончайший, едва уловимый и потому особенно ценный аромат пиренейского снега. Сейчас я вам дам понюхать этой божественной влаги, – полез в потайной шкафчик Рамос, – и вы узнаете, как пахнет снег. Ручаюсь, что господин барон не знает, как пахнет снег.

Услышав это, Борька с размаху, едва его не сломав, грохнулся на антикварный стульчик, вскочив, по-русски матюгнулся и дико захохотал.

– Это я-то не знаю, как пахнет снег?! – вытирая слезы, то стонал, то кричал он. – Это я-то, свои молодые годы проживший в России! Да знаешь ли ты, что такое зима, настоящая русская зима, когда сугробы под крышу, а мороз за двадцать? А что такое русская тройка, ты знаешь? Тройка – это когда по дороге, а то прямо по полю несутся три вихря, три гривастых и хвостатых тайфуна! Заливаются колокольчики, по-разбойничьи свистит кучер, снег летит за воротник, а рядом, хоть и испуганно жмется, но вся горит от восторга, словно сошедшая с небес, настоящая русская красавица. Эх, Рамос, Рамос, – огорченно махнул рукой Борька, – южный ты фрукт и о том, что такое валенки, соболья шапка или шуба на бобровом меху, понятия не имеешь. А голышом нырнуть в сугроб – после бани, слабо, а? Так что байки про запах снега рассказывай другим.

Самое удивительное, от гневно-возмущенного монолога барона Рамос нисколько не оробел, а наоборот, выслушав его с приличествующим случаю почтением, вернулся к теме ароматов.

– Я, конечно, южный фрукт, – поджав губы, начал он, – но о русской зиме читал, в том числе и воспоминания Наполеона. Правда, он от русской зимы не в таком восторге, как вы, но про снег и трескучий мороз написал немало. В Пиренеях зима другая: в горах снег лежит круглый год, а весной немалая его часть тает и устремляется в долины удивительной красоты водопадами. Именно в это время воздух пропитывается тем неповторимым ароматом, о котором я говорил.

– Да? – удивился Борька. – Никогда не думал, что здесь есть снег.

– Есть, господин барон. Но не здесь, не в Испании, а в соседней Андорре.

– Где-где? – не понял Борька.

– В Андорре. Это хоть и крошечное, но самостоятельное государство. До недавнего времени там ничего, кроме гор, овец и пастухов, не было. Сейчас, правда, начали прокладывать дороги и даже тянут линию телеграфа.

Так Борис Скосырев впервые услышал слово «Андорра» – слово, которое сыграет решающую роль в его судьбе. Но пока что он об этом не подозревал и думал только о том, как поэлегантнее подъехать к английской миллионерше.

– Вот что, – сказал он Рамосу, – свидания с дамой у меня, пожалуй что, не будет, поэтому освежи меня чем-нибудь нейтральным, вернее, таким, чтобы деловые партнеры испытывали ко мне доверие, почтение и… не могли ни в чем отказать, – хохотнул он.

– Я знаю, что нужно господину барону! – метнулся к шкафчику поэт своего дела Франциско Рамос. – Аромат ливанского кедра заставит ваших партнеров быть покладистыми, уступчивыми и сговорчивыми.

И вот, источая аромат ливанского кедра, покуривая американскую сигарету и помахивая волшебной тросточкой, барон Скосырев не шел, а, можно сказать, плыл в хорошо знакомую «Лагуну». Еще вчера он предложил Костину, как ему казалось, хитроумный план проникновения в среду проживающих в «Лагуне» богатеев.

– В идеале мне надо было бы поселиться в этом престижном отеле, – поглаживая тросточку, размышлял он вслух. – Но на это понадобится много денег, а их у нас на такие глупости нет. Я правильно говорю? – навис он над сидящим в кресле Костиным.

– Правильно, – согласно кивнул Костин, – на глупости у нас денег нет.

– Тогда надо сделать так, чтобы, не проживая в отеле, я стал там своим человеком, чтобы запросто мог туда приходить и чтобы леди Херрд услышала обо мне от своих знакомых, постояльцев этого отеля.

– И как ты это сделаешь?

– А вот так! – наклонился к его уху Борька и что-то жарко зашептал.

– Гениально! – воскликнул Костин и согласился финансировать его план.

Вальяжно шествующего господина в персиковом пальто швейцар заметил издалека. Он, чуть ли не вприпрыжку, сбежал по ступеням и, приветливо улыбаясь, залихватски приложил руку к форменной фуражке.

– Здравия желаю, господин барон! – попытался он стать по стойке «смирно».

– Ого! – искренне удивился Скосырев. – Да ты и впрямь почти что вылечился. Неужто последовал моему совету?

– Последовал, господин барон. На мою спину посадили десять пчел, было очень больно, но наутро я смог нагнуться и самостоятельно завязать шнурки.

– Ишь ты, – изумился Скосырев. – Я-то думал, что ты купишь мазь, сделанную на основе пчелиного яда, а ты решил действовать напрямую. Молодец! Только если дело дойдет до яда змеиного, не вздумай сажать на спину клубок гадюк! – хохотнул он и, протянув швейцару хрустящую банкноту: «Это тебе на поправку», прошествовал было в вестибюль, но вдруг, хлопнув себя по лбу, остановился и поманил к себе швейцара.

– Послушай-ка, директор двери, – сострил он, – а откуда ты знаешь, кто я такой? Я же прибыл сюда инкогнито.

– Это не составило труда, – заулыбался швейцар. – Когда вы курили, господин барон, то случайно оставили на столике коробок спичек с вашим титулом и вашим именем.

«Сработало! – мысленно поздравил себя Скосырев. – А Валька жадился на расходы. Подумаешь, сотня коробков лично для меня изготовленных спичек – и результат налицо. Ни у кого именных спичек нет, а у барона Скосырева есть!»

– Скажи-ка мне, будущий чемпион города по танцам, – продолжал острить Борька, – а что за человек ваш портье? Дела с ним иметь можно?

– Еще как! – ухмыльнулся швейцар. – Само собой, за приличные чаевые.

– Не подскажешь, как его зовут?

– Хименес, господин барон. Хуан Хименес.

Когда Борька Скосырев, как бы между делом, подошел к стойке, портье тут же поднялся навстречу и, любезно улыбаясь, спросил:

– Что угодно господину барону? Может, вы желаете у нас поселиться? Как раз сегодня освободился «люкс» с видом на море.

– Нет, Хименес, – небрежно бросил Скосырев. – «Люкс» мне не нужен, потому что я остановился у моего друга. Его вилла так просторна, а ему так одиноко… ну, вы знаете, после развода, – вспомнил Борька прочитанную в газете заметку о разводе какого-то миллионера, – что если я перееду к вам, он очень огорчится.

– Да-да, конечно, – согласно кивнул портье, – в такой ситуации оставлять друга одного было бы не по-товарищески.

– Но есть одна маленькая проблема, – продолжал Борька. – В Штатах у меня серьезный бизнес, поэтому я должен постоянно следить за курсом валют и котировкой ценных бумаг. А как я об этом узнаю в Испании? Только из газет. Выписываю я их чертову прорву: одни приходят утром, другие днем, третьи вечером. Представляете, что будет, если на вилле три раза в день будет появляться почтальон и бренчать в дверь: мой несчастный друг просто-напросто сойдет с ума!

– До этого лучше не доводить, – понимая, к чему клонит барон, несколько фамильярно улыбнулся многоопытный портье.

– Так вот у меня просьба, – достал Борька портмоне. – Нельзя ли сделать так, чтобы все эти газеты приходили сюда? В городе я появляюсь каждый день, хлопот с хранением у вас не будет, а я стану вашим постоянным посетителем… в том числе и в ресторане, – добавил Борька, – надо же мне где-то обедать, – ослепительно улыбнулся он.

– В принципе, оно, конечно, почему бы нет, но, – начал было портье, прикидывая, сколько содрать с барона и сколько тот оставит в ресторане.

– Что касается компенсации за хлопоты и за причиненные неудобства, – перебил его Борька, – то я попросил бы вас, Хименес, – положил он на стойку пачку новеньких банкнот, – необходимую сумму выбрать вам самому.

Это было нечестно! Это было таким ударом по самолюбию и гордости несчастного портье, что его лицо стало малиновым, а залысины покрылись горячим, как кипяток, потом. Но он взял себя в руки, здраво прикинув, что барон появляться здесь будет часто и с него всегда можно будет получить приличные чаевые.

А Борька, все видящий и все понимающий Борька, глумливо поглядывая на портье, не без иронии наблюдал за происходящей в нем борьбой и ждал, что же в конце концов победит – жадность или расчетливость? Когда Хименес взял всего пятьдесят долларов, Борька понял, что имеет дело с достойным партнером, небрежно добавил двадцатку и отправился на почту оформлять подписку на американские газеты.