Читать книгу Слова сияния - Брендон Сандерсон - Страница 12

Я не пытаюсь использовать свою скорбь как оправдание, лишь как объяснение. Люди ведут себя странно, после того как столкнутся с неожиданной потерей. Хотя Ясна была вдали от меня некоторое время, ее потеря стала неожиданной. Я, как и многие, считала ее бессмертной.

Из личного дневника Навани Холин, йесесач, 1174

Знакомый скрежет деревянного моста, который становится, куда нужно. Солдаты сначала идут по камням, и звук их мерных шагов звучит глухо, а потом они переходят на дощатый мост, и топот делается гулким. Где-то далеко кричат разведчики, возвещая о том, что путь свободен.

Далинар хорошо знал звуки, сопровождавшие вылазку на плато. Когда-то он жаждал их услышать. От вылазки до вылазки испытывал нетерпение, всей душой стремясь разить паршенди своим клинком, добывать богатство и признание.

Тот Далинар желал искупить свой позор – то, как он лежал в пьяном забытьи, пока его брат сражался с убийцей.

Во время вылазки на плато вокруг простирался однообразный пейзаж: голые, зазубренные скалы, большей частью того же тусклого цвета, что и каменная равнина, на которой они располагались, и лишь время от времени тут и там попадались кучки камнепочек с закрытыми панцирями. Эти растения не зря так назывались – их часто путали с камнями. Ничего другого нельзя было увидеть от того места, где ты стоял, до самого горизонта; и все, что можно было принести с собой, все, имевшее отношение к людям, казалось пустячным по сравнению с необъятностью этих бесприютных плато и смертоносных ущелий.

За много лет эта работа превратилась в рутину. Маршировать под белым, точно расплавленная сталь, солнцем. Пересекать одну расщелину за другой. В конце концов вылазки на плато превратились из ожидаемых вещей в те, которые делались по долгу службы. Ради Гавилара и славы – да, но, по большей части потому, что алети – и их враги – были здесь. С этим надо что-то делать.

Запахи во время вылазки на плато были запахами великого спокойствия: раскаленный камень, пересохший крем, прилетевшие издалека ветра.

С недавних пор эти вылазки вызывали у Далинара отвращение. Они были легкомысленным растрачиванием жизней. Их порождала жадность, а не желание исполнить Договор Отмщения. Многие светсердца появлялись на ближайших плато, достичь которых было нетрудно. Но алети этого было мало. Они стремились дальше, устраивая штурмы, и платили за это высокую цену.

Впереди на плато сражались люди великого князя Аладара. Они прибыли раньше армии Далинара, и все развивалось знакомым образом. Люди против паршенди, извилистым строем, каждая армия пытается отбросить противника. Люди могли отправить на поле боя намного больше солдат, но паршенди добирались до плато куда быстрее и без проволочек захватывали их.

Тела мостовиков, разбросанные в той части плато, что прилегала к ущелью, свидетельствовали о том, как опасно атаковать врага, занявшего укрепленную позицию. От внимания Далинара не ускользнуло, как помрачнели лица его телохранителей, когда они увидели мертвецов. Аладар, как и большинство великих князей, разделял подход Садеаса к мостовым расчетам. Быстрые, жестокие штурмы подразумевали, что к людским ресурсам относились как к расходному материалу. Так было не всегда. В прошлом мосты носили солдаты в латах, но успех Садеаса породил подражателей.

Военные лагеря нуждались в постоянном притоке дешевых рабов, чтобы прокормить монстра. Из-за этого в Ничейных холмах плодились как чума работорговцы и бандиты, промышляющие торговлей живым товаром. «Вот и еще одна вещь, которую я должен изменить», – подумал Далинар.

Сам Аладар не сражался, но устроил командный штаб на прилегающем плато. Великий князь указал на трепещущее на ветру знамя, и один из его больших механических мостов покатился в нужную сторону. Мост тянули чуллы; он был полон шестерней, рычагов и валов, а главное – защищал людей, которые им управляли. Но также был очень медленным. Далинар терпеливо ждал, пока рабочие постепенно опускали мост поперек расщелины между плато, на котором они находились, и плато, где реяло знамя Аладара.

Когда мост был наведен, его телохранители, возглавляемые одним из темноглазых офицеров капитана Каладина, рысью взбежали на него, держа копья на плечах. Далинар пообещал Каладину, что его люди не будут сражаться, не считая защиты его самого. Когда они пересекли ущелье, Далинар пришпорил Храбреца, чтобы перейти на штабное плато Аладара. Он ощущал себя слишком легким на спине жеребца – все из-за отсутствия осколочного доспеха. С той поры как Далинар получил эти латы, прошло много лет, и он ни разу не отправлялся на поле боя без них.

Сегодня, однако, он приехал сюда не сражаться – не по-настоящему. Позади него реяло личное знамя Адолина, который вел основную часть армии Далинара на штурм плато, где уже сражались люди Аладара. Далинар не дал никаких особых указаний о том, как именно следовало проводить штурм. Его сын хорошо обучен и готов к командованию. Впрочем, на всякий случай рядом с ним был генерал Хал.

Да, отныне и впредь во главе войска будет Адолин.

А Далинар станет менять мир.

Он направил коня к штабной палатке Аладара. Это была первая вылазка на плато, после его приказа, требовавшего от армий совместных действий. Тот факт, что Аладар выполнил приказ, а Ройон нет – хотя плато-цель располагалось ближе всего к лагерю Ройона, – был сам по себе победой. Небольшое достижение, но Далинар брал то, что мог взять.

Он нашел великого князя Аладара, который наблюдал за полем битвы из маленького шатра, стоявшего на безопасной возвышенности. Безупречное место для командного пункта. Аладар был осколочником, но на время сражений обычно передавал доспех и клинок одному из офицеров, а сам предпочитал осуществлять тактическое руководство из тыла. Опытный осколочник способен мысленно приказать клинку не растворяться, когда его выпустит из рук хозяин, хотя при крайней необходимости Аладар мог призвать оружие, – в этом случае оно в мгновение ока исчезло бы из рук его офицера и появилось в руках великого князя через десять ударов сердца. Чтобы дать клинок взаймы, обе стороны должны были безоговорочно доверять друг другу.

Далинар спешился. Его конь, Храбрец, сердито посмотрел на конюха, который попытался взять поводья, и князь похлопал жеребца по шее.

– Храбрец сам о себе позаботится, – сказал он конюху.

Обычные конюхи все равно понятия не имели, что делать с ришадиумами.

Далинар в сопровождении телохранителей-мостовиков присоединился к Аладару. Тот стоял на краю плато, обозревая поле битвы, что раскинулось внизу, перед ним. Великий князь был стройным и совершенно лысым; кожа у него была на тон темнее, чем у большинства алети. Он стоял, сцепив руки за спиной, одетый в простую традиционную форму: такаму, похожая на юбку, и китель, сшитый в том же стиле, но выглядевший более современно.

Далинар еще не видел, чтобы кто-то так одевался. Аладар также носил усики и пучок волос под нижней губой – еще один необычный выбор. Этот великий князь был достаточно могущественным и прославленным, чтобы сделаться законодателем моды, – и он этой возможностью нередко пользовался.

– Далинар. – Аладар кивнул в знак приветствия. – Я думал, ты больше не будешь участвовать в вылазках на плато.

– Я и не участвую, – ответил тот, кивком указывая на знамя Адолина.

По мостам Далинара ринулись солдаты, чтобы присоединиться к битве. Плато было достаточно маленьким – некоторым воинам Аладара пришлось отступить, давая им место, и они это сделали чересчур охотно.

– Ты сегодня едва не проиграл, – заметил Далинар. – Хорошо, что пришла подмога. – На поле боя внизу его войско построилось и ринулось на паршенди.

– Возможно, – согласился Аладар. – Но в прошлом я побеждал в одном штурме из трех. Поддержка означает, что я, разумеется, одержу еще парочку побед, но она также будет стоить мне половины трофеев. Если король вообще присудит мне что-то. Не уверен, что в долгосрочной перспективе это будет для меня выгоднее.

– Но так ты потеряешь меньше людей. Армия в целом от этого только выиграет. И честь…

– Не говори мне о чести. Я не могу платить солдатам жалованье честью и не могу использовать ее, чтобы не дать другим великим князьям вцепиться мне в горло. Твой план благоприятствует слабейшим из нас и подсекает тех, кто успешен.

– Отлично, – рявкнул Далинар. – Честь ты не ценишь, Аладар, но все равно подчинишься, ибо этого требует король. Других причин тебе не нужно. Ты будешь делать то, что приказано.

– Или?

– Спроси Йенева.

Аладар вздрогнул, будто от удара. Десять лет назад великий князь Йенев отказался признать объединение Алеткара. По приказу Гавилара Садеас вызвал его на дуэль. И убил.

– Угрожаешь?

– Да. – Далинар повернулся и посмотрел великому князю, который был ниже ростом, в глаза. – Аладар, я больше никого не буду умасливать. Я больше не буду просить. Не подчиняясь Элокару, ты противишься воле моего брата и тому, за что он боролся. Я заставлю это королевство прийти к единству.

– Забавно, – сказал Аладар. – Хорошо, что ты упомянул Гавилара, – он-то объединил королевство не при помощи чести. Он это сделал при помощи ножей, которые убивали, и солдат, которые воевали. Любой, кто сопротивлялся, лишался головы. Так мы опять пришли к тому же? Что-то не очень такие вещи похожи на изысканные слова из твоей драгоценной книги.

Далинар стиснул зубы и повернулся лицом к полю битвы. Первым побуждением было напомнить Аладару, что он офицер под командованием великого князя Холина, и призвать его к ответу за разговор в таком тоне. Обойтись с ним как с новобранцем, которому требуется порка.

Но что, если Аладар просто проигнорирует угрозу? Далинар силой принудит великого князя к повиновению? У него для этого даже солдат не хватит.

Он вдруг понял, что сердится в большей степени на самого себя, чем на Аладара. Далинар отправился в эту вылазку на плато не сражаться, а говорить. Убеждать. Навани была права. Далинар нуждался в большем, чем бестактные слова и военные приказы, чтобы спасти королевство. Он нуждался в верности, а не в страхе.

Но, буря свидетельница, как?! Если ему и случалось в прошлом кого-то в чем-то убеждать, то при помощи меча в руке и кулака в физиономию. Гавилар всегда был тем, кто говорил правильные слова, тем, кто мог заставить людей прислушиваться к себе.

Далинар и не пытался сделаться политиком.

«Половина парней на том поле боя, наверное, поначалу и не думали, что станут солдатами, – прошептал его внутренний голос. – Сплоховать в этом деле – непозволительная роскошь для тебя. Не жалуйся. Меняйся».

– Паршенди слишком напирают, – указал Аладар своим генералам. – Хотят спихнуть нас с плато. Передайте людям – пусть немного поддадутся, тогда паршенди потеряют свою удачную позицию и мы сможем их окружить.

Генералы закивали, один начал отдавать указания.

Далинар, прищурившись, обозревал поле боя.

– Нет, – сказал он негромко.

Генералы замолчали. Аладар сердито посмотрел на Далинара.

– Паршенди готовятся отступать, – пояснил Далинар.

– Происходит, определенно, что-то иное.

– Им нужно пространство для маневра. – Светлорд Холин словно читал по клубящейся внизу битве. – Они почти достали светсердце. Паршенди будут и дальше напирать, но потом быстро отойдут к куколке, чтобы выиграть время и наконец-то вскрыть ее. Это тебе и следует предотвратить.

Паршенди хлынули вперед.

– Эта вылазка – моя по праву очереди. Согласно твоим же правилам, последнее слово по поводу нашей тактики – мое.

– Это всего лишь наблюдения, – бросил Далинар. – Я сегодня даже собственной армией не руковожу. Ты можешь сам выбирать тактику, и я не стану вмешиваться.

Аладар поразмыслил, потом негромко выругался.

– Предположим, что князь Холин прав. Подготовьте людей к отступлению паршенди. Пошлите ударный отряд занять позиции возле куколки, которая должна быть уже почти вскрыта.

Генералы обсудили новые детали, и гонцы понеслись прочь с тактическими указаниями. Аладар и Далинар наблюдали, бок о бок, как паршенди продолжают теснить войска. Их пение звенело над полем боя.

Потом они отступили, с обычной осторожностью и почтением обходя тела мертвецов. Войска людей, готовые к этому, ринулись следом. Ударный отряд из новых сил, возглавляемый Адолином в блистающем доспехе, прорвался сквозь строй паршенди и достиг куколки. Другие отряды хлынули через открывшийся просвет, оттеснив врага к флангам, обратив их отступление в тактическую катастрофу.

Прошло несколько минут, и паршенди покинули плато, перепрыгнули через расщелины и скрылись.

– Преисподняя!.. – негромко проворчал Аладар. – Ненавижу тебя за то, что ты в этом так хорош.

Далинар прищурился, заметив, что некоторые из убегающих паршенди остановились на плато неподалеку от того, на котором случилась битва. Они задержались там, хотя бо́льшая часть их войска продолжила отход.

Великий князь взмахом руки велел одному из слуг Аладара передать ему подзорную трубу, поднял ее и направил на этот отряд. На краю плато стоял воин в блестящей броне.

«Осколочник-паршенди. Тот, что был в битве на Башне. Он едва меня не убил».

Далинар мало что помнил о той встрече. Ему так досталось, что к концу он почти потерял сознание. В сегодняшней битве этот осколочник не участвовал. Почему? Несомненно, заручившись его помощью, паршенди вскрыли бы куколку быстрее.

Холина как будто что-то царапнуло внутри. Один лишь этот факт – осколочник, наблюдающий за битвой, – целиком и полностью изменил суть происходящего. Князь думал, что все понимает. Теперь до него дошло, что тактика противника была куда более изощренной, чем он предполагал.

– Кто-то из них все еще там? – спросил Аладар. – Наблюдают?

Далинар кивнул, опуская подзорную трубу.

– Они так делали хоть в одной из тех битв, в которых ты сражался?

Великий князь покачал головой.

Поразмыслив мгновение, Аладар отдал своим людям на плато приказ сохранять бдительность и выставить дозорных на случай внезапного возвращения паршенди.

– Спасибо, – прибавил он неохотно, поворачиваясь к Далинару. – Твой совет оказался полезным.

– Ты доверился мне, когда речь зашла о тактике, – сказал Далинар, тоже поворачиваясь к нему. – Почему бы не довериться и в том, что касается блага королевства?

Аладар устремил на него изучающий взгляд. Позади солдаты разразились победными возгласами, а Адолин вырвал светсердце из куколки. Остальные рассеялись в ожидании внезапной атаки, но противник не вернулся.

– Далинар, я бы хотел этого, – наконец проговорил Аладар. – Дело не в тебе. Дело в других великих князьях. Может, я бы смог довериться тебе, но никогда не доверюсь им. Ты просишь, чтобы я рискнул слишком многим. Остальные поступят со мною так же, как Садеас поступил с тобой на Башне.

– А если я заставлю остальных изменить мнение? Если я докажу тебе, что они достойны доверия? Если я изменю участь этого королевства и ход этой войны? Тогда ты последуешь за мной?

– Нет, – сказал Аладар. – Прости.

Он отвернулся, призывая коня.

Обратный путь был отвратительным. Они победили, но Аладар держался особняком. Как же вышло так, что Далинар преуспел в столь многих вещах, но ему не удавалось убеждать людей вроде Аладара? И как следовало понимать то, что паршенди изменили тактику и не выпустили на поле боя осколочника? Неужели они так боялись потерять свои осколки?

Далинар навел порядок в лагере, позаботился о своих людях и отослал донесение королю. По возвращении в свой бункер он обнаружил неожиданное послание.

Князь отправил за Навани, чтобы она прочитала письмо, а сам, застыв посреди кабинета, уставился на стену, на которой были написаны странные глифы. Их стерли, царапин не было видно, однако бледное пятно на камне как будто шептало:

«Шестьдесят два дня».

Шестьдесят два дня, чтобы разыскать ответ. Точнее, уже шестьдесят. Не много, чтобы спасти королевство и приготовиться к худшему. Ревнители в лучшем случае сочли бы пророчество чьей-то шалостью, а в худшем – богохульством. Предсказывать будущее запрещено. Такое делали пустоносцы. Даже азартные игры вызывали подозрение, потому что побуждали людей искать ключи к тайнам грядущего.

Он все равно верил, поскольку подозревал, что те слова написал собственной рукой.

Явилась Навани, просмотрела письмо и начала читать его вслух. Оказалось, оно от старого друга, который вскоре намеревался прибыть на Расколотые равнины… и с его приездом у проблем Далинара могло появиться решение.