Читать книгу Неосторожность - Чарлз Дюбоу - Страница 7

Ресторан расположен в здании старой фермы. Местные легенды утверждают, что в прошлой жизни здесь был подпольный кабак времен «сухого закона». Через дорогу находится одна из немногих ферм, оставшихся в округе; над полями молодой кукурузы в сумерках тишина. Хозяйка, Анна, ростом едва ли в пять футов, рыжая, коротко стриженная, нос у нее крючком. Она не замужем. Ее мать, умершая несколько лет назад, была очень толстой, она каждый вечер сидела в душной кухне, пока не уходил последний посетитель. Увидев нас, Анна бросается обнимать Мэдди, Гарри и меня, и мы знаем, что это знак внимания не только к Гарри, уважаемому писателю, но и к нам, давним верным клиентам. На стене за баром висят выцветшие обложки книг в рамках, подписанные постоянными клиентами. Воннегут, Плимптон, Джонс, Уинслоу.

– Опаздываете, – корит нас Анна.

Мы задержались дома посмотреть на закат и уже немного выпили. Гарри смешивал мартини.

– Я чуть не отдала ваш столик. У нас сегодня много народу.

Ожидающие клиенты толпятся у небольшого бара, где разливает напитки Коста. Мы машем ему руками и идем за Анной к своему столику. Обстановка здесь не менялась с тех пор, как я начал ходить в этот ресторан в семидесятые годы, с родителями, а может быть, и со дня открытия. Стены потемнели от старости.

– Вы хотели столик в зале?

Летом накрывают и на веранде, но там слишком яркий свет, а мы этого не любим. Там сидят миллионеры. Зал уютнее, столы и стулья деревянные, не то что пластик снаружи, скатерти в красную клетку застираны и заплатаны. В углу огромная старая чугунная печка. Мы просим одну из официанток-вьетнамок принести нам еще мартини. Вьетнамцев тут целая семья. Все они живут в трейлере за рестораном.

– Вот увидите, какое тут мясо, – говорит Гарри, обращаясь к Клэр через стол. – Лучшие стейки в мире.

Она смотрит на цены и шепчет мне:

– Уолтер, все очень дорого.

Дорого, правда. Ресторан не из тех, куда бы она пошла, если за ужин не платит мужчина. Я вижу, как она считает в уме. И помню, каково это – проводить вечер с людьми, привыкшими ни в чем себе не отказывать, когда у тебя всего пара долларов в банке.

Однажды в колледже я пошел с однокурсниками в ресторан на Верхнем Ист-Сайде. В бумажнике лежала моя первая кредитка. Вручая ее мне, отец сказал: «Уолт, это только на самый крайний случай». У меня было еще с полсотни долларов наличными, тогда это было целое состояние. Один из наших, сын винного импортера, выросший в роскоши в Коннектикуте и Англии, мимоходом уведомил нас, что будет икру. Другие, кому так же повезло, тоже заказали. Я сглотнул, увидев цену. Потом он заказал вино – шампанское и бордо.

Я не привык так жить. Часть меня жадно тянулась к новому опыту, другая ужасалась расточительности. Не забывайте, мы не были бедны. Но моя полностью контролируемая жизнь, в которой имелись только карманные деньги, интернаты, загородные клубы и колледж, уберегла меня от подобного разврата. Я честно заказал самое дешевое блюдо в меню. Какую-то курицу. Это, конечно, не имело значения. Когда принесли счет, мы поделили его поровну. Я пришел в ужас, увидев, что моя доля составляет почти сто долларов. Никогда в жизни не тратил таких денег на еду. Если мои товарищи были так же поражены, то им удалось это скрыть. Я узнал, что таково правило. Джентльмены не спорят из-за счета. Неохотно протягивая карточку, я чувствовал себя полным идиотом, особенно при мысли о тех, кто обожрался за мой счет.

Когда я рассказал отцу о случившемся, он заверил меня, что заплатит по счету. На сей раз.

– Надеюсь, это послужит тебе уроком, – сказал он. – В следующий раз я тебя выручать не стану.

Я наклоняюсь к Клэр и шепчу:

– Не волнуйтесь. Мы угощаем. Вы – наша гостья.

Она молчит, но глаза ее полны благодарности. Красивые глаза.

Мы делаем заказ. Нам приносят напитки. Потом тарелки горячего саганаки, это большей частью расплавленный греческий сыр. Изумительно вкусно. Тарамасалата, хлеб, оливки. Вино. Мы много смеемся, Гарри поднимается и рассказывает смешную историю, изображая акцент и исполняя своего рода танец, отчего мы все рыдаем от смеха.

Наконец приносят стейки. Большие куски поджаристой говядины, толстые, с обуглившейся корочкой соли и перца, с капающим с боков искристым жиром. Мы набрасываемся на них, как ездовые собаки.

– Боже мой, я в жизни ничего вкуснее не ела, – задыхается Клэр.

Мы все одобрительно мычим, нам слишком хорошо, чтобы перестать жевать.

Кладя в рот очередной кусок, я ощущаю, что Клэр напряглась. Смотрю на нее, беспокоясь, не подавилась ли она. Но дело не в этом. Она что-то увидела. Я оглядываюсь в направлении ее взгляда.

– Как жизнь, Уинслоу?

Это Клайв. Стоит возле стола, смотрит исподлобья. По-моему, он краснее обычного.

– Клайв, – произносит Клэр, – что ты…

– Тихо. Я не с тобой говорю.

Гарри кладет нож и вилку. Мы все сидим в ожидании. Нэд отодвигается со стулом назад. На его шее вздуваются мышцы.

Гарри говорит:

– Клайв, я бы попросил тебя не разговаривать с Клэр таким тоном.

– Буду с этой сучкой говорить, как посчитаю нужным. Ну, – он поворачивается к Клэр, – ты его уже трахнула? – Потом смотрит на Гарри и продолжает: – Трахается она неплохо, а, Гарри?

Я замечаю, что он глотает начальные звуки, и это выдает его истинное происхождение. Да, знаете ли, я сноб. Но разве это хуже, чем притворяться кем-то, не будучи им?

– Иди отсюда, Клайв. Ты пьян.

– Ну и что?

Он с усмешкой поворачивается к Мэдди:

– Ты за ней смотри, а то она отымеет Гарри, как только ты отвернешься.

– Ну все, хватит.

Гарри встает и шагает к Клайву.

На мгновение мне кажется, будто Гарри ударит его. Клайву, похоже, тоже так кажется – он невольно дергается, ожидая удара. А Гарри силен, может, не такой силач, как Нэд, но достаточно крупный. Нельзя играть в хоккей так, как играл Гарри, и не научиться махать кулаками. Вместо этого Гарри сгребает Клайва за лацканы.

– Клайв, я не понял, что ты тут нес, но ты явно перепил, – говорит он. – Я хочу, чтобы ты извинился перед моей женой, Клэр и Сисси. Потом заплатишь по счету и уберешься отсюда.

Клайв явно нервничает, но отвечает:

– А если нет?

– Тогда я тебя отсюда выволоку и отлуплю.

К нашему столу уже подбежала Анна, посетители оборачиваются.

– В чем дело? Мистер Гарри, что вы делаете?

Тот отпускает Клайва.

– Ничего, Анна. Один из посетителей как раз уходит.

– Иди к черту, Гарри, – говорит Клайв, к которому вернулось самообладание. – И ты тоже, шлюха.

Нэд готов догнать его, но Гарри кладет руку ему на плечо:

– Пусть идет. Оно того не стоит.

Анне он говорит:

– Прошу прощения, Анна. Надеюсь, это не испортило остальным клиентам аппетита.

– Я такого не люблю, мистер Гарри, – произносит она. – Не хочу, чтобы он приходил. А вы всегда приходите. Вы мне почти родные, вы, миссис Уинслоу и мистер Уолтер.

– Спасибо, Анна. – Он поворачивается к Клэр, берет ее за плечи и спрашивает: – Живая?

Она кивает, у нее красные глаза.

– Простите, – всхлипывает Клэр. – Простите.

– Просто есть мужчины, которые очень не любят, чтобы их бросали, – разряжает атмосферу чья-то шутка. По-моему, моя.

– Гарри, – говорит Мэдди, поднявшись из-за стола, – я отведу Клэр в дамскую комнату. Идем, Клэр. Сисси, идем с нами.

Когда они возвращаются, Клэр молчит. Она ни на кого не смотрит. Мэдди наклоняется к Гарри:

– Нам пора.

– Конечно. Попрошу у Анны счет.

По дороге домой в машине царит неловкая тишина. Нэд и Сисси поехали на своей, мы сели в старый джип. Гарри пытается найти что-то смешное в произошедшем. Но даже его природное обаяние не помогает. Непонятно, о чем думает Мэдди? Она не делится своими мыслями. О чем они будут говорить, когда лягут – в своей спальне, одни? Будет ли Мэдди сердиться? Испугается? И что сделает или скажет Гарри? Он вообще скажет что-нибудь? Они женаты почти двадцать лет и настолько неразлучны, что она даже ездила с ним по стране, когда он представлял книгу.

Положение спасает Мэдилейн. Она поворачивается, смотрит на Клэр, сидящую рядом со мной на заднем сиденье, и произносит:

– Надеюсь, ты понимаешь, что Клайв нес бред?

Клэр благодарно шмыгает носом:

– Спасибо, Мэдди.

– Нет. Не надо меня благодарить. Меня просто бесит от того, что такие, как он, считают себя вправе отравлять людям жизнь из-за того, что сами несчастны. Он дурак и пытался сделать больно тебе и нам. Мы задели его гордость, ему нужно было отыграться.

Я никогда прежде ею так не гордился. Она всегда умела отбросить все наносное и сосредоточиться на самой сути.

Гарри ведет машину, смотрит на дорогу. Он бросает на Мэдди быстрый взгляд и улыбается, а она улыбается в ответ. Все плохое забыто; порядок и доверие восстановлены.

– Ты видела его лицо, когда он решил, что я буду его бить? – спрашивает Гарри.

Мэдди смеется.

– Да! Возникло ощущение, будто он сейчас расплачется. А почему ты его, кстати, не ударил? Видит бог, он заслужил это.

– Не те времена, родная. Я бы не удивился, если бы Клайв привел на обед толпу юристов, надеясь, что я именно так и поступлю. Теперь никого нельзя ударить, чтобы на тебя не подали в суд. С моим приятелем такое было пару лет назад. Его судили. Юристам лишь бы поразвлечься. Извини, Уолтер, не хотел тебя обидеть.

– И не обидел, – замечаю я.

Мэдди поворачивается к Клэр:

– Он мог так поступить? Это в его духе? Господи, какой ужас.

– Я не знаю. Поначалу он был очень милым. Я только тут его увидела с другой стороны. В Нью-Йорке он был славный, красивый, успешный…

– Отличная добыча, – усмехается Мэдди.

– Здесь он оказался иным, он просто был…

– Кем? – спрашивает Гарри.

– Он был… – начинает она, но вовремя останавливается и произносит не то, что хотела: – Он был ненастоящим. Вот. Подделкой. Понимаете? Вот так вдруг, здесь, в этом чудесном месте, рядом со всеми вами он оказался подделкой. Как фальшивый бриллиант, если его положить рядом с настоящим при правильном свете.

Мы въезжаем на дорожку. В нескольких окнах горит свет. Няня не спит. Нэд и Сисси, судя по всему, отправились ко мне. Я прощаюсь и следую за ними, находя путь, как слепой монах в знакомом лабиринте.