Читать книгу Строки (сборник) - Данияр Сугралинов - Страница 3

Прибавь-ка ходу, машинист!

Оглавление

Он смотрит в окно, но ничего не видит, кроме тумана. Туман неподвижен. Тогда он прижимает палец к холодному стеклу и чувствует легкую вибрацию – поезд едет.

Он напрягает слух, пытаясь уловить в привычном гомоне пассажиров вагона перестук колес. Ему уже кажется, что он что-то улавливает, но его окликают.

– …мать, Максим!

Он оборачивается. На него, свешиваясь с верхней полки, злобно глядит Баке, сосед по плацкарте, в обширных семейных трусах и линялой футболке с надписью Miami Beach.

– Тебя тут спрашивают, Максим!

– Максим Щацкий? – перехватывает инициативу незнакомый пузатый мужичок в фуражке полицейского. Головной убор несколько дисгармонирует с ярко-голубым спортивным костюмом. Словно понимая это, мужичок протягивает развернутое удостоверение. Макс успевает лишь выхватить черно-белое фото с какой-то лиловой печатью и фамилию «Жандосов».

– Шацких, – поправляет Макс.

– Ты – Щацкий? – щурит и без того узкие глаза мужик.

– Да, это я… – тянет Макс, пытаясь вспомнить все свои возможные прегрешения, но Жандосов стальной хваткой перехватывает его под локоть.

– Пройдемте в отделение!

– Да что я такого… – пытается возмутиться Макс, но полицейский приподнимает олимпийку, обнажая голое белесое пузо и заправленный в штаны пистолет.

– Це-це-це, – цокает он.

Макс сдается, но делает последнюю попытку:

– А можно вещи собрать?

– Ничего не надо, – говорит Жандосов.

Макс послушно встает, и движется к выходу, понукаемый идущим позади полицейским. Вагон затихает. Малыши испуганно жмутся к матерям, отцы мрачно смотрят в пол.

Он осторожно переступает через разбросанные тут и там игрушки, чьи-то пакеты, тапочки, пригибается под развешенным бельем, затаив дыхание, обходит свисающие с полок ноги, стараясь никого не задеть, не разбудить. Сказывается годами выработанная привычка соблюдать неписанный этикет жизни в плацкартном вагоне. Слышится треск раздавленной игрушки. Он оборачивается посмотреть, но Жандосов больно пихает его кулаком меж лопаток:

– Давай-давай, иди.

Тишину на мгновение разрывает крик ребенка, но он сразу же захлебывается под прижатой ладонью.

В тамбуре не любящий публичных скандалов Макс, едва услышав звук захлопнувшейся за полицейским двери, резко останавливается, разворачивается, и пробует качать права.

– Постойте! По какому пра…

Его прерывает легкая зуботычина. Жандосов скалится.

– Еще вопросы?

Макс морщится, прижимает ушибленную челюсть, мотает головой – вопросов нет. Рот наполняется кровью.

Они проходят вагон за вагоном. Макс ловит на себе недоумевающие взгляды знакомых и успевает слегка пожимать плечами в ответ. Жандосов насвистывает что-то веселое, но это не мешает ему периодически подталкивать кулаком задержанного.

В вагоне-ресторане полицейский останавливает Макса и жестом приказывает сесть за столик. Сам садится напротив.

– Уф-ф… – выдыхает Жандосов, снимает фуражку и бережно кладет ее у окна. Потом щелкает пальцем, подзывая официанта.

Тот начинает движение без энтузиазма, но потом его лицо озаряется узнаванием. К их столику он подбегает почти вприпрыжку и зачем-то кланяется.

– Добрый вечер, уважаемые! Покушаете?

– Покушаю, – поправляет его Жандосов. – Неси все, что есть. И запиши на него.

Он кивает в сторону Макса. Официант вопросительно поднимает бровь, переводя взгляд, и Макс показывает ему свой ИИН, индивидуальный идентификационный номер-татуировку на запястье правой руки. Ежесекундно сверяясь, официант аккуратно переписывает номер.

– Сейчас все будет!

Стол накрыли богатый. Макс сглотнул слюну – стоимости ужина за его счет хватило бы ему на месячный рацион бич-пакетов.

Все время, пока Жандосов поедает макаронный суп, двойную порцию гречки, полграфина водки и два стакана компота, Максу неуютно и даже досадно, что разгадка его задержания откладывается. Он смотрит в туман за окном, думает-гадает, в чем провинился, и что ему грозит. Устав гадать, он думает о Лике, которую обещал вечером сводить в кино в купе Абазяна. Да, она некрасива, но молода, у нее ладное тело, и она свободна. Дождется ли она его сегодня? Дождется ли его вообще?

Тот же Баке постоянно кидает на Лику хищные взгляды. Жена Баке, тихая суетливая мышка, успевает работать и в прачечной и посудомойкой в ресторане, что позволяет ему жить праздно и принимать активное участие в социальной жизни вагона, что значит влезать в чужие споры, судить и обсуждать пассажиров, давать оценку каждому из них, и этим всем поднять свой авторитет. Ссориться с Баке, даже из-за девушки, чревато…

Полицейский, наконец, доел, допил водку и осушил последний стакан компота. Макс ждет, что сейчас тот смачно рыгнет, но вместо этого Жандосов аккуратно, чуть ли не аристократично, промокает губы салфеткой, а затем, прикрываясь ладонью, орудует во рту зубочисткой. Закончив, он ласково спрашивает:

– Ну, дорогой, что ты хотел узнать?

В ожидании какой-то подлянки Макс с вопросом не спешит, думает, стараясь не смотреть ему в глаза. Он рассматривает толстые лоснящиеся губы Жандосова, замечает, что те начинают кривиться, и внезапно для себя спрашивает:

– А как вас зовут?

– Меня? – удивляется полицейский. – Жандосов Ерканат.

– А по отчеству?

– Абибуллаевич, – с готовностью отвечает полицейский, слегка забавляясь игрой, которую сам же затеял.

– Скажите, Ер-кх-анат Абибуллаевич, куда мы едем?

Брови полицейского удивленно приподнимаются.

– Как это куда? Вперед! Как говорит Первый машинист, наш поезд стремится в десятку ведущих поездов мира!

– А что там в этой десятке? Мы лучше заживем?

– Конечно, лучше! – заводится Жандосов и говорит лозунгами. – Баранину каждые выходные будем кушать! Свежее белье – каждый месяц! Преступности не будет! В каждом третьем вагоне откроем школу, в каждом пятом – больницу! А чай будем из стаканов с подстаканниками пить!

Мечтательно посмотрев в потолок, Жандосов поднимает указательный палец вверх:

– Настоящий чай! Свежезаваренный!

– Звучит заманчиво… – хмыкает Макс. – А полиция будет?

– А куда же без полиции? – смеется полицейский. – Полиция всегда будет!

– Но ведь если не будет преступности…

– Це-це-це, – перебивает Жандосов. – Я все понял. Ты же этот… как его… как это… психолог?

– Психолог.

– Ты эти свои психические штучки заканчивай, Щацкий! Крутишь мне тут, вертишь! Сейчас в отделении разберемся, что ты за психолог такой! Вставай! Пошел!

Жандосов сгребает со стола салфетки, зубочистки и запихивает в карман олимпийки.

Они проходят череду купейных вагонов. В очередном тамбуре стоит охрана – молодые полицейские с автоматами наперевес. Жандосов кивает им:

– Задержанного привел к Кудамкарову.

– Документы, – требует сержант и извиняющимся тоном поясняет. – Порядок такой.

Жандосов деланно-равнодушно протягивает удостоверение, а сам свысока поглядывает на Макса – смотри, мол, у нас все серьезно, не забалуешь.

В полицейском отделении Макс крутит головой – повсюду вдоль коридора плакаты и лозунги: «Единый поезд – единый успех!», «По рельсам в будущее!», «Розыск!», «Признаки туберкулеза», «Дифтерия! Мойте руки и обрабатывайте спиртом перед едой!», «Первый машинист независимого поезда…».

На дверях таблички с фамилиями и должностями. Возле одной из них Жандосов останавливается, прочищает горло и стучится.

«Полковник Кудамкаров Ж. Ж. Управление по противодействию экстремизму» читает Макс и немного успокаивается. Ну какой из него экстремист? Это какая-то ошибка.

– Разрешите? – приоткрыв дверь, интересуется Жандосов.

– Кто там? Жандосов, ты что ли? Что тебе?

– Задержанного привел, та-щ полковник! Щацкого!

– Заводи, – слышится из купе.

Жандосов вталкивает Макса внутрь.

– Разрешите идти, та-щ полковник?

– Свободен, – разрешает полковник.

Уходя, Жандосов закрывает дверь. Макс мнется у порога.

– Здравствуйте!

– Здгаствуйте, здгаствуйте, – передразнивает его Ж.Ж. – Садись.

Люкс полковника впечатляет. Жалюзи и шторы на окнах, длинный красный диван, на стене – телевизор, на столе ноутбук, принтер и стопки документов. Справа – отдельный санузел. Слева – дверь в спальное помещение. Макс осторожно присаживается на краешек дивана.

– Документы, – протягивает руку полковник.

Покрутив пассажирский талон и изучив ИИН-татуировку на руке Макса, Кудамкаров открывает папку с делом Макса. На обложке так и написано: «Шацких М. Г. Дело №…».

– Итак, пассажир Шацких, 1986 года рождения. Родился в вагоне № 227. С чем связано твое проживание в вагоне № 491?

– Так это, – сглатывает Макс. – Родители развелись. Отец снова женился, и мы поменялись с его женой. Я в ее вагон переехал, а она – на мое место.

– Ну вы даете! – радостно удивляется полковник. – То есть батя твой теперь с двумя женами живет? И со старой и с новой?

– Жил. Мама снова замуж вышла и переехала к новому мужу, сделали обмен с какой-то старушкой, той уже все равно было, где и с кем жить, нет у нее никого. Вроде, за два бич-пакета договорились.

– А почему это в деле не отражено? Нелегальные мигранты?

– Что вы! Все по форме – писали заявления, обоснования, характеристики от соседей, пошлины все уплатили!

– Это еще надо проверить! Кем работаешь, Шацких?

– Семейным психологом, у меня частная практика. В основном – разводы, семейные проблемы…

– Вот жулик, а? – восхищается полковник. – И что, много клиентов?

– Ну, сами понимаете, живем мы все в тесноте…

– Це-це-це, – перебивает Кудамкаров, и Макс понимает, откуда у Жандосова такая привычка. – Хорошо мы живем, не надо мне тут! Ты бывал в китайском поезде? В индийском? Там люди на багажных полках живут и не жалуются!

– Так я и не жалуюсь…

Полковник отмахивается и заговорщицки шепчет:

– А во вьетнамском, говорят, даже сортиров нет! Просто пробивают дыры в купе и туда ходят у всех на виду!

Макс удивленно цокает – ну надо же!

– Так что ты, Шацких, думай, когда говоришь! – снова повышает голос Кудамкаров. – У нас все вагоны равны! Точно не зря мы тебя задержали! Вот – смотри сюда…

Полковник вытаскивает из папки пачку рисунков.

– Полюбуйся, у тебя изъяли на днях! – полковник перебирает листки. – Смотри сам – порнография, педофилия,… опять порнография…. карикатура на Первого машиниста, а вот… что это… это же призыв к межвагонной розни! Да у тебя тут букет статей, Шацких, а ты выебываешься! Тесно ему…

Помолчав, Ж.Ж. неожиданно меняет тему.

– И много, ты говоришь, клиентов?

– Достаточно, – шепчет Макс.

– Отвечать, как положено! – взвивается полковник. – Конкретно, сколько приносят?

– Двести кредитов в месяц. Плюс-минус… На жизнь хватает.

– Короче, Шацких. Чтобы на тесноту не жаловался, посидишь сутки в СИЗО, так сказать, до выяснения. Мы пока проведем экспертизу, напишем заключение. А вот какое будет заключение, решать тебе. Решишь неправильно, будешь лет шесть мотать, понял?

– Что от меня требуется?

– Треть каждый месяц будешь отдавать. Хули зыришь, это не мне, – полковник, намекая, кидает взгляд в потолок.

– Согласен.

– Молодец! – хвалит Макса полковник и кричит в дверь. – Уразбаев!

Дверь сразу открывается, и в проеме появляется лунообразная физиономия.

– В СИЗО его.

Понукаемый ретивым Уразбаевым, Макс сдерживается, чтобы не заорать от абсурдности и неверия в происходящее.

В камере он успокаивается. Ничего страшного, треть так треть. Надо будет переехать в купейный вагон, там клиентура богаче. Кое-какие накопления у него есть для рывка.

Но порнография? Карикатура на Первого машиниста? Разжигание розни???!

Вот куда делись его тесты Роршаха!

А он их искал.

Строки (сборник)

Подняться наверх