Читать книгу ЗАГС на курьих ножках - Дарья Калинина - Страница 3

Глава 2

Оглавление

Только ничего из этих планов не вышло. Следующее утро началось для Катьки непривычно рано. Будильник показывал всего семь, когда в дверь позвонили. Никаких гостей она не ждала, поэтому с трудом продрала глаза. Кто, интересно, может ее тревожить в такой час? Может, ошибка? Сейчас сообразят, что не туда, и уйдут.

Но в дверь позвонили снова. Звонок был таким назойливым, словно звонивший точно знал, что Катька дома и должна ему открыть.

– Кто там?

Сначала за дверью молчали. Она уже хотела вернуться в кровать, но тут раздалось:

– Открывай, соня-засоня!

Катька вздрогнула. Да, этот голос ей определенно знаком. И это ласковое прозвище соня-засоня! Так ее называл один человек во всем мире.

– Дядя! – завопила Катька и распахнула дверь, даже не поглядев в глазок. – Ты приехал! В гости!

В дверях и правда стоял дядя Паша – брат ее мамы. Жил он в Таллине, получал небольшую пенсию и в последние годы откровенно скучал. А чтобы разогнать скуку, время от времени наезжал в гости к племяннице.

Катя помнила дядю с раннего детства. Всегда он был человеком с огоньком, с выдумкой. Конечно, она была рада его видеть. Вот только…

– Дядя, почему ты мне не сказал, что собираешься приехать?

– А я сам не знал. Просто вдруг потянуло – сел в машину и поехал. Не волнуйся, гостинцы успел купить. Рада?

Катька кивнула. Дядя, как всегда, привез разные вкусности. Знаменитые эстонские сыр и масло, соленую рыбу и шоколад, который Катька обожала. Не дожидаясь завтрака, она немедленно впилась зубами в плитку шоколада и даже, кажется, замычала от удовольствия. Шоколад был именно такой, как она любила: хрустящий, в меру горький – объедение.

– На работу ты сегодня не пойдешь, – заявил дядя.

Катюша после вчерашнего совсем туда и не рвалась. Но нельзя же было не спросить:

– Как это?

– Скажешь, что заболела.

– А больничный где я возьму?

– Я тебе его организую.

– Как?

– Забыла, кто у меня в закадычных друзьях ходит? Правильно, Зоечка, для тебя Зоя Ивановна. А она, чтоб ты знала, не так давно стала заведующей вашей районной поликлиникой. Не знала? Так знай! Она тебе не только больничный, даже инвалидность сделает, если я попрошу. Хочешь?

Катька остановилась на больничном. Мысль отдохнуть несколько дней от работы на самом деле казалась заманчивой. Видеть Лидию Петровну после вчерашней выволочки совсем не хотелось. Все решилось легко, как всегда у дяди Паши, Катьке даже не пришлось никуда идти. Зоя Ивановна сама забежала к ним, взяла посылочку из Эстонии и оставила на столе голубую простынку – больничный лист.

Когда с формальностями было покончено, дядя Паша заявил:

– А теперь нам пора повеселиться. Собирайся, племяшка, одевайся потеплее. И термос с горячим кофе захвати. Мы с тобой отправляемся в дальнее путешествие.

– Куда?

– Увидишь.

Вид у дяди Паши был таинственный. Как ни расспрашивала его Катюша, дядя держался стойко:

– Приедем, тогда сама все поймешь.

Из города они двинулись на северо-восток и довольно быстро миновали поворот на красивейший древнерусский Тихвин. Катя, конечно, попыталась уговорить дядю свернуть в этот чудесный город, в буквальном смысле возродившийся, когда в середине 1990-х сюда торжественно вернулась икона Богоматери. С ее прибытием с загибавшимся провинциальным Тихвином случилось настоящее чудо. Из мрачного захолустья он довольно быстро превратился в современный, комфортный для жизни город, хоть и не потерял, понятно, своего провинциального обаяния.

Кто-то скажет, что сюда всего-навсего потянулись простаки-паломники, а вместе с ними потекли денежки, так что никакого чуда в этом нет, а есть расчет и доверчивость некоторых слоев населения. Но к пустому колодцу за водой не ходят. Если люди едут в такие места, значит, знают, за чем едут. Если едут поклониться святыне, значит, получают от нее большее, чем сумма, которую потратили на поездку.

– Заедем! – азартно воскликнула Катька.

Но дядя был человеком советской закалки, а следовательно, атеистом.

– Вот еще, – отмахнулся он, – на глупости время тратить!

Катька пригорюнилась. Ей как раз казалось очень своевременным перед дальней дорогой попросить о заступничестве Богородицу. Но с дядей не поспоришь, особенно когда он за рулем.

В окне мелькали деревья, столбы, проносились деревеньки, и постепенно Катька перестала думать о дядином отказе заехать в Тихвин. Не то чтобы она была такой уж верующей, но… Иногда накатывала потребность во что бы то ни стало пойти в храм и помолиться. Да, молитва ее была проста и безыскусна, но выходила Катька из храма успокоенная, с уверенностью, что теперь-то все святые в курсе ее проблем, а стало быть, если что, обязательно подстрахуют и самого худшего точно не допустят.

– Что тебе эти церкви? – неожиданно спросил дядя. – Я вот не люблю бывать в таких местах.

Оказывается, он тоже все это время думал о Тихвине.

– Любуйся лучше природой.

И Катька стала смотреть на многочисленные речки, ручейки и речушки, бывшие, кажется, главной достопримечательностью этих мест. Что еще ей оставалось делать? Когда в окне мелькнул очередной указатель, она не выдержала:

– Куда мы все-таки едем? Надеюсь, не в Вологду?

Вологда была пока самым дальним пунктом, о котором сообщали указатели. Спросила о ней Катя, конечно, в шутку. И очень удивилась, когда услышала в ответ:

– Именно туда мы и направляемся.

– Зачем?

Дядя не ответил. Молчал всю дорогу, пока они не въехали на территорию Вологодской области. Катька, кстати, невольно обратила внимание, что, несмотря на скромный быт, всюду были приветливые лица. И на улицах удивительно чисто: нигде ни бумажки, ни бутылки, ни даже крышечки.

Катя с дядей остановились у небольшого придорожного кафе. Встретили их как долгожданных гостей. Накормили вкуснейшими щами, а на второе дали по огромной котлете с гречневой кашей и грибами.

– А компот?

Не успел дядя пошутить, как появился графин с чудесным компотом, в котором плавали дольки осенней антоновки. Катька пила сок, тоже яблочный, и думала, что дома из одного стакана такого сока вышел бы литр, настолько здешний сок был концентрированным.

После обеда дядя заметно подобрел, и Катька рискнула снова поинтересоваться:

– Так зачем мы все-таки сюда приехали?

На этот раз он наконец ответил:

– Твой дед был родом из этих мест.

– Разве?

– Ты об этом, конечно, не знала.

– Я всегда считала, что дедушка был родом из Галича.

– Это мой отчим, – после паузы произнес дядя. – Он нас с твоей матерью выкормил, вырастил и, как говорится, поставил на ноги. Понятно, что ты его считаешь дедом. Мы с твоей мамой тоже Ивана Васильевича всегда звали папой. Родного отца мы и не помнили.

Удивлению Катьки не было предела. В эту семейную тайну ее до сих пор почему-то никто не посвятил.

– А куда же он делся? Я имею в виду твоего настоящего отца. Где он?

– Посадили его. Уже после войны, в пятьдесят третьем арестовали. Под самый Новый год – так бабушка рассказывала – беда случилась. У всей страны праздник, а у нас дома горе. Даже не знаю, веришь ли, по какой статье. А в те времена, сама понимаешь, что означало оказаться в тюрьме. Спокойно могли отца расстрелять. Но сколько мы в перестройку ни запрашивали архивы, ничего о нем так и не нашли. Совсем ничего. Даже не смогли узнать, какой срок ему дали и где отец его отбывал.

– Погоди, дядя, я что-то не пойму. А куда же он, этот ваш с мамой отец родной, потом делся? Ладно, арестовали, дали срок. Но ведь должен он был, в конце концов, выйти на волю.

– Вот не известно.

– Как это?

– Такие времена были, Катюша, что человек мог в лагере сгинуть, и следа не оставалось. Правду нам узнать так и не удалось. Хотя мне и маме твоей и бабушке этого ой как хотелось.

Катькиному изумлению не было предела. Да что там, если бы она была градусником, давно бы уже лопнула. Семейные новости казались настолько невероятными, что Катька даже стала подумывать, не шутит ли с ней дядя. Вообще-то он был человек веселый, мог и пошутить.

Ничего себе шуточки – остановила саму себя Катька. Отмахать шесть часов на машине, чтобы повеселить племянницу, а потом еще столько же, чтобы добраться до Вологодской области? Ради шутки двенадцать часов за рулем? Нет, такого просто не может быть. И тема уж больно деликатная. Кто шутит смертью родителей?

– Вроде был человек, а вроде и нет, – продолжал свое дядя. – Даже папка с личным делом его не сохранилась. Ничего мы с матерью не сумели разузнать. Ни по какой статье его арестовали, ни на какой срок. Ни-че-го.

– Бабушка мне об этом не рассказывала.

– Она и нам с твоей матерью ничего о нашем настоящем отце не говорила.

– Почему?

– Боялась. Мы же с твоей мамой маленькие совсем были, ничего не понимали. Маме твоей пять лет было, мне три. Могли и вовсе пропасть. Но судьба бабушку твою пожалела, хорошего человека ей послала – отчима нашего Ивана Васильевича. Он нас потом уже и воспитывал вместо отца.

– А он знал правду?

– Наверное, мама ему рассказала о своем первом муже. Хотя что она могла рассказать? Сама толком ничего не знала. Это уже в перестройку, когда проклятая советская власть была на последнем издыхании, стало возможным выяснить правду о судьбе близких. Тогда мне мама и призналась, что нас растил отчим, а родной отец наш Мельников Антон Степанович был арестован и, вероятно, расстрелян. Или как-то иначе погиб.

– Конечно, если бы не погиб, разыскал бы жену и детей.

– Всякое могло быть, – уклончиво ответил дядя. – А знаешь, твоя мама к поискам осталась равнодушна. Пару раз спросила, но когда узнала, что ни к чему наша затея не привела, как-то быстро успокоилась. Она всегда была очень привязана к отчиму. А мне вот правда о моем родном отце покоя не дает. Засело, понимаешь, в голове, что я должен родного отца найти. Обязан о роде своем узнать!

– Да ведь ваш отец уже мертв!

– А если не его самого, так хотя бы родню. Понимаешь? В общем, не мог я смириться, что ничегошеньки о своем отце не знаю. И еще показалось странным, что о нем в архивах КГБ ничего не было. А бабушка, кстати, считала, что его посадили за госизмену.

– А фамилию следователя, который вел его дело, бабушка знала?

– Нет. По ее словам выходило, что мужа арестовали у подъезда дома. Был обычный день, ничто не предвещало беды. Она, как обычно, помахала ему из окна и вдруг увидела, что рядом с мужем остановилась большая черная машина и из нее вышли двое. Один показал отцу красную книжечку, второй заломил ему руки. Отец даже не сопротивлялся – покорно сел в машину, и бабушка его больше никогда не видела.

– Но она пыталась выяснить, что произошло?

– В этот же день ближе к вечеру ей позвонил мужчина, который представился следователем. Он объяснил, что муж ее арестован по подозрению в госизмене. И посоветовал о нем забыть.

– Неужели бабушка послушалась?

– Она пыталась наводить справки. Бегала по следственным изоляторам, но всюду на запросы получала отказ. Такой человек нигде не значился.

– Ничего не понимаю. Разве такое могло быть?

– Если предположить, что отца сразу отправили в другой город, например в Петрозаводск, то, наверное, могло. Хотя странно, что информация об аресте не сохранилась. Но говорю же тебе, что мы в перестройку, когда об этом стали говорить открыто, ездили в центральный архив КГБ в Москву. И там тоже ничего не обнаружилось. Не было Мельникова Антона Степановича среди когда-либо задержанных ими граждан. Других Мельниковых – сколько угодно, а Антона Степановича нет.

– Это очень странно, – сказала Катя. – Понимаю, конечно, что КГБ всегда старался замести следы своих злодейств. Неудивительно, что они сразу не сказали бабушке правду. Но потом, когда архивы уже были открыты?.. Тогда многие узнали правду о своих репрессированных родных. Почему же у вас не получилось?

– Все, что я знаю, я узнал от своей мамы. С отцом она познакомилась в Ленинграде уже после войны. Мама в войну потеряла родителей и осталась одна в комнате коммунальной квартиры у Витебского вокзала. Там молодая пара и поселилась.

– А кем был мой дед? Где работал?

На самом деле Катю больше интересовало, что это за измена, в которой его обвиняли, но она не осмелилась спросить об этом прямо.

Но дядя и на простой вопрос о работе отца не смог ответить внятно:

– Мама говорила, что он часто уезжал в командировки. Отлучался раз в два-три месяца на несколько дней, потом возвращался, и у них снова появлялись деньги.

– Да, командировки – это понятно. Но куда он ездил? По каким делам?

К сожалению, этого дядя не знал. Зато знал кое-что другое.

– Твой дедушка родился недалеко от этих мест. И мы с тобой сейчас туда и направляемся.

– В Вологду?

Катя хотела спросить, кто их там ждет и у кого они остановятся, но дядя добавил:

– Отец жил в деревне, называется она Олеховщина. По результатам переписи две тысячи тринадцатого года в ней было три постоянных жителя.

– Трое?

Всего три человека! Какая-то жуткая дыра, не иначе.

Но дядя думал совсем иначе.

– Целых три человека! – радовался он. – Подумай только: трое! И любой мог знать моего отца – твоего деда.

– А если эти трое приехали в Олеховщину недавно? Если они о моем деде и слыхом не слыхивали, тогда что?

– Пойдем в сельсовет. У них должен быть архив.

– Но зачем? – недоумевала Катька. – Дядя, зачем тебе все это понадобилось?

– Хочу найти дом, в котором жили наши предки. Желаю на склоне лет обрести родовое гнездо. А если все сложится, и тебе, племяшка, передать. – И дядя лукаво подмигнул Катьке. – Небось не откажешься от наследства-то, а?

Наследство – это дом в деревне Олеховщина? Который за столько лет без присмотра развалился и прогнил насквозь?

– Домик в деревне, – мечтал дядя вслух. – Что может быть лучше? Скажи, племяшка?

Но Катька что-то не торопилась восторгаться. Жить в деревне, где кроме нее будут еще трое неизвестных граждан? Даже если это нормальные люди, все равно звучит тоскливо. А если предположить, что это какие-нибудь криминальные личности? Да что там предполагать, наверняка криминальные. От закона прячутся. Законопослушный человек в такую даль забираться не станет. И вообще, о чем они сейчас говорят? Дома никакого нет. Все давно пропало!

– Дядя, но твое предложение – это же полный бред!

Дядя обиделся.

– Так, значит, ты отзываешься о доме наших предков? Честное слово, племянница, я был о тебе лучшего мнения.

– Какой дом, дядя? – завопила Катька в полном отчаянии. Обидно, когда тебя вытаскивают из уютного города, заставляют переносить все дорожные неудобства, и все ради чего? Дяде, видите ли, вздумалось полюбоваться развалинами, которые когда-то могли быть домом его папочки.

– Дядя, опомнись! Приди в себя! Если твой отец познакомился с бабушкой в конце сороковых и больше в свою Олеховщину не возвращался, значит, этот дом от подпола до чердака давно съели мыши!

– А кто тебе сказал, что он туда не возвращался?

Голос дяди прозвучал так загадочно, что Катька умолкла на полуслове.

– Думаешь, его не расстреляли?

– Толкую тебе: подтверждения, что он расстрелян, мы не нашли.

– И ты подозреваешь, что дед сумел сбежать и спрятался у себя в доме? Но ведь там его должны были искать прежде всего.

– Дома и стены помогают. А места там глухие. Вот смотри, я на карте все отметил.

Дядя извлек из кармана самую обычную бумажную карту, на которой черной точкой был обозначен островок на местности.

– Это и есть Олеховщина.

Голос дяди звучал почти нежно. Катька, как ни старалась, ничего похожего не испытывала. И на карту она поглядывала скорее враждебно, чем с интересом. А вот официантка, подававшая им обед, при виде карты как-то напряглась.

Но дядя, всецело занятый собственными планами, ничего не замечал.

– Если в те края кто чужой приедет, его сразу видно. Отцу могли свистнуть его друзья-приятели, чтобы спрятался. А уехала облава – он выходит и живет себе дальше.

Катька досчитала до десяти, чтобы успокоиться. Это не очень помогло, пришлось прибавить еще десяток. Только когда она дошла до тридцати, желание придушить дядю не сходя с места несколько поутихло. В это время как раз кстати подошла официантка, которая ловко убрала со стола грязную посуду. Вместе с посудой она как бы случайно прихватила и карту, но ни Катька, ни дядя, занятые разговором, этого не заметили.

– Я тебя понимаю, – проговорила Катька, когда официантка, наконец, отошла.

Говорить Катя старалась как можно ласковее – все-таки перед ней пожилой человек, к тому же любимый дядя. По совокупности этих двух факторов выходило, что он имеет право на некоторую снисходительность с ее, Катиной, стороны.

Вдохнув и выдохнув, она произнесла уже гораздо мягче:

– Понимаю тебя, дядя: ты хочешь повидать своего отца. Но, дядя Паша, вспомни, сколько тебе лет.

– Я мужчина в самом расцвете сил.

Катьке сейчас было не до шуточек.

– Скажи, какого года рождения твой отец?

– Бабушка говорила – двадцать первого.

– Вот! Даже если он жив, он уже глубокий старик. Но, скорее всего, он давно умер. Так зачем ты туда едешь?

«И меня еще с собой тащишь!» – очень хотелось ей прибавить.

– Катюша, я понимаю, что ты страшишься неизвестности, – миролюбиво произнес дядя. – Конечно, ты недоумеваешь, зачем мы туда едем.

Вот именно!

– Но я так мечтал повидать родные места. И мне хотелось, чтобы рядом со мной в этот момент был не чужой человек. Понимаешь? Кто-то, кому я мог бы передать частичку того тепла, которым мой отец, а твой дед наделил те края. Не знаю, как тебе это объяснить. Своих детей у меня нет. Вот и выходит, что ты, Катюшка, единственная, кому я могу показать ту деревню, тот дом… Ладно, не сам дом, но место, где стоял дом, в котором родился и вырос мой отец. А возможно, что и его отец, и отец его отца, и отец отца…

– Дядя, я все поняла.

Катька на самом деле поняла. Поняла, что она попала.

Если ее дядя заехал в такую даль, назад он уже ни за что не повернет. И ее не отпустит. Поэтому единственный способ покончить со всей этой историей как можно скорее – потакать дяде во всем. Хочет он посмотреть на место, где когда-то жил его отец, – пожалуйста. От нее не убудет, а дядя успокоится. Глядишь, и на самом деле ничего страшного не случится. Съездят они в эту Олеховщину, убедятся, что об их семье там слыхом не слыхивали, и успокоенные вернутся домой. Может быть, даже сегодня. В крайнем случае завтра.

Так думала наивная Катюша, даже не подозревая, что жизнь ее уже круто изменилась и дом, в который она так мечтает вернуться, она увидит ой как нескоро.

Но пока она ни о чем таком не подозревала, а потому и не сопротивлялась особо дядиной затее. Сам он тоже понял, что сумел если не привлечь на свою сторону племянницу, то хотя бы успокоить ее, и засобирался:

– Надо отправляться в путь, если хотим доехать до места засветло.

– Засветло?

Настроение у Катюши снова упало.

– Осталось километров тридцать, но это самый трудный отрезок пути. Дорога там может быть разбита. Кто будет ремонтировать дорогу, которой пользуются несколько человек? Слушай, а где карта?

Катя с удивлением взглянула на него.

– Не знаю. На столе лежала.

– Разве ты ее не брала?

– Нет. Зачем она мне?

– Странная штука. Я тоже не помню, чтобы я ее убирал. Но на столе, как видишь, ее нет.

– Может, официантка случайно унесла?

Призванная к ответу румяная официантка клятвенно заверила, что никакой карты в глаза не видела. И поскольку доказать противное ни Катя, ни ее дядя не могли, на этом все и закончилось. Дядя решил, что карту девица все-таки унесла по рассеянности, но раз в голове у нее совсем пусто, она этого и не помнит. А в голове у нее наверняка пусто, потому что иначе она бы не трудилась официанткой в придорожном кафе.

Конечно, дядя здорово ошибался. Если бы ему прямо сейчас представилась возможность получше узнать эту простоватую девчонку, он был бы весьма изумлен.

– Но как же мы доберемся без карты?

У Катьки мелькнула надежда, что дядя захочет теперь повернуть назад. А вот и нет, он был невозмутим и спокоен.

– Ничего страшного не случилось. Я помню маршрут, так что мы прекрасно доберемся и без карты. Может, кому-нибудь другому она нужна, а я и так доставлю тебя по нужному адресу.

Пашка сказал – Паша сделал. Так всегда говорила Катина покойная мама, твердо веря, что брат не подведет, не сдаст, не обманет. Надо сказать, дядя Паша всегда оправдывал эту ее уверенность. В самый трудный час он неизменно подставлял сестре крепкое мужское плечо. А сейчас, когда Люды не было в живых, стал опорой для своей нежно любимой племяшки.

Дядя Паша не врал, когда говорил, что любит Катюху, как любил бы, наверное, собственную дочь. Именно сейчас он намеревался сделать все от него зависящее, чтобы обеспечить Катюшкино благополучие. Правда, пока это у дяди Паши не очень получалось. Он, конечно, видел, что Кате не особо по душе вся эта их экспедиция. И конечно, сугубо по-мужски полагал, что все это пройдет, когда наконец откроется истинная цель их поездки. Вот только раскрыть этот главный секрет он собирался в самой Олеховщине, и никак не раньше.

А Катя в эту минуту с грустью думала, что с возрастом у людей появляются чертовски странные причуды. И как неприятно, когда они в эти свои фантазии втягивают других, например молодых племянниц.

Хотя могло быть и хуже. Так Катя утешала саму себя, разглядывая вновь замелькавшие за окном машины деревья. Что могло быть хуже, она пока еще не решила, поэтому просто смотрела по сторонам, стараясь отвлечься от собственных нехороших мыслей.

Да, она смотрела по сторонам. А дядя смотрел вперед. И ни одному не пришло в голову обернуться. Если бы они это сделали, они увидели бы, как на маленькую парковку у кафе заехала еще одна машина. Это был компактный «Ниссан», из которого выбрался мужчина – слишком мощный для такой маленькой машинки.

Скажем прямо, он был хорош собой. Темноволосый и широкоплечий, этот парень был из породы тех мужиков, которые производят неизгладимое впечатление на женщин без особого ума. На умных тоже производят, но у умных это впечатление быстро портится. Надо сказать, этот красавчик, гроза женских сердец, был невероятно похож на давнего знакомца Катьки – ее несостоявшегося жениха.

Если бы сама Катя увидела этого мужчину, она была бы вынуждена признать, что сходство очень велико. Но что бы ее Вован стал делать в этих местах? Что его могло завести так далеко от дорогого сердцу Пупышева?

Мужчина не стал задерживаться на парковке. Он бросил быстрый взгляд в сторону машины, увозившей дядю Пашу с племянницей, и забежал в кафе. Но и там он пробыл недолго. Спустя пару минут он уже выскочил на улицу с котлетой, зажатой между ломтями белого хлеба, в одной руке и картой – в другой. Да, это была та самая карта, которая так таинственно исчезла со стола путешественников во время обеда.

Все тайны разъяснялись, стоило лишь взглянуть на выскочившую на крыльцо официантку. Да-да, на ту самую простушку, которая обслуживала Катьку и дядю и клялась, что в глаза не видела никакой карты.

Долгий тоскливый взгляд, которым она проводила «Ниссан», ясно говорил, что для нее сейчас важнее любых клятв. Но красавец уехал и даже, кажется, забыл кивнуть ей на прощание, а девушка осталась при щах и котлетах. Особенно грустно было ей возвращаться к своим щам из-за того, что в салоне она разглядела женский силуэт.

Конечно, она догадывалась, что сыграла роль в какой-то нехорошей истории, оттого так тяжело и вздыхала, разгребая грязные тарелки на кухне маленького кафе. Увы, ни Катька, ни ее дядя знать не знали о таинственном незнакомце, который зачем-то преследует их и теперь вот даже вооружился картой.

Вместо того чтобы обернуться и заметить, как их нагоняет темно-синий «Ниссан», Катька с тоской наблюдала, как темнеет небо и сгущаются сумерки. Нехорошие предчувствия охватывали ее так же плотно, как небо – подступающая чернота. Что и говорить, все основания для таких предчувствий были.

ЗАГС на курьих ножках

Подняться наверх