Читать книгу Обида, прощение, жизнь. Новелла о женщине - Дарья Третьякова - Страница 6

Утром я проснулась и взглянула на свой маленький стульчик, который всегда стоял около дивана. Каждый раз на нем лежали шоколадные батончики или другие сладости. Отец возвращался поздней ночью и приносил для меня эти лакомства, клал их рядом на детский стул, а утром я была без ума от радости. Но в тот день ничего не лежало на нем. Я пошла на кухню. Мама сидела у окна и плакала.

– А что батька ничего не принес мне вчера? А где он вообще?

Не знаю, но почему-то я называла папу «батькой», так было принято у нас в семье, и ему нравилось именно такое обращение.

– Он не возвращался вчера…

Мать плакала, и я принялась ее утешать. Тогда мне было шесть лет. И с того дня наша жизнь сильно изменилась.

Мобильных телефонов не было. Нельзя было так просто взять и позвонить. Да и вряд ли бы мы тогда дозвонились. Позже в этот же день мама узнала, что отца задержала полиция. То была середина девяностых годов. В России, мне кажется, почти в каждой семье кто-то делал что-то незаконное, чтобы заработать на жизнь. Но кто-то смог разжиться, а кто-то попал за решетку. Наша семья попала во вторую категорию.

С шести до десяти лет я видела отца только через стекло с решеткой и общалась через специальную телефонную трубку. Три, может четыре раза в год мы приходили к нему на свидания в охраняемые домики на территории тюрьмы. Мать оставалась там на пару дней с отцом, а я в это время жила у родни. Перед проходом в тюрьму всегда следовал обыск. Полицейских я до сих пор боюсь. В памяти всплывают какие-то вечные разговоры о «передачках», ссоры мамы и ее свекрови. Последняя всегда обвиняла маму, что ее сын попал в тюрьму из-за нее. Баба Катя поясняла это тем, что маме всегда было мало денег и хотелось больше подарков от мужа. В то время, я ненавидела всех, кто говорит плохо о маме. Она была для меня единственным близким человеком на свете.

Решением суда был тюремный срок и конфискация имущества. У нас забрали все. Подаренные отцом украшения мать прятала в отделении для батареек огромной мягкой игрушки. Часто приходили полицейские с осмотром. По ночам в дверь ломились наркоманы, которые справлялись о положении дел моего отца. В подъезде было страшно ходить. Я вечно оглядывалась. Денег не было совсем. В школах не платили зарплат, мама работала за идею, как, собственно, и другие учителя. В тот период у нас с ней был свой мир, в котором она была любимой королевой, а я ее фанатом и верным слугой. Поделки, открытки и стихи, мое детское преданное сердце – все это принадлежало ей. Мир вокруг был очень злым, а дом и мама спасали меня. Так я думала. В этом меня убеждали каждый день.

Перед судом мне разрешили подержать отца за руку, взрослых не допускали до клетки с заключенным. Полицейский подвел меня к папе. Я хотела плакать, но сдержалась. Сказать ничего я не могла от горечи, да и не знала, что можно спрашивать, когда вокруг дяди в форме. Это продлилось около полуминуты, и меня снова отвели к моим взрослым.

– Почему ничего не спросила у батьки? – резко спросила мать.

– Я не знаю.

Мне стало стыдно, что я снова расстроила маму. Мама всегда винила меня во всем, а ругала себя внутри. В детстве мне казалось это нормой – быть в ответственности за все. Не только за себя, но и других. За их поступки.