Читать книгу Еще кусочек! Как взять под контроль зверский аппетит и перестать постоянно думать о том, что пожевать - Дэвид Кесслер - Страница 9

Когда мы кладем себе в рот пищу с большим содержанием сахара, жира и соли, мы стимулируем нейроны – главные клетки нашего мозга. Нейроны объединяются в контуры и взаимодействуют друг с другом – так формируются чувства, запоминается различная информация и контролируется поведение. В ответ на приносящую удовольствие пищу они посылают электрические сигналы и выделяют нейромедиаторы, которые затем передаются соседним нейронам. Про такие нейроны говорят, что они «закодированы» на вкусовую привлекательность еды [1].

– Как это нейрон может быть закодированным? – поинтересовался я у Говарда Филдса, профессора неврологии Калифорнийского университета в Сан-Франциско.

– Если в нейроне закодирован красный цвет, то красный цвет будет заставлять его вести себя активней, чем какой-либо другой цвет, – объяснил Филдс. – Когда про нейрон говорят, что он на что-то закодирован, то имеется в виду, что этот фактор провоцирует нейрон на испускание дополнительных электрических импульсов.

Небольшое количество нейронов запрограммированы реагировать на какой-то один органолептический показатель еды.

Так, например, один нейрон может реагировать только на вкус, в то время как другой – только на текстуру. Также нейроны могут возбуждаться под воздействием исключительно света, запаха или температуры пищи. Определенные нейроны отличаются еще более узкой специализацией – некоторые из них особенно хорошо реагируют на сладкий, соленый, кислый или горький вкусы.

Закодированные на сахарозу нейроны, к примеру, бурно реагируют на любую сладкую пищу. «Чем слаще раствор сахарозы, тем больше нейронов возбуждаются, – объясняет Филдс. – Чем больше таких нейронов возбуждается, тем больше сахарозы съедает крыса». Нам также известно, что искусственные подсластители способны вызывать точно такой же эффект.

Кроме того, существуют и нейроны, которые реагируют на определенные сочетания сенсорных стимулов. «Одна-единственная клетка может быть настроена на целый набор различных органолептических признаков», – говорит Эдмунд Роллс, профессор экспериментальной психологии Оксфордского университета в Англии [2]. С помощью функциональной магнитно-резонансной томографии Роллсу удалось запечатлеть реакцию мозга на различную стимуляцию. Полученные им иллюстрации позволяют увидеть различные нервные контуры мозга непосредственно за работой. Так, например, нейрон, настроенный на сочетание сладкого вкуса и сливочной текстуры, может быть активирован, когда мы едим, скажем, эклер.

Какой-то один продукт в то же время может стимулировать одновременно много разных нейронов. Один набор нейронов может приходить в возбуждение от его сладкого вкуса, в то время как другой возбуждаться от его сливочной текстуры, а третий активизироваться под действием его аромата.

Таким образом, сенсорные раздражители активно возбуждают нейроны, заставляя посылать их все больше и больше электрических импульсов. Желание поесть становится все сильнее и сильнее, заставляя человека принимать больше усилий для его удовлетворения.

* * *

Самым мощным фактором, наделяющим аппетитную еду такой огромной властью над нами, является ее вкус [3]. Хотя внешний вид и запах еды, равно как и другие сенсорные раздражители, и делают еду более привлекательной, наиболее активно с системой вознаграждения сотрудничает именно вкус. Вкус единственный из всех чувств «зашит» в клетки мозга, отвечающие за получение удовольствия. Он вызывает наиболее сильную эмоциональную реакцию.

Джерард Смит, родоначальник науки о пищевом поведении из Пресвитерианской больницы Нью-Йорка, предложил термин «орально-сенсорная самостимуляция» для описания цикличного процесса, в ходе которого при употреблении вкусной еды в мозге рождается сигнал, вызывающий у нас желание получить добавку [4].

Еда становится положительным подкреплением главным образом за счет своей способности стимулировать вкусовой аппарат. Наши предпочтения того или иного продукта сводятся в первую очередь к их орально-сенсорным свойствам, утверждает Смит. «Все, что побуждает нас есть или делает еду более аппетитной, связано в первую очередь с орально-сенсорной стимуляцией».

Нейроны мозга, которые возбуждаются под воздействием вкуса и других характеристик чрезвычайно аппетитной еды, являются частью опиоидной системы мозга, которая является его первичной системой удовольствия. Роль «опиоидов» тут выполняют эндорфины – вырабатываемые мозгом вещества, которые оказывают такое же положительное подкрепляющее действие, как и наркотики вроде морфия и героина.

Когда еда стимулирует опиоидную систему мозга, у нас просыпается аппетит.

Когда мы впервые кладем какую-то очень вкусную еду себе в рот, вкусовые рецепторы на языке посылают сигнал в продолговатый мозг, отвечающий за многие непроизвольные движения в нашем организме, такие как дыхание и пищеварение.

Когда продолговатый мозг получает этот сигнал, он активирует нервные контуры, в состав которых входят молекулы натуральных опиоидов. Независимо от того, оказывается ли опиоидная система активирована едой с высокой вкусовой ценностью или наркотиками, организм получает вознаграждение в виде приятных ощущений. Животное при этом бессознательно отреагирует движением челюсти или языка, а маленький ребенок может даже улыбнуться.

За осознание удовольствия, равно как и за связанные с этим удовольствием воспоминания, отвечает передний мозг. Сигнал, полученный от вкусовых рецепторов, через промежуточный мозг достигает переднего мозга, попадая в конечном счете в так называемое «предлежащее ядро» – центр удовольствия нашего мозга.

Опиоиды, вырабатываемые при употреблении пищи с высоким содержанием сахара и жира, способны не только приводить в возбуждение нейроны мозга, но также и избавлять от боли и стресса, оказывать успокаивающее действие [5]. Как минимум на какое-то время они способны улучшить наше самочувствие: младенцы, к примеру, плачут меньше, если им дать подслащенную воду. Было замечено, что животные в меньшей степени испытывают боль, когда им вводят опиатоподобные наркотические препараты, причем боль удается заглушить еще больше, если животным при этом еще и предоставляется неограниченный доступ к сахарозе.

Получается замкнутый процесс: при употреблении пищи с высокой вкусовой привлекательностью активируется опиоидная система вознаграждения, а при активации этой системы увеличивается потребление аппетитной еды [6]. Доказательством тому служат исследования, в ходе которых животные после введения опиоида съедали больше еды с высоким содержанием сахара и жира. Кроме того, известно, что после употребления стимулирующих опиоидную систему мозга наркотических веществ вкусная еда приносит больше удовольствия, в результате чего люди съедают ее заметно больше.

Способность опиоидов возбуждать, успокаивать и приносить удовольствие перестала быть чем-то абстрактным, после того как научный прогресс позволил нам заглянуть в самые глубины мозга и изучить изменения, происходящие здесь на молекулярном уровне. Так, например, ученые обнаружили, что после длительного и постоянного употребления шоколадной питательной смеси Ensure происходят заметные изменения молекулярных механизмов производства опиоидов.

Запуск опиоидных механизмов также может стать помехой для так называемого «насыщения отдельными вкусами». Съев определенное количество какого-то конкретного продукта, животные, как правило, насыщаются его вкусом и больше этот продукт не едят. Если же им при этом предложит что-то другое, они с удовольствием продолжат лакомиться [7].

Все меняется, когда аппетитная еда начинает стимулировать опиоидную систему мозга. Джош Вули, нейробиолог из Калифорнийского университета в Сан-Франциско, продемонстрировал эту закономерность на примере гранулированного корма с банановым и шоколадным вкусами, состоящего главным образом из сахарозы и жира [8].

Сначала он позволил подопытным животным вволю поесть шоколадного корма в течение часа. После этого он предоставил им полтора часа неограниченного доступа к шоколадному и банановому корму – оказалось, что животные предпочли съесть гораздо больше банановых гранул. Таким образом, первоначальное употребление шоколадного корма снизило, но не исключило полностью их интерес к этому вкусу, оставив им при этом достаточно аппетита для того, чтобы полакомиться кормом с новым для них банановым вкусом. Аналогичная закономерность наблюдалась и в обратном сценарии: когда животным давали сначала банановый корм, час спустя, когда была предоставлена возможность выбора вкуса, они съедали больше шоколадных гранул.

Нечто кардинально другое произошло в ходе следующего этапа эксперимента, когда после употребления животными банановых или шоколадных гранул Вули стал вводить им прямо в мозг опиоиды. Теперь животные предпочитали тот вкус, с которым познакомились в первую очередь. Таким образом, при стимуляции опиоидной системы мозга утрачивалось природное свойство насыщения отдельными вкусами. Животным больше не недоедало есть одно и то же снова и снова.

Важную роль опиоидной системы мозга можно продемонстрировать и по-другому: заблокировать выработку опиоидов в головном мозге и посмотреть, что из этого получится. Была проведена серия подобных опытов с классом лекарств, известных как «антагонисты опиоидов», к которому относятся в том числе налтрексон и налоксон [9]. Обычно эти препараты применяются для лечения морфиновой и героиновой зависимости у людей, потому что они нейтрализуют удовольствие, получаемое людьми от этих наркотических веществ.

Ученые также используют антагонисты опиоидов, чтобы больше узнать о влиянии производимых в организме опиоидов на пищевое поведение. Так, например, Джош Вули обнаружил, что животные съедали меньше шоколада после введения налтрексона – скорее всего, при подавлении действия опиоидов животные попросту переставали получать удовольствие от этого вкуса.

Другие ученые продемонстрировали, что антагонисты опиоидов способствуют сокращению продолжительности приема пищи. В ходе одного исследования подопытные животные, которых кормили кормом с высоким содержанием фруктозы, изначально продолжали принимать пищу дольше, чем те, чей рацион состоял из кукурузного крахмала. Тут удивляться нечему. Но все изменилось, когда животным стали вводить налтрексон. Обе группы животных стали есть меньше, однако наиболее разительным был эффект на крысах, которых кормили сахарозой. Таким образом, вмешательство в работу опиоидов сильнее всего отражалось на приеме пищи, которая нравилась животным больше всего.

* * *

При всем своем огромном влиянии на наше поведение центр удовольствия в нашем мозге не такой уж большой. Ученые составили карту системы опиоидных рецепторов, из которой состоит центр удовольствия, и засняли, как он возбуждается в ответ на вкус сахара, жира и соли.

В центре всего этого удовольствия лежит один крохотный участок нашего мозга. Кент Берридж из Мичиганского университета прозвал его «гедонической критической точкой» [10]. Он полагает, что стимуляция этой критической точки – речь идет об участке размером всего в один кубический миллиметр, с булавочную головку, расположенном в прилежащем ядре головного мозга, – заставляет нас во что бы то ни было любить, любить по-настоящему. «Эта критическая точка словно усиливает удовольствие, получаемое нами от вкуса, – говорит Берридж. – Она добавляет вкусовым ощущениям дополнительные нотки удовольствия».