Читать книгу Дочь дракона - Диана Хант - Страница 1

Глава 1

Оглавление

– Таса-сан, не спи, замерзнес!

Я ушла от подсечки, перевернулась в воздухе и сделала выпад.

Место, где только что стоял мастер Горо, оказалось почему-то пустым.

Мягкий удар по затылку и сильный – в болевую точку на плече. Скорчившись от боли, перекатилась по матам, в надежде, что коварный японец не достанет.

Мастер Горо легко перепрыгнул через меня и со снисходительной улыбочкой ждал, когда встану на ноги. Благодушно-обманчивое выражение лица бесит больше всего.

– Белоснежка сегодня не в форме, – раздался издевательский выкрик из-за веревочного ограждения и тут же обидно загоготали.

– Ну, Попов, нарвался, – вырвалось сквозь зубы, прежде, чем одним прыжком вскочила на ноги.

Атакую с шумным выдохом. В последний момент мастер Горо выныривает из-под ноги, и, схватив за нее, чертит мной дугу в воздухе.

Перед глазами успевает пронестись небо в высоком окне, стая перепуганных грачей, а также лица студентов в кимоно, ожидающих своей очереди к мастеру Горо.

Гулкий удар о маты. Не успела сгруппироваться и больно ударилась всем корпусом. Из груди вырвался стон. Видимо, на пару секунд потеряла сознание, потому что пришла в себя от резкой боли в плече.

Оказывается, мастер Горо прыгнул сверху и вывернул руку. Свободной рукой он сунул мне под нос старинный секундомер с замершей стрелкой и объявил на весь зал:

– Тватцать тве секунды. Харасо, Таса-сан, отень харасо. Но тебе нудзно утитса сдердзивать свою ярость. Пока она враствует над тобой, враствует и противник.

– Как будто вы бы без ярости меня не уделали, сэнсэй, – пробурчала я и вскрикнула, когда японец на сантиметр сдвинул вывернутую руку. Сообразив, где допустила оплошность, поспешила исправиться: – Спасибо за науку, сэнсэй!

Руку отпустили и я, перекатившись на спину, вскочила на ноги.

Мастер Горо, который также успел подняться, ответил на мой церемонный поклон и тут же утратил ко мне интерес.

Перемахнув через веревочное ограждение, я, поморщилась от жидких аплодисментов, устремилась в сторону раздевалки.

– Ну, Попов-сан, мозет вы показете, сьто горазды не торько ком-мен-ти-рувать барысень? – раздалось сзади.

Однокашники встретили слова сэнсэя гулким хохотом. Я поморщилась: умеет японец унизить двоих одной фразой. Попова высмеял за то, что подтрунивал надо мной и отвлекал от боя, а меня, студентку третьего курса военной академии имени Александра Васильевича Колчака, при всех назвал «барышней».

Мастер Горо, что в переводе с японского означает пятый сын, появился в нашей академии не так давно, посредине учебного года. Мастер спорта по джиу-джитсу, или дзюдзюцу, он с самого начала прославился как непревзойденный боец и просто крутой препод по восточным единоборствам. На факультатив к нему подало заявок пол академии, и японец лично проводил кастинг желающих. Кастинг больше напоминал избиение младенцев.

Японец поставил условие: берет в свою группу тех, кто простоит против него семь секунд. Семь. Я простояла восемь и оказалась в числе счастливчиков.

Помимо основных занятий по искусству рукопашного боя (которые на нашем третьем курсе поручили вести мастеру Горо), я, с самого Нового Года, исправно посещала факультатив. В конце почти каждой тренировки (если не было сильно покалеченных, а такое тоже случалось, и не сказать, чтобы редко) японец давал мастер-класс, или вот такой показательный спарринг, который я жестко продула.

А виной всему мерзавец Попов, который вчера бросил мою подругу, а сегодня имел наглость зубоскалить надо мной. Вся академия знает – ненавижу свое прозвище! Правда, к чести Попова надо признаться, это мало кого останавливает.

– Сэнсэй сегодня в ударе, – пробурчала под нос, потирая ушибленное плечо и прихрамывая.

Сзади раздался сдавленный стон Попова и я мстительно захихикала.

– Сейчас тебе мало не покажется, – вырвалось у меня.

Так, злорадствуя и прихрамывая, я прошла в раздевалку и закрыла за собой дверь.

Мятое, пропитанное потом кимоно, с наслаждением стянула и завернула в пакет, чтобы по прибытию в общежитие сразу сунуть в стиралку. Волосы высвободила из тугого пучка, надев черную резинку на руку, и они тяжелой волной заструились по спине.

Из перевернувшегося рюкзака выпала мобилка, жалобно тренькнув. Подхватив телефон, который каким-то странным образом разблокировался, хотела засунуть его обратно в рюкзак, но увидев пухлощекую мордашку на заставке, не смогла не умилиться.

У братишки светлые кудри, обрамляют голову одуванчиком и очаровательные ямочки на щеках. Каким-то чудом он умудрился лишиться сразу всех верхних зубов, и щербатая улыбка придает Кирюшке какой-то особо озорной и умилительный вид. Братику пять лет, он похож на щербатого ангелочка, а из-за копны кудряшек мы прозвали его Пушкиным.

С трудом оторвавшись от рожицы братика, выключила телефон и положила его обратно в рюкзак.

Замотавшись в полотенце, сунула ноги в шлепанцы и прошла в душ.

В лицо ударил горячий пар. Вместе со звуком падающей воды ухо уловило сдавленные стоны. Покраснев, я замерла. Так и есть…

В одной из душевых кабинок двое. Я четко слышала ритмичные удары и дребезжание прозрачного пластика в такт.

Стоны прервались и раздалось хриплое:

– Возьми, возьми в ротик, детка, я уже почти.

Сдавленное хихиканье, а затем чья-то голая, скажем, спина проскользила по двери кабинки вниз.

– Да, детка, да, о боги мои, да, ну у тебя и ротик, – донеслось сквозь гул воды и я залилась краской до ушей.

Все произошло так неожиданно, что я не успела сообразить, что делать.

Шагнув назад, я нащупала пальцами ручку и вцепилась в нее, как в спасательный круг. Вздрогнула, когда она повернулась прямо под моими пальцами и раздался звук защелкиваемого замка.

Я пискнуть не успела, как оказалась запертой в душевом отделении с парочкой, которая презрев все нормы морали и этики, а также строгий военный устав, предается плотским утехам.

Из душевой есть еще один выход: в бассейн. Но чтобы пройти туда, мне нужно миновать кабинку, которую облюбовал кто-то из студентов. Хоть они и поставили меня в откровенно идиотское положение своей возней, обнаруживать себя не хотелось. Ведь за нарушение устава ребята вылетят из академии, как на тренировке у мастера Горо, вздохнуть не успеют. Видимо, поздняя весна и последний экзамен, благополучно сданный вчера, вскружил кому-то голову…

Итак, обратно я идти не могу, некий доброжелатель закрыл дверь… И оставаться на месте тоже, парочка вот-вот покинет кабинку. Стоило двери скрипнуть, как я молнией метнулась в соседнюю и закрыла за собой дверцу.

– Кто здесь? – раздался испуганный женский голос, в котором узнала Соньку Усольцеву.

– Никого еще быть не должно, – ответил мужской голос. – Давай, детка, в раздевалку, пока у японца тренировка не закончилась.

– Тут закрыто!

Парень коротко выругался, но отчего-то показалось, что возмущение не очень искреннее.

– Детка, не зря сказал тебе захватить купальник, давай, быренько надевай и двигай через бассейн! Я сосчитаю до пятидесяти и следом за тобой, чтобы нас вместе не попалили.

Раздались звуки возни, шлепок. Глупо хихикнув напоследок, Сонька прошлепала к той двери, что ведет в бассейн.

Я выдохнула. Теперь дождаться, когда таким же способом свалит обладатель низкого мелодичного голоса, и можно приступать к водным процедурам. А там, глядишь, и дверь в раздевалку, которую кто-то по ошибке защелкнул, откроют…

Стоило двери, что ведет в бассейн, хлопнуть, я затаила дыхание.

В обладателе голоса я узнала Славика Гадаева, дружка Попова. Точнее, это Попов дружок Гадаева, правильнее сказать, прихвостень.

Не далее, чем вчера я в очередной раз отвергла домогательства Гадаева. В грубой, даже очень грубой форме.

Потирая ушибленную челюсть, Гадаев пообещал, что, мол, скоро встретимся и поговорим иначе, на что я многообещающе рассмеялась и издевательски протянула, что если ему мало, могу повторить прямо сейчас, зачем же ждать новой встречи. Гадаев сузил глаза, гаденько ухмыляясь и сообщил, что есть блюда, которые принято подавать холодными. Я же сказала, что если он месть имеет ввиду, то могу обеспечить вывих челюсти, если приблизится еще на шаг, путь стынет дольше…

Но вчера Гадаев подловил меня в опустевшей аудитории после экзамена. Ввиду раскрытого окна и раскатистого дуба на уровне второго этажа, я чувствовала себя более уверенно, чем сейчас, когда оказалась запертой со своим врагом в душевой.

Надо отметить, что Гадаев и Усольцева идеально подобрали время для свидания: тренировки мастера Горо обычно сопровождаются аншлагом от начала и до конца. Я же ухромала пораньше, потому что у меня еще один факультатив, по стрельбе из лука…

Из размышлений вытянул звук шагов.

Затаила дыхание и взмолилась про себя, чтобы поскорей уже Гадаев отсчитывал и уматывал вслед за Усольцевой.

Дверца в кабинку с треском распахнулась.

– Ну что, недотрога Белоснежка, допрыгалась? А я предупреждал, что скоро увидимся и поговорим. Но уже на моих условиях.

Гадаев стоял абсолютно голый, играя мускулами на груди. Кубики пресса не успели высохнуть.

Я сглотнула, когда из-за поворота вышли Попов с Ушловым. На лицах отвратительные ухмылки. Взгляды так и раздевают, то есть оставляют без полотенца…

Сердце ухнуло в пятки, когда поняла, что это с самого начала был их план… И подколки Попова во время тренировки, и дебильный смех Ушлова, и даже перепихон Гадаева с этой дурочкой Усольцевой в кабинке перед моим приходом…

Дело в том, что с этой троицей меня связывают не самые приятные воспоминания.

Этим девушки просто не отказывают.

Боятся.

А я отказала. На свою беду. Всем троим.

В грубой, очень грубой форме.

– Я всем расскажу, – стараясь, чтобы голос не дрожал, сказала я. – Вылетите отсюда, как сопли в платочек. И долетите до колонии строгого режима. Будете там любовничками.

К моему ужасу, троица переглянулась и нагло заржала.

– Не посмеешь. Ты ведь дорожишь своей репутацией, как и своей невинностью. Тебя ведь даже ни с кем целующейся не заметили! – нарочито растягивая слова, произнес Гадаев.

– За поцелуй Белоснежки стандартная такса – хук в челюсть, – отвратительно улыбаясь, сообщил Ушлов. При этом двухметровый громила потер вышеупомянутую челюсть, как будто не зажила за два месяца!

Гадаев же продолжал:

– А весть о том, что Белоснежка лишилась невинности в душевой…

– Что ее пустили по кругу, – поддакнул Попов.

– Не самое то, что нужно для военной репутации, детка, – окончил Гадаев. – Ну? Сама выйдешь? Или помочь? Смотри, нам спешить некуда. У твоего сэнсея сегодня аншлаг.

Я вжалась в стену и зажмурилась на миг.

Когда подавала документы в военную академию, мама впервые поговорила со мной, что называется, «об этом самом».

– Помни, дочка, – сказала она. – Нет одному – нет никому. А можно кому-то – можно всем. Но если вдруг, не дай небо, попадешь в беду, помни: под угрозой не только твоя честь и репутация. Под угрозой твоя истинная природа. Поэтому бейся насмерть. Чтобы если они окажутся сильнее – врагам досталось лишь твое бездыханное тело.

И я приготовилась биться.

– Попробуй, достань, – издевательски протянула я Гадаеву, группируясь.

Тот сам не сунулся, видимо, сказалась память о вчерашнем уроке. Попову скомандовал. Тот ринулся на меня.

В последний момент я подпрыгнула, и, уперевшись руками в стенки кабинки, ударила ногами, сразу в лицо и в живот.

Согнувшись, Попов отскочил и с трудом устоял на ногах.

А с меня соскочило полотенце. Лица у всех троих, даже у временно обезвреженного Попова, вытянулись.

На этот раз к душевой кабинке шагнули двое.

Я дралась, царапалась, кусалась, как дикая кошка, но громила Ушлов банально взял своим весом. Меня сначала придавили к стене, затем, скрутив руки, выволокли наружу и опустили на колени перед Гадаевым.

Сзади потянули за волосы, приподнимая голову.

– Ну же, детка, – протянул Гадаев. – Я первый. Ты знаешь, что делать.

Я рванулась, но держали крепко. При этом потянули назад за волосы, запрокидывая голову, отчего из горла вырвался хрип.

Попов, который стоит сбоку, размахнулся для удара.

– Не надо, – осадил дружка Гадаев, все так же отвратительно растягивая слова. – Белоснежка поняла, что проиграла. Она все сделает, как миленькая, правда?

– Не надо, – повторила я. – Я все сделаю. Только не бейте.

Я очень надеялась, что голос не выдаст ярости, что клокочущие нотки в нем примут за страх.

– Давай без глупостей, – сказал Гадаев и сделал знак Ушлову, чтобы отпустил волосы.

Голова мотнулась вперед, чуть не уткнувшись в пах Гадаева.

Я всхлипнула, чтобы ни у кого не оставалось сомнений в моей капитуляции, а потом что есть силы ударила лбом.

Выругавшись, Гадаев согнулся, а Ушлов, видимо от неожиданности, выпустил руки. Это позволило мне перекатиться по полу, и, развернувшись, как пружина, ударить обеими ногами: Гадаева и Ушлова. Попова атаковала тут же, пока не успел опомниться.

Мир сузился до череды ударов, перекатываний по гладкому кафелю, проклятий, уворачиваний. Пока билась, понимала, что рано или поздно меня достанут. Вырвавшаяся наружу злость напополам с первобытным страхом позволяла уходить из-под ударов в последний момент, бить в болевые точки без промаха.

Но один удар я пропустила, и, охнув, отлетела к двери в душевую, к той, что ведет в женскую раздевалку, к той самой, что оказалась так не вовремя закрытой.

Дверь за моей спиной распахнулась. На пороге стоял мастер Горо.

Оглядев меня и трех студентов, условно мужского пола, двоих, растянувшихся на кафеле и одного на ногах, беглым взглядом, сэнсэй сказал:

– Брестясе, Таса-сан. Брестясе. А теперь, будьте добры, оставьте нас с господами студентами одних. Нам есть о тем побеседовать. На японском.

На лицах всех троих проступил ужас, а у меня, должно быть, от ударов, помутилось в голове, потому что вместо благодарности сэнсэю я ляпнула, поднимаясь:

– А нельзя преподать урок японского где-то в другом месте? Здесь женская душевая как-никак, и я помыться не успела…

Японец церемонно поклонился, словно не замечая моей обнаженной натуры.

– Конесьно, Тася-сан, васе само-об-радание делает вам тесть.

Обернувшись к трем бугаям он церемонно поклонился и им:

– Изворьте пройти церез раздеварку дря барысень в тренировоцьный зар. Там и побеседуем.

По лицам троицы и тому, как быстро поспешили они выполнить приказ сэнсэя было понятно, что в их головы даже не придет мысль ослушаться.

Пропустив их перед собой, японец оглянулся и спросил меня таким тоном, как если бы мы беседовали на лужайке в лесу.

– Документы есе не приеззари?

– Что? – переспросила я, помотав головой, думая, что ослышалась.

– Знатит, не приезжари, – протянул японец, кивая словно своим мыслям. А потом загадочно добавил: – В Арьма-матер воспитывают настоясих драконов.

Я снова помотала головой, подозревая, что мне по ней ударили слишком сильно.

Невольно я проследовала за сэнсэем до двери, по-прежнему мотая головой, как щенок, который вылез из воды. И лишь в дверях замерла. На моих глазах дверь в тренировочный зал захлопнулась за мастером Горо и в тот же миг зал потряс громогласный вопль.

– Да ладно, – буркнула я. – Нет там ничего такого у Гадаева, отчего так вопить… Хотя оно, конечно, сама ситуация, с голым пятикурсником и двумя придурками в мокрых штанах…

Тут же возникла тишина, должно быть, мастер Горо поднял руку.

Раздался его спокойный голос.

– Эта троица напара на барысьню, васу сокурсницу, прямо в месте уединения. С ними в спаринге студентка насей академии продерзарась сорок четыре секунды, в два раза дорьсе, тем сегодня со мной. Презьде тем сообщить о преступрении куда порозено, я бы хотел предоставить провинившихся вам, господа студенты, на товарисеський суд.

Я снова помотала головой и юркнула в душевую.

Когда горячие струи ударили в лицо, блаженно вздохнула.

– Надо поспешить, – пробормотала я себе под нос. – Девчонки скоро прибегут за подробностями, а я на стрельбу из лука опоздаю. Но о каких документах и о какой Альма-матер, где воспитывают настоящих драконов, говорил сэнсэй?

Дочь дракона

Подняться наверх