Читать книгу Пойти туда... - Дия Гарина - Страница 1

Глава I

Оглавление

Из приятных предрассветных грез меня нагло и беспринципно вырвал оглушительный автомобильный сигнал. Первым инстинктивным желанием было, не открывая глаз, доползти до балкона и сбросить на тарантас этого горниста остатки голубой эмали, что еще с прошлого года, безнадежно ждали окончания ремонта. Весьма вероятно, что при продолжении концерта желаемое плавно переросло в действительное, если бы ехидный Витькин голос с улицы не прокомментировал:

– Ну, вы, блин, даете! Я, конечно, знал, что все люди делятся на жаворонков и сов, а вот про сонь в этой классификации не упоминалось. Какого черта! Уже 6 утра. Мы давно должны были тронуться.

– Вот ты сейчас у меня и тронешься, – раздался хриплый голос соседа сверху.

Стоя на балконе и глядя на застывшего внизу Витьку, я едва успел краем глаза заметить стремительное падение неопознанного летающего объекта, который со звоном приземлился в двух шагах от моего друга детства, обдав его фонтаном пивных брызг. Но смутить Витьку Курицына было труднее, чем научить эту самую курицу летать. Носком тяжелого туристского ботинка он поддел один из осколков и тяжело вздохнул.

– «Золотая бочка» – надо чаще встречаться. Вот именно чаще. А то раз в полгода видимся, потому некоторые и забывают, что договорились сегодня ровно в 5:30 тронуться, в смысле отчалить.

Мимо, утопив меня в арбузно-дынном аромате дорогущих духов, проплыла Ольга, и умильно сложив на груди пухлые ручки, проворковала:

– Витенька, зайчик, не сердись! Мы – уже, мы – сейчас. Только вещи вынести и одеться.

– А может, наоборот, сначала одеться… – опешил Витька, – Ладно, жду вас в машине, но чтобы через пять минут как штык…

Вещи у нас, и, правда, были собраны с вечера. Вообще, если бы не моя дорогая половина, этой авантюры не было и в помине. Ну, посудите сами: я, можно сказать, последний месяц на Родине перед трехгодичным контрактом у проклятых буржуинов. Отпуск еще не отгулял. Столько всего надо сделать, и, самое главное, подзубрить английский. Так нет же. Ей, видите ли, хочется вновь, как в бурной юности вкусить романтики. Она, я и костер. И что самое скверное, подбила Витьку. Ему я отказать просто не мог: он два года меня пилил, и вырвал-таки из моих пьяных уст святую клятву «пойти с ним на край света и вернуться». В общем, ищите женщину. Для меня до сих пор остается загадкой, почему все знакомые мужчины не могут отказать Ольге. Да не в том смысле! Просто стоит ей подойти поближе, посмотреть в глаза, взять за руку и тихо так попросить – все! Клиент готов. Правда, надо отдать ей должное, просит она только в случае крайней необходимости, но устоять не может никто… Кроме меня.

Пока я натягивал джинсы и искал под кроватью второй носок, на совесть припрятанный нашей овчаркой, из кухни потянулся аромат натурального кофе. Эта роскошь станет для нас на целых две недели недоступной. Будем травиться растворимым. Залетев на кухню, я понял, что побриться уже не успею. И черт с ним, – буду бороду отращивать. Романтика, так по полной программе.

Ольга ожидала на кухне вместе с двумя дымящимися на столе чашками. Полностью экипированная. Я всегда поражался ее умению мобилизоваться. В конторе про нее даже поговорка сложилась «Ольга как Безначальное Дао, никогда не торопиться, но всегда успевает». Пока мыл чашки, счастливая Альфа вертелась у входной двери, от радости сбивая хвостом, все до чего он мог дотянуться. Погоди толстушка, еще вспомнишь про магазинные котлетки, от которых гордо отказывалась. Ты у меня быстро на хлебе и воде похудеешь. Ружье я само собой беру, но подстрелить в лесу дичь особо не надеюсь – не сезон. И потом, я больше привык по уткам.

Мы вылетели из подъезда, ожидая застать Витьку с часами в руках укоризненно качающим головой. Однако, в первый момент мы его вообще не увидели. Потом, огибая машину, чуть не оттоптали Витькины ноги, вызывающе торчащие из под заднего бампера.

– Мы что, уже никуда не едем? – упавшим голосом спросила жена.

– Да, нет, все нормально. Обычный ТО перед дальней дорогой. Грузитесь, – донеслось снизу.

Ну, мы и загрузились. После этого Витькин «Жигуль» стал сильно напоминать помесь зеленого мастодонта и трамвая в час пик. До сих пор не пойму: как получилось, что я оказался на заднем сидении зажатый между Ольгиным рюкзаком и счастливой Альфой, которая от нетерпения никак не могла улечься и периодически наваливалась на меня всеми 45 килограммами своего собачьего веса. Замуровали, демоны.

Пока пробирались через дворы, я тщетно пытался вспомнить, не забыли ли мы что-нибудь важное, так как был уверен, что половину менее важного все равно забыли. Вдруг Ольга, блаженствующая на переднем сидении, издала полувопль-полустон:

– Стой, Витя! Стой. Я за….

Услышав ее «Стой», Витька так вдарил по тормозам, что Ольга, чуть не вышибла лобовое стекло, Альфа свалилась на пол, а я попытался забодать переднее сидение.

– Ну, ты… – вырвалось у Витьки. Однако продолжить он не успел: Ольга обняла его богатырскую шею и стала мелко целовать доступные фрагменты лица, периодически вскрикивая:

– Извини! Ну, Витенька! Прости, пожалуйста, я больше так не буду. Ну, пожалуйста. Я просто хотела сказать, что нам нужно вернуться. Игорек! (А это уже ко мне). Извини, я забыла твой плейер с кассетами.

– Это что, так важно? – пропыхтел наш водитель, всем своим видом выражая разочарование в интеллекте семьи Семеновых.

– Да, – ответил я, – это кассеты с английским. Мне нужно практиковаться, иначе пошлют кого-нибудь другого. И гуд бай, Америка, о-о-о!

– Плохая примета, Ольга! Не забудь в зеркало посмотреться, может и пронесет…

Виктор развернулся полицейским разворотом, и мы вернулись туда, откуда начали, то есть к подъезду.

Пока Ольга бегала за кассетами, а мой друг детства философствовал на тему «женщины и высокие технологии», я безуспешно пытался найти в себе, хотя бы одну положительную эмоцию. Нет, не мое это мероприятие. Мы (в смысле я) чужие на этом празднике жизни, и винить абсолютно не кого. В том числе и себя. Кто виноват в том, что давно уже не горю, а помаленьку тлею? Возраст? Да, мне 38, —последний приступ молодости, если верить Ильфу и Петрову. Какие метаморфозы сотворило со мной обнаглевшее время? Почему, глядя на Ольгу, с которой прожил 12 лет, (и не плохих, по началу так даже прекрасных) вижу морщинки у нее на лице, огрузневшую с рождением сына фигуру. Даже глаза ее, которые горят по-прежнему, вызывают уже совсем иные чувства. Привычка свыше нам дана? Никогда не думал, что доживу до этого: еду с любимой женой и закадычным другом за туманом, а на душе такой туман…

А, вот и Ольга. Наконец-то! Теперь можно отложить самокопание и заняться своими прямыми обязанностями – воспитанием жены. Будет знать, как забывать мужнины вещи!


«Жигули» медленно, но верно утюжили полотно российского хайвэя. Витька, видимо, никуда не спешил. Кстати, неплохо бы узнать, в какое именно никуда мы так не торопимся.

– Вить-к, а Вить-к, рассказал бы что ли, куда и зачем вас с Ольгой черт понес. Так для разнообразия: чтобы не уснуть за рулем.

Витька как-то подозрительно дернулся и украдкой теранул глаза:

– Оборони царица небесная. А разве Ольга тебе не рассказала?

– Да рассказывала я ему сто раз. И каждый раз он делал такое же удивленное лицо, как контрабандист, попавшийся на таможне.

– Ну что ж, тогда для особо одаренных повторяю: едем мы на Север, на русский Север. В направлении Архангельска. Клад искать…

Нужно сказать, что Витька вот уже лет 7 причислял себя к Великому братству «черных» археологов. Каждое лето он уходил в законный отпуск, чтобы затем уйти в лес, степь, болото и так далее. В зависимости от того, какие «совершенно точные сведения» смог раскопать в течение года. Информацию он добывал любыми путями, вплоть до пересъемки каких-то секретных старинных карт, пылящихся в частных коллекциях, подкупа должностных лиц, а также спаивания коллег по «черному» цеху. На мои вопросы, типа: «а что ты с этого имеешь?», он делал уморительно серьезное лицо и говорил, что это как в анекдоте: когда у одного мужика спросили: любит ли он детей? На что, тот ответил: детей не люблю, но сам процесс..! Так вот для Витьки был важен именно процесс. Во-первых – матушка-природа, во-вторых – физический труд на свежем воздухе, в-третьих – хорошая компания. Если же в результате трехнедельного ползанья по раскисшему чернозему, пожухшим ковылям или обваливающимся катакомбам ему удавалось откопать какой-нибудь драный лапоть, счастье его было чистым и безмерным.

– Ты уверен, на счет клада? – решил на всякий случай уточнить я.

– Уверен, не уверен. Какая разница? Всегда и везде можно найти что-нибудь любопытное. К тому же мне Виталя точное место указал, и даже карту одолжил. После трех литров…

– Силен…А почему тогда он сам не пошел?

– Боится.

– ?

– Говорит, проклятье какое-то на том кладе лежит.

– Ну, да, как же… И все кто ходили искать его назад не вернулись.

– Смейся, смейся. Не Игорем тебя надо было назвать, а Фомой. А в наших узких кругах знаешь, какие легенды ходят.

– Вот именно, что легенды. Постой, а чего ж ты своих лучших друзей тащишь в это заколдованное место. Мы тебя чем-то обидели?

– Не дрейфь, – все будет чих-пых. Этим летом в тот район настоящая археологическая экспедиция отправилась. Шум-гору копать. Вот на них проклятье и падет. А мы рядышком постоим. Может тоже чего откопаем.

– А что это за «Шум-гора»? Ты мне про нее не рассказывал, – сонно спросила госпожа главный инициатор.

Ну, все. Сейчас мы прослушаем лекцию, достойную доцента исторического факультета МГУ. Витек мог часами уводить нас в дебри черной, белой и серой ма… пардон, археологии. И где только нахватался? Он ведь вроде не то слесарем, не то механиком в гараже…

– Гора – это вовсе не гора, а предполагаемый курган, в котором, возможно, захоронен один из варяжских конунгов, – замогильным голосом начал вещать наш спец, – Издавна жители окрестных деревень передавали из уст в уста легенду о том, что каждому, кто пойдет ночью в новолуние на Шум-гору, выкопает яму глубиной в аршин и будет слушать до рассвета, дух покойного вождя предскажет будущее. И не только его самого, но также всех близких, знакомых, вплоть до будущего страны и всего мира. Главное ничем не прогневить духа. А чем его можно прогневить неведомо.

– А если прогневишь?

– Вот тогда и не вернешься.

– Витя.

– Чего?

– Глянь.

Хорошо, что мы ехали медленно. (Выжать из этого тарантаса нечто большее было просто нереально. Тоже мне, механик). Увидев в зеркале заднего вида вместо моего ехидного лица какую-то жуткую рожу, Витька резко дернул руль, и мы чуть не ушли прямо в кювет, породив еще одну легенду о том, как три дурака… пардон, два дурака и простая русская женщина, были поражены проклятьем еще до того как нашли сокровища. И виноват, конечно, был бы я. Витька же не знал, что мы взяли с собой жутковатую резиновую маску то ли вождя племени Мумба-Юмба, то ли налогового инспектора после встречи с законопослушными гражданами. Неизвестно почему, Альфа назначила эту маску любимой игрушкой, и нам пришлось, скрепя сердце, взять ее с собой. В общем, нехорошо получилось.

Дальнейшую перебранку описывать не имеет смысла. Окончательно переругавшись и стремительно помирившись, мы решили прервать надоевший вояж и просто выпить кофе в ближайшей забегаловке. Сказано – сделано. Вива «Нэскафе»!.

– За день не доедем, – вынес свой приговор наш великий кормчий, – Давайте потихоньку поищем место для ночевки.

Мы с Ольгой послушно начали пялится на придорожные кусты и проплывающие мимо величественные березы. Типично русский пейзаж в представлении голливудских режиссеров. Солнце уже касалось верхушек потемневших деревьев частоколом расположившихся на дальних холмах, но до сумерек было еще далеко.

– Где обоснуемся? Возле людей, али подале? – выпендривался я, – С одной стороны, цивилизация еще никому не мешала, ларьки, опять же с вино-водочными изделиями, сигареты… М-м-м. (Это я недавно курить бросил. В Америке не приветствуют табакоманов). С другой, нам теперь надо адаптироваться к полевым условиям.

– Да, вот эту деревню проедем, и можно неподалеку столбиться, – Витька ткнул желтым ногтем в точку на своей гордости – шикарной крупномасштабной карте, в которой не разобрался бы только выпускник высшего военного училища.

В это мгновение мы завернули за крутой поворот и остолбенели. То есть машина, конечно, еще двигалась, мотор исправно фыркал на кардан, шины шипели на провинциальный асфальт, а мы, разинув от удивления рты, наблюдали совсем не идиллическую деревенскую картину. Перед нами, перегородив почти всю проезжую часть, медленно вырастали два крутых джипа, возле которых обосновалась солидная группа людей. Часть из них лежали на дороге с руками на затылке, остальные эти самые затылки держали на мушках трех Калашниковых… «Опытные образцы. Такие еще не пошли в производство», – мелькнула неуместная мысль. Участники разборки удивленно уставились на нас, когда мы нагло обогнули их по встречной и, проехав мимо на предельной для Витькиных «Жигулей» скорости, завернули за очередной поворот. Все произошло в считанные секунды. Не успели мы вздохнуть с облегчением, как раздался выстрел, машину дернуло вправо, затем влево, но Витек справился, и еще метров двести пятьдесят мы ехали, не снижая скорости. Потом встали.

– Куда они попали, – только и смог выдавить я.

– Слава богу, никуда. Оборони царица небесная!

– Тогда что…

– Если бы они стреляли, то очередями, дубина! Колесо на выстрел пошло! Нам еще повезло, что эти кретины не приняли его за настоящий. Иначе лежать нам на дне ближайшего озера. Собирай ружье! – Рявкнул Виктор. И сам бросился к своему оленебою, – если что, хоть подороже себя продадим. Ольга, топай вон в тот лесок, и Альфу забери. Тут она не помощница.

Все наши многочисленные друзья уже давным-давно знали, что Альфа – добрейшей души человек, в смысле собака. И знакомых, и незнакомых она радостно приветствовала такими ударами полуметрового породистого хвоста (саблевидного), что будь Альфа чуть-чуть повыше, то многих завсегдатаем нашего дома пришлось бы устраивать на работу в оперу для исполнения супервысоких партий.

Признаться, я ожидал, что Ольга начнет спорить, но нет. Не медля ни секунды, она схватила поводок, дернула Альфу и растворилась в ближайшей растительности. Беззвучно, как индеец племени сиу. Мы с Виктором переглянулись и облегченно вздохнули. Тут завыли на высоких оборотах мощные американские моторы и, обдавая нас выхлопными газами, мимо промчались те самые крутые джипы. Через миг их след уже простыл. Мы еще раз переглянулись и облегченно вздохнули.

Выждав, для верности, еще минут пять я повернулся к лесу и позвал жену. И вздрогнул от неожиданности, когда кусты в метре от меня расступились и невозмутимая Ольга, влекомая жизнерадостной овчаркой, попросила: «Не кричи, пожалуйста, я все прекрасно слышу». Видимо взрыв адреналина выжег дотла все мои чувства – я был пустым керамическим кувшином, только что вышедшим из печи для обжига, и вместо того, что бы всыпать супруге по первое число за непослушание, крепко обнял ее за плечи. Мы подошли к Витьке, пыхтевшему под нос русские народные выражения, которые при даме с высшим филологическом образованием он не мог пыхтеть вслух… А когда увидели во что превратилось колесо…

– ………. мать вашу. Или мне показалась, или это произнесла моя нежная женушка?

Наскоро обсудив создавшееся положение, мы решили не возиться, а проехать еще метров сто и свернуть на пригодную для ночлега поляну – менять колесо будем утром, ведь чтобы добраться до запаски все равно пришлось бы вытряхивать весь багажник.


Костер весело трещал, разгоняя темноту и полночную сырость. Ольга давно спала в палатке, а мы с Витькой сидели на шершавом бревне и молча приканчивали НЗ: пол литра медицинского спирта, изъятого из тайной ухоронки моей ненаглядной тещи. Разговор не клеился. Да и не о чем было разговаривать. То, что наше путешествие могло окончитmся, так и не начавшись, в комментариях не нуждалось. Черт, если так не везет сейчас… Но спросил я у Витьки совсем другое.

– Слушай, Курицын, я еще с утра хотел спросить: с какой это стати, ты Бога часто поминать стал? «Оборони царица небесная»… и т. д и т. п. В семинарию поступать случайно не надумал?

– Ты, Игорь, не смейся. Ты всегда смеешься, когда доходит до чего-то эдакого. Ну, сверхестественного…

– Ты только меня проклятием опять не пугай. На сегодня все лимиты моего страха исчерпаны.

– Как же испугаешь тебя. Ты с детства невосприимчив был. Один раз даже на кладбище заночевал. На спор. Два блока жвачки у меня выспорил. До сих пор простить не могу. У тебя вместо нервов канаты из твоей знаменитой суперстали.

– Ты мне зубы не заговаривай. Колись, говорю: отчего в религию ударился?

– Да разве ж я ударился… Я так потихонечку. Грехи замаливаю…

– А есть что замаливать?

– Есть.

– Расскажешь?

– Расскажу. Случилось это примерно года два назад. Есть у нас, у вольных археологов верные места. Если уж нашел такое, обязательно с прибытком вернешься. Одно из них – церковный закладной столб. Не знаю как сейчас, а раньше в каждой церкви при завершении строительства, в этом столбе оставляли нишу, куда состоятельные прихожане, помогавшие в возведении храма, приносили дары. В основном – деньги. Говорят, Александр III одной церкви пожертвовал около 3 килограммов золотых и серебряных монет. Их закладывают в столб и замуровывают. Вроде как, даже не церкви жертва, а прямехонько Богу.

– И что?

– И то. Если найдешь заброшенную церковь, то обязательно ищешь этот самый закладной столб. Вот я и нашел на свою голову. Были там медные и серебряные монеты XVIII века. Все же церковь деревенская, откуда там золото. Но и того мне хватило… Не скажу что громы небесные меня поразили, мор или язва, но что-то сломалось в жизни после этого случая. Разваливаться стал мой мирок. И так плохонький был, а сейчас…

– Погоди, не канючь. Работаешь? На хлеб с маслом имеешь? Семья есть? Здоровьем бог не обидел – вон какой бугай, бери и запрягай. Чего тебе еще надо? Миллион на блюдечке с голубой каемочкой, персидскую царевну в жены?

– Да что ты мне все про материю грубую. Душа у меня пятнами пошла, как у псориазника. Зудит, мочи нет, а не почешешь! Только что я тебе про душу. Ты все равно ни в бога, ни в черта, ни в тарелочки с пришельцами.

– А так же ни в снежного человека, ни в старуху Иер-Иер, ни в Черные шторы с Черной рукой. Вроде умный ты мужик, Витька, а такое иногда несешь… Душа у него, видите ли, чешется. Мыться чаще надо!!! Желательно с жидким мылом для интимных мест.

– Почему? – обалдел Витька.

– Да потому, что интимнее места, чем душа человека еще не придумали.

– А-а-а, – успокоился друг, – ну тогда давай по последней, и в школу завтра не пойдем.

– А куда пойдем?

– Запаску ставить с утра пойдем, тундра безлошадная. Сколько раз говорил тебе: бери машину, бери машину. Нет, ему, видите ли, в общественном транспорте лучше думается.

– Ага, как на ногу наступят, так мне сразу гениальные идеи в голову приходят.

– А иди ты со своими идеями…

– Уже в пути, – поднялся я.

– Ты куда?

– Спать, Витя, спать.

Сказано – сделано.

Проснувшись утром, я долго не мог понять, где нахожусь, и почему чувствую себя так, словно меня придавило упавшим шкафом. Первая попытка пошевелить затекшими ногами с успехом провалилась. После третьей, я, наконец, соизволил открыть глаза и посмотреть в чем причина моей временной нетрудоспособности. Может быть, проклятье уже действует? Однако ничего инфернального не обнаружилось. Причина же оказалась проста, как дворник дядя Коля из третьего ЖЭКа: наша чудная Альфа не пожелала, видите ли, спать на улице и мирно похрапывала, устроившись на моих многострадальных ногах.

После третьего решающего раунда я, наконец, смог освободиться и выполз из палатки, чтобы тут же быть мобилизованным на сбор хвороста. Помянув недобрым словом все прелести походной жизни, отправился к ближайшей роще. Лагерь мы разбивали почти в полной темноте, поэтому я с интересом наблюдал раскинувшийся вокруг пейзаж. Наша палатка расположилась на берегу небольшого озера, цвет которого я определил как средний между растворенной синькой и медным купоросом. В какой-то момент мне даже почудилось, что поднимающийся от воды туман отдает запахом серы. Но, слава богу (черт, кажется дурной Витькин пример заразителен), вскоре понял, что цвет этот от бездонного летнего неба, отраженного абсолютно гладкой озерной поверхностью. Приветливые березки, осинки, рябинки дополняли идиллическую картину. Ну, хоть не уезжай никуда…

Но уехать пришлось, – не бросать же все после первого приключения. Кто ж знал, что отъехав каких-нибудь полкилометра, мы в прямом смысле наткнемся на второе – здоровенный ржавый гвоздь, очевидно, специально поджидающий нас на дороге. Дерзко нарушив всем известную поговорку, о том, что «Снаряд дважды в одну воронку на попадает», он по шляпку воткнулся именно в поставленную нами запаску.

– Па-ба-ба-бам, – пробасил Виктор, перерыв весь багажник, – Что делать будем? Запасной камеры у меня нет.

– Может остановится кто и продаст? – предположила Ольга, за что была освистана нами в два голоса.

– Тогда приступим к операции ДБК, – ухмыльнулся в мою сторону Витька. И, признаться, эта его ухмылка, мне о-о-очень не понравилась. На всякий случай я спросил:

– И как это расшифровать?

– Элементарно, Ватсон! Давай Быстрей Качай! – просветил меня заботливый друг.

Весь дальнейший путь до деревни, где мы надеялись купить у кого-нибудь камеру, слился для меня в единый кусок черно-белой киноленты «Как закалялась сталь». А закалялся, стало быть, я. Буквально вылетая из машины, я подсоединял шланг ножного насоса к ниппелю пробитого колеса, и минут пять качал со скоростью близкой к скорости звука. Роль звука исполнял мат. Потом, отсоединившись и прихватив насос, я заскакивал обратно и отдыхал метров двести, пока Витька с очередным «мать» не останавливался. И все возвращалось на круги своя.

Одолев пятикилометровую дистанцию, мы, на последнем издыхании, вкатились на главную улицу деревни Сведино. Меня долго уговаривали выйти из машины, но я не поддавался на провокации, пока Витька не вынес мое бренное тело на руках и не посадил на травку рядом с сельпо. Постепенно приходя в себя, я начал обращать внимание на окружающий мир, а не только на свое разбушевавшееся сердце. Первым моим наблюдением стало наличие ответного наблюдения. Одним словом, чуть не полдеревни сбежалось поглазеть на нас. Телевизора у них нет что ли? Особо выделялась живописная группа из шести человек, довольно молодых, довольно наглых и в стельку пьяных. Был бы я великим Некрасовым, тут же выдал что-нибудь вроде «В пьяном угаре шпана деревенская».

Пока я разглядывал местную фауну, Витька нырнул в магазин, а Ольга вышла прогулять Альфу. При виде нашей медалистки, влекущей Ольгу к ближайшим кустам с мощью паровоза и таким же сипением, толпа как-то быстро поредела. Отступление возглавила вышеописанная шестерка, подозрительно быстро протрезвевшая. Тут из дверей деревенского супермаркета показался Витька, неся в руках четыре булки свежевыпеченного хлеба, такого ароматного, что урчание моего желудка перекрыло даже голодное повизгивание Альфы.

– Ой, – обрадовалась Ольга, – надо же! Настоящий деревенский! Ум… А запах! Теперь бы еще сметанки местной отведать… И покосилась в мою сторону.

– Ладно, тогда сделаем так, – вынес безапелляционное решение наш рулевой, – Я иду добывать камеру, Игорь за сметаной, Ольга и Альфа на страже стального коня. Вопросы есть?

– Вопросов нет, товарищ главнокомандующий. Кстати, а кто тебя на эту должность назначил? – не выдержал я.

– Как кто? Вчера на всенародном вече я был легитимно избран большинством голосов.

– И чьи же это были голоса?

– Мой и Ольгин. Даже при твоем «против» получается большинство. Так что дуй за сметаной, а то…

– Хлеб остынет, – подсказала Ольга.

И мы разошлись, как в море корабли.

Узнать, у кого в деревне самая лучшая сметана оказалось сложнее, чем решить загадку Сфинкса. Встречные бабульки и дедки называли самых разных хозяев, находившихся по закону подлости на противоположных концах не маленькой деревни. Все же минут через 20 путем аппроксимации мне удалось установить, что самую лучшую сметану делает Зинка Кравцова, которая недавно второй раз вышла замуж за двоюродного брата своего первого мужа со стороны его матери с которой до сих пор живет в одном доме как кошка с собакой. Ничтоже сумняшеся я отправился на поклон к Зинке, благо идти было уже не далеко. Пока поднимался по крутой тропинке к нужному дому, меня обогнала тощая облезлая собака, тащившая в зубах живую еще курицу и юркнувшая во двор Кравцовых. Одолев последние метры подъема и подойдя к калитке, я услышал непонятную возню, матерную ругань, визг и квохтанье. Навстречу мне неслась несчастная курица, которую я только что видел свисавшей из собачьей пасти. Раньше мне казалось, что у куриц почти совсем нет глаз. Как жестоко я ошибался. Было ощущение, что на меня несутся одни куриные глаза, в которых пережитый ужас смешался с радостью приговоренного к смерти, получившего высочайшее помилование. Слегка опешив, я постучал в калитку и, не дождавшись ответа, осторожно вошел во двор. Первое, что бросилось мне в глаза, была та самая собака-добытчица, посаженная на толстенную цепь.

– Эй, есть тут кто живой?

Ответом мне стал скрип открываемой двери. На пороге появилась хозяйка – дама среднего роста, средних лет и кустодиевских пропорций.

– Чего надо? – сразу взяла она быка за рога.

– Здравствуйте.

– И вы здравствуйте, коли не шутите.

– Говорят, что у вас самая лучшая в деревне сметана. Не продадите баночку литровую.

– Отчего ж не продать. 20 рублей.

Я торопливо кивнул и полез за деньгами. В этот момент из дома вышла пожилая женщина, одетая в телогрейку и обрезанные валенки.

– Зинка! Постыдилась бы! Глядите-ка, только муж за порог, а она уже хахалей в дом приводит.

– Ах, отстаньте, мама! Проезжий он. Сметану пришел купить. А вам везде хахали мерещатся.

– Ты мне голову не дури, ишь что удумала – сметану. Да твою сметану покупать будут если только ни у кого другого не останется. Жидкая она у тебя и кислая. Вот я когда…

– Жидкая?! Кислая?! Да как у тебя язык только поворачивается, кощейка старая. Да ты…И, выкрикивая ругательства, Зинка понеслась в сарай с необычайным для ее фигуры проворством.

Обратно она шла уже спокойней, держа в руках литровую банку сметаны без крышки. Горлышком вниз. У меня аж дух захватило. Показалось, что сейчас вот и выльется моя сметанка в утоптанную землю двора. Но нет, презирая законы тяготения, она не спешила покидать полюбившуюся емкость.

– Ну, – вопросила меня Зинка, продолжая держать банку вверх ногами, – Жидкая моя сметана или нет?

– Все равно она у тебя невкусная. И муж твой – пьяница, и корова твоя болезная, и собака у тебя шелудивая, и…

Тут я понял, что пора вмешаться, иначе не видать мне сметаны до вечера.

– Кстати, я вот видел, как собака ваша курицу в зубах тащила… Соседи не заругают?

– Ай, лишенько, – запричитала старуха. Так вот кто моих курочек извел. Таракан твой недорезанный.

– Да, не Таракан, мама, а Таркан. Певец такой турецкий.

– Ой, горе. Нет мне старой места на этом свете. Все меня в гроб загнать норовят. Собака и та туда же… Не дождетесь!

Наступила минута трубить срочное отступление, так как бабка, подхватив валявшиеся грабли, угрожающе пошла на Зинку. Я швырнул деньги на крыльцо, выхватил у остолбеневшей Зинки банку и по примеру несчастной курицы, пулей вылетел из калитки. Пробежав метров сто, (благо под гору) я обнаружил, что несу банку все так же перевернутой. Мгновенно похолодев, заглянул внутрь, но Зинка не подкачала – гладкая поверхность сметаны даже не изменила формы. Умеем же, если хотим.

Пробираясь деревенскими задворками, я уже в который раз ловил себя на необычной мысли. Точнее на двух. Первая: не смотря на то, что наше путешествие сразу обросло неприятными случайностями, мне оно начинает нравиться. Нет. Нравится не совсем верное слово. Просто все происходящее я стал принимать, как должное. Это как в песне «надо благодарно принимать». Такого за мной раньше не водилось. Сколько себя помню, всегда ершился и хорохорился. Созерцательность не в моем стиле. Странно. Но еще более странной оказалась вторая мысль, гуляющая на задворках моего вполне рационального сознания. Точно сформулировать я ее не смог, но общий смысл сводился к: «все возвращается на круги своя», «змея кусает собственный хвост» и тому подобной философской ерундистике. Вообще-то, была еще и третья, вернее третье – предчувствие. Вот уж чем не страдал никогда. Но с каждым часом во мне крепла уверенность, что туда мы доедем. Хорошо ли, плохо ли, но доберемся. А вот обратно…

С такими невеселыми мыслями я завернул за очередной угол и тут же понял, что, вопреки всем предчувствиям, до цели нашего путешествия, запросто могу не добраться. Передо мной стояли трое подвыпивших парней, из той шестерки, что глазела на нас возле сельпо. Молодость у меня была достаточно бурная, так что намеренья их были ясны, будто солнечный июльский полдень. Ребятки застоялись, как молодые жеребцы в стойле, и горячая кровь пьянила их не хуже соседского самогона, которого тоже было принято достаточно.

– Эй, ты, москвич! – тот что стоял в центре, презрительно сплюнул на мирно зеленевшую травку., – Ты чё здесь забыл, а?

– Я не москвич.

– Да, какая, блин, разница. Вы, городские, все дешевки. Гля, мужики, сметанкой нашей разжился.

– Во, во, – поддакнул дружку стоящий слева, тщедушный паренек с бегающими в разные стороны глазками, – сначала сметанку попробует, потом до девок наших дойдет… Ты что-то сказал, турист? Не слышу?

Вопрос не подразумевал ответа. Им нужна была просто накачка. А мне… А мне следовало бы, наверное, запустить в них банкой, и ретироваться как можно быстрее, но… Во-первых, я никогда ни от кого, не бегал, и сейчас не побегу. А во-вторых, они знают все здешние закоулки и запросто могут перехватить меня. Н-да… С одним я бы справился – все-таки был когда-то КМС по боксу. С двумя – возможно. Но с тремя… Нет, теперь их стало уже четверо. Из-за поворота показался еще один архаровец, в руке у него как живая подергивалась монтировка. Видимо место в ближайшей районной больнице было мне обеспечено. Я подобрался и отступил к забору. Хотя бы спину прикрою, а там…

– Эй, мужики, у вас тут что, слет тимуровцев? Или сбор металлолома? – Витька, как доберман, всегда чуял драку. Еще в детстве он не пропускал ни одной сшибки, и нюха, видимо, до сих пор не утратил. Его широченная спина закрыла мне весь обзор, поэтому пришлось слегка потеснить друга. Не баба я, что бы за чужой спиной отсиживаться. Хотя Витьке помощник только помешал бы. Мой друг относился к счастливой категории тех здоровых лбов, которых без ущерба для их здоровья можно бить различными тяжелыми предметами, начиная с бутылки и заканчивая обеденным столом.

Ребятки слегка растерялись, все-таки они были пьяны не до такой степени, чтобы не видеть Витькиных габаритов. Но тут их главный заводила, выхватил из-за спины нож-бабочку и лихо закрутил им, перекидывая из одной руки в другую.

– Это вам сейчас придется, собирать… Кишки свои с нашей улицы.

Не удостоив его ответом, Витька как-то странно повернулся… Дальнейшая сцена очень напоминала эпизод фильма «Крокодил Данди –2», потому что в руке у моего защитника, неизвестно откуда тоже появился Нож. Вот именно, – Нож. С большой буквы. Многие черные археологи и он в том числе, делают себе особые ножи. Когда я в первый раз увидел такой у Витьки в руках, мне стало очень не по себе. Нож знаменитого Рэмбо, уступал Ему по всем показателям. Особенно, если учесть, что именно я пододвинул дорогому другу детства классную сталь из нашей лаборатории – мой лучший опытный образец, несправедливо забракованный высокой комиссией. Вообще-то этот нож был предназначен для самых мирных целей. В Витькиных экспедициях он выполнял роль маленькой лопаты, распиливателя корней и разрубателя дерна. Но наши противники об этом не знали, а потому мгновенно, как по команде перелетели через забор и растворились в глубине ближайшего сада.

– И где ты его только прячешь? – выпалил я единственное, что пришло в голову.

– Вот, смотри, – повернулся спиной Витька, показывая здоровенные кожаные ножны, прикрепленные к поясу под очень маленьким углом. Камуфляжная жилетка скрывала их полностью, я даже не догадывался о существовании этого тайника.

Вернувшись к машине, мы были ошарашены открывшейся перед нами картиной. Возле «Жигулей» собралась дюжина древних бабулек, которые самозабвенно голосили нечто, что принято сегодня называть истинно русским фольклором. Светящаяся от счастья Ольга стенографировала текст в свою записную книжку, поминутно издавая восхищенные вздохи и охи. Музыкальным сопровождением хора являлась Альфа, самозабвенно подвывавшая бабулькам в особо удачных, на ее вкус, местах. Мы быстренько постарались сократить расстояние, отделявшее нас от новообразованного очага культуры, но стоило нам подойти, как Альфа неожиданно повернулась в нашу сторону и издала жуткий утробный вой. Так воют лишь собаки предательски брошенные своими хозяевами, или… Или если предчувствуют чью-то смерть. Деревенский хор оборвал песню на самой высокой ноте, и старушки подозрительно зашептались, косясь в нашу сторону. Мне стало совсем не по себе. Никогда не слышал от Альфы ничего подобного. Как сказал бы богобоязненный Витька: «оборони, царица небесная…»

Дальнейшее происходило в гробовом молчании. Мы сняли колесо, сменили камеру, поставили на место, затянули гайки… Забытый хлеб задыхался в полиэтиленовом пакете, сметана плавилась на августовском солнце. Аппетита не было ни у кого, кроме, естественно, Альфы, которая даже не подозревала, что стала причиной нашей меланхолии.


– Игорь, почему ты так долго? – спросила Ольга, водя пальцами по боковому стеклу.

– Местных кумушек ублажал, – съязвил Витька, – ели отбил его у молодух.

– Я серьезно.

– И я серьезно, – продолжал нести околесицу боевой товарищ, пытаясь одним глазом смотреть на дорогу, а другим подмигивать мне. – Они еще кричали, что такого обходительного и видного мужчину без выкупа не отпустят.

– И что он дал им в качестве выкупа?

– По три поцелуя каждой и один общий, – из последних сил пытался поднять всем настроение доморощенный Хазанов.

– Оставь, Витя. И без тебя тошно. – Не выдержал я.

– Тошно, ему! При первых трудностях скис как молоко недельной выдержки. А что такого особенного произошло? Ну, наткнулись на разборку, ну колесо пробили…

– Дважды, Витя, дважды.

– Да хоть трижды. Ну, собака завыла, ну шпана…

Нет, я ему, точно язык когда-нибудь укорочу. Его же ножом, если понадобиться! Тоже мне, Павлик Морозов нашелся.

– Какая такая шпана? Игорь, будь любезен, просвети свою темную неграмотную жену. Чем ты занимался, пока якобы за сметаной ходил? – голос Ольги не предвещал нам ничего хорошего.

– Да ничего не случилась, Оль. Все было нормально. Подумаешь, прицепились. Отцепились же.

– Мы даже не дрались. – разочарованно протянул предатель-Витька.

– А ты вообще помолчи! Втирал мне очки про каких-то девок. До каких пор ты покрывать его будешь? Друг называется… Все вы, мужчины, одним миром мазаны. Лучше бы рассказал мне, каких девок он по вечерам до дому провожает. – ни с того, ни с сего выпалила супруга и разревелась в три ручья.

Па-ба-ба-бам… Витька растеряно посмотрел на меня в зеркало заднего вида. А я не придумал ничего лучшего, чем ненатурально заржать, пытаясь выиграть время, и лихорадочно придумывая правдоподобный ответ. Нет, ничего такого криминального не было. Но… Могло бы быть. Себе врать – последнее дело. Если бы Ольга не втянула меня в эту историю с географией, наши невинные прогулки с Инной могли плавно перерасти в нечто большее. Вот только Ольге об этом знать совсем не обязательно.

– Оль, послушай меня. Ольга!

– Ну что? Уже придумал отмазку?

– Фи, что за выражения, у филолога с высшим образованием, я от тебя такого не ожидал, дорогая.

– Дорогая… Значит нашел еще дороже? Дочку своего босса окрутить решил?

– Инна не только дочь своего отца, она еще и ведущий специалист моей лаборатории. И отношения наши – чисто профессиональные.

– Не смеши меня, Игорь, – Ольга уже взяла себя в руки. Голос почти не дрожал. Но от этого мне становилось только хуже. Страшная штука – чувство вины. Еще и вины то нет, а оно уже есть.

– Не смеши меня. С такой фигурой и профессиональные отношения. Я ведь не слепая. Еще иногда вижу себя в зеркале. Мне с ней не тягаться.

– А вот это ты зря, – встрял Витька, – Не знаю, что видишь в зеркале ты, а я вот вижу, что рядом со мной сидит такая классная девчонка, которой стоит только свистнуть, и мужики перед ней штабелями падать будут.

– Штабелями… Падать… – захохотала Ольга, – Ой, насмешил. Я тебе Соловей-разбойник, что ли?

– Не разбойник, а разбойница, которая давно похитила мое сердце. Вот разведусь с женой, и скажу тебе: бросай своего Игоря, выходи за меня…

Вот балабол. Когда надо, двух слов связать не может, а как не надо соловьем разливается.

– Оль. И откуда ты взяла такие глупости? Опять кумушки-соседки просветили? Разгоню я к чертовой матери ваш бабский клуб…

– Дамский, Игорь, дамский.

– У кого дамский, а у вас бабский. Если одни сплетни на хвосте приносят, а другие слушают и верят… – я сделал вид, что обиделся. – Ты еще частного детектива найми…

– Вот так, мило беседуя, чета Семеновых проследовала по пути следования, чтобы обследовать таинственный курган, в следствие чего, были совершены многочисленные археологические открытия и последовало вручение почетных грамот и дипломов, а также премии в размере 25 % от суммы найденного исторического наследия.

Ну, Витек, блин, дает! А ведь это был экспромт.


– Ехали мы ехали, и, наконец, приехали, – объявил новоявленный Сусанин, – выходи строиться.

Обрадованная Альфа пулей вылетела из машины, утащив Ольгу в ближайшую канаву, основательно заросшую высоченной травой. Я же еще долго возился, высвобождаясь из под всяческого барахла, с ужасом представляя, как все это потащу на себе.

– Вить, слышишь, Вить! Сколько нам теперь до места добираться?

– Дня четыре, может три. Смотря, что нам встретиться. Есть на нашем маршруте одна заброшенная деревня. Собираюсь там покопаться.

– Четыре дня! Как же мы потащим все это, разве что Альфу использовать как вьючную лошадь.

– Не переживай, Игорек! Половина барахла останется у моего родственника, в виде оплаты за постой машины.

– Ты снял камень с души моей, о величайший из путешественников. Давай показывай, где тут дом твоего родича.

– Вон тот. Или тот. – Витька поочередно тыкал во все стороны света. – Нет все-таки вон тот. Черт! Я и был то здесь всего один раз. Только тогда зима была. Все совсем по-другому выглядело.

– Да уж. Ладно, не дрейфь. Это же деревня. Тут все про всех знают. Гляди, мужик идет, у него и спросим. Как зовут твоего родственника, хоть помнишь?

На встречу нам, вдоль покосившегося забора действительно двигалась некая фигура, слегка покачиваясь и периодически приваливаясь к попадавшимся на ее пути деревьям. Не смотря на августовскую теплынь, она щеголяла в распахнутой телогрейке, из-под которой виднелись с трудом различимые полоски засаленной тельняшки. Экипировку дополняли кирзовые сапоги, и джинсовая бандана. В руках мужик нес нечто, отдаленно напоминающее дипломат.

– Витек! – обрадовано заревел мужик. – А я тебя с утра встречаю. Ты не поверишь, через каждые полчаса сюда хожу.

Очевидно, в доказательство он пристроил дипломат на капоте и минут пять под нашими пристальными взглядами безуспешно пытался его открыть. В течение этого времени Витька тихим голосом просвещал нас с Ольгой:

– Вот он, родственничек мой, – Серега Грачев. У них тут пол деревни Грачевых. Служил в морпехе. Дослужился до капитана, уволен в запас по состоянию здоровья. Как-то они со старлеем на двоих выпили три литра тормозной жидкости. Прапорщик, зараза, подменил бутылки, отомстить хотел за что-то. Но не рассчитал. У Сереги желудок гвозди перетирает. Потом этого прапорщика искали всей ротой.

– Нашли?

– Нашли.

– Живого?

– А как же. Он сам со страху сбежал, чем себя с головой выдал. Серега даже и не подумал бы, что что-то не так. Им местные такую самогонку привозили, что те, кого в звании повышали, просто капали ее на погоны, и к утру дырки для новых звездочек были уже готовы. Вот так он и заработал себе язву.

– Не боишься ему машину оставлять? – поинтересовалась Ольга.

– Нет. Только бензин в канистру солью, а канистру зарою. Чтоб потом уехать смогли.

Тут Серега, очевидно, осознав всю безуспешность дальнейших попыток открыть дипломат цивилизованным путем: с помощью ключа, ножа и топора, с криком «И-я-я-я» дважды рубанул рукой по замкам. После этой демонстрации армейской выучки на капоте остались две солидные вмятины, и два замка, начисто срубленные человеческой ладонью.

– Вот это да! – вырвалось у меня. – Сила!

– У нас в роду все такие. – расхвастался Витька, – Это еще что. Знаешь, как он хулиганов усмирял? Если кто вдруг при нем буянить начинал, Серега просто подходил к нему, говорил: «Да не шуми, ты. Давай, лучше обнимемся», и обнимал. После чего буяна увозили на «скорой» с переломанными ребрами.

Раскрывшийся дипломат явил нам в своем чреве пять бутылок водки (три уже были пусты) и пять пластиковых стаканчиков, уже давно не одноразовых. Сергей быстренько их наполнил и церемонно поднес каждому, включая Ольгу и Альфу.

– Я… – Ольга собиралась отказаться, водку она употребляет лишь при дикой простуде, предварительно высыпая в рюмку полпачки красного перца. Но Витя поспешно наступил ей на ногу и состроил жуткую рожу, которая в его понимании должна была означать «Нельзя обижать родственника».

Жена все поняла, мило улыбнулась Сергею, выпила… И даже не поморщилась. Умеет, оказывается, держать удар.

Труднее было заставить Альфу принять участие в возлиянии. Но и тут смекалистый Витька нашел выход: извлек из рюкзака кусок колбасы, обмакнул в водку и протянул нашей доверчивой овчарке. Когда последний кусок колбасы был перемолот крепкими собачьими зубами, Сергей решил, что знакомство состоялось (даже не узнав наших имен), что-то нечленораздельно буркнул, махнул Витьке, поехали, мол. И мы поехали.

Хозяйство Грачевых оказалось не так запущено, как сам хозяин, исключительно стараниями его жены Клавы – миловидной особы небольшого росточка, с огромными, в пол лица глазами. Её маленькие ручки крепко держали бразды правления, не позволяя Сергею окончательно спиться. Трое детей (две девочки и мальчик), все как один похожие на отца, восхищенно уставились на Альфу, подталкивая друг друга, и боясь подойти.

– Не бойтесь, – успокаивала их Ольга, – Она не кусается и очень любит детей.

– А это пограничная собака? – набрался храбрости самый младший.

– Ну, в какой-то мере, – да. Хотя на границе она не служила, но знает все команды. Вот смотрите! Альфа, лежать!

Альфа укоризненно покосилась на Ольгу, и не двинулась с места.

– У-у-у, – огорченно протянул пацан, – не слушается, почти как я!

– Ой, я совсем забыла. Нужно ей дать что-нибудь. У вас есть яблоки?

– Яблоки? – недоуменно переспросила одна из девчушек?

– Зачем? – подхватила вторая.

– А за тем, что яблоки у нее самое любимое блюдо. За яблоко, она не только выполнит все команды, но даже скажет «Мама».

– Не может быть!!!

Это они уже все втроем.

– Очень даже может. Так есть у вас яблоки?

– Есть! Сейчас принесу, – уже с порога крикнула старшая.

Когда она вернулась с большим зеленым яблоком, Ольга разрезала его перочинным ножом на восемь равных частей и, помахивая ими перед носом Альфы, стала давать обычные команды, вознаграждая овчарку каждый раз одной долькой. Когда в руках супруги остался последний кусочек, Ольга снова выразительно помахала им перед носом Альфы.

– Скажи «Мама».

– Мау-ма, – сказала Альфа и радостно вильнула хвостом, получив обещанное лакомство.

Радости детворы не было предела. Все оставшееся время они были заняты тем, что таскали Альфе яблоки, снова и снова приходя в восторг от ее лингвистических талантов. Ольга быстро нашла общий язык с Клавой и они, сидя на летней кухне, с наслаждением перемывали нам косточки. А мы же с Витькой как каторжные копались в вещах, пытаясь отделить свое от чужого. Наконец, с полной уверенностью можно было сказать, что экспедиция к выходу готова.

– Ну, присядем на дорожку, – скомандовал Сергей.

Мы с Ольгой присели на лавочку, помолчали немного, потом впряглись в лямки и, помахав Грачевым, в полном молчании потянулись за проводником-Курицыным. Витька бодро вышагивал по большаку, каждые пять минут сверяясь с картой. Что бы окончательно не заскучать я спросил:

– Вить, а что это у тебя за бандура к рюкзаку приторочена.?

– Это же металлоискатель, тундра ты деревенская.

– Что-то не похож…

– Он в разобранном виде. Чтобы всякие любопытные следом не тащились и милиция не приставала. Случаи разные бывают. Нас «научники» и силовые структуры не очень жалуют.

– Вить, а ты где его взял? – заинтересовалась Ольга.

– Купил, где же еще. Почти штуку баксов выложил, хотя он б/у. И не жалею. Немецкий. Берет на глубину до двух метров, различает черный и цветные металлы. Сразу можно сказать, что там внизу: золото, серебро или железо. Классная вещь. А то у одного моего знакомого самопальный металлоискатель был, который выл на простые кирпичи так, как будто они из нержавейки сделаны. Намучался он с ним, бедолага. А все жадность: нам бы подешевле, попроще…

– Мне когда-то бабушка говорила «Мы не настолько богаты, чтобы покупать дешевые вещи», – поддакнула Ольга.

Ага, значит в том, что она купила зимой на последние деньги шикарную шубу, виновата бабушка… Интересно, а что еще наговорила старушка?

Протопав с час и, намозолив с непривычки плечи неподъемными рюкзаками, мы, наконец, устроили привал. Я тотчас сел, где стоял, Ольга со стоном опустилась, на большой плоский камень, и только Альфа резвилась во всю. На прилегающем к дороге лугу, где «трава по пояс» то и дело появлялась ее голова, что бы тут же скрыться. Казалось, она просто плывет и ныряет в зеленом душистом море. Солнце светило прямо в глаза, подтверждая, что полдень уже миновал. Давненько же я не выбирался вот так дикарем на лоно матушки-природы. И только сейчас признался себе, как мне этого не хватало.

– Все. Сворачиваем. У нас впереди еще часа три светлого времени. Как раз доберемся до заброшенной деревни, если поспешим. – ободрил нас Витька. – Пора вперед – труба зовет.

– Не знал, что пионерское детство пустило в тебе такие глубокие корни. Дай отдохнуть еще хотя бы минут двадцать. Мы в Павки Корчагины не нанимались, – мы отдыхать ехали. А ты нас строишь под звуки труб и барабанов. Где же демократия? – попытался возразить я.

– Правда, Витечка, – в кои-то веки поддержала мужа Ольга, – давай еще немножко посидим. Отдышемся. Ты посмотри, какая красота вокруг!

– С сегодняшнего дня демократия отменяется, – надул щеки новый Пиночет, – вам придется четко исполнять все мои команды. Скажу вперед, – значит вперед. Скажу «стой», – все должны замереть на месте.

– Даже Альфа? – съязвил я.

– Слушайте мня внимательно, ребята. Дело серьезное. Вы уже очень давно не бродили по полям, по лесам. Да и до того путешествовали в больших компаниях. Но сейчас нас всего трое. Я каждое лето «в поле», навыки не потерял, но от случайностей не застрахован никто. В том числе и я. А теперь мне приходится отвечать не только за свою собственную жизнь, но и за ваши. И поэтому я прошу, особенно тебя, Игорь, оставьте свои амбиции при себе. В этом походе я командир и мое слово закон. Право совещательного голоса оставляю за Ольгой, как самой острожной из нас. Право обычного голоса оставляю Альфе – надеюсь, что она сумеет вовремя его подать. Тебя, Игорь, права голоса лишаю. У меня все.

– М-м-м-м – промычал я, испепеляя Витьку взглядом.

– Что м-м-м?

– Ты его права голоса лишил! – догадалась Ольга.

– Черт! Игорь, прекрати придуриваться!

– М-м-м!

– Ну что с ним делать? Как маленький ребенок, ей богу!

– М-м-м!

– Придется тебе, Витя, что-нибудь срочно придумать. Он же упрям, как ишак. Уж я то знаю… Так и будет теперь мычать, пока ему право голоса не вернут.

– И черт с ним! Пусть мычит на здоровье, отдохну хотя бы от его подколок. Ружье пусть только соберет. Ну, все, тронулись!

И мы таки тронулись.

Свернув с большака на незаметную тропинку, уводящую нас все дальше от цивилизации, мы вступили в царство его величества Леса. Это вам не хилые городские скверики и парки! Последние 10 лет мне ни разу не было так легко, несмотря на свинцовую тяжесть рюкзака. Рефлекторно хотелось выпрямиться и глубоко вдохнуть. Что-то свалилось с меня, какой-то груз, привычный, и от того незаметный. Только сейчас я понял, как же он меня согнул. Ноги, уже вошли в ритм и несли двойную тяжесть без скрипа. Правда, завтра все мышцы будут зверски ныть, но это малая плата за невыразимое чувство свободы, охватившее меня. Хотя какая свобода при таком командире! Ну, Пиночет, ты у меня еще запоешь, еще спросишь моего мнения, и вернешь мне не один, а два голоса, или даже три.

Однако, играть роль безмолвного народа мне уже порядком опротивело. Сотни вопросов и едких замечаний вертелись на языке, но не просить же пощады! Зато Ольга расцвела махровым цветом и тараторила без умолку.

– Вить, я, конечно, тундра необразованная, так, что объясни мне, пожалуйста, откуда здесь викинги взялись. Ты ведь говорил, что в Шум-горе, предполагается погребение какого-то знатного викинга?

– Говорил. Это даже в газетах писали.

– Но ведь основной путь викингов, направлявшихся из «варяг в греки» проходил по Балтийскому морю через Новгород, – довольно далеко отсюда.

Ишь ты, какие подробности, оказывается, знает моя женушка! И когда только успела поднатореть. Вроде раньше историей особенно не увлекалась.

– Есть одна гипотеза, что один из основных путей викингов пролегал именно здесь, по Северной Двине. И знаменитый город Древней Руси, они его называли Хольмгард, через который пролегали их основные торговые пути, это здешние Холмогоры. В случае если гипотеза верна, все становится на свои места.

– А если нет.

– Если нет – ничего страшного. В Шум-горе все равно есть погребение. Не важно чье. В прошлом году археологи таскались там со специальным прибором – этаким сканером, не знаю точно, как он устроен. И данные подтвердились: в горе обнаружена полость, в которой есть металлические предметы. В этом году они снова отправили туда экспедицию и, наверняка, вскроют погребальную камеру.

– А мы? Нас же туда близко не подпустят.

– Так нам туда и не надо. Я ученым дорогу не перехожу. Пусть возятся с этим захоронением. А мы чуть дальше пройдем. Есть там интересное местечко. И, кстати сказать, не одно.

– Вить, могилы разрывать – грех. Сам говорил.

– Говорил. И сейчас повторю. Уже не одно поколение черных археологов заметило странную закономерность – как только начинают копать на кладбище, сразу собирается дождь. Даже если до этого на небе вовсю светило солнце и не было ни единого облачка. Те места, о которых я говорю не могилы. Одно – что-то вроде святилища, а другое … точно не знаю, Виталя не сказал, вроде бы место какого-то боя. Шлем там местные нашли, точнее его остатки. И браслет серебряный. Нам бы такое везение!

– И все-таки викинги скорее всего сплавлялись по Западной Двине, а не по Северной… Писали, что вдоль пути из «Варяг в греки» сплошные курганные захоронения…

– У меня на этот счет своя теория имеется. Если две далеко друг от друга отстоящие реки называют одним именем Двина, это что-нибудь да значит. А значит, скорее всего, что название Двина произошло от слова «двигаться». То есть у викингов было два основных пути движения – Западная Двина и, соответственно, Северная. Вот так. А вообще я считаю, что история – это лженаука.

– То есть как это?

– Очень просто. Возьми три учебника истории нашей страны для старших классов, издания тридцатых, семидесятых годов и наш последний шедевр. И ты получишь стойкое ощущение, что в них описываются три совершенно разные страны. Это при том, что в архивах хранится масса документов, периодики, документальных фильмов и т. д. А что же можно говорить о истории X–XI x веков, если самая старая русская летопись датируется, кажется, 15 веком.

– Но ведь историки серьезные и объективные люди…

– Объективные… Каждый из нас, при всем желании, субъективен. А большинство при этом еще и стремиться соответствовать генеральной линии: партии, президента, царя-батюшки… Вот и историки так же: подтягивают факты под определенную теорию. Если факты не соответствуют – замолчим, объявим недостоверными… Знаешь как с Тамерланом было? Многие арабские, индийские и европейские источники утверждали, что Тамерлан был рыжим. Ну, как же! Он же монгол! Где вы видели рыжего монгола? Решили, что источники или врут, или он просто красил хной седые волосы… А потом в Самарканде вскрыли гробницу Тамерлана, и что? По остаткам волос удалось определить, что он действительно был рыжим, натуральным, не крашеным.

– А, правда, что над гробницей Тамерлана тоже висело проклятье?

– Правда. Не помню уже кто предсказал то ли Нострадамус, то ли еще кто, но было сказано, что как только будет вскрыта могила великого завоевателя, начнется такая разрушительная война, которой еще не знал мир. И вот вам, пожалуйста. Гробницу вскрыли в 41 году. Что было дальше, вы знаете…

– Ой, Вить, что-то мне от этих проклятий не по себе… Может зря мы идем на эту Шум-гору?

– Не боись! Твой Игорь – главный специалист по атеистическому материализму. От него любое проклятье как от стенки горох…

Вот так, в псевдонаучной беседе (и выразительном молчании) мы продвигались навстречу неведомому. Альфа челноком сновала из арьергарда в авангард нашей колонны, то есть от меня к Витьке и обратно. Как у собаки хватало энергии, оставалось загадкой, ведь такой переход был для нее в новинку. Когда солнце принялось цеплять нижние ветки деревьев, мы неожиданно вывалились из зарослей на открытое пространство. Перед нами во всей своей тоске и меланхолии предстала заброшенная деревня. Какое-то особое щемящее чувство царапнуло мой пламенный мотор, словно я заглянул в чью-то разрытую могилу. Некоторые дома еще стояли, другие завалились на бок, третьи были растащены на бревна. Пустые глазницы окон, казалось, пристально следили за незваными гостями. Из темных углов моего подсознания неожиданного для меня самого начали выползать, вроде бы напрочь изжитые, детские страхи. Здесь не слышалось птичьего гомона, что так радовал нас в лесу. Тишина была даже не звенящая, а, скорее, какая-то ватная. Неприятное место.

– И что, здесь мы будем ночевать? – севшим голосом спросила Ольга.

– Ну почему именно здесь. Пройдем чуть в сторону к реке. Там должны быть хорошие места для ночевки, – пустился в объяснения Витька. – А завтра пошуруем здесь металлоискателем. Деревня довольна старая, но заброшена всего лет двадцать назад. Так что можно найти все что угодно. От николаевских червонцев до хрущевских облигаций. Вы даже представить себе не можете, сколько горшков с денежными знаками хранят в себе невзрачные огороды.

– Завтра, так завтра. А сейчас пойдемте скорее, что-то мне не по себе тут. Как будто смотрит кто-то. Страшно, аж жуть! – фальшиво пропела Ольга, голос у нее явно дрожал.

Обогнув деревню по краю, минут через двадцать мы вышли к довольно широкой полноводной реке, как я понял, это был приток Двины. Вскоре нашлось отличное место для лагеря, с пологим спуском к воде и большим количеством сухостоя, рубить который, и был отправлен ваш покорный слуга. Притащив пару небольших лесин, я принялся разрубать ветки, и стволы на пригодные для костра поленья. Потом насмерть поругался с Витькой, отстаивая свое право участвовать в выборе места для палатки. Осложнялась эта процедура тем, что в ответ я мог только мычать. Воспользовавшись моими затруднениями, Витька настоял на своем, а я, в качестве наказания за строптивость, был отправлен на реку за водой.

Когда я вернулся огонь уже весело пожирал политые моим трудовым потом дрова, Ольга обустраивала палатку, а диктатор-Витька прохлаждался, собирая свой драгоценный металлоискатель. И только я собрался промычать нечто осуждающее в его адрес, как вдруг… Как вдруг заметил крепкого мужика, выходящего из леса прямехонько к нашей стоянке. Мой предупреждающий крик замер на губах, а сам я застыл в немом удивлении, когда увидел следующую картину: наша мирная, добрая и толстая Альфа обрела вдруг невероятную прыть и бросилась на пришельца с таким жутким лаем и рычанием, что кровь застывала в жилах. Мне показалась, что сейчас овчарка разорвет его на множество таких мелких частей, что и собирать будет нечего. Мужик, видимо ощутил нечто похожее и с криком «Оп-па» взвился на ближайшую березу, опровергая тезис о том, что люди, якобы, не умеют летать. Я бросился оттаскивать Альфу, попутно крича, что она не кусается, хотя сам в этот момент уже не был уверен, в том, что говорю. Мужик же, оплетя ствол ногами на четырехметровой высоте, выкрикивал что-то вроде «Хорошая, собака, хорошая. Я – свой, свой, понимаешь?». Но Альфа понимать не хотела, и с придушенным рычанием рвалась из моих рук Так продолжалось до тех пор, пока не подоспела Ольга, которой кое-как удалось успокоить разбушевавшуюся собаку. Витька с ружьем на перевес подошел к березе:

– Слышь, мужик, ты кто такой? Ты чё тут делаешь?

– Так я ребятки, местный. Живу я тут. Живу! – запричитал мужик, – В деревне заброшенной и живу. Меня Володей зовут. Видел я, как вы мимо проходили, дай, думаю, схожу, поговорю с интеллигентными людьми. Новости узнаю.

– Так ты пришел, значит, лекцию о международном положении прослушать? Ну-ну… Ладно, спускайся, давай. Поговорим на политические темы.

– Погоди, Витя, – сказал я, послав к черту свою молчанку, – не нравится он мне. Байки все это, что он один в деревне заброшенной живет.

– А кто вам сказал, что один? Нас там много.

– Кого это «нас»?

– Ну, нас – беженцев.

Когда на небе зажглись первые звезды, мы уже были в курсе последних событий в жизни возрождающейся деревни. Ольга только сочувственно охала и ахала, когда новый знакомый описывал трудности, с которыми пришлось столкнуться русскоязычному населению в бывших союзных республиках. Не от хорошей жизни уезжали люди от обжитого очага, бросая годами нажитое.

– Нас здесь, почитай человек двадцать живет. В основном бабы с ребятишками. Мужиков всего пять. Кто откуда. С Узбекистана, Приднестровья, Таджикистана… Паспортов российских само собой ни у кого нет. Статуса беженцев не получили, на работу без документов не устроишься… Кто первый эту деревню нашел не знаю. Только слухами земля полнится, вот и собрались мы тут, живем помаленьку.

– И долго? – спросил Витька.

– Лично я уже второй год.

– А как же зимой?

Это уже Ольга.

– Да ничего. Не замерзли. Домов старых вокруг хватает.

– А местные о вас знают?

– Как не знать.

– И что?

– По началу ворчали, да только в России народ сердобольный. Некоторые даже помогают, чем могут. Семена дают, инструмент кой-какой. И на том спасибо.

Когда беженец ушел, мы еще сколько-то помолчали, размышляя о превратностях судьбы человеческой. По сравнению с его бедой, наши проблемы казались мелкими и ничего не значащими. Так всегда, носишься с ними как с крашенными яйцами, а когда встречаешься с чем-то действительно страшным…

– Вы, ребята как хотите, а я пошла спать, – зевнула Ольга, и, свистнув Альфу, удалилась в палатку.

– Ты тоже иди, – сказал Витька, помешивая в кружке очень крепкий и сладкий чай, – А я еще покараулю. Иди. Тебя жена ждет.

Тут, наконец, до меня дошло, чего это он меня так рьяно выпроваживает. Надо же. Какая забота о регулярности половой жизни друга. О здоровье моем, видать, печется. Н-да-а, Ольга постаралась, – Витька сам ни за что не додумался бы. Придется их разочаровать. Нет, спать я конечно пойду, а что касается остального… Ненавижу, когда меня к чему-то подталкивают и делаю все с точностью до наоборот. А Витьке-подкаблучнику отомщу.

– Ладно, пойду, – потянулся я, – Спокойной ночи. Да, чуть не забыл, кто последний с ложкой сидит, тот и посуду моет. За всеми.

Глядя на поникшего добровольного сторожа, я торжествующе удалился. В палатке еще горела маленькая свеча, так что я быстро разделся и без особых проблем упаковался в спальник. А когда Ольга обняла меня жаркими руками, чмокнул ее в нос и сказал, демонстративно доставая плейер:

– Оль, извини, мне нужно заниматься.

– Но ведь я тебе уже сотню раз говорила, не учится иностранный язык во сне. Доказано.

– А я еще не сплю. Я послушаю немного. Днем-то времени нет, а учить надо. Ну не обижайся, Ольга, ну не плачь. Я ведь тебя очень люблю. Правда-правда, честно-честно. Ну вот и молодец, умница. Золото ты мое платиновое.

– Это как в анекдоте: Софочка, золото, за тобой пришли… – шмыгнула носом Ольга. – Ладно, учи свой инглиш. Спокойной ночи. После чего повернулась ко мне спиной, которая, вот удивительно, не хуже глаз выражала обиду и возмущение хозяйки.

Честно говоря, я таки попытался учить. Надел наушники, вставил кассету, включил плейер, и после первого же «Гуд монинг», провалился в тягучий, как остывающий битум, сон.

Пойти туда...

Подняться наверх