Читать книгу С любовью, Лара Джин - Дженни Хан - Страница 7

Глава 6

Оглавление

УТРОМ ПАПА ОТВОЗИТ МЕНЯ В ШКОЛУ, откуда отправляется автобус.

– Позвони, как только заселишься в комнату, – говорит он, пока мы ждем, когда на светофоре загорится зеленый.

Он дал мне свою кредитную карту на карманные расходы. Мисс Ротшильд одолжила маленький зонтик и портативную зарядку для телефона.

Папа косится на меня и вздыхает:

– Теперь все происходит так быстро. Выпускная поездка, выпускной вечер, выпускная церемония… Совсем скоро ты уедешь из дома.

– У тебя останется Китти, – говорю я, – хотя она и не такой лучик солнца, как я. – Папа смеется. – Если меня возьмут в университет Вирджинии, я все время буду рядом, так что не волнуйся ни о чем. – Последние слова я напеваю, как делает он, подражая Стиви Уандеру.


В автобусе я сажусь с Питером, а Крис – с Лукасом. Я думала, что Крис трудно будет уговорить поехать, особенно если бы мы выбрали Диснейленд. Но она тоже никогда не была в Нью-Йорке, так что это оказалось легко.

Через час пути Питер втягивает всех в игру «Я никогда не…». Я притворяюсь, что сплю, потому что мало что делала из обычных вариантов: наркотики и секс, – а больше в игре ни о чем не спрашивают. К счастью, она довольно быстро заканчивается. Наверное, потому, что скучно играть, если при этом не пить. Я как раз открываю глаза и потягиваюсь, «просыпаясь», когда Гейб предлагает сыграть в «Правду или вызов», и у меня внутри все обрывается.

После скандала с видео в джакузи, разразившегося в прошлом году, меня смущает, что люди могут о нас думать, о том, чем мы занимаемся, о сексе. А «Правда или вызов» в сто раз хуже, чем «Я никогда не…»! Со сколькими людьми ты занималась сексом? Ты когда-нибудь участвовала в сексе втроем? Сколько раз в день ты мастурбируешь? Если такие вопросы зададут мне, придется сказать, что я девственница. Обычно, когда начинают играть на вечеринке, я ускользаю на кухню. Но в автобусе сбежать некуда, я в ловушке.

Питер смотрит на меня с насмешкой. Он знает, о чем я думаю. Он говорит, что его не заботит то, что думают люди, но я-то знаю, что это неправда. Питера всегда очень заботило, что о нем думают.

– Правда или вызов? – спрашивает Гейб Лукаса. Лукас отпивает свою витаминизированную воду.

– Правда.

– Ты когда-нибудь занимался сексом с парнем?

Я напрягаюсь всем телом. Лукас – гей и не скрывает этого, но и не кричит об этом на каждом углу. Он не хочет постоянно объяснять людям, кто он такой. Это никого не касается.

Короткая пауза – и Лукас говорит:

– Нет. Ты предлагаешь?

Все смеются, и у Лукаса на губах легкая улыбка, но я вижу, как напряжены его шея и плечи. Тяжело, наверное, все время быть настороже на случай таких вопросов: все время готовиться уйти от темы, улыбнуться или посмеяться. По сравнению с этим моя девственность – сущая ерунда. Но я все равно не хочу отвечать.

Я молюсь, чтобы Лукас выбрал для следующего вопроса меня, потому что он обойдется со мной мягко. Но, наверное, он не замечает моих умоляющих взглядов, потому что выбирает Женевьеву, которая сидит на несколько рядов дальше, уткнувшись в телефон. Она встречается с парнем, который ходит с ней в одну церковь. Он учится в другой школе, поэтому они не так много видятся. От Крис я слышала, что ее родители развелись и отец переехал в новую квартиру со своей девушкой. Крис рассказывала, что у матери Женевьевы случился нервный срыв, несколько дней она лежала в больнице, но теперь все в порядке. Я за нее рада. Питер послал ее маме букет нарциссов, когда ее выписали, и мы вместе придумывали, что написать на открытке. В итоге написали просто: «Скорого выздоровления, Венди! Питер». Это я предложила послать цветы и даже добавила денег, но, конечно, не стала подписывать открытку. Просто мне всегда нравилась Венди: она была ко мне добра, когда я была ребенком. При виде Женевьевы у меня все еще что-то сжимается внутри, но не так сильно, как раньше. Я знаю, что мы больше никогда не будем подругами, и смирилась с этим.

– Джен! Правда или вызов? – окликает ее Лукас.

Она поднимает голову и автоматически говорит «вызов». Конечно, Женевьева выбирает вызов: ее можно назвать кем угодно, но не трусихой. Я готова на все, лишь бы не отвечать на вопросы про секс, поэтому тоже, наверное, выберу вызов.

Лукас велит Женевьеве сесть рядом с мистером Джайном и положить голову ему на плечо.

– Только так, чтобы все поверили, – подчеркивает он. Все валяются от хохота. Видно, что Женевьева очень не хочет этого делать, но она не трусиха.

Мы все смотрим, как она идет по проходу и останавливается рядом с мистером Джайном. Он учитель биологии, начал работать в нашей школе только в этом году. Довольно молодой и красивый, ходит в школу в узких джинсах и рубашках. Женевьева садится рядом с ним и заводит разговор. Мне виден только ее затылок. А потом она придвигается поближе и кладет голову ему на плечо. Он подскакивает, как испуганный кот. Все смеются. Мистер Джайн оглядывается и качает головой, с явным облегчением понимая, что это шутка.

Женевьева возвращается с победоносным видом, садится на место и осматривается. На секунду мы встречаемся взглядами, и у меня замирает сердце. Но она просто отводит взгляд.

– Правда или вызов, Крисси?

– Это тупая игра, – говорит Крис. Женевьева смотрит на нее в упор, вызывающе подняв брови, и Крис наконец закатывает глаза и говорит:

– Да ладно уж, правда.

Когда они сталкиваются лбами, как сейчас, невозможно не заметить их родства: они двоюродные сестры.

Женевьева обдумывает вопрос не торопясь и наконец наносит удар:

– Ты правда играла в доктора с нашим кузеном Алексом в третьем классе? Без обмана.

Все улюлюкают, а у Крис лицо становится ярко-красным. Я с сочувствием смотрю на нее. Я знаю ответ.

– Правда, – бормочет она, и все воют от смеха.

К счастью для меня, в этот момент мистер Джайн встает и вставляет диск в DVD-плеер, и игра заканчивается прежде, чем до меня доходит очередь. Крис оборачивается и тихо говорит мне:

– Тебе повезло.

– Я знаю, – шепчу я в ответ, и Питер смеется. Пусть смеется – я уверена, что он тоже чувствует облегчение. Не то чтобы он об этом говорил, но вряд ли хочет, чтобы весь класс знал, что мы с ним встречаемся уже год – дольше, если считать период фальшивых отношений, – но до сих пор не занимались сексом.


Почти никто из нашего класса не был в Нью-Йорке, поэтому мы смотрим по сторонам с раскрытыми ртами. Мне кажется, я никогда не была в месте, настолько полном жизни. У этого города сердце бьется по-своему. Не могу поверить, сколько здесь людей и как изысканно все выглядят. Все они выглядят как… как городские. Кроме туристов вроде нас, конечно. Крис пытается делать вид, что ей скучно и ничто не впечатляет, но когда мы все садимся в метро, чтобы ехать к Эмпайр-стейт-билдинг, она не берется за поручень и едва не падает от внезапной остановки. «Здесь не так, как в Вашингтоне», – бормочет она. Еще бы. Вашингтон – ближайший к Шарлотсвиллу крупный город, но все равно кажется сонным и маленьким по сравнению с Нью-Йорком. Здесь столько можно посмотреть, столько магазинов, в которые можно зайти. Все куда-то спешат. Пожилая дама ругает Питера за то, что он смотрит в телефон на ходу, и все смеются. Похоже, Питеру неловко. От всего этого голова идет кругом.

В Эмпайр-стейт-билдинг я заставляю Питера сделать селфи со мной у лифтов. На вершине небоскреба у меня кружится голова: так мы высоко. Мисс Дейвенпорт советует посидеть пару минут, опустив голову между колен. Это помогает. Когда тошнота проходит, я встаю и иду искать Питера, который оставил меня одну.

Сворачивая за угол, я слышу, как Питер кричит: «Постойте, сэр! Подождите!». Он бежит за охранником, который подходит к лежащему на полу красному рюкзаку.

Охранник подбирает его с пола.

– Это твое? – требовательно спрашивает он.

– Э-э-э, да…

– Почему ты его оставил на полу? – Охранник расстегивает рюкзак и достает плюшевого мишку.

У Питера бегают глаза.

– Положите обратно, пожалуйста. Это для того, чтобы пригласить мою девушку на выпускной. Должно было быть сюрпризом.

Охранник качает головой, бормочет себе под нос и роется в рюкзаке.

– Сэр, пожалуйста, просто сожмите мишку.

– Не собираюсь, – говорит охранник.

Питер протягивает руку и сжимает его сам. Раздается тоненький голос: «Лара Джин, ты пойдешь со мной на выпускной?».

Я зажимаю рот руками от восторга.

Охранник строго говорит:

– Ты в Нью-Йорке, парень. Здесь нельзя оставлять рюкзаки без присмотра ради танцулек.

– Ради выпускного, – поправляет Питер, и охранник смеряет его неодобрительным взглядом. – Извините, можно мне забрать мишку?

Он наконец замечает меня.

– Лара Джин! Скажи ему, что твой любимый фильм «Неспящие в Сиэтле»!

Я подбегаю к ним.

– Это правда мой любимый фильм, сэр! Не выгоняйте его, пожалуйста.

Охранник изо всех сил старается не улыбаться.

– Я не собирался его выгонять, – говорит он мне, а Питера предупреждает: – В следующий раз будь осторожнее. В Нью-Йорке мы за всем следим. Если что-то видим, то говорим об этом, запомни. Это не городок в глуши, откуда вы приехали. Это Нью-Йорк. Мы тут не шутки шутим.

Мы с Питером киваем, и охранник уходит. Как только он пропадает из вида, мы переглядываемся и смеемся до колик.

– Кто-то решил, что мой рюкзак оставил террорист! – говорит Питер. – И испортил мне сюрприз к чертям.

Я вынимаю мишку из его рюкзака и прижимаю к груди. Я так счастлива, что не обращаю внимания на ругательство.

– Получилось замечательно.

– Ты должна была выйти из-за угла и увидеть рюкзак рядом с телескопом. Потом ты бы вынула мишку, сжала и…

– Как я должна была догадаться, что его нужно сжать? – спрашиваю я.

Питер достает из рюкзака смятый кусок бумаги. На нем написано «Сожми меня».

– Отклеилось, когда охранник его тряс. Видишь, я обо всем подумал!

Обо всем, кроме того, что нельзя оставлять сумку без присмотра в общественном месте в Нью-Йорке, но все равно! Главное – что он думал обо мне. Я сжимаю мишку, и он снова говорит: «Лара Джин, ты пойдешь со мной на выпускной?».

– Да, Говард, пойду. – Говардом звали мишку в «Неспящих в Сиэтле».

– Почему ты говоришь «да» ему, а не мне? – спрашивает Питер.

– Потому что это он меня пригласил. – Я выгибаю бровь и жду.

Питер закатывает глаза и бормочет:

– Лара Джин, ты пойдешь со мной на выпускной? Господи, какая ты капризная…

Я протягиваю ему мишку.

– Пойду, но сначала поцелуй Говарда.

– Кави, нет. Ну пожалуйста.

– Пожалуйста, да! – Я умоляюще смотрю на него. – Как в фильме.

Он ворчит, но подчиняется у всех на глазах, и так я понимаю, что он целиком и полностью мой.


В автобусе на пути в отель в Нью-Джерси Питер шепчет:

– Хочешь после отбоя сбежать и вернуться в город?

По большей части это шутка. Он знает меня: я не из тех, кто сбегает в город в школьных поездках. И поэтому у него распахиваются глаза, когда я отвечаю:

– Как мы доберемся до города? Из Нью-Джерси в Нью-Йорк ходит такси?

Поверить не могу, что думаю об этом. Это совсем на меня непохоже. Я торопливо говорю:

– Нет, нет, глупости. Так нельзя. Мы заблудимся или нас ограбят, придется ехать домой раньше времени, и мы не попадем в Центральный парк…

Питер скептически смотрит на меня:

– Ты правда веришь, что Джайн и Дейвенпорт отправят нас домой?

– Может, и нет, но могут в наказание оставить нас на весь день в отеле, что еще хуже. Не будем рисковать… А что бы мы там делали?

Я просто хочу фантазировать, но Питер мне подыгрывает.

– Можно было бы сходить послушать музыку или посмотреть выступление юмористов. Может, нам бы удалось попасть на какого-нибудь знаменитого комика.

– Хотела бы я сходить на «Гамильтона»[12].

Когда мы проезжали Таймс-сквер, мы с Лукасом чуть шею не сломали, пытаясь разглядеть вывеску «Гамильтона», но не получилось.

– Завтра я хочу купить нью-йоркский бейгл и сравнить с «Бодос». – Бейглы «Бодос» в Шарлотсвилле – легенда, мы ими очень гордимся.

Я опускаю голову ему на плечо, зеваю и говорю:

– Я бы хотела пойти в пекарню «Левайн» и попробовать их печенье с шоколадной крошкой. Говорят, что оно ни на что не похоже. И еще хочу попасть в магазин шоколада Жака Торреса. Его печенье с шоколадной крошкой – лучшее, просто легендарное…

У меня закрываются глаза, и Питер гладит меня по голове. Я уже засыпаю, когда понимаю, что он распутывает косы, которые Китти заколола мне вокруг головы. У меня распахиваются глаза.

– Питер!

– Ш-ш-ш, не просыпайся. Я хочу попробовать…

– Ты не сможешь их уложить так, как было.

– Дай мне попробовать, – говорит он, собирая шпильки в ладонь.

Но когда мы добираемся до отеля, несмотря на все его старания, косы у меня неровные, слишком свободно заплетены и отказываются держаться на голове.

– Я отправлю фотографию Китти, чтобы она оценила, какой у нее плохой ученик, – говорю я, собирая вещи.

– Не надо! – торопливо говорит Питер, и я улыбаюсь.


Следующий день выдается удивительно теплым для марта. Солнце светит, только-только распускаются первые цветы. Как в фильме «Вам письмо», когда Кейтлин Келли идет на встречу с Джо Фоксом в Риверсайт-парке. Я бы хотела увидеть тот самый сад, в котором они целуются в конце фильма, но вместо этого экскурсовод приводит нас в Центральный парк. Мы с Крис фотографируем мозаику «Вообрази» на Клубничных полях, когда я понимаю, что не вижу Питера. Я спрашиваю у Гейба и Дэррила, где он, но они его тоже не видели. Я отправляю ему эсэмэску, но он не отвечает. Мы вот-вот перейдем на Овечью лужайку, где будет пикник, и я начинаю паниковать: что если мистер Джайн или мисс Дейвенпорт заметят, что его нет?

Питер бегом догоняет нас, когда мы уже почти уходим. У него даже дыхание не сбилось, и то, что мы его чуть не потеряли, его ни капли не заботит.

– Где ты был? – восклицаю я. – Мы чуть не ушли без тебя!

Он торжествующе протягивает мне коричневый бумажный пакет.

– Открой и посмотри.

Я забираю пакет и заглядываю внутрь. Это печенье с шоколадной крошкой от «Левайн», все еще теплое.

– О господи, Питер! Ты такой заботливый!

Я поднимаюсь на цыпочки и обнимаю его, а потом оборачиваюсь к Крис.

– Правда, он заботливый, Крис?

Питер милый, но обычно не настолько. Он сделал два романтичных жеста подряд, и похвалить его надо как следует, потому что мальчики хорошо реагируют на поощрение.

Она уже сунула руку в пакет и засовывает кусок печенья в рот.

– Очень заботливый. – Она тянется за вторым куском, но Питер отбирает у нее пакет.

– Черт, Крис! Дай Кави попробовать, прежде чем все съешь!

– А почему ты купил всего одно?

– Потому что оно огромное! И стоит пять баксов за штуку.

– Не могу поверить, что ты сбегал и купил мне печенье, – говорю я. – Ты не боялся, что потеряешься?

– Нет, – с гордостью отвечает он. – Я просто посмотрел по гугл-картам. Немного поплутал, когда вернулся обратно в парк, но мне подсказали. Люди в Нью-Йорке очень дружелюбные. То, что они грубые, – наверное, вранье.

– Да, все, кого мы встречали, очень милые. Кроме леди, которая на тебя накричала за то, что ты смотрел в телефон на ходу, – говорит Крис и хихикает, а Питер хмурится в ответ. Я откусываю большой кусок печенья. Оно больше похоже на лепешку, плотное и с заметным вкусом теста. И тяжелое. Действительно не похоже ни на одно печенье с шоколадной крошкой, которое я пробовала.

– Ну что? – спрашивает Питер. – Каков вердикт?

– Оно уникальное. Отдельная категория.

Я откусываю еще кусок. Мисс Дейвенпорт подходит к нам и торопит, косясь на печенье у меня в руках.

У нашего экскурсовода указка в форме факела статуи Свободы, и он поднимает его в воздух, ведя нас через парк. Волосы у него собраны в хвост, он в жилетке цвета хаки. По-моему, он немного слащавый, но, похоже, мисс Дейвенпорт нравится. Я бы хотела гулять и осматривать город самостоятельно. Но нет. После Центрального парка мы едем на метро в центр и переходим Бруклинский мост пешком. Пока все стоят в очереди за мороженым в «Бруклин айс-крим фактори», мы с Питером сбегаем в магазин шоколада Жака Торреса. Это идея Питера. Конечно, я сначала спрашиваю разрешения у мисс Дейвенпорт. Она занята разговором с экскурсоводом и только машет рукой, разрешая. Я чувствую себя такой взрослой, когда иду одна по улицам Нью-Йорка.

В магазине меня охватывает восторг. Наконец я смогу попробовать знаменитое печенье Жака! Я его откусываю: оно плоское, тягучее, плотное. Шоколад собрался наверху и затвердел! Масло и сахар на вкус почти карамелизированные. Райское наслаждение.

– Твои вкуснее, – говорит Питер с набитым ртом, а я шикаю на него и оглядываюсь, проверяя, что девушка у кассы не услышала.

– Не ври, – говорю я.

– Я не вру!

Врет, конечно.

– Я не понимаю, почему мое печенье не такое, – говорю я.

– Наверное, потому, что они готовят в индустриальных печах.

Видимо, мне придется принять то, что мое печенье неидеально.

Выходя на улицу, я замечаю через дорогу пекарню «Алмондин», а на другом углу – «Печенье одной девушки». Нью-Йорк и правда город выпечки.

Мы с Питером возвращаемся к магазину с мороженым, держась за руки. Все спустились на пирс, сидят на лавочках, едят мороженое и делают селфи с видом на Манхэттен. Нью-Йорк не перестает удивлять своей красотой.

Наверное, Питер думает о том же, потому что сжимает мою руку и говорит:

– Потрясающий город.

– Потрясающий.


Я крепко сплю, когда раздается стук в дверь. Вздрогнув, я просыпаюсь. За окном еще темно. Крис в соседней кровати не шевелится.

С другой стороны двери раздается голос Питера:

– Кави, это я. Хочешь пойти смотреть рассвет на крыше?

Я выбираюсь из постели и открываю дверь. Питер стоит на пороге в толстовке университета Вирджинии с двумя стаканчиками: в одном кофе, из другого свисает чайный пакетик.

– Сколько времени?

– Полшестого. Скорее бери куртку.

– Сейчас, две минуты! – шепчу я, бегу в ванную почистить зубы и в темноте пытаюсь нащупать куртку. – Не могу ее найти!

– Можешь надеть мою толстовку, – предлагает Питер с порога.

Крис рычит из-под одеяла:

– Если вы двое не заткнетесь, я вам устрою.

– Извини, – шепчу я. – Хочешь пойти смотреть на рассвет с нами?

Питер дуется, но Крис не высовывается из-под одеяла и не видит этого.

– Нет. Валите отсюда!

– Прости, сейчас! – говорю я и выбегаю за дверь.

Мы поднимаемся на лифте на крышу. Снаружи все еще темно, но начинает светать. Город только-только просыпается. Питер сразу снимает толстовку, я поднимаю руки, и он надевает ее на меня. Она теплая и пахнет стиральным порошком, который использует его мама.

Питер наклоняется над парапетом и смотрит через реку на город.

– Представь, что мы живем здесь после колледжа. Может, в небоскребе со швейцаром и спортзалом.

– Я не хочу жить в небоскребе. Я хочу жить в браунстоуне[13] в Вест-Виллидж, рядом с книжным магазином.

– Придумаем что-нибудь, – говорит он.

Я тоже перегибаюсь через край. Я никогда не думала о жизни в Нью-Йорке. До приезда сюда он меня немного пугал. Я представляла, что это город для крепких духом людей, которые не боятся ругаться с другими в метро, или для мужчин в костюмах, работающих на Уолл-стрит, или для художников, живущих в лофтах в Сохо. Но теперь, когда я здесь, все не так страшно. Да и Питер со мной рядом. Я украдкой смотрю на него. Значит, вот как это бывает? Когда влюбляешься, то тебя ничто уже не пугает по-настоящему и жизнь кажется морем возможностей!

12

«Гамильтон» (2016) – популярный мюзикл.

13

Браунстоун – характерный для Нью-Йорка тип домов XIX – начала XX века.

С любовью, Лара Джин

Подняться наверх