Читать книгу Пригласи меня войти - Дженнифер Макмахон - Страница 7

Часть I
Фундамент
Глава 4
Олив

Оглавление

19 мая 2015 года

Олив пританцовывала на кухне, пока готовила завтрак. Отец еще не спустился, но ему нужно было выезжать уже через полчаса, и она знала, что он может показаться в любую минуту. Как он удивится, когда увидит особенный завтрак, который она ему приготовила!

«Деловитый бобренок, – говорила мама, когда смотрела, как Олив упорно трудится над чем-то. – Ты мой деловитый бобренок».

Олив улыбнулась. Она была трудолюбивой девочкой. Это слово пополнило ее словарный запас несколько лет назад, когда она начала регулярно выполнять домашние задания.

Трудолюбивая.

Старый металлический кофейник с ситечком закипал на плите. Они пользовались и электрической кофеваркой, но маме больше нравился старомодный эмалированный бело-голубой кофейник, который они брали в походы, поэтому кофеварка была выставлена на дворовую распродажу. Мама любила проводить такие распродажи или участвовать в них. Каждую весну она убиралась в доме, выносила множество разных вещей на подъездную дорожку и расставляла их на шатких раскладных столиках: одежду, книги, кухонную утварь, старые игрушки и забавные мелочи. Олив была уверена, что этот хлам никому не нужен, но люди приходили и покупали. Летом мама наполняла дом сокровищами, выбранными на других дворовых распродажах. Иногда Олив казалось, что ее мать выкупает вещи, которые она продала раньше, и циклы странного круговорота вещей в их доме повторялись из года в год. У Олив был бумеранг, подаренный отцом на день рождения. Она пришла к убеждению, что некоторые вещи похожи на этот бумеранг: они исчезали, а потом каким-то образом находили обратный путь на прежнее место. Некоторые вещи не хотели уходить навсегда.

Звук закипающего кофейника по мере того, как кухня наполнялась приятным кофейным ароматом, напоминал ей о маме.

Олив после ухода мамы завела привычку пить кофе; как и ее мать, она предпочитала сладкий кофе с молоком. В первый раз она не стала класть молоко и сахар, и от горечи у нее начались спазмы в желудке. Она выпила большую кружку, и ее сердце разогналось до космической скорости. Но Олив научилась добавлять много молока и вскоре обнаружила, что ее организм требует утренней встряски от выпитого кофе. Она привыкла к утреннему ритуалу, как и ко множеству других вещей: готовить, мыть посуду, кормить отца завтраком и провожать его на работу. А теперь еще и ремонт. Бесконечная штукатурка, реконструкция стен. Они с отцом меняли все вокруг лишь ради того, чтобы через месяц вернуться к прежнему порядку вещей.

Это был сизифов труд, иначе не скажешь. Олив узнала это словосочетание в школе. Английский был единственным уроком, где она находилась рядом с Майком, и ей очень понравился раздел о древнегреческой мифологии, хотя она уже знала все эти предания. Большинство историй были тревожными и грустными, особенно о Сизифе – этом бедняге, катившем валун вверх по склону горы лишь ради того, чтобы камень скатился обратно. Мистер Дженкинс, новый учитель английского, называл это тщетными усилиями.

Олив налила кофе в любимую мамину кружку красного цвета, обколотую с одной стороны и больше похожую на миску.

– Когда мы пойдем во французское кафе, ты увидишь, что там все пьют из таких кружек, – однажды сказала мама.

– А ты бывала во Франции? – спросила Олив.

– Нет, – ответила она. – Но мы первым делом отправимся туда после того, как найдем сокровище. Мы увидим мир! И будем пить кофе латте во французском кафе.

Олив проверила духовку, где выпекались булочки с корицей из магазинных полуфабрикатов. Она купила их в универмаге; ее отец редко посещал бакалейный магазин. Рили приносила сумки с продуктами, когда приезжала к ним, но отец только бесился и говорил, что она должна перестать это делать, потому что это похоже на милостыню. Время от времени Олив просила у него немного денег, чтобы она могла купить необходимые продукты в универмаге Фергюсона: кофе, молоко, готовые завтраки, хлеб, консервированные супы. Ничего особенного. Булочки с корицей были своеобразной роскошью, но Олив пребывала в праздничном настроении.

– Доброе утро, Олив, – поздоровался отец, войдя на кухню. – Ты видела новости?

– Нет, – сказала Олив.

Отец надул щеки и с шумом выпустил воздух.

– Ужасное происшествие, – тихо сказал он. – Вчера ночью перевернулся автобус на шоссе номер четыре. Там были ученики выпускного класса, которые возвращались из поездки в Бостон. Трое погибли, многие получили травмы. Там могли находиться твои знакомые. – Отец посмотрел на нее, ожидая ее реакции.

Олив кивнула. На самом деле у нее не было знакомых из выпускного класса. Конечно, она видела их на переменах, и некоторые из них как будто узнавали ее (или, по крайней мере, ее грустную историю) и хихикали или перешептывались, проходя мимо.

– Автобус врезался в другую машину?

– Нет, он съехал с дороги. Говорят, водитель резко вывернул руль, пытаясь объехать что-то на дороге. Может быть, животное.

Олив снова кивнула, не зная, что еще сказать. Отец огляделся по сторонам и подошел к столу.

– Кофе готов, – сообщила Олив.

– Пахнет здорово. – Отец улыбнулся.

– Я готовлю булочки с корицей, – продолжала она.

– Вот как, а? – Он взял кофейник и налил себе чашку. – По какому случаю?

– Просто подумала, что мы заслужили угощение, – сказала она.

Отец улыбнулся и взъерошил ей волосы.

– Ты права, детка. Мы заслужили лакомый кусочек.

Сработал таймер; Олив достала из духовки поддон с булочками и поставила остывать на плиту.

– У тебя есть планы после школы? – спросил отец.

Странный вопрос. Когда это у нее были планы после школы? Олив не занималась спортом, не состояла в драмкружке или в других группах по интересам. Иногда после уроков подруга приглашала ее к себе домой, но после ухода мамы Олив неизменно отказывалась под разными предлогами. Так было проще. Если ты пару раз зайдешь в гости к подруге, она будет ожидать, что ты пригласишь ее к себе. Олив не хотела, чтобы другие люди знали о постоянном ремонте, видели разобранные стены, открытые водопроводные трубы и электропроводку, черновой пол и пыль от штукатурки, которая лежала везде. Буквально доказательство того, что после маминого ухода все начало разваливаться на части.

Олив даже находила предлоги, чтобы удерживать на расстоянии Майка. Раньше он регулярно приходил к ней. Ее мама любила Майка и была очарована его энциклопедическими познаниями в области необычных и случайных фактов. Он мог рассказать ей о жизненном цикле какого-нибудь американского паразита, а мама задавала всевозможные вопросы, говорила, какой он умный и начитанный, и кормила его свежеиспеченным овсяным печеньем, которое он особенно любил. Отец Олив не знал, как относиться к Майку, который не охотился и не занимался спортом, поэтому они держались неловко и отчужденно, и теперь Олив думала, что лучше избегать таких сцен. А еще она не хотела, чтобы Майк увидел, в каком плачевном состоянии находится дом. Майк расколется и все расскажет своей матери, а та может обратиться в департамент по семейным делам или в другое подобное место.

Но они с Майком держались вместе в школе и в лесу. По правде говоря, сейчас Майк был ее лучшим другом, а Олив была его единственным другом.

Начиная с пятого класса другие ученики называли ее Странным Оливером, даже старшие, которых она не знала. Она думала, что в старших классах кличка исчезнет сама собой, но этого не произошло. Стало только хуже. Средняя школа была большим и странным миром, где не действовали обычные правила. Когда она проходила по коридорам, то вспоминала другую историю, которую узнала на уроках английского: историю о лабиринте и Минотавре. Только в ее варианте истории Минотавры были повсюду, за каждым углом, и носили школьные куртки или пользовались дешевыми духами и косметикой. В этой школе учились дети из трех окрестных городков, поэтому там было много детей, которых Олив не видела раньше, и сначала она рассчитывала затеряться среди великого множества, но слухи о ее прозвище быстро распространились, как и история о том, что произошло с ее матерью.

– На кого ты охотишься, Странный Оливер? – поинтересовались одноклассники, когда она пришла в школу в камуфляжном костюме. «Ну их к черту», – думала она. Иногда она даже бормотала: «Отвали!», но тогда они ухмылялись и говорили: «Ты такая уродина! Неудивительно, что от тебя сбежала мать». Это было хуже всего. Иногда она находила в своем шкафчике вещи, которые не клала туда: губную помаду, тени для век и короткие записки, вроде: «Ты мальчик или девочка?» Иногда они были еще более жестокими: «Твоя мать – шлюха. Она раздвигала ноги для половины мужчин в городе».

Майк советовал ей не обращать внимания.

– Знаешь, я придумал одну игру, – сказал он однажды, когда она обнаружила особенно грубую записку, прикрепленную клейкой лентой к ее шкафчику. Майк притворился, что не видел написанного, просто снял записку и скомкал ее. – Я прихожу в школу и делаю вид, будто я не один из них. Будто я инопланетянин из другой галактики, который был послан сюда для наблюдения.

Олив кивнула.

– Видишь ли, существа с моей родной планеты скоро вернутся, чтобы забрать меня, а после этого они уничтожат Землю. Останется только большой огненный шар. – Он издал взрывной звук и помахал пальцами в воздухе. – Пуф!

Олив улыбнулась, но внутренне поморщилась. Ей не нравилась мысль о мире, погибающем в пламени, даже если при этом исчезнут девчонки, которые оставляют жестокие записки.

– Но дело в том, что я могу выбирать людей, которые улетят вместе со мной, – продолжал Майк, поблескивая глазами. – Все остальные распадутся на элементарные частицы. До сих пор я выбрал только тебя, – со смущенной улыбкой закончил он.

– Э-э… большое спасибо, наверное, – сказала она. Прозвенел второй звонок, и они побежали в класс.

* * *

– Я думаю, мы можем начать ремонт в твоей комнате, – сказал отец.

Олив заморгала.

– Что? – Она подумала, что ослышалась, так как затерялась в воспоминании о Майке и инопланетянах.

– Твоя комната, – повторил отец. – Я подумал, что мы можем начать ремонтировать ее. Не стоит откладывать, верно?

У Олив скрутило живот. Только не ее комнату. Для нее это было единственное безопасное место. Отец предложил расширить ее комнату еще две недели назад, когда за ужином присутствовала Рили. Олив сказала, что вполне довольна своей нынешней комнатой.

– Но разве ты не хочешь, чтобы она стала просторнее, с высоким потолком и встроенным шкафом? Разве так будет не лучше?

– Ради бога, Дастин, – сказала Рили. – Она сказала, что ее все устраивает. Ты не мог бы оставить в покое хотя бы одну комнату?

Тогда ее отец пошел на попятную, но после ухода Рили постоянно говорил о чудесных переменах, которые ожидают комнату Олив, хотя до сих пор не предлагал приступить к работе. Стены и потолок ее спальни оставались в прежнем виде. И внутри было чисто. Это было единственное место в доме, где вытирали пыль и наводили порядок. Единственное место, которое оставалось неизменным с тех пор, как ушла мама.

– Тебе не кажется, что сначала нужно закончить ремонт в гостиной? Побелить потолок, оштукатурить стены и даже покрасить их? – Олив старалась не показывать тревогу и подступавшее отчаяние.

«Только не мою комнату. Все, что угодно, только не это».

Ее отец выглядел разочарованным.

– Я просто хотел, чтобы у тебя была красивая комната. Мы бы сделали ее просторнее за счет гостевой спальни, и у тебя будет встроенный шкаф. Помнишь, о чем мы говорили раньше?

На самом деле говорил только он сам, рассказывая о том, как все будет прекрасно и совершенно, когда они снесут стену в одном месте или повесят полки на другой стене. Как будто истинное счастье можно было получить, махая кувалдой или штукатуря стены.

– У меня и так есть хороший шкаф, – сказала Олив. У нее было совсем немного одежды, не то что у ее одноклассниц, которые ежедневно носили новые наряды. Олив было вполне достаточно двух пар джинсов (местами залатанных), камуфляжных охотничьих штанов с массой карманов, новых футболок и камуфляжной куртки. Она имела две пары обуви: охотничьи ботинки и теннисные туфли.

– Но я думал… – растерянно начал отец и разочарованно умолк.

– Я правда считаю, что мы должны сосредоточиться на завершении уже начатых проектов, – сказала она, вполне понимая, как странно это выглядит со стороны: она говорит как взрослый человек, а он изображает из себя маленького ребенка с сумасбродными и непрактичными идеями. – Давай сегодня после уроков вместе поработаем в гостиной, ладно? Это будет первая комната, которую увидит мама, когда войдет в дом. Разве не стоит довести ее до совершенства?

Отец выглядел скорее усталым и постаревшим, чем расстроенным. Он сильно похудел после ухода мамы. Его кожа отливала нездоровой желтизной, под глазами обозначились темные круги. Соломенные волосы слишком отросли и нуждались в стрижке. Олив нужно больше заботиться о нем, следить за тем, чтобы он лучше питался и пораньше ложился в постель, а не засыпал на старом скрипучем диване перед телевизором в гостиной.

На короткий момент она задумалась, не стоит ли уступить его желанию и сказать, что они могут начать ремонт в ее комнате, – просто для того, чтобы он обрадовался и улыбнулся.

Она закусила губу в ожидании ответа.

– Хорошо, – наконец сказал отец. – Давай сначала закончим гостиную. Как думаешь, в какой цвет ее можно выкрасить?

Олив улыбнулась и тихо вздохнула. Она все обдумала, пока глазировала булочки с корицей.

– В голубой, – ответила она. – Это цвет неба и маминого любимого платья. Ты же знаешь, что я имею в виду?

Отец сосредоточенно нахмурился, по-стариковски наморщив лоб, как будто память о матери в этом платье была слишком тягостной для него. Он как будто съеживался на глазах.

– Да, я знаю это платье, – тихо и хрипло сказал отец. Он посмотрел на кофейную чашку и отхлебнул, хотя кофе был еще очень горячим. – По пути домой я возьму образцы краски, и мы решим, какой лучше подходит.

– Вот и хорошо, – сказала Олив. Она положила булочку с корицей на тарелку и подала отцу.

– Спасибо. – Он откусил большой кусок и направился из кухни, чтобы собраться на работу. – М-мм! Ты становишься отличной поварихой.

Олив захотелось сказать: «Это полуфабрикаты, папа. Ученая обезьяна тоже могла приготовить их». Вместо этого она сказала: «Отлично, буду стараться» – и глотнула кофе из своей огромной кружки.

* * *

Она услышала работающий душ и тревожный бухающий звук в водопроводных трубах. Олив была уверена, что они неправильно смонтировали часть водопроводной системы, когда устроили ремонт в ванной. Иногда буханье в трубах сменялось низким гудением, как будто в стене завывал какой-то монстр, пытавшийся выбраться наружу. Олив не сомневалась, что им придется снова разобрать стену и заменить трубы. Тогда, наверное, отец решит передвинуть душ к другой стене, и все начнется по новой.

Через двадцать минут, когда она заворачивала остатки булочек, отец спустился из ванной, благоухая ментоловым кремом после бритья и мылом «Ирландская весна». Он наполнил свой дорожный термос, а Олив вручила ему пакет для ланча, куда положила бутерброд с ветчиной, яблоко и две булочки с корицей.

– Я пошел, – сказал отец и взял ключи от автомобиля. – Тебя подбросить? Сегодня утром я собираюсь на Каунти-роуд – там перекладывают дренажную трубу, – но могу высадить тебя по пути.

Каунти-роуд находилась на другой стороне городка, противоположной от школы. Олив улыбнулась такому любезному предложению.

– Спасибо, я сяду на автобус.

– Лучше поспеши, если не хочешь пропустить его, – предупредил отец.

– Я выхожу через пять минут, – сказала она.

– Вот и молодец. – Отец, не оглядываясь, направился к входной двери. Олив услышала, как завелся его старенький «шевроле» – сначала неуверенно, на холостых оборотах, а потом с бодрым рычанием.

Олив села за стол и взяла еще одну булочку с корицей. Она не собиралась ловить автобус. «Странный Оливер» сегодня вообще не собирался в школу.

У нее были другие планы.

Пригласи меня войти

Подняться наверх