Читать книгу Где-то во Франции - Дженнифер Робсон - Страница 3

Белгравия-сквер, Лондон

Июль 1914

Время было позднее – перевалило за девять, – и сама она припозднилась, потому что солнце уже село, оркестры начали играть, сотни гостей поднимались по величественной центральной лестнице, а их голоса полным энтузиазма, набирающим силу хором доносились до верхних этажей. Слишком поздно вызвала Флосси и стала надевать платье, которое выбрала для нее мама. Ах, если бы для таких случаев имелись доспехи.

– Флосси, я как раз собиралась позвать тебя. Задержалась я со всеми делами.

– Вы уже причесаны, так что у нас одна забота – ваше платье. Вы будете готовы через минуту.

Скинув с себя платье, Лилли стояла, словно манекен, в пеньюаре и чулках, пока Флосси затягивала на ней корсет. Потом горничная застегнула на ее талии несколько нижних юбок, чтобы придать достаточный объем верхней.

Платье уже было разложено на чистой простыне, расстеленной на полу, его лиф был широко раздвинут, чтобы Лилли с помощью Флосси могла втиснуться в него. Лиф был из самого модного розового атласа, поверх него – кремового цвета кружева, украшенные ландышами. Хотя сама она не сделала бы такой выбор, платье было достойное, и ей нравилось, как маленькие жемчужины и бриллианты ее украшений улавливают и отражают свет.

Она надела лайковые перчатки – из такой тонкой кожи, что у нее ушла целая вечность, чтобы натянуть их до локтей, – и наклонила голову, пока Флосси надевала на ее шею ожерелье из розовых сапфиров и жемчуга, за ожерельем последовали тиара, браслет, сережки из того же ювелирного гарнитура.

Она никогда не смогла бы стать первой красавицей бала – эта роль выпадала черноволосым красоткам, таким, как ее сестры. Но она, оценивая свою внешность критическим взглядом, могла сказать, что сегодня вечером выглядит весьма недурно. Она бы даже назвала себя хорошенькой. Красивыми были цвет ее лица, чистая, с отливом кожа без малейшего намека на веснушки, приемлемо округлая грудь и густые блестящие каштановые волосы.

Она сто лет не посещала балы. После своего первого выезда в свет два года назад она, если только было возможно, избегала таких пышных событий. К счастью, это был последний прием, на котором она должна была присутствовать, и устроен он был в честь ее брата Эдварда и его невесты. По крайней мере, до свадьбы ничего другого не намечалось. После сегодняшнего она сможет удалиться в свою тихую Камбрию и среди ее покоя наслаждаться последними летними днями.

Часы в виде кареты на каминной полке отбили полчаса. Она уже и без того потеряла кучу времени.

– Спасибо тебе, Флосси. Я тебя вызову, когда вернусь наверх.

– Да, мисс. Вы такая хорошенькая. До скорого.

Чтобы успокоиться, Лилли сделала глубокий, насколько то позволял ее корсет, вдох и поспешила вниз в библиотеку по одной из непарадных лестниц.

Увидев ее, Эдвард поднялся с одного из «ушастых» кресел, стоявших перед камином. Отец его невесты, лорд Галифакс, явно страдал аристократической подагрой, и ему, чтобы извлечь свое тело из кресла, понадобилось больше времени.

Мимолетно прикоснувшись щекой к щеке сестры, Эдвард прошел мимо нее и выглянул в пустой коридор.

– Где они все, черт побери? Уже давно должны были появиться.

– Я совсем недавно говорила с Еленой и леди Галифакс, – успокоила его Лилли. – Они наверняка вот-вот появятся. – Она увидела вечернюю газету на приставном столике и, чтобы отвлечь его внимание, спросила: – Есть какие-нибудь новости?

– От австрияков ничего, хотя это только вопрос времени. – Эдвард взял бокал с портвейном, допил остатки вина и поморщился. – Мы будем воюющей страной еще до конца лета.

– Неужели нет ни малейшей надежды достичь соглашения? – спросила она, хотя и знала ответ.

– Лучше уж пережить это, – заметил Эдвард. – Как вы об этом сказали, лорд Галифакс?

– Вскрыть нарыв.

– Да, именно вскрыть. Быстро и жестко – именно так мы и сделаем. Мы непременно возьмем верх, а когда сделаем это, в мире наконец можно будет не сомневаться.

Презрительное хмыканье со стороны библиотеки дало Лилли понять, что прибыла леди Галифакс.

– Чтобы сегодня вечером никаких разговоров о войне, джентльмены, – потребовала графиня. – Иначе вы запугаете молодых дам.

На лице Эдварда появилась виноватая улыбка.

– Вы, конечно, абсолютно правы. – Он подошел к леди Галифакс и изящно поцеловал ей руку. Потом, повернувшись к своей невесте, которая остановилась за спиной матери, он в полной мере одарил ее своей ослепительной улыбкой и почтением.

– Елена, дорогая моя, вы сегодня бесконечно прекрасны. Я так горжусь вами. – Он запустил руку в нагрудный карман своего фрака и извлек оттуда тоненький кожаный футляр. – Маленький знак моей любви. Надеюсь, вам понравится.

Пальцы Елены в перчатках некоторое время возились с защелкой, наконец она открыла футляр и ахнула, увидев внутри бриллиантовое ожерелье. Она посмотрела на Эдварда влажными от счастья глазами, и Лилли на мгновение почувствовала жалящий укол зависти. Неужели она видела перед собой то, что называется любить и быть любимым в ответ?

Осторожный стук в дверь известил о прибытии дворецкого. Великолепный мистер Максвелл в шелковом фраке повел их по парадной лестнице в зал для торжественных приемов. Когда они приблизились к резным двойным дверям зала, оркестр смолк, а сопровождающий его шум голосов стал тише.

Зычный баритон мистера Максвелла идеально подходил для таких случаев.

– Граф Галифакс и графиня Галифакс, – сообщил он. – Виконт Эшфорд и леди Елена Монтагю-Дуглас-Парр.

Лилли стояла далеко позади – ждала, когда всё замечающие глаза публики устремятся в другую сторону, после чего незаметно проскользнула в зал приемов. Она прошла по периметру зала, приветствуя гостей, которым уже была представлена, каждый раз повторяя одни и те же бессмысленные любезности о здоровье и погоде. И каждый раз, встречаясь с ними глазами и пожимая им руки, она все больше утверждалась в убеждении, что внутренняя жизнь того человека, с которым она разговаривает, совершенно ей неизвестна. Будь они ожившими рисунками, они бы производили на нее такое же впечатление. Да и ее воздействие на них вряд ли было более длительным.

Она пробралась в голубую гостиную в надежде найти там тихий уголок, где можно было бы посидеть, выпить стаканчик лимонада. И тут увидела его.

Роберт Фрейзер. Робби.

Она видела его только раз, когда ее брат пригласил своего лучшего друга из Оксфорда на долгий пасхальный уик-энд. Ее родители, конечно, возражали, придя в ужас от того, что Эдвард завязал дружбу с сыном мусорщика из Глазго. Но Эдвард настоял на своем, и его друг приехал на праздники в Камбермир‐холл: ее брат почти всегда добивался своего.

Хотя с того уик-энда прошло семь лет и в Робби не осталось почти ничего от мальчишки, которым он был прежде, она сразу же его узнала. Впрочем, он остался таким же, каким был в ее воспоминаниях, – те же волосы цвета меда, яркие голубые глаза. Но вел он теперь себя как мужчина, в нем не осталось изящества и фанфаронства юности, держался он так уверенно, что затмевал всех, кто находился в гостиной.

Во фраке он выглядел превосходно. Если обычный костюм – шелковые фрак и брюки, жесткую накрахмаленную белую рубашку, жилетку и галстук – напяливали мужчины менее внушительные, то выглядели они обычно довольно жалко. Лилли видела в тот вечер немало надутых пингвинов. Но Роберт Фрейзер к их числу не относился.

Когда она подошла к нему и протянула руку, несколько голов повернулись в их сторону.

– Добрый вечер, мистер Фрейзер.

Он не ответил. Только смотрел на нее недоумевающим взглядом.

– Прошу прощения, – сказал он наконец. – Кажется, мы не были представлены.

Он не запомнил ее.

– Я младшая сестра Эдварда. Элизабет.

Узнавание осенило его лицо. Не обращая внимания на тех, кто зашептался или раскрыл от удивления рот, он взял ее руку в обе свои и нежно, словно она была из фарфора, пожал.

– Лилли? – только и смог вымолвить он. На его лице застыло странное выражение, он словно был рад видеть ее, но вместе с тем в некотором роде встревожен. – Конечно же. Я прошу прощения, леди Элизабет. Как чудесно увидеть вас снова.

– Спасибо, мистер Фрейзер.

Он улыбнулся, в уголках его глаз появились морщинки, и ее сердце пропустило два-три удара.

– У меня такое ощущение, будто мы на витрине, – объяснил он, чуть подавшись к ней. – Мы не могли бы где-нибудь…

– Согласна с вами, тут слишком жарко, – сказала она заговорщическим тоном. – Будьте любезны, проводите меня на балкон.

Он кивнул, и Лилли, предложив ему руку, повела его через толпу гостей в уединение балкона. Они вышли наружу, и она, прежде чем снова заговорить, немного постояла молча, позволяя прохладному вечернему воздуху окутать ее.

– Так лучше, правда? Теперь мы можем поговорить, не опасаясь, что нас прервут, по крайней мере в ближайшие несколько минут.

Она направилась к скамье в дальнем конце балкона и села, надеясь, что выглядит более уверенной, чем себя чувствует. Он сел рядом с ней, его взгляд не сходил с ее лица.

– Вы, вероятно, сочли меня совершенным идиотом, – сказал он, немного помолчав.

– Я… конечно, нет, ничего подобного…

– Вы выросли. Когда я видел вас в последний раз, вы были крошечной девочкой.

– Не такой уж и крошечной. Мне было тогда тринадцать, – напомнила она ему.

– У вас волосы сзади были схвачены бантиками, – гнул свое Роберт. – А лицо было сплошь усеяно веснушками.

– С тех пор семь лет прошло.

– Неужели? Как вы жили?

– Спасибо, прекрасно. А вы? Вы теперь, кажется, доктор, верно?

– Я хирург общего профиля в лондонской больнице в Уайтчепеле. Я проработал уже больше шести лет.

Она уже знала это, потому что Эдвард время от времени рассказывал о своем друге, а она внимательно слушала. Один раз она нашла эту больницу на карте города и с удивлением отметила, что больница менее чем в семи милях от Белгравия-сквер. Она судила об Ист-Энде, исходя из того, что о нем говорили люди, а потому считала, что Робби работает в какой-то чужой стране.

– И вы никогда не думали о том, чтобы вернуться домой – в Шотландию?

– Раз или два. Но я вполне счастлив в Лондоне.

– А каковы ваши обязанности в больнице?

– Один или два дня в неделю я провожу в хирургии, учусь у старших докторов больницы. Остальное мое время разделяется между уходом за постоперационными больными и приемным покоем. Но я не хочу вас утомлять. Расскажите мне о себе.

– Я в полном порядке, спасибо.

– Ваш брат наверняка сказал бы мне, но позвольте мне спросить: вы замужем?

– Нет еще. Это большое разочарование для моих…

Она замолчала, слова застряли у нее в горле, когда она увидела мать, которая целенаправленно двигалась к ним, стреляя глазами то в одну сторону зала, то в другую. Когда леди Камберленд подошла совсем близко, Лилли поняла, что мать не одна.

– О нет, – простонала она вполголоса. – Я его больше не вынесу.

– Кого?

– Молодого человека рядом с моей матерью. Его зовут Бертрам Фитцаллен-Карр. Он родственник Луиса – мужа моей сестры.

– На вид он довольно приятный молодой человек.

– Приятный – да. Интересный – нет. Начать с того, что в разговоре он абсолютно безнадежен. Что бы ему ни говорили, у него на все – два ответа: «неужели» или «не может быть».

Она вдруг почувствовала, как тяжела тиара у нее на голове, как удерживающие тиару заколки стягивают волосы. Она помассировала указательными пальцами виски, отгоняя пульсирующую боль. Еще мгновение – и ее мать окажется у балконных дверей, и тогда ей будет некуда деться от откровенной навязчивости Бертрама.

В этот момент оркестр закончил играть размеренный вальс и почти сразу же перешел ко второму вальсу в более живом венском стиле. Робби отступил на шаг, протянул ей руку.

– Позвольте пригласить вас на танец, леди Элизабет?

В одно мгновение они оказались у двери, а потом среди пар, кружащихся в большом зале.