Читать книгу Печать Иуды - Джеймс Роллинс - Страница 3

Заражение
Глава 1
Черная мадонна

Оглавление

1 июля, 10 часов 34 минуты

Венеция, Италия

За ним охотились.

Стефано Галло торопливо пересек открытое пространство площади. Утреннее солнце уже успело раскалить каменные плиты мостовой, и многочисленные туристы спешили укрыться в тень или забивались в магазин мороженого, приютившийся под сенью собора Святого Марка. Однако целью Стефано был не этот высокомерный символ Венеции с его монументальным фасадом в византийском стиле, массивными бронзовыми конями и взметнувшимися в небо куполами.

Даже эта благословенная святыня не могла предложить ему убежище.

Оставалась только одна надежда.

Проходя мимо собора, Стефано ускорил шаг. Заполонившие площадь воробьи взлетали у него из-под ног, а он шел прямо на них, не обращая никакого внимания на испуганную суету. Теперь можно было не заботиться о том, чтобы не привлекать к себе внимание. Его уже обнаружили. Едва ступив на площадь, Стефано сразу же увидел в толпе молодого черноглазого египтянина с ухоженной бородкой. Их взгляды встретились. Теперь на египтянине был темный костюм, плотно облегавший его широкие прямые плечи. В первый раз он представился Стефано студентом-археологом из Будапешта, действовавшим от имени его старого друга и коллеги из Афинского университета.

Египтянин пришел в археологический музей в поисках одной древней реликвии, не представляющей особой ценности. Обелиска, вывезенного из страны. Египтянин стремился при финансовой поддержке своего правительства вернуть обелиск на родину. Он принес с собой солидную сумму, банковские пачки новеньких купюр. Стефано, один из музейных хранителей, был не прочь принять такое щедрое подношение; растущие как снежный ком счета за лечение его жены грозили вынудить их расстаться со своей скромной квартирой. И в том, чтобы принять эту секретную выплату, не было ничего зазорного; на протяжении вот уже двух десятилетий египетское правительство выкупало вывезенные из страны сокровища из частных коллекций и оказывало давление на музеи, требуя вернуть в страну национальное достояние.

Поэтому Стефано согласился, пообещав сначала доставить реликвию. В конце концов, ну что такое какой-то маленький, ничем не примечательный каменный обелиск? Согласно прилагающемуся научному паспорту, он уже почти целое столетие пролежал в ящике. И его краткое описание, вероятно, объясняло, почему это произошло: «Мраморный обелиск без надписей, обнаруженный при раскопках в Танисе, предположительно относящийся к периоду Нового царства (26-я династия, 615 год до н. э.)». В нем не было ничего необычного и любопытного, если только не вдумываться в его историю. Обелиск принадлежал к коллекции одного из музеев Ватикана, а именно Григорианского египетского музея.

Непостижимо, каким путем он попал в подвалы археологического музея Венеции.

Затем вчера утром Стефано получил вырезанную из газеты заметку, которую доставил курьер в конверте, запечатанном сургучом с единственным оттиснутым на нем символом:

Греческой буквой «сигма».

Стефано до сих пор не понимал смысла печати, но он прекрасно понял всю важность вложенной в конверт вырезки. Одна-единственная статья из номера трехдневной давности с сообщением о трупе неизвестного мужчины, обнаруженном на побережье Эгейского моря. Разбухший труп с перерезанным горлом плавал в воде, изрядно обглоданный угрями. Судя по всему, его выбросил из подводной могилы особенно сильный шторм. По анализу зубов в убитом был опознан тот самый коллега Стефано из Афинского университета, который якобы направил к нему египтянина.

Он был убит несколько недель назад.

Потрясенный Стефано действовал поспешно, без раздумий. Сейчас он прижимал к груди тяжелый обелиск, завернутый в мешковину, с остатками колющей тело соломы, в которой тот лежал в ящике.

Стефано похитил обелиск из ящика, понимая, что тем самым ставит под удар себя самого, свою жену и всю семью.

У него не было выбора. Вместе с пугающей газетной статьей в запечатанном конверте находилась короткая записка, без подписи, очевидно выведенная в большой спешке неразборчивым женским почерком. Предостережение. То, что сообщалось в ней, казалось невозможным, невероятным, однако Стефано проверил все сам. И это оказалось правдой.

Он бежал, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы, борясь с подступившим к горлу клубком.

Выбора нет. Обелиск не должен попасть в руки египтянина. С другой стороны, Стефано не желал взваливать на себя эту ношу дольше необходимого. Его жена, дочь… он мысленно представил себе распухший труп своего греческого коллеги. Неужели та же самая судьба уготовлена его близким?

«О, Мария, что я натворил?»

И есть только один человек, который сможет забрать у него эту ношу. Тот самый, который прислал конверт, предостережение, запечатанное греческой буквой. В конце записки были указаны место и время.

Стефано уже опаздывал.

Он оглянулся. Египтянин растворился в бурлящей толпе туристов.

Снова развернувшись, Стефано торопливо прошел через тень от колокольни Святого Марка. Когда-то давно высокое сооружение из кирпича служило сторожевой башней в порту, с которой были видны все причалы. Хотелось надеяться, что башня защитит его сейчас.

Цель, к которой спешил Стефано, находилась на противоположном краю пьяццетты[3]. Впереди возвышался величественный Дворец дожей, в котором с четырнадцатого столетия жили правители Венеции. Двухуровневая колоннада в готическом стиле манила, обещая спасение среди истрийского гранита и веронского мрамора.

Прижимая драгоценную ношу к груди, Стефано торопливо пересек улицу.

Ждет ли его таинственная незнакомка? Возьмет ли она ношу?

Стефано поспешил укрыться в тени, спасаясь от ослепительного солнца и бликов, отражающихся от водной глади моря. Ему нужно затеряться в лабиринтах дворца. Дворец дожей не только являлся резиденцией правителей Венеции, но выполнял и другие функции. В прошлом здесь также располагались государственные ведомства, верховный суд, зал совещаний и даже тюрьма. Впоследствии на противоположном берегу канала была выстроена новая тюрьма, к которой от дворца вел выгнувшийся аркой мостик, печально знаменитый мост Вздохов, которым воспользовался при побеге Казанова – единственный узник дворцовых подземелий, сумевший выбраться отсюда.

Стефано нырнул под сень протянувшихся вдоль всей стены здания лоджий, умоляя призрак Казановы прийти сейчас ему на помощь. Шагнув в полумрак, он даже позволил себе выдохнуть с облегчением. Дворец ему хорошо знаком. Лабиринт коридоров, в которых так легко затеряться, – идеальное место для тайной встречи.

По крайней мере, хотелось в это верить.

Стефано вошел во дворец через западную арку, смешавшись с небольшой группой туристов. Впереди был внутренний двор дворца, знаменитый двумя старинными колодцами и восхитительной мраморной лестницей, Лестницей гигантов. Стефано обошел двор вдоль стены, стараясь держаться в тени. Толкнув маленькую дверцу, он оказался в той части дворца, где когда-то находились кабинеты чиновников. В конце коридора была комната допросов, где в прошлом многим беднягам пришлось вытерпеть самые жестокие и мучительные пытки. Не останавливаясь, Стефано прошел в соседнее помещение с голыми каменными стенами – камеру пыток.

Где-то позади хлопнула дверь, и он вздрогнул от испуга, крепче стиснув драгоценную ношу.

Полученные им указания были четкими. Дойдя до узкой черной лестницы, Стефано спустился в дворцовое подземелье, так называемый «колодец». Именно здесь содержались самые важные заключенные тюрьмы. И именно здесь была назначена встреча.

Стефано мысленно представил себе печать с греческой буквой.

Что это могло означать?

Он вошел в сырой, затхлый подвал, разделенный на тесные каменные камеры, потолок в которых был слишком низким, что не позволяло заключенным выпрямляться во весь рост. Здесь они мерзли зимой и умирали от жажды долгим венецианским летом, часто забытые всеми, кроме крыс.

Стефано включил маленький фонарик.

Этот нижний уровень «колодца» казался совершенно пустынным. Стефано углублялся все дальше, со страхом вслушиваясь в гулкое эхо своих собственных шагов, отражающееся от каменных стен, и ему мерещилось, будто его кто-то преследует. Грудь ему сдавил ужас. Он замедлил шаг. Неужели он опоздал? Стефано поймал себя на том, что стоит, затаив дыхание. Ему нестерпимо захотелось вернуться на солнечный свет, которого он еще несколько минут назад так старательно избегал.

Он застыл на месте, охваченный дрожью. И тут, словно почувствовав его колебания, в последней камере вспыхнул свет.

– Кто там? – испуганным шепотом промолвил Стефано. – Chi é l à?[4]

Стук каблука по каменным плитам пола, затем тихий голос, говорящий по-итальянски с легким акцентом.

– Это я прислала вам записку, синьор Галло.

В коридор шагнула стройная фигура, сжимающая в руке маленький фонарик. Его яркий свет не позволил Стефано разобрать черты лица неизвестной, даже когда та опустила луч. Женщина была одета с ног до головы в черную обтягивающую кожу. Лицо ее скрывал платок, обмотанный вокруг головы в духе бедуинов. Открытыми оставались только глаза, горящие в свете фонарика. Незнакомка двигалась с неторопливым изяществом, которое помогло Стефано успокоить бешено колотящееся сердце.

Женщина появилась из тени, подобно черной мадонне.

– Вы принесли реликвию? – спросила она.

– При… принес, – запинаясь, вымолвил Стефано, с опаской делая шаг вперед. Он протянул обелиск, освобождая его от мешковины. – Я больше не хочу иметь с ним никакого дела. Вы сказали, что можете доставить его в безопасное место.

– Могу.

Женщина знаком показала Стефано поставить обелиск на пол.

Присев на корточки, тот опустил мраморную реликвию из Древнего Египта на каменный пол, счастливый тем, что наконец избавился от нее. Обелиск, высеченный из черного мрамора, представлял собой заостренную пирамиду высотой сорок сантиметров, возвышающуюся на квадратном основании со стороной десять сантиметров.

Женщина опустилась на корточки рядом, покачиваясь на мысках черных сапог. Она провела лучом фонарика по матовой поверхности. Мрамор сильно потрескался от времени. В одном месте грань пирамиды пересекала длинная трещина. Понятно, почему реликвия оказалась надолго забыта.

Тем не менее ради нее была пролита кровь. И теперь Стефано знал почему.

Незнакомка протянула руку, отстраняя его фонарик. Затем щелкнула большим пальцем, переключая свой. Яркий белый свет потускнел, превращаясь в темно-багровый. У Стефано на брюках заискрились пылинки. Белые полоски ткани рубашки ослепительно вспыхнули.

Ультрафиолетовый свет.

Призрачное сияние выплеснулось на обелиск.

Стефано уже проделал то же самое, проверяя утверждение незнакомки и лично лицезрея чудо. Теперь он вместе с ней склонился к обелиску, изучая все его четыре грани.

Сейчас мраморная поверхность уже не была однообразно черной. На всех четырех гранях голубовато-белым сиянием проступили строчки таинственных символов.


Это были не иероглифы. Таким письмом пользовались предшественники древних египтян.

Голос Стефано помимо воли наполнился благоговейным трепетом:

– Неужели это действительно язык самих…

У него за спиной прозвучал шепот, отразившийся от низких сводов. Послышался шум мелких камешков, скатившихся по черной лестнице.

Стефано в ужасе повернулся, чувствуя, как в жилах стынет кровь. Он узнал спокойный, четкий голос, прозвучавший в темноте.

Египтянин.

Их обнаружили.

Вероятно, почувствовав то же самое, женщина щелкнула выключателем, гася ультрафиолетовый свет. Все вокруг погрузилось в полный мрак.

Стефано поднял луч своего фонарика, надеясь обрести надежду в лице черной мадонны. Вместо этого он увидел в руке у женщины черный пистолет с навинченным на дуло длинным глушителем, направленный ему в лицо. Стефано сразу все понял, и его охватило отчаяние. Его снова провели.

– Grazie, Stefano[5].

В тесный промежуток времени между резким кашлем пистолета и вырвавшейся из дула вспышкой пламени успела втиснуться только одна мысль:

«Мария, прости меня…»


3 июля, 13 часов 16 минут

Ватикан

Монсиньор Вигор Верона крайне неохотно поднялся по лестнице. Его терзали стоящие в памяти образы пламени и дыма. Да и сердце уже было слишком тяжелым для такого долгого подъема. Вигор чувствовал себя на целых десять лет старше своих шестидесяти. Остановившись на лестничной площадке, он задрал голову вверх, рукой поддерживая себя за поясницу.

Там, дальше, винтовая лестница превращалась в плотный лабиринт строительных лесов. Понимая, что это скверная примета, Вигор поднырнул под помостом маляра и стал подниматься выше, по лестнице, ведущей на самый верх Башни ветров.

От обжигающих паров свежей краски у него на глазах выступили слезы. Однако вторгались и другие запахи, призраки прошлого, которое ему хотелось забыть.

Обугленная плоть, едкий дым, раскаленный пепел.

Два года назад взрыв вызвал пожар, превративший башню в пылающий факел в самом сердце Ватикана. Но вот после долгих трудов к ней возвращалось ее былое величие. Вигор с нетерпением ждал, когда в следующем месяце башня вновь будет открыта для посетителей. Торжественную ленточку предстоит разрезать самому кардиналу.

Но в первую очередь ему хотелось раз и навсегда покончить с прошлым.

Даже знаменитая Комната меридиана на самом верху башни, в которой Галилео Галилей пытался доказать, что Земля вращается вокруг Солнца, была уже почти полностью восстановлена. Потребовалось полтора года напряженной работы двух десятков художников-реставраторов и историков, чтобы отвоевать у пепла и копоти фрески, украшающие стены и потолок комнаты.

Если бы кистью и краской можно было исправить не только фрески…

Став новым префектом Тайного архива Ватикана, Вигор узнал, сколько сокровищ оказались безвозвратно утеряны, погибнув в огне, дыму и воде. Тысячи древних книг, иллюстрированных текстов и архивных реестров – пергаментных и бумажных листов в кожаном переплете. На протяжении прошлого столетия помещения башни использовались для хранения избытков, которые уже не помещались в главном хранилище архива, укрытом глубоко под землей.

И вот теперь, увы, свободного пространства в библиотеке стало значительно больше.

– Господин префект Верона!

Вздрогнув, Вигор вернулся в настоящее, услышав раскатившиеся отголоски. Но это был лишь его секретарь, молодой студент семинарии по имени Клаудио, окликнувший его сверху. Значительно опередив своего престарелого начальника, Клаудио ждал Вигора в Комнате меридиана. Молодой человек раздвинул прозрачный пластиковый занавес, закрывавший вход в комнату с лестницы.

Час назад Вигора вызвал в башню руководитель отряда реставраторов. Сообщение было кратким и загадочным. «Приходите немедленно. Совершено жуткое и замечательное открытие».

Поэтому Вигор спешно оставил свой кабинет и совершил долгий путь пешком до самой вершины башни. Он даже не успел переодеть черную сутану, в которую облачился для встречи с государственным секретарем Ватикана. Вигор сожалел о своем выборе одежды, оказавшейся слишком тяжелой и теплой для быстрого подъема. И все же в конце концов он добрался до своего секретаря и промокнул носовым платком мокрый от пота лоб.

– Сюда, господин префект, – сказал Клаудио, отодвигая занавес.

– Спасибо, Клаудио.

Из комнаты в лицо Вероне пахнуло раскаленным воздухом, словно из духовки. Казалось, камни сохранили жар огня, бушевавшего здесь два года назад. Однако виной всему было лишь полуденное солнце, нагревшее самую высокую башню в Ватикане. На Рим накатила волна особенно сильной жары. Вигор мысленно взмолился хотя бы о слабом ветерке, который подтвердил бы название башни, принеся с собой прохладу.

Но все же монсиньор Верона сознавал, что капли пота, высыпавшие у него на лбу, не имеют отношения ни к жаре, ни к длительному подъему в теплой сутане. С тех самых пор, как в башне произошел пожар, Вигор всеми правдами и неправдами старался не подниматься наверх, руководя работами издалека. И даже сейчас он упорно поворачивался к одной из комнат спиной.

До Клаудио у него был другой секретарь – Джейкоб.

В огне пожара погибли не одни только книги.

– Ну наконец-то! – прогремел раскатистый голос.

Доктор Бальтазар Пиноссо, руководитель реставрационных работ в Комнате меридиана, пересек круглое помещение. Этот самый настоящий гигант ростом под семь футов был одет во все белое, словно хирург. Респиратор был сдвинут на лоб. Вигор был хорошо знаком с Пиноссо. Тот занимал должность декана отделения истории искусства Григорианского университета, в котором Вигор в свое время возглавлял Институт христианской археологии при понтифике.

– Префект Верона, спасибо за то, что так быстро поднялись ко мне.

Взглянув на часы, великан закатил глаза, молча комментируя такой долгий подъем.

Вигор по достоинству оценил тонкую насмешку. После того как он занял высокую должность хранителя архивов, немногие осмеливались разговаривать с ним иначе как почтительно и подобострастно.

– Если бы у меня были такие же длинные ноги, как у вас, Бальтазар, я бы перепрыгивал через две ступеньки и попал бы сюда раньше бедняги Клаудио.

– В таком случае нам лучше поскорее покончить со всеми делами, чтобы вы смогли вернуться к себе и немного вздремнуть, как привыкли делать каждый день. Мне бы не хотелось отрывать вас от этого важного занятия.

Несмотря на внешнюю веселость доктора Пиноссо, Вигор сразу же разглядел в его глазах тревогу. От него также не укрылось то, что Бальтазар отпустил всех реставраторов. Быстро оценив положение, он жестом указал Клаудио на лестницу:

– Клаудио, ты не мог бы ненадолго оставить нас одних?

– Разумеется, господин префект.

Как только секретарь скрылся за занавесом, выйдя на лестничную площадку, Вигор повернулся к бывшему коллеге.

– Бальтазар, чем вызвана подобная спешка?

– Идемте, я вам все покажу.

Он направился в противоположный угол помещения. Вигор отметил, что комната отреставрирована практически полностью. На круглых стенах и потолке снова заиграли всеми красками знаменитые фрески кисти Никколо Чирчиньяни, изображающие сцены из Библии, с херувимами и облаками наверху. Лишь несколько росписей были закрыты шелковыми сетками в ожидании последней стадии восстановления. Но в основном работы были завершены. Даже высеченные на полу знаки зодиака отчистили и отполировали. Через небольшое отверстие в стене проникал одинокий луч света, падая на каменные плиты пола и освещая выложенную белым мрамором линию меридиана, проходящую через всю эту астрономическую обсерваторию шестнадцатого столетия.

Дойдя до дальней стены, Бальтазар раздвинул занавес, открывая небольшое боковое помещение. Судя по следам копоти на массивной деревянной поверхности двери, ей удалось уцелеть в пожаре.

Историк похлопал ладонью по одному из бронзовых болтов, проходящих через дверь насквозь.

– Мы обнаружили, что сердцевина у нее бронзовая. Можно сказать, нам повезло. Находящееся в этой комнате уцелело.

У Вигора взыграло любопытство. Он забыл о том, с какими чувствами заходил сюда.

– И что там было?

Бальтазар распахнул дверь. За ней обнаружилось тесное помещение без окон с голыми каменными стенами, в котором с трудом могли поместиться два человека. Друг напротив друга возвышались два книжных шкафа от пола до самого потолка, заставленные фолиантами в кожаных переплетах. Несмотря на запах свежей краски, из комнаты пахнуло плесенью – свидетельство того, что древность побеждает любые человеческие труды.

– Содержимое шкафов было описано сразу же, как только мы поднялись сюда и добрались до этого помещения, – объяснил Бальтазар. – Впрочем, ничего особенно ценного мы здесь не обнаружили. В основном это полуистлевшие труды астрономического и географического характера. – Шагнув внутрь, он громко и виновато вздохнул. – Боюсь, нам следовало повнимательнее следить за рабочими, которые трудились здесь днем. Но я был полностью поглощен Комнатой меридиана. А ночью здесь дежурил швейцарский гвардеец. Я считал, что опасаться нечего.

Вигор проследовал за великаном в тесное помещение.

– Кроме того, мы использовали эту комнату для хранения части инструмента. – Бальтазар указал на нижнюю полку одного из шкафов. – Чтобы не мешался под ногами.

Вигор покачал головой. Тяжесть на сердце не проходила.

– Ничего не понимаю. В таком случае зачем вы меня вызвали?

Из груди историка вырвался недовольный вздох.

– Неделю назад, – объяснил он, – гвардеец прогнал человека, рыскавшего здесь. – Бальтазар обвел рукой тесное помещение. – Прямо тут.

– Почему мне об этом не доложили? – всполошился Вигор. – Что-нибудь было похищено?

– Нет, в том-то все дело. Вы в то время находились в Милане, а гвардеец прогнал неизвестного. Я предположил, что это был обычный вор, который воспользовался царившей здесь суматохой и затесался среди рабочих. После этого случая я распорядился поставить здесь второго гвардейца, на всякий случай.

Вигор махнул рукой, предлагая ему продолжать.

– Но сегодня утром один из реставраторов относил сюда лампу. Когда он вошел в помещение, она была включена.

Бальтазар затворил дверь за спиной Вигора, перекрывая свет снаружи. Затем он включил маленькую переносную лампу. Комната залилась багрянцем, а белая одежда ученого засияла.

– При реставрационных работах часто приходится использовать ультрафиолетовое освещение. Оно помогает обнаруживать детали, невидимые невооруженным глазом.

Бальтазар указал на мраморный пол. Но Вигор уже увидел то, что высветила лампа. В центре пола сиял грубо выполненный рисунок.

Изогнувшийся дракон, пытающийся схватить себя зубами за хвост.

У Вигора перехватило дыхание. Он в ужасе отшатнулся назад, не в силах поверить своим глазам. Его слух наполнился ревом воспоминаний о крови и криках.

Бальтазар положил ему руку на плечо:

– С вами все в порядке? Наверное, мне следовало подготовить вас лучше.

Вигор стряхнул с себя его руку:

– Ничего… все хорошо.

В подтверждение своих слов он опустился на корточки, изучая светящийся рисунок, который был ему так хорошо знаком. Знак ордена дракона.

Бальтазар встретился с ним взглядом, и в ультрафиолетовом свете сверкнули белки его глаз. Именно орден дракона два года назад сжег башню, заручившись помощью изменника, предыдущего префекта тайного архива. Префекта Альберто больше не было в живых. Вигор полагал, что со всей этой историей давно покончено, она забыта и погребена, особенно теперь, когда башня, подобно фениксу, восстала из дыма и пепла.

Откуда здесь этот знак?

Вигор почувствовал, как в левом коленном суставе что-то хрустнуло. Не обращая на это внимания, он продолжал изучать рисунок. Не вызывало сомнений, что он выполнен поспешно, в самых общих чертах.

Бальтазар заглянул префекту через плечо.

– Я изучил рисунок с помощью лупы. Мне удалось обнаружить каплю реставрационного клея под люминесцентной краской. Это указывает на то, что рисовали недавно. Полагаю, не больше недели назад.

– Вор… – пробормотал Вигор, вспоминая начало рассказа.

– Вероятно, это все-таки не был обычный вор.

Вигор потер ноющее колено. Вероятно, этот рисунок имеет жизненно важное значение. «Угроза или предупреждение, возможно, послание другому предателю, работающему на орден дракона в Ватикане». Тут он вспомнил текст записки Бальтазара: «Приходите немедленно. Совершено ужасное и поразительное открытие». Теперь он понимал смысл слова «ужасное».

Вигор оглянулся через плечо:

– Вы также упоминали в своей записке о чем-то «замечательном».

Бальтазар кивнул. Протянув руку, он открыл дверь, впуская в тесное помещение свет из соседней комнаты. В ярком освещении дракон на полу исчез, словно испугавшись света.

Вигор выпустил давно сдерживаемый вдох.

– А теперь взгляните вот на что, – сказал Бальтазар, опускаясь на корточки рядом с ним. – Если бы не дракон на полу, мы бы не обратили на это внимания.

Опершись на ладонь, он протянул другую руку вперед. Его пальцы скользнули по голому камню.

– Для того чтобы это различить, потребовалась лупа. Я случайно заметил надпись, когда осматривал люминесцентную краску. Дожидаясь вас, я счистил с надписи многовековую грязь.

Вигор недоуменно посмотрел на каменный пол.

– О какой надписи вы говорите?

– Нагнитесь ниже. Пощупайте.

Подчинившись, Вигор сосредоточил внимание. Он не столько увидел, сколько почувствовал кончиками пальцев, словно слепой, читающий по азбуке Брайля. На камне были высечены полустертые символы.


И без замечания Бальтазара Вигор понял, что надпись древняя. Загадочные символы были четкими, словно научные знаки, однако это был не труд ученого. Как бывший глава Института христианской археологии при понтифике, Вигор сразу же понял, что перед ним.

Судя по всему, Бальтазар правильно истолковал его реакцию.

– Это действительно то, о чем я подумал?

Выпрямившись, Вигор смахнул пыль с рук.

– Надпись сделана на языке более древнем, чем древнееврейский, – пробормотал он. – Если верить легендам, это самый первый язык на земле.

– Откуда она здесь? Что означает?

Вигор покачал головой, не отрывая взгляда от пола. У него в голове зрел новый вопрос. Снова появилось изображение дракона, но только мысленное, озаренное не ультрафиолетовым светом, а тревогой. Дракон обвивал надпись на камне, словно оберегая ее.

В памяти у Вигора всплыли слова Бальтазара: «Если бы не дракон на полу, мы бы не обратили на это внимания». Быть может, дракон не столько оберегал древнюю надпись, сколько подчеркивал ее, бросая на нее луч света?

Но для чьего взора предназначался этот рисунок?

Мысленно представляя изогнувшегося дракона, Вигор снова ощутил в руках тяжесть тела Джейкоба, опаленного, обугленного.

В это мгновение ему открылась правда. Послание предназначалось не для другого члена ордена дракона, не для другого предателя вроде префекта Альберто. Оно предназначалось для человека, тесно связанного с историей ордена дракона, для человека, который поймет его значение.

Это послание было оставлено для него самого. Но зачем? Каков его смысл?

Вигор медленно поднялся на ноги. Он знал одного человека, который, вероятно, сможет ему помочь, но которому он упорно не звонил вот уже на протяжении целого года. До сих пор в этом не было необходимости, особенно после того, как этот человек разорвал помолвку с племянницей Вигора. Но священник сознавал, что в значительной степени нежелание поддерживать отношения объясняется не разбитыми сердцами. Этот человек, как и эта башня, напоминал Вигору о кровавом прошлом, которое он хотел забыть.

Однако теперь у него не было выбора.

Изображение дракона стояло у Вигора перед глазами, наполненное зловещим предостережением.

Ему нужна помощь.


4 июля, 23 часа 44 минуты

Такома-Парк, штат Мэриленд

– Грей, ты не мог бы вынести мусор с кухни?

– Уже иду, мама.

Коммандер Грей Пирс забрал в гостиной еще одну пустую бутылку из-под виски, еще одного солдата, павшего на праздновании Дня независимости, устроенном его родителями, и запихнул ее в полиэтиленовый пакет под мышкой. Слава богу, праздник постепенно затихал.

Грей взглянул на часы. Уже почти полночь.

Взяв две пустые бутылки из-под пива с журнального столика, Грей задержался в дверях, наслаждаясь ветерком, дующим с улицы. Ночной воздух был насыщен ароматом жасмина, к которому примешивался стойкий запах дыма от петард, взорванных во дворе. Вдалеке темноту со свистом и треском разрывали огни фейерверков. Жалобно выла собака, напуганная громким шумом.

Почти все гости уже разъехались. Лишь несколько человек на крыльце нежились в шезлонгах или стояли у перил, наслаждаясь ночной прохладой, которая наконец сменила испепеляющий зной, обычный для Мэриленда в это время года. После шумного застолья гости запускали фейерверки, затем стали постепенно исчезать в ночи. Остались лишь самые стойкие.

И среди них начальник Грея.

Директор Пейнтер Кроу стоял у перил рядом с молодым преподавателем, работающим у матери Грея. Этот угрюмый уроженец Конго учился в аспирантуре Университета имени Джорджа Вашингтона. Пейнтер Кроу разговаривал с ним о гражданской войне, раздирающей его родину. Похоже, даже на вечеринке директор отряда «Сигма» держал руку на пульсе мировых дел.

Именно поэтому он был таким хорошим руководителем «Сигмы».

Отряд «Сигма» представлял собой секретное оперативное подразделение в составе УППОНИР, Управления перспективного планирования оборонных научно-исследовательских работ. Сотрудники «Сигмы» оберегали или, наоборот, устраняли новые технологические разработки, имеющие жизненно важное значение для безопасности Соединенных Штатов. Отряд состоял из бывших бойцов сил особого назначения, прошедших строжайший отбор и получивших блестящее техническое образование. Таким образом, это было военизированное формирование инженеров, каждый из которых при этом являлся опытным оперативным работником. Или, как любил шутить Монк, друг и напарник Грея, это был отряд «ученых-убийц».

Понятно, что при таком грузе ответственности единственным послаблением директора Кроу в этот праздничный день был стакан виски, который, до сих пор не опустошенный, стоял на перилах крыльца. Пейнтер смаковал его весь вечер. Словно почувствовав на себе взгляд Грея, Пейнтер обернулся и кивнул ему.

В бледном свете фонарей директор казался высеченным из камня. Он был в черных брюках и наглаженной льняной рубашке. Резкие черты лица выдавали его наполовину индейское происхождение.

Грей всмотрелся в лицо начальника, пытаясь найти хоть какие-то отметины того напряжения, в котором находится в последнее время директор. Как раз сейчас АНБ[6] и УППОНИР проводили строгую ревизию внутренней структуры группы «Сигма», и на это наложилась эпидемия, разгорающаяся в Юго-Восточной Азии. Поэтому Грей был рад видеть Пейнтера Кроу за пределами подземного комплекса «Сигмы».

Хотя бы всего один вечер.

И все же мысли о работе никогда не покидали директора. В доказательство этого Пейнтер потянулся и, оторвавшись от перил, шагнул к двери.

– Мне пора, – бросил он Грею, взглянув на часы. – Думаю, заскочу в управление и выясню, как дела у Лизы и Монка.

Двое ученых, Лиза Каммингс и Монк Коккалис, были направлены в Индонезию, чтобы на месте ознакомиться с положением дел. Работающие под прикрытием Всемирной организации здравоохранения, они вылетели в Джакарту сегодня утром.

Выйдя на крыльцо, Грей пожал директору руку. Он знал, что Пейнтер переживает за Лизу и Монка не только как начальник за своих подчиненных. В его глазах Грей прочитал беспокойство любящего мужчины.

– Не сомневаюсь, с Лизой все будет в порядке, – заверил Пейнтера Грей, поскольку ему было известно, что в последнее время они с Лизой почти не разлучались. – Если только, конечно, она не забыла захватить затычки для ушей. Храп Монка способен заглушить рев реактивного двигателя. А что касается новостей, если у вас что-нибудь появится, немедленно дайте знать Кэт…

Пейнтер остановил его, подняв руку:

– Она уже дважды звонила мне сегодня, проверяя, нет ли у меня каких-либо известий. – Он залпом допил виски. – Как только что-нибудь будет, я сразу же позвоню ей.

– Подозреваю, Монк вас все равно опередит, поскольку теперь ему приходится отчитываться перед двумя женщинами.

Несмотря на усталость, Пейнтер улыбнулся. Три месяца назад у Кэт и Монка родилась девочка, очаровательная малышка весом шесть фунтов и три унции, которую назвали Пенелопой Энн. Получив новое задание, Монк пробовал отшучиваться, что это поможет ему сбежать от пеленок и ночных кормлений. Однако Грей видел, как трудно его другу расставаться с женой и крохотной дочерью.

– Спасибо за то, что приехали, господин директор. До встречи завтра утром на работе.

– Пожалуйста, передай от меня наилучшие пожелания своим родителям.

Эти слова побудили Грея перевести взгляд налево, в сторону полосы света, выбивающейся из ворот отдельно стоящего гаража. Его отец удалился туда уже больше часа назад. Сегодня вечером взрывались не только петарды. В последнее время отцу Грея, страдающему прогрессирующей болезнью Альцгеймера, становилось все труднее находиться в обществе: он забывал имена, по многу раз повторял одни и те же вопросы. И вот сегодня, злясь на самого себя, Пирс-старший поссорился с сыном и в гневе закрылся в гараже, где также находилась его мастерская.

Это происходило все чаще и чаще. Грей подозревал, что отец не столько бежит от окружающего мира, сколько старается наедине обрести опору в знакомый вещах, находя утешение в кольце стружки, выходящей из-под рубанка, и повороте и без того затянутого винта. Но несмотря на эту странную форму медитации, Грей видел в глазах отца растущее чувство страха.

– Обязательно передам, – сказал он.

После отъезда Пейнтера за ним последовали и остальные задержавшиеся гости. Кто-то заходил в дом, чтобы попрощаться с матерью Грея; другие просто пожимали ему руку, благодаря за вечер. Вскоре на крыльце никого не осталось.

– Грей! – донесся из дома голос матери. – Мусор!

Вздохнув, Грей поднял пакет с пустыми бутылками, банками и пластиковыми стаканчиками. Он поможет матери убрать в доме, после чего вернется на велосипеде к себе, благо ехать совсем недалеко. Захлопнув за собой дверь, Грей выключил свет на крыльце и, скрипя деревянными половицами, направился на кухню. Оттуда доносились гудение посудомоечной машины и стук сковород в мойке.

– Мама, я закончу, – сказал Грей, заходя на кухню. – Ложись спать.

Мать повернулась от мойки. На ней были темно-синие хлопчатобумажные брюки и белая шелковая блузка, прикрытая влажным клетчатым фартуком. В такие моменты, как сегодня, когда мать была измучена бурным вечером и обилием гостей, Грею особенно остро бросался в глаза ее возраст. Что делает эта незнакомая седая старуха у матери на кухне?

Но тут мать махнула в его сторону мокрым полотенцем, нарушая иллюзию.

– Просто убери мусор. Я здесь уже почти закончила. И скажи своему отцу, чтобы возвращался в дом. Эдельманны не любят, когда он занимается столярными работами по ночам. Да, кстати, остались жареные цыплята, я их завернула в фольгу. Ты не отнесешь их в холодильник в гараже?

– Придется ходить два раза. – Грей схватил в руку два пакета с мусором и зажал под мышкой коробку с пустыми бутылками. – Сейчас вернусь.

Толкнув бедром заднюю дверь, Грей вышел на темный двор. Осторожно спустившись с крыльца, он прошел к гаражу и выстроившемуся рядом с ним ряду мусорных баков. Грей поймал себя на том, что старается двигаться как можно бесшумнее и придерживает бутылки, чтобы те не звенели. Однако его присутствие выдал поливальный шланг.

Грей споткнулся, наскочив на него в темноте, и, стараясь сохранить равновесие, зазвенел бутылками. У соседей недовольно залаял разбуженный черный шотландский терьер.

Проклятье!..

Из гаража донесся резкий голос отца:

– Грей? Если это ты… черт побери, мне здесь нужна твоя помощь!

Грей застыл в нерешительности. После жаркой перепалки с отцом всего каких-нибудь пару часов назад ему не хотелось устраивать новые шумные разборки, поскольку уже было за полночь. За последние несколько лет отношения отца и сына несколько выровнялись, после того как удалось найти общие точки после целой жизни взаимного отчуждения. Но на протяжении последнего месяца, по мере того как психологические тесты отца снова начали фиксировать сползание вниз, он опять стал превращаться в прежнего раздражительного и нелюдимого человека.

– Грей!

– Уже иду!

Выбросив мусор в открытый бак и поставив коробку с пустыми бутылками на землю, Грей собрался с духом и шагнул в полосу света, пробивающуюся из открытого гаража.

Ему в нос тотчас же ударил запах опилок и машинного масла, напомнивший о неприятном прошлом. «Возьми этот чертов ремень, твою мать… я научу, чтобы ты хорошенько думал, прежде чем брать мои инструменты… думай головой, а не задницей, иначе я тебя так взгрею…»

Отец стоял на коленях рядом с опрокинутой банкой из-под кофе, из которой рассыпались маленькие гвозди, и сгребал их с пола ладонью. Грей заметил на бетоне капли крови из ранки на левой руке отца.

Увидев вошедшего сына, Пирс-старший поднял голову. В ярком свете люминесцентных ламп фамильное сходство не вызывало сомнений. В голубых глазах отца присутствовала та же самая сталь, что и в глазах Грея. В обоих лицах, угловатых, с резкими складками, чувствовалась валлийская кровь. Отрицать это было бесполезно. Грей становился все больше похож на отца. И хотя волосы у него все еще оставались черными как смоль, еще одним доказательством этого были первые седые волоски.

Увидев кровь, Грей подошел к отцу и предложил ему пройти к раковине в дальнем углу.

– Надо вымыть рану.

– Только не учи меня, что делать.

Грей открыл было рот, собираясь возразить, но передумал и присел на корточки рядом с отцом.

– Что тут у тебя стряслось?

– Искал шурупы, – махнул тот в сторону верстака.

– Но ведь это же гвозди.

У отца сверкнули глаза.

– Гениально, Шерлок!

Его взгляд был наполнен бездонной яростью, едва сдерживаемой, но Грей почувствовал, что в кои-то веки она обращена не на него. Осознав это, он принялся молча собирать гвозди в банку. Отец отрешенно уставился на свои руки, одну окровавленную, другую нет.

– Папа?

Тряхнув головой, Пирс-старший наконец тихо промолвил:

– Черт бы побрал…

Грей промолчал.

Еще когда он был совсем маленький, с его отцом, трудившимся на нефтяных месторождениях Техаса, произошел несчастный случай на работе. Ногу пришлось отнять выше колена, и полный сил мужчина в одночасье превратился в домохозяйку. После чего большую часть недовольства отца жизнью пришлось принимать на себя Грею. От него постоянно что-то требовали, а он никак не мог стать тем, кем хотел видеть его отец.

Глядя на то, как Пирс-старший рассматривает свои руки, Грей вдруг понял болезненную правду. Быть может, с самого начала злость его была обращена внутрь. Как сейчас. Отец был недоволен не сыном, а самим собой: это он не смог стать тем, кем хотел. И теперь новая болезнь угрожала отнять даже это.

Грей тщетно пытался подыскать нужные слова.

Внезапно его размышления прервал рев мотоцикла. В конце улицы завизжали покрышки.

Выпрямившись, Грей поставил банку с гвоздями на верстак. Отец выругался вполголоса, проклиная пьяного лихача. Однако Грей быстро протянул руку к выключателю, гася свет.

– Что ты делаешь?..

– Не поднимайся с пола, – приказал Грей.

Что-то было не так…

Показался мотоцикл, могучая черная «ямаха» с восьмицилиндровым двигателем. Он с воем несся по улице, виляя из стороны в сторону. Фара была погашена. Вот что насторожило Грея: реву двигателя не предшествовал яркий сноп света. Мотоцикл мчался в полной темноте.

Не снижая скорости, мотоцикл резко дернулся в сторону и пошел юзом. Из-под заднего колеса вырвалось облачко черного дыма. Водитель застыл на мгновение, пытаясь удержать равновесие, затем свернул на дорожку, ведущую к дому Пирсов, и рванул вперед.

– Это еще что за чертовщина! – рявкнул отец.

Но мотоциклист слишком сильно выкрутил руль. Налетев на бордюрный камень, мотоцикл подпрыгнул и развернулся наискосок. Водитель тщетно пытался выровняться. Зацепившись задним крылом за край крыльца, мотоцикл упал на асфальт, высекая сноп искр – еще один праздничный фейерверк в честь Дня независимости. Вывалившийся водитель покатился кубарем и остановился только у самых раскрытых ворот гаража.

Мотоцикл проехал до конца дорожки и, чихнув, заглох. Искры погасли. Снова наступила темнота.

– Господи Иисусе! – воскликнул Пирс-старший.

Грей поднял руку, молча приказывая отцу оставаться в гараже. Другой рукой он достал из кобуры на щиколотке «глок» калибра девять миллиметров и осторожно приблизился к распростертой на земле фигуре, одетой во все черное: кожаный комбинезон, шарф, шлем.

Тихий стон открыл Грею две вещи: водитель был еще жив, и это была женщина. Она лежала на боку, сжавшись в клубок. Черная кожа была разодрана в клочья.

На крыльце появилась мать Грея, привлеченная шумом.

– Грей?

– Оставайся на месте! – крикнул он.

Подойдя к упавшей мотоциклистке, Грей увидел какой-то предмет, отлетевший на несколько шагов в сторону, резкий черный силуэт его отчетливо вырисовывался на фоне белого бетона дорожки. Это было что-то вроде небольшой стелы из черного камня, треснувшей при падении. Внутри в лунном свете блестела металлическая сердцевина.

Однако внимание Грея, шагнувшего к мотоциклистке, привлек блеск другого предмета.

На шее у женщины висел маленький кулон в виде дракона.

Грей сразу его узнал. В точности такой же кулон висел на шее у него самого – подарок от давнишнего врага, предостережение и обещание на тот случай, если их пути пересекутся снова. Он крепче стиснул рукоятку пистолета.

Перекатившись на спину, женщина снова тихо застонала. На белый бетон хлынула кровь – черная река, стремящаяся к подстриженному газону. Взору Грея открылась зияющая выходная рана.

Выстрел был сделан в спину.

Протянув руку, женщина с трудом стащила с головы шлем. Грей увидел искаженное мучительными страданиями знакомое лицо, обрамленное черными волосами. Смуглая кожа и миндалевидные глаза безошибочно свидетельствовали о малоазиатском происхождении.

– Сейхан… – пробормотал Грей.

Женщина слабо протянула к нему дрожащую руку:

– Коммандер Пирс… помогите…

Грей услышал в ее голосе боль – но также то, чего никак не ожидал от своего хладнокровного врага.

Ужас.

3

Пьяццетта – в Венеции небольшая площадь, выходящая на набережную, именуется также «вестибюлем перед площадью Сан-Марко».

4

Кто там? (ит.)

5

Спасибо, Стефано (ит.).

6

Агентство национальной безопасности (АНБ) – ведомство в составе Министерства обороны США, занимается защитой правительственной и военной связи и компьютерных систем, а также электронным наблюдением. (Здесь и далее прим. переводчика.)

Печать Иуды

Подняться наверх