Читать книгу Эмма - Джейн Остин, Сет Грэм-Смит - Страница 9

Книга I
Глава 9

Оглавление

Если сама Эмма не могла быть с собою в ссоре, то мистер Найтли оказался вполне способен на нее сердиться. По причине крайнего недовольства ею он дольше обыкновенного не являлся в Хартфилд. Когда же они наконец встретились, его сумрачные взгляды свидетельствовали о том, что она до сих пор не прощена. Ей было жаль, но раскаяния она не испытывала, а, напротив, лишь укрепилась в первоначальных своих мыслях и стала лелеять их пуще прежнего, воодушевленная событиями тех нескольких дней, которые последовали за размолвкой.

Портрет, вставленный в изящную раму, был благополучно передан ей мистером Элтоном вскоре по возвращении из Лондона и помещен на каминную полку в гостиной. Приподнявшись со стула, чтобы взглянуть на картину, означенный джентльмен, как ему и подобало, выразил свое восхищение несколькими вздохами и полуфразами. Чувства Харриет к нему с каждым днем делались видимо сильнее, обещая перерасти в такую крепкую привязанность, на какую только способно столь юное и нежное существо. Что до мистера Мартина, то он, к удовольствию Эммы, упоминался лишь как полная противоположность мистеру Элтону при их сравнении в неоспоримую пользу последнего.

В своем стремлении совершенствовать ум подруги чтением и учеными беседами мисс Вудхаус продвинулась не далее первых глав нескольких романов, которые она откладывала в сторону с намерением продолжить завтра. Болтать с Харриет о том о сем оказалось много проще, чем штудировать с ней книги, а рисовать себе картины ее блестящего будущего – много приятнее, чем сообщать ей факты, доказанные наукой. Единственным литературным упражнением, занимавшим мисс Смит в эту пору, единственным умственным сокровищем, запасаемым ею для утешения на закате жизни, были всевозможные загадки, которые она, от кого ни услышит, непременно записывала. Для этой цели Эмма подарила ей тонкую тетрадку, сшитую из атласной бумаги и изукрашенную причудливыми знаками.

В наш просвещенный век собирательство подобных коллекций занимает многих. Мисс Нэш, старшая наставница в школе миссис Годдард, также выписывала загадки и собрала уже не меньше трех сотен. Заимствовав от нее эту идею, Харриет предполагала набрать гораздо больше, если мисс Вудхаус ей поможет. Изобретательность, память и вкус Эммы вкупе с премиленьким почерком Харриет в самом деле сулили, что коллекция выйдет отменная – как в отношении каллиграфии, так и в отношении содержания.

Затея, овладевшая умами девиц, почти в той же мере заинтересовала и мистера Вудхауса. Очень часто он пытался вспомнить что-нибудь такое, что следовало бы записать. До чего же много занятных загадок было в пору его молодости! Неужто теперь он все позабыл? Ничего-ничего, немного погодя они придут на память, однако пока приходило лишь неизменное: «Кити, хладная красотка, пламя разожгла…»[4]

Его добрый друг Перри, которого он призвал на помощь, тоже не смог ничего припомнить, но пообещал держать ухо востро. Поскольку по роду своих занятий тот бывал во многих домах, мистер Вудхаус надеялся на скорое пополнение коллекции.

Эмма же, отнюдь не желая призывать к содействию умы всего Хайбери, обратилась к одному лишь мистеру Элтону с просьбой дополнить собрание любыми загадками, головоломками и шарадами, какие ему вспомнятся, ежели они в самом деле хороши. К ее радости, викарий принялся за дело с большим усердием и, напрягая память, к тому же строго следил, чтобы с уст его не срывалось ничего такого, что не восхваляло бы прекрасный пол. Благодаря мистеру Элтону коллекция пополнилась двумя-тремя исключительно галантными загадками. Когда же он с восторгом припомнил и с большим чувством продекламировал одно расхожее стихотворение, Эмме даже жаль было признаться, что оно уже есть в их тетради:

Соедините утвердительный ответ

И слог от той, что вас произвела на свет.

Вот красоты и благонравья образец,

Лекарство сладкое для мужеских сердец!


– Отчего бы вам, мистер Элтон, не сочинить для нас загадку самому? – предложила Эмма. – Тогда она, уж наверное, будет нова, а придумать ее не составит для вас большого труда.

Ах нет, он никогда, вернее – почти никогда, не писал ничего в таком роде и боится, что даже мисс Вудхаус – тут мистер Элтон помедлил – или мисс Смит едва ли сможет его вдохновить.

Однако уже назавтра вдохновение все ж посетило викария. Он заглянул в Хартфилд на несколько минут лишь для того, чтобы оставить на столе листок с загадкой, которую, по его словам, сочинил некий знакомый ему молодой человек для юной леди – предмета своего восхищения. По тону, каким это было сказано, Эмма тотчас узнала, что стихотворение написано мистером Элтоном самолично, хотя он и сказал:

– Я не вправе предложить его для коллекции мисс Смит, ибо оно принадлежит перу моего друга и для публичного чтения не годится, однако вам, возможно, угодно будет на него взглянуть.

Слова эти были адресованы скорее Эмме, нежели Харриет, чему первая с легкостью нашла объяснение: скованный застенчивостью влюбленного, мистер Элтон обращался не к той, что сделалась предметом его чувств, а к ее подруге.

– Возьмите, это для вас. Для вас одной, – сказала Эмма, едва гость ушел, и подвинула стихотворение к своей компаньонке.

Однако Харриет, затрепетав, не могла даже коснуться листка, и мисс Вудхаус, которая ни в чем не отказывалась быть первой, сама прочитала послание:

К мисс…

Силен и своеволен сын Адама.

Все покорил он: горы и леса,

А также бурную стихию океана,

Таящую творенья чудеса.

Однако если в грудь стрела вонзится,

Волнуя сердце, что любить готово,

Склонится муж, как раб, к ногам девицы —

Твой быстрый ум уж видит это слово.

В глазах нежнейших вспыхнул милый свет…

О, пусть они мне не ответят «нет»!


На мгновение задумавшись, она во второй раз пробежала строки глазами, чтобы увериться в правильности своей догадки, и с радостной улыбкой передала стихотворение Харриет. Пока та в недоумении его изучала, олицетворяя одновременно надежду и глупость, Эмма думала: «Недурно, мистер Элтон, в самом деле недурно. Написано довольно ловко. «Сватовство» – намек вполне ясный, надобно отдать вам должное. Этой загадкой вы выразили собственные чувства, откровенно сказав: «Прошу вас, мисс Смит, позвольте мне обратиться к вам с признанием. Одобрите единым взглядом мое сочинение и мои намерения!» «В глазах нежнейших…» – глаза Харриет и вправду очень нежны, вернее и не скажешь. «Твой быстрый ум уж видит это слово…» – ум Харриет представляется ему «быстрым»? Хм, тем лучше. Раз так, то он, верно, влюблен в нее без памяти. Ах, мистер Найтли, как жаль, что я не могу вам этого прочесть! Уж это бы вас убедило. Впервые в жизни вам пришлось бы признать себя неправым. Нет, загадка и правда превосходна! Отлично служит своей цели. Ждать счастливого разрешения теперь осталось недолго».

Вероятно, Эмма продолжила бы предаваться этим приятнейшим размышлениям, если б их не прервали нетерпеливые вопросы взволнованной Харриет:

– Что бы это могло быть, мисс Вудхаус? Какое слово? Я прямо-таки ума не приложу! Ах как бы я хотела угадать! Прошу вас, мисс Вудхаус, постарайтесь вы! Помогите же мне! В жизни не встречала ничего хитроумней! «Сын Адама» – это мужчина? Вот бы узнать, кто тот друг мистера Элтона и кто та девица! Как по-вашему – хороша ли загадка? Тут и девица, и океан. Уж не русалка ли? Да еще какая-то стрела… Дева со стрелою… Быть может, Минерва? Ох, до чего же трудно! Видно, сочинитель очень умен, если придумал такое. Мисс Вудхаус, удастся ли нам отыскать загадку?

– Русалка, Минерва? Милая моя Харриет, что за глупости у вас в голове? К чему мистеру Элтону приносить нам стихотворение, сочиненное его другом о русалке или Минерве? Вы взгляните-ка лучше внимательней. «К мисс…» читайте как «К мисс Смит». А теперь просто возьмите и сложите вместе все первые буквы. Что выходит? «Сватовство»! Да поглядите еще, какую картину он нарисовал: сильный и гордый муж, властитель суши и моря, «склоняется, как раб, к ногам девицы». Какой галантный комплимент! Далее он обращается к вам со словами, которых смысл, надеюсь, вам не трудно будет уразуметь. Перечитайте стихотворение без спешки. Не сомневайтесь: оно адресовано вам и толь- ко вам.

Харриет, не в силах долго противиться, позволила внушить столь отрадную мысль. Поглядев на последние строки, она лишилась дара речи от волнения и восторга. Да ей, пожалуй, и не нужно было говорить: с нее довольно и чувств, – а говорила Эмма:

– Этот комплимент исполнен столь определенно выраженного смысла, что я более нисколько не сомневаюсь в намерениях мистера Элтона. Вы предмет его чувств, в чем скоро вполне убедитесь. Я давно предполагала это и понимала, что едва ли могу сильно заблуждаться в таком деле, но теперь последние сомнения рассеяны. Мистер Элтон решился, и цель его ясна. Она в точности совпадает с тем, чего я и хотела для вас, Харриет, с самого нашего знакомства. Да, с тех самых пор я желала, чтоб все вышло так, как вышло. Пожалуй, и не скажешь, как вернее всего назвать взаимную вашу склонность: естественна она или желательна. И то, и другое в равной степени! Я счастлива и от полноты души поздравляю вас, дорогая! Всякая женщина может гордиться тем, что сумела внушить любовь такому мужчине. Этот союз будет для вас во всех отношениях благотворен. Вы получите все, в чем нуждались: заботливого мужа, независимое положение, хороший дом, – укрепитесь в кругу истинных ваших друзей, останетесь подле Хартфилда, подле меня, навеки утвердив нашу с вами дружбу. За такой брак ни вам, ни мне не придется краснеть.

– О, дорогая мисс Вудхаус!.. – Поначалу Харриет не могла промолвить ничего, кроме этого восклицания, многократно ею повторяемого и сопутствуемого нежными объятиями. Когда же пришла в состояние, позволявшее вести подобие беседы, Эмма убедилась в том, что ее мысли, чувства, предчувствия и воспоминания именно таковы, какими им следует быть. Полное превосходство мистера Элтона над фермером Мартином более не вызывало в ней ни малейшего сомнения.

– Вы всегда все говорите очень верно! – вскричала Харриет. – И потому я предполагаю, я думаю, я надеюсь, что и теперь не ошиблись. Но если б вы мне не сказали, сама бы я никогда такого не вообразила: для меня это слишком уж невероятно! Мистер Элтон, за которого с радостью пойдет любая барышня! О нем не может быть двух мнений: во всем превосходен! Вы только взгляните на это очаровательно: «К мисс…» – ах как умно! Неужто это в самом деле для меня?!

– Нисколько в этом не сомневаюсь, Харриет, и вы не сомневайтесь. Все ясно как божий день. Доверьтесь моему суждению: эти стихи – пролог к пьесе, эпиграф к главе. А скоро мы услышим само повествование.

– Такого, уж верно, никто не мог ожидать. Месяцем ранее я и сама бы не поверила! До чего странные происходят вещи!

– Когда джентльмены, подобные мистеру Элтону, встречают девушек, подобных вам (а они встречают друг друга, и это действительно чудо), им вправду нечасто удается так скоро претворить в жизнь то, что для всех столь очевидно и столь желанно. Вам с мистером Элтоном судьбой назначено соединиться. И положение ваше, и все обстоятельства жизни располагают к тому, чтобы вы стали его женою, а он – вашим мужем. Этот союз будет не меньшей удачей, чем женитьба мистера Уэстона на мисс Тейлор. Видно, в самой атмосфере Хартфилда есть нечто такое, что направляет чувства в верное русло.

Увы! Я никогда еще не слышал И не читал – в истории ли, в сказке ль, – Чтоб гладким был путь истинной любви[5].

В хартфилдском издании Шекспира эти строки пришлось бы сопроводить пространной оговоркой.

– Подумать только! Мистер Элтон влюбился в меня – в меня одну из всех молодых девиц! А ведь еще на Михайлов день[6] он и знать меня не знал! Сам мистер Элтон, который всех превосходит красотой и на которого все глядят с почтением, как на мистера Найтли! Все ищут его общества. Говорят, он и дня не обедает в одиночестве, ежели только сам того не пожелает. Приглашений ему присылают больше, чем на неделе дней. А каков он в церкви! Мисс Нэш записывает все его проповеди с тех самых пор, как он приехал в Хайбери. Боже мой! Как сейчас помню тот день, когда впервые его увидала. Разве я могла подумать… Он шел мимо окон нашей гостиной, а мы с девицами Эббот подбежали к окну и стали глядеть из-за штор. Мисс Нэш выбранила нас и прогнала, а сама осталась смотреть. Меня, однако, она подозвала обратно, ведь душа у нее очень добрая. Ах как хорош он нам показался! Он шел под руку с мистером Коулом.

– Кем бы ни были ваши друзья, они не могут не радоваться такому браку, если только в них есть хоть капля здравого смысла. Мнения же глупых людей мы и спрашивать не станем. Тот, кто желает вам счастья в замужестве, может быть спокоен: с человеком такого чудесного нрава вы не будете знать огорчений. Тот, кто хочет видеть вас рядом с собой, в своем кругу, опять же останется доволен – как и тот, кто искал для вас удачной партии в житейском смысле. Вы получите немалое состояние, сделаетесь хозяйкой почтенного дома и так подниметесь в глазах всего света, что все ваши доброжелатели будут вполне удовлетворены.

– Да-да! Как славно вы говорите! Так бы вас и слушала! И все-то вы можете растолковать. Вы равно умны с мистером Элтоном. Ах какую загадку он сочинил! Мне самой ни за что не придумать подобного, даже если бы я целый год корпела!

– По тому, как он вчера умалял свой поэтический дар, я тотчас поняла: ему непременно захочется себя испытать.

– От роду не встречала я ни одной такой славной загадки!

– А я по меньшей мере не встречала ни одной, которая пришлась бы более к месту и ко времени.

– И она, пожалуй, длиннее всех, что мы читали прежде.

– Не думаю, чтобы длина была главным ее достоинством. Таким сочинениям краткость только на пользу.

Харриет, чье внимание всецело поглотили стихи мистера Элтона, не слышала последнего замечания. В уме ее рождались самые отрадные сравнения. После нескольких секунд молчания она, раскрасневшись, произнесла:

– Одно дело – ежели разум у человека обыкновенный, как у всех прочих людей. Тогда он, если хочет кому-то что-то выразить, сядет и напишет – по-простому, коротенько. И совсем другое дело, когда он может сочинять стихи и хитроумные загадки.

Эмма и желать не могла, чтобы проза мистера Мартина была отвергнута с таким воодушевлением.

– До чего чудесные строки, – продолжала Харриет, – особенно две последние! Но как же мне вернуть стихотворение мистеру Элтону? Как сказать, что я знаю отгадку? Ах, мисс Вудхаус, как нам быть?

– Предоставьте все мне, а сами ничего не говорите. Ввечеру он придет. Я возвращу ему листок, мы обменяемся какими-нибудь пустячными замечаниями, а вы пока сидите молча. Поверьте, ваши нежнейшие глаза еще успеют сказать ему «да».

– Ох как жаль, мисс Вудхаус, что я не могу записать эту чудесную загадку в свою тетрадь! Она была бы лучшей во всем нашем собрании!

– Замените чем-нибудь две последних строки и, пожалуй, запишите. Отчего же нет?

– Но те строки…

– Пришлись вам по вкусу более всех остальных? Само собой. Однако написаны они для вас одной, вот и храните их для собственного удовольствия. Из вашей памяти они уж не исчезнут и смысла своего не переменят. Только в тетрадке вы запишете вместо них другие два стиха с теми же начальными буквами. Спрятав адресованную вам похвалу, вы получите премиленький акростих, годный для любой коллекции. Верьте моему слову: мистеру Элтону отнюдь не хотелось бы, чтобы его творением пренебрегли, как не хотелось бы, чтобы отвергли его страсть. Влюбленного поэта следует поощрять во всем: и в чувствах, и в сочинительстве – или же не поощрять вовсе. Дайте тетрадку сюда: я сама перепишу стихи, чтобы отвести подозрение от вас.

Как ни тяжело было Харриет пожертвовать двумя последними строками, она подчинилась, дабы не выставлять любовное признание на всеобщее обозрение. И даже переделанное Эммой, стихотворение казалось ей слишком ценным, чтобы его читали другие, поэтому она сказала:

– Теперь уж я не выпущу моей тетрадки из рук.

– Это ваше чувство естественно и даже похвально, – ответила ей Эмма. – Чем долее оно продлится, тем лучше. Однако вот идет мой papa. Вы ведь позволите мне прочитать загадку для него? Он так будет рад! Папенька обожает подобные штучки, особенно если в них содержится что-нибудь приятное для дам, поскольку сам он неизменно любезен с нашим полом. Позвольте же, я ему прочитаю!

Харриет вздрогнула, явно смутившись, испуганно глядя на подругу.

– Моя дорогая, – стала успокаивать ее Эмма, – не нужно так дрожать над этою загадкой. Не смущайтесь слишком явно, не то выдадите свои чувства и все разгадают скрытый смысл стихов. Пусть вас не обескураживает этот скромный знак восхищения. Если б мистер Элтон очень боялся посторонних глаз, то передал бы вам листок наедине. Между тем он не только не стал дожидаться, когда я выйду, но даже вручил загадку мне. Посему не будем относиться к этому делу чересчур серьезно. Ухаживания мистера Элтона и так принимаются вполне благосклонно. Ни к чему нам до изнеможения вздыхать над этой вещицей.

– О, разумеется! Я бы вовсе не хотела, чтобы мое поведение сочли глупым. Делайте так, как считаете правильным.

Мистер Вудхаус, едва вошел, обратился к барышням с излюбленным своим вопросом:

– Ну что ж, душеньки, как ваша тетрадь? Есть ли в ней прибавления?

– Да, papa, сейчас мы прочтем тебе совсем новую загадку. Нынче утром я нашла на столе листок (полагаю, его принесла нам фея), а в нем было премиленькое стихотворение. Мы как раз его переписали.

И Эмма прочитала стихи вслух – четко и с расстановкой, как он любил, – а затем повторила еще дважды и растолковала отгадку. Старик, что вполне отвечало ее ожиданию, остался доволен:

– До чего верно, до чего изящно сказано! «Склонится муж, как раб, к ногам девицы…» Загадка эта столь очаровательна, что я легко угадаю, кто была та фея, которая ее принесла. Только ты, мой ангел, могла сочинить такие прелестные стихи!

Эмма лишь улыбнулась и кивнула. Мистер Вудхаус, помолчав немного, вздохнул с нежной грустью и прибавил:

– Ах! Немудрено понять, от кого ты унаследовала свой талант. Твоя матушка была такая мастерица сочинять! Имел бы я ее память… Но, увы, ни строчки не могу припомнить. Забыл даже ту загадку, о которой давеча уже упоминал. Вот только начало:

Китти, хладная красотка, пламя разожгла.

Разожгла, да так, что стала жизнь мне не мила.

Мальчика проворного на помощь я призвал.

Дай-то Бог, чтоб он мне платье вновь не замарал.


Мистер Вудхаус вздохнул и повторил:

– А более ничего не помню. Помню только, что продолжается этак хитроумно. Но кажется, душенька, эта загадка у тебя уже есть?

– Да, papa, на второй странице. Мы взяли ее из «Изящных извлечений», а сочинил их Гаррик.

– Верно-верно… Как же все-таки жаль, что я не могу припомнить дальше… «Китти, хладная красотка…» Всякий раз, когда слышу это имя, мне на память приходит бедняжка Изабелла. Мы ведь думали окрестить ее Кэтрин, в честь бабушки. Надеюсь, на будущей неделе она к нам приедет. Ты уже решила, душенька, где мы поместим ее, а где детишек?

– О, конечно! Изабелла будет, как всегда, в своей спальне. И детскую мы устроим там же, где и прежде. К чему нам что-то менять?

– Не знаю, ангел мой, ведь она так давно нас не навещала: с самой Пасхи, – да и тогда погостила всего несколько деньков. То, что мистер Джон Найтли занимается юриспруденцией, создает изрядное неудобство. Бедняжка Изабелла! Жестокая судьба разлучила ее с нами! А как она опечалится, когда приедет и не найдет среди нас мисс Тейлор!

– По крайней мере, papa, удивлена она не будет.

– Вот уж не знаю, душенька. Я так очень удивился, когда впервые услыхал, что она собирается замуж.

– Мы непременно пригласим мистера и миссис Уэстон к нам отобедать, пока Изабелла будет здесь.

– Да, моя милая, ежели достанет времени. Ведь она приезжает всего на одну-единственную недельку, – с глубокой печалью произнес мистер Вудхаус. – За такой короткий срок ничего не успеть.

– Жаль, что они не смогут оставаться у нас дольше, но, очевидно, такова необходимость: к двадцать восьмому числу мистер Джон Найтли должен возвратиться в Лондон. Нам еще следует радоваться, papa, ведь они проведут у нас всю неделю, не уделив ни дня аббатству Донуэлл. В это Рождество мистер Найтли отказывается от своих родственных притязаний в нашу пользу, хоть у него сестрица с братцем и вовсе давным-давно не гостили.

– Бедняжке Изабелле, мой ангел, было бы очень тяжело жить где-либо, кроме Хартфилда.

Прав мистера Найтли в отношении брата мистер Вудхаус не признавал, как не допускал и мысли, чтобы кто-либо, помимо его самого, мог иметь права в отношении Изабеллы. Поразмыслив, он промолвил:

– Не пойму, к чему так рано уезжать ей, даже если должен ехать ее муж. Думаю, Эмма, я сумею уговорить твою сестрицу погостить у нас подольше. И ей, и детишкам это пойдет исключительно на пользу.

– Ах, papa! Прежде вам никогда не удавалось разубедить ее. Боюсь, не удастся и теперь. Изабелла не захочет разлучаться с мужем.

Последнее замечание было слишком бесспорно даже для мистера Вудхауса, которому оставалось лишь с сожалением вздохнуть. Видя, в какое уныние он пришел от напоминания о привязанности старшей дочери к супругу, Эмма поспешила переменить предмет разговора:

– Пока братец с сестрицей будут в Хартфилде, Харриет должна проводить у нас как можно больше времени. Уверена, дети ей понравятся. Мы ведь очень ими гордимся, верно, papa? Кто, хотела бы я знать, покажется ей красивее: Генри или Джон?

– В самом деле интересно! Бедные малютки! Как рады они будут у нас погостить! Они ведь очень любят Хартфилд, Харриет.

– Ах, сэр, разве можно не любить Хартфилд?

– Генри – славный мальчуган, но в Джоне больше сходства с матушкой. Генри, хоть он старший, назван в мою честь, а не в отцовскую. В честь отца назвали второго сынишку, Джона. Быть может, кого-то это удивляет, но Изабелле уж очень захотелось окрестить первенца Генри – мне кажется, это так мило! А мальчик он в самом деле очень смышленый. Все они на диво умны, и столько у них занятных повадок! Встанут, к примеру, подле моего кресла и скажут: «Дедушка, не дадите ли кусочка веревочки?» А однажды Генри попросил у меня ножик, но я сказал: «Ножики делают только для дедушек». Полагаю, отец частенько бывает к мальчикам слишком строг.

– Он лишь потому вам кажется строгим, – возразила Эмма, – что сами вы чрезвычайно мягки. Однако, сравнив его с другими отцами, вы перемените свое мнение. Он хочет, чтобы сыновья росли деятельными и выносливыми, поэтому, если проказничают, может иногда и побранить. Но ежели говорить вообще, то мистер Джон Найтли – нежный отец. В этом не может быть сомнения. И дети его обожают.

– А дядюшка, когда приходит, вовсе подбрасывает бедных крошек до самого потолка!

– Но им это нравится, papa! Для них это самое излюбленное развлечение. Если б дядя не положил им за правило поочередно уступать друг дружке, они бы, верно, всякий раз ссорились.

– Ну уж этого я никак не понимаю.

– Так всегда бывает, papa: одна половина мира не понимает того, в чем находит удовольствие вторая.

Спустя некоторое время, когда барышни собирались уже разойтись по своим комнатам одеваться к обеду (обедали в Хартфилде обыкновенно в четыре часа), вновь явился сочинитель неподражаемого акростиха. Харриет в смущении отвернулась, однако Эмма сумела принять гостя со своей обычной улыбкой. Быстрый ее взгляд тотчас различил в выражении лица викария волнение того, кто уже бросил жребий и теперь пришел узнать, что выпало на его долю. В качестве предлога к визиту он, однако, избрал намерение спросить, сумеет ли маленькая хартфилдская компания обойтись ближайшим вечером без него. Если он сможет быть хоть сколько-нибудь полезен, то все прочие дела подождут. Если же в нем не нуждаются, то он бы отобедал у своего приятеля Коула, который давно зазывал его к себе и которому он дал уже условное обещание. Эмма поблагодарила мистера Элтона, сказав, что ни в коем случае не желает стать причиной разочарования мистера Коула и что папенька ее без труда найдет, с кем сыграть партийку в роббер. Последовали галантные возражения, которые были любезно отклонены, и мистер Элтон хотел уже удалиться, как вдруг Эмма сказала, взяв со стола листок:

– Ах, вот то стихотворение, что вы у нас давеча оставляли. Мы вам очень за него признательны. Оно привело нас в подлинный восторг, и я решилась даже записать его в альбом мисс Смит. Надеюсь, ваш друг не будет в обиде. Разумеется, две последние строки я переиначила.

Мистер Элтон, по всей видимости, не знал, как на это ответить. Пробормотав что-то касательно оказанной ему чести, он растерянно поглядел на Эмму и на Харриет, а затем взял со стола раскрытую тетрадку и принялся изучать ее с большим вниманием. Желая сгладить неловкость момента, Эмма с улыбкой произнесла:

– Я прошу вас извиниться за меня перед вашим другом, но загадка, удавшаяся так славно, не должна быть достоянием лишь вас двоих. Тот, кто пишет столь изящно и по-рыцарски, получит одобрение любой женщины.

– Я не колеблясь могу сказать… – начал викарий, хотя на деле изрядно колебавшийся. – Вот что я вам скажу: ежели мой друг чувствует так же, как я, и ежели бы он видел, как я вижу, какой чести удостоилось скромное его произведение, то он, я нимало не сомневаюсь, счел бы сей миг счастливейшим мгновением своей жизни.

Кончив этот монолог и положив третрадку на стол, гость поспешно откланялся, и Эмма вздохнула с облегчением: как ни благонравен и ни любезен мистер Элтон, напыщенность его речей пробуждала в ней почти необоримое желание рассмеяться. Не в силах более противиться означенному позыву, она выбежала прочь, предоставив Харриет в одиночестве упиваться сладостными предчувствиями.

4

Стихотворная загадка, сочиненная Дэвидом Гарриком (1717–1779) – знаменитым актером, драматургом и театральным антрепренером. В ней говорится о некоем юноше, который, подобно купидону, был способен раздуть или погасить пламя, зажженное женщиной. Согласно опубликованной версии, это трубочист, однако имеются и другие, фривольные, варианты отгадки.

5

Шекспир У. Сон в летнюю ночь. Действие I, явление 1. Пер. Н. М. Сатина.

6

День Святого Михаила празднуется англиканской церковью 29 сентября.

Эмма

Подняться наверх